Странные желания

— Все нормально, Филиус! Уверен, мы с этим разберемся очень быстро. Северус Снейп замедлил шаг, с растущим удовольствием прислушиваясь к извинениям профессора Флитвика и уверениям Поттера, что все в порядке. Похоже, Поттеру не повезло в эксперименте с Чарами. Восхитительно. Он неторопливо завернул за угол, где беседовали двое мужчин. Его любопытство дразнили бесчисленные предположения о том, что же могло произойти. Возможно, Поттер теперь красный с золотом — как знамена его факультета? Или, что приятнее, его голова увеличилась вдвое — и наконец-то соответствует размерам чрезмерно раздутого эго? А что если Поттер стал вдруг недееспособен и больше не сможет преподавать в Хогвартсе? Это было бы лучше всего! Северус даже зажмурился, представляя этот счастливый сценарий. Ах, избавиться от Поттера раз и навсегда… Он улыбнулся. К сожалению, нельзя было вечно тешиться этими фантазиями. Первые два варианта из тех, что он себе вообразил, Филиус устранил бы одним взмахом палочки, не задумавшись даже на миг. И раз уж Поттер, похоже, мог ходить самостоятельно — значит, дело не в физических травмах или сумасшествии. Досадно. Северус завернул за угол и увидел перед собой двух мужчин. Филиус выглядел как обычно, а Поттер… к его бесконечному разочарованию, молодой человек тоже выглядел неплохо. По-прежнему среднего роста, по-прежнему в очках и с вороньим гнездом на голове — Поттер мало изменился с тех пор, когда семнадцатилетним покинул Хогвартс. Конечно, за семь прошедших лет он подрос, его лицо потеряло юношескую округлость, а тело стало рельефнее, но все равно с этого расстояния следы, оставленные временем, были почти не видны. Северус, к своему огромному разочарованию, оказался вынужден замечать такие вещи, поскольку Поттер стал профессором по Защите от Темных Искусств, а это значило, что он встречал этого мальчишку каждый чертов день за едой, на еженедельных учительских собраниях и в любой момент, когда обязанности Северуса как декана Слизерина требовали разговора с деканом Гриффиндора. Разве семнадцати лет шпионажа было недостаточно? Неужели его страдания никогда не закончатся? Конечно, он видел только профиль мальчишки, поэтому допускал, что ужасное случилось все-таки с его правой стороной. Весьма довольный этой мыслью, Северус с достоинством прошествовал дальше по коридору. — В самом деле, Филиус, это меня ничуть не беспокоит! Я уверен, никто и не заметит. А вот это было странно. За звучанием Поттеровского голоса, Северус мог поклясться, слышалось… шипение. — Северус! — он приподнял бровь на оклик Филиуса. — У тебя не найдется минутки? Мы были бы крайне признательны, выскажи ты свое мнение по поводу одной проблемы. — Добрый день, профессор Снейп, — сказал Поттер, несомненно, с трудом заставив себя проявить вежливость, когда Северус подошел ближе. Северус же себя подобным политесом не утруждал. — Поттер. Вид поджавшихся губ Поттера не принес ни капли удовольствия. — Чем я могу служить... Филиус? — спросил он, демонстративно повернувшись спиной к Поттеру. Филиус ответил, заламывая руки. — Я хотел провести эксперимент с Чарами Перевода и нечеловеческими языками, и Гарри, милый мальчик, согласился помочь мне провести тесты с парселтангом. — Его глаза виновато блеснули в сторону Поттера. — И у нас произошел маленький... несчастный случай. Северус плавно повернулся, чтобы осмотреть Поттера. — Я бы никогда не подумал, что буду иметь несчастье обратиться к вам с подобной просьбой, но скажите что-нибудь, Поттер. Поттер уставился на него. — Я думаю, Филиус хотел узнать, очень ли это все, — сказал Поттер, тыча в свой рот пальцем и демонстрируя привычное отсутствие способности выражать мысли словами, которую остальное человечество успешно развивало тысячелетиями, — заметно. Любопытно. Поттер действительно говорил на парселтанге. Его губы двигались в такт с шипящими звуками. Но, помимо них, Северус слышал слова и на английском — они тоже произносились Поттеровским голосом. Казалось, будто два Поттера говорят одновременно. — Продолжайте говорить, — приказал Северус, подходя ближе и глядя на губы Поттера. — И о чем я должен говорить? — Поттер, — сказал он с раздражением в голосе. Неужели мальчишка не понимает цели этого занятия? — Я даю вам полную свободу болтать любую чепуху, которая приходит вам в голову. Просто продолжайте говорить! Говорите! — Ну, эммм... то есть... Коксу сегодня на занятиях пришлось туго. Он... Северус увидел, как разомкнулись губы Поттера, как зубы слегка сжались, когда он заговорил. Шипение становилось тем отчетливее, чем больше Северус концентрировался на нем, глядя, как движущиеся губы сжимаются и расслабляются, а влажный кончик языка высовывается и... Северус выпрямился и презрительно фыркнул, вновь обращаясь к Филиусу. — Я крайне сомневаюсь, что хотя бы одного из ярых обожателей Поттера оттолкнет такой феномен. Даже если об этом пойдут слухи, я полагаю, они послужат укреплению его имиджа трагического героя. — Он проигнорировал лепет за своей спиной. — Теперь, если с этим закончено, у меня есть значительно более важные дела, требующие внимания, чем страдания Поттеровских подхалимов, вызванные обилием шипящих звуков в его речи. Он прошел мимо этих двоих, игнорируя благодарное бормотание Филиуса и гробовое молчание Поттера. Это... приводило в замешательство. Чем дольше он смотрел на губы Поттера, глядя, как они выговаривают слова, тем труднее было отвести глаза. Обычно Северус значительно лучше себя контролировал. Что бы подумал Поттер, если бы узнал о влюбленности своего бывшего профессора Зелий? Северус представлял себе бесконечное множество сценариев, в которых признавался в этом, или где Поттеру удавалось каким-то образом выяснить унизительную правду самому. Но даже во снах ничем хорошим это не заканчивалось. В ясном свете дня Северус был уверен, что Поттер в лучшем случае посмеется над ним, в худшем же — публично оскорбит. А кроме того, Северус скрепя сердце признавал, что самым тяжелым было бы увидеть жалость, шок и отвращение в глазах Поттера. Нет. Северус не желал демонстрировать, как изменились его чувства после войны. Пусть лучше Поттер продолжает верить, что Северус такой же, каким был раньше. Что он по-прежнему презирает Поттера и не желает никаких других отношений, кроме вражды, даже если они работают бок о бок. Во всяком случае эта позиция была удобна своей предсказуемостью. И уж ее Поттер точно мог обеспечить. Северус отогнал нежеланные мысли. Просто он смотрел на губы Поттера так долго, что увлекся. Очевидно, в обычных обстоятельствах он никогда бы не позволил себе ничего подобного. Поэтому не было необходимости волноваться о возможном повторении инцидента. * * * Три дня. Три мучительных дня, а Филиус до сих пор не нашел способ снять заклинание, примененное к Поттеру. Северус был прав в том, что многие не заметили никаких изменений, а интерес тех, кто заметил, после первой вспышки изумления быстро затих. Ужасно раздражало то, что начни вдруг Северус ораторствовать на парселтанге, тут же разгорелся бы скандал с воплями о «Пожирателе Смерти» и «Том-Кого-Нельзя-Называть». Да разве к Поттеру хоть когда-нибудь относились справедливо? Конечно, новая поросль школьничков во время победы над Темным Лордом еще в пеленках ползала, что они могли помнить об этих вещах? Для них шипящий Поттер — это «круто». Идиоты. В большинстве своем. Так что — да. Он правильно предсказал отношение других людей к ситуации с Поттером. Однако он чудовищно ошибся в оценке собственной реакции. Его одержимость губами Поттера (и не только ими) никак не шла на убыль, а лишь росла. Все чаще и чаще Северус ловил себя на том, что пялится на Поттера, как зачарованный, как лунатик без тени мысли в голове. По сравнению с тем временем, когда Поттер только присоединился к педагогическому коллективу Хогвартса, Северус узнал его гораздо лучше, стал замечать его готовность к улыбке; скрепя сердце пришлось признать и острый ум мальчишки, и ширину его плеч, и силу его рук. Да и как иначе, если последние полтора года Северус был вынужден постоянно общаться с ним? Большинство людей — рабы своих привычек, и профессора Хогвартса не стали исключениями из этого правила: за столом они всегда занимали одни и те же места. Вот и Поттер, присоединившись к коллективу, занял освободившееся место предыдущего профессора ЗОТИ, а значит, оказался на расстоянии двух кресел от Северуса. Почти двадцатилетний опыт шпионажа позволял есть и общаться с коллегами, одновременно прислушиваясь к разговорам Поттера. Теперь у него появилась возможность быть частью жизни Поттера, оставаясь при этом в стороне, узнавать, что у него произошло за день, что его радовало, что огорчало. Это давало Северусу информацию, которую потом можно было изучать в одиночестве и тишине своих комнат. Да, завтраки, обеды и ужины осложнились пониманием того, насколько Поттер близок, но педсоветы стали и того хуже, поскольку его место оказалось рядом с Минервой на другом краю стола. Сидя практически напротив него, Северус раз в неделю мог вдоволь насмотреться на него под предлогом пристального внимания к словам директрисы. Он видел, как челка, прямо-таки требующая ножниц, падает на глаза Поттера, как тот время от времени начинает нервно теребить перо, пропуская его между пальцами или вращая. Иногда Северус видел, как Поттер пытается поправить несуществующие очки, видел, как тот спохватывается и, пытаясь замаскировать движение, неуклюже потирает щеку или же заправляет прядь волос за ухо. Поттер наконец-то избавился от своих круглых окуляров. Он какое-то время играл в профессиональный квиддич, и однажды очки в очередной раз разбились, да так, что больше ремонту не подлежали. Поттер заменил их более приличной парой, но с тех пор начал носить и маггловские контактные линзы, используя их в те дни, когда надо было продемонстрировать в классе что-нибудь особенно опасное, или когда черт знает куда уходил из Хогвартса. Северус откровенно наслаждался этими днями, не только из-за того, каким удивительным становилось лицо Поттера, когда ничто не загораживало его пронзительных зеленых глаз и не портило линию скул, но и из-за того, каким беззащитным начинал выглядеть Поттер. Северус любил его и не мог отказать себе в маленьком удовольствии видеть Поттера в те моменты, когда он не дерзил, а казался немного смущенным без привычной защиты очков. Однако больше всего Северус любил те моменты, когда Поттер был расслаблен и оживлен, когда он раскованно улыбался и его руки порхали в попытках что-то передать или пояснить какие-то мысли. После войны Поттер стал аврором, но чего он мог добиться, когда за ним постоянно охотилась пресса, а лицо было знакомо всем и каждому? Он, конечно, мог бы согласиться на какую-нибудь синекуру, почивая на лаврах до конца жизни, общаться запросто с министром или стоять у него за спиной серым кардиналом, но как только Поттер понял, что не сможет достичь в аврорате ничего стоящего, он ушел оттуда и начал играть в профессиональный квиддич, посвятив себя спорту со всей отчаянностью человека, отказавшегося от своей мечты. Ходили слухи о пьянстве и безрассудных полетах; он расстался с девчонкой Уизли и почти перестал общаться с Уизли и Грейнджер, но зато выиграл для Пушек Педдл несколько Мировых кубков, прежде чем окончательно уйти из спорта и скрыться от общественного внимания. Поттер, приехавший в Хогвартс спустя почти два года после этих событий, сильно отличался от себя-прежнего, угрюмо глядевшего с газетных колдографий. Он демонстрировал определенный уровень зрелости и сдержанности, ясно показывающий, что Поттеру удалось примириться со своими демонами. Все это было в высшей степени достойно восхищения, но те моменты, когда Поттеровская новообретенная зрелость, тени войны и разочарований исчезали, когда тихая радость освещала лицо, кажущееся беззаботным и умиротворенным, Северус ценил больше всего. Радость Поттера была особенно драгоценна, учитывая, что тому пришлось пережить. В такие моменты Северусу даже приходилось отворачиваться, слишком уж сияние Поттера ослепляло. Будь его воля, Северус предпочел бы никогда больше не увидеть Поттера в Хогвартсе и не испытать этого перелома в чувствах. Или же чтобы Поттер разочаровался через год попыток впихнуть крупицы знаний в пустые головы учеников. Тогда бы Северус мог отодвинуть все свои неуместные желания в сторону, в самый дальний угол своего разума, возвращаясь к ним лишь иногда, одинокими ночами, в компании бокала бренди. Но когда это Поттер учитывал его желания? И поэтому вместо возможности на расстоянии сохранить гордость и чувство собственного достоинства, изредка позволяя себе пьяные мечты о том, как бы все могло быть, он находился слишком близко и любил, страдая от своего неудачного выбора и ненавидя этот выбор каждую минуту. Что ж, зато Северус мог с уверенностью сказать, что не упустил ни одного оттенка своей безответной и нежеланной страсти. Но он не знал, как долго еще сможет этим хвалиться. За столом Северус, услышав, как Поттер смеется, был вынужден склонить голову над своей тарелкой, чтобы волосы скрыли лицо — он закрыл глаза и с трудом сдержал дрожь. Северус почувствовал, как напряглись его соски и набух член от соблазнительного шипения, скользящего по коже, словно пальцы. Неужели никто больше не слышит этого? Или на них это не влияет? Если так, то почему? Северус механически подносил вилку ко рту, медленно жевал и проглатывал, не осознавая, что именно он ест. Он прикусил губу, стоило Поттеру опять заговорить, хорошо, что волосы по-прежнему прикрывали лицо. Напрягшись всем телом, правой рукой он вцепился в вилку так, что побелели костяшки пальцев, а левой — стиснул ткань мантии. Северус все еще слышал, о чем говорил Поттер — что-то насчет приближающегося матча между Фальмутскими Соколами и Паддлмир Юнайтед — но это почти ничего не значило, все мысли занимало приглушенное шипение на парселтанге. Несмотря на то, что Большой Зал был битком набит учениками, гул их голосов не мог перекрыть едва слышные колебания воздуха, издаваемые Поттером. Он глубоко вдохнул, стоило Поттеру наконец замолчать, сглотнул и облизнул сухие губы, с ужасом и предвкушением ожидая следующего раза, когда Поттер откроет рот. Северус шевельнулся, сдвигаясь: было почти невмоготу сидеть на жестком деревянном стуле, мучительно ожидая продолжения пытки. Его пальцы болезненно ныли от усилий, прикладываемых, чтобы не вцепиться в Поттера. Северус хотел повернуть голову и взглянуть на губы, изгибающиеся для ответа на чью-то реплику, хотел наслаждаться взглядом зеленых глаз, сияющих ярче, чем небо над головой в звездную ночь, хотел... — Северус, дорогой, с тобой все в порядке? Ему потребовалась пара мгновений, чтобы успокоить дыхание, унять жар, плеснувший на щеки, и закутаться в остатки самообладания, как в броню, прежде чем поднять голову и ответить Минерве. — Кажется, я надышался дымом после взрыва на последнем уроке Зелий. Извини, Минерва, но я, пожалуй, вынужден удалиться. — Конечно, Северус, — сказала она, одарив его мягким сочувственным взглядом. — Возможно, тебе стоит обратиться к Поппи, чтобы... — Это будет излишним, — натянуто ответил он. Он не нуждался в подтверждении того, что его состояние — отнюдь не результат происшествия на Зельях. — Я уверен, что пары часов мне хватит для полного выздоровления. — Все, что ему требуется — оказаться подальше от Поттера. И он будет в полном порядке. — Хорошо. Но если тебе не станет лучше в ближайшее время, то, я надеюсь, ты все-таки обратишься к Поппи и позволишь ей осмотреть тебя. Он склонил голову, не противореча, но и не соглашаясь, и направился к своим комнатам, чтобы попытаться очистить разум от мешающих мыслей и безнадежных желаний. * * * — Я не могу поверить, что вы все еще не решили эту проблему, — процедил Северус сквозь стиснутые зубы. Филиус выглядел одновременно виноватым и раздраженным. — Северус, никто так не жаждет вернуть Гарри в нормальное состояние, как я... Ха! — ...и я попробовал уже все, что только мог придумать, чтобы отменить заклинание, но ничего не сработало. Как я и говорил тебе вчера. И позавчера. Ничего не изменилось, и ничто не изменится, пока ты будешь отвлекать меня. — Прошло уже две недели, Филиус, — рявкнул он. — Две недели! Я не могу понять, как вы не смогли найти решения Поттеровской проблемы за все это время! — Все работает не так, как должно! — Филиус сердито зыркнул на Северуса. При их разнице в росте это должно было бы смотреться комично, но ярость в глазах Филиуса сводила все веселье на нет. — Большинство Чар Перевода накладывают на слушателя, а не на говорящего, так чтобы каждый слышал свой родной язык. Однако, когда я наложил модифицированное заклинание на себя, я все равно не смог понять речь Гарри. Мы продолжили работу над заклинанием и наложили его на Гарри. Как вы знаете, эта модификация оказалась успешной в том смысле, что любой мог понять говорящего. Однако заклинание должно было заставить его говорить на английском, даже когда он произносил слова на парселтанге. Не должно было возникнуть второго голоса! И это заклинание не должно было заставить Гарри говорить только на парселтанге! Я могу лишь предположить, что парселтанг — врожденная магическая способность; ее естественные свойства заставляют тело Гарри бороться с заклинанием в попытках разрушить его. Но, как я и говорил ранее, чем больше времени мы тратим на обсуждения, тем меньше его у меня, чтобы сосредоточиться на самой проблеме! Так что хорошего дня! — сказал он, захлопывая за собой дверь. Взгляд, которым Северус наградил дверь, должен был ее немедленно уничтожить. Неделю назад, когда Северус впервые пришел, чтобы узнать о прогрессе с Поттеровским лечением, Филиус был значительно более доброжелателен и болтал о том, «как это все ужасно трудно для Северуса, учитывая, что единственным говорящим на парселтанге человеком, которого он знал, был Темный Лорд, и какое это ужасное напоминание для него», и так далее в том же духе. Северусу не пришлось много говорить: оказалось достаточно позволить Филиусу прийти к собственным выводам. Предположение его коллеги, будто нечто подобное могло повлиять на него, конечно, задевало гордость. Но это было лучше вопросов и попыток выяснить настоящую причину. Очевидно, что несколько раздражающих визитов истощили терпение Филиуса, но как он мог винить Северуса за желание ускорить события? Ситуация стала совсем отчаянной! Это все что он мог сделать, чтобы не набрасываться на Поттера каждый раз, когда тот открывает рот! Небольшим утешением для Северуса было то, что, похоже, никто до сих пор ничего не заподозрил. После нескольких первых дней он испытывал огромный соблазн начать избегать совместных трапез и заказывать еду к себе в комнаты, чтобы не сидеть рядом с Поттером и не слышать его соблазнительного шипения, но увы, такое поведение привлекло бы слишком много внимания. Последнее, чего ему хотелось, — это привлекать к ситуации больше внимания, чем требовалось. Как бы эту слабость восприняли? Тем более перед всей школой? С тем же успехом можно было нарядиться в ядовито-розовую мантию и перевязать волосы ленточкой — страх и уважение, которые он так долго и тщательно взращивал в учениках, испарились бы мгновенно. Нет. Нет, лучше молча страдать. Даже когда ему было очень плохо, когда его тело мучила боль от последствий Круциатуса, он приходил с собраний Темного Лорда и садился рядом с коллегами. Сидеть рядом с Поттером, слышать и почти касаться его, по сравнению с этим — сущий пустяк. Приблизительно так он уговаривал себя, направляясь в Большой Зал, и с каждым шагом его спина становилась все прямее и жестче. * * * Он не знал, сколько еще сможет выносить это. Три недели. Поттер все еще говорил на парселтанге. Три недели. Северус потер кончиками пальцев лоб и заметил, что они немного дрожат. Чудо, что дрожь была не слишком явной, учитывая, как мало он спал последние дни и как часто в его сновидениях появлялись непостижимые зеленые глаза и дразнящие его до боли шипящие слова. Он стал слышать голос Поттера, даже когда того не было рядом. Стоило только представить, как чужое дыхание легко касается кожи, когда Поттер, прижимаясь к нему, говорит отвратительно грязные вещи, а потом прикосновения жаркого рта начинают ощущаться все ниже... Он слегка потряс головой, заставив себя посмотреть на говорящую о чем-то Минерву, и с радостью почувствовал, как начала опадать эрекция — еще одна проблема, проявляющая себя все чаще в последнее время. Он моргнул, осознав каламбур. Могла ли его жизнь стать еще хуже? — А теперь у Гарри есть предложение, которое он желал бы обсудить, — сказала Минерва и села, улыбаясь и кивая Поттеру, чтобы тот начинал. Конечно, могла... Легче легкого было отвлечься от английской речи и — даже с другого конца комнаты — сосредоточиться на тихом шипении. В любом случае, только его Северус и слышал все эти дни. Он глубоко вздохнул. Голос Поттера струился вокруг и сквозь него, и Северус почувствовал, как его плечи и спина расслабляются, а эрекция спешит вернуться. Сглотнув, он подался вперед, поставил локти на стол и сцепил пальцы перед лицом. По крайней мере, теперь для разнообразия ему не нужно пытаться отвести взгляд от Поттера. Он может смотреть, впитывая каждую деталь его внешности, утопая в его близости. Северусу пришлось бороться с собой, чтобы не закрыть глаза, когда чувственная нега растеклась по телу, и его ноги слегка раздвинулись. У Поттера был действительно красивый голос. Почему он раньше этого не понимал? Хриплый, притягательный и совершенно завораживающий. А его губы? Не слишком полные, не слишком тонкие, розоватые и восхитительно аппетитные. Какие они на вкус? Сладкие и освежающие, как десертное вино, или насыщенные и мягкие, как выдержанный бренди? Будут ли его поцелуи такими же пьянящими? Да, решил Северус, когда Поттер рассеянно облизнул губы, будут. Он почувствовал, как зудят и напрягаются от возбуждения соски, как поджимаются ягодицы и дергается член, требуя внимания. Он еще раз глубоко вздохнул, безуспешно пытаясь успокоиться, но в результате лишь задумался, а каково было бы услышать запах Поттера. Северус никогда не позволял себе подойти слишком близко к Поттеру, не желая знать тепла его тела, прекрасно понимая, что одного раза окажется недостаточно и он будет продолжать искать повод оказаться еще ближе. Скверно уже то, что он случайно учуял запах Поттеровского парфюма, когда они сидели за обеденным столом. Чистый, дразнящий запах, заставляющий замирать во время еды, чтобы почувствовать, как он наполняет легкие и пропитывает все тело. А как бы улучшился этот аромат, смешавшись с запахами свежего пота и секса? Его ресницы задрожали, и Северусу пришлось дать себе мысленный подзатыльник, чтобы удержать глаза открытыми. С некоторым удивлением он осознал, что его пальцы свело судорогой от той силы, с которой он их сжимал. Понадеявшись, что никто не заметил его поведения, он опустил руки на колени и крепко стиснул в кулаках мантию, чтобы удержаться от неуместных действий. Как легко можно было бы подвинуть одну из рук ближе к члену и под аккомпанемент Поттеровского шипения вжиматься в ладонь все сильнее и сильнее, водя большим пальцем по головке. Он не мог бы позволить себе ничего больше, не выдав себя, да и это могло быть возможным только потому, что он сидел в конце стола, который скрывал его от глаз остальных. Но возможности видеть и слышать Поттера, при этом сжимая и поглаживая член, было бы более чем достаточно для того, чтобы брызнувшая сперма насквозь промочила мантию. Крайне унизительной была необходимость мастурбировать каждый день, несколько раз в день, особенно после каждой совместной трапезы, когда он сидел достаточно близко к Поттеру, чтобы иметь возможность склониться и коснуться его. Эти... занятия скорее дразнили, чем утоляли голод Северуса. Ему требовалось больше... Насколько больше удовлетворения можно было бы получить, находясь с Поттером в одной комнате? Северус вцепился в одежду с такой силой, что ткань смялась и натянулась: казалось, еще чуть-чуть — и порвется. Его пальцы запульсировали от тупой боли, руки задрожали. Но в этой же комнате находились и другие профессора. И не было никаких гарантий, что он сможет остаться спокойным и безэмоциональным во время оргазма. Поттеру Северус был прекрасно виден, поскольку сидел напротив. Поттер мог все понять. Поттер мог узнать. Северус редко бывал настолько сосредоточен на своем сердцебиении, тяжести мантии, высоте воротничка, который, казалось, стискивал горло. Но сосредоточения было недостаточно, чтобы усмирить мысли. Это было бы так просто. Его пенис согласно дернулся. К нему прилило столько крови, что теперь даже касания сюртука было достаточно, чтобы Северус на мгновение прикрыл глаза. Так просто, и никто ничего не поймет. — Всем спасибо, — слова Минервы выдернули Северуса из его мыслей. Как давно... Когда Поттер прекратил говорить? Он бросил взгляд на Поттера и увидел зеленые глаза, уставившиеся на него в ответ. Из-за очков Северус не мог прочесть этот взгляд с такого расстояния, но выражение его лица... Северус быстро поднялся и вышел из комнаты, взметнув полы мантии. Уже не в первый раз он был глубоко благодарен складкам одежды, которые скрывали его состояние. Но даже если бы кто-нибудь что-нибудь заметил, то вряд ли поверил, списав все на игру света или складку на ткани. Как будто профессор Снейп был не совсем человеком и не мог иметь эрекцию. Знали бы они... Неважно, насколько неотложной была потребность — давно въевшиеся инстинкты не позволили ему ничего сделать, пока он не оказался за запертой дверью своих комнат, усиленной несколькими дополнительными заклинаниями, пока он не активировал защиту, не наколдовал Заклинание Тишины и не призвал кусок ткани, поскольку знал, что будет не в состоянии это сделать потом. Он уронил палочку, прислонился к стене, стягивая с себя сюртук, рубашку и майку — будь они все прокляты, он должен перестать носить так много одежды, учитывая, как часто она стала мешать в последнее время! Его пальцы неуклюже расстегивали пуговицы на штанах, и он громко и затейливо ругался, пока наконец-то его член, влажный от того предэякулята, который успел выделиться, не оказался зажат в его руке. Северус закрыл глаза. Его рука лихорадочно двигалась, а задница при каждой фрикции билась о каменную стену. Голос Поттера, лицо Поттера... Его щеки все еще слегка розовели от выступления перед коллегами... он вопросительно наклонил голову, глядя на него, и приподнял бровь... чуть приоткрыл рот, словно собрался что-то сказать, уголки губ от смущения чуть опустились вниз… а потом он распахнул глаза, облизнул верхнюю губу, и румянец расцвел на его щеках… В момент оргазма Северус повернул голову в сторону, и низкий, задушенный стон вырвался из горла. Брови сошлись вместе, тело беспомощно содрогалось, рывками выстреливая спермой на руки, ноги и даже пол. Все мышцы были напряжены, он толкался еще и еще, до тех пор, пока не исторг из себя последнюю каплю наслаждения. Наконец, испачканная рука безжизненно упала на бедро. Грудь по-прежнему тяжело вздымалась, а дрожь в ногах напоминала о том, почему обычно он предпочитал это делать сидя или лежа. Прежде чем закрыть глаза, он невидящим взглядом уставился на несколько упавших на пол капель. И выражение лица Поттера, замеченное в конце собрания, снова мелькнуло перед ним. Поттер знал. *** Конечно же, Поттер не знал. В конце концов, он был идиотом. Даже любовь не могла заставить Северуса закрыть глаза на некоторые его недостатки. Северус не понимал, что стояло за вчерашним взглядом Поттера, но это точно не имело ничего общего с безответными чувствами или несдержанной реакцией его коллеги на парселтанг. Возможно, Поттер просто смутился, что его поймали за подглядыванием, или ему что-то такое сказали. Узнать было уже невозможно, да Северуса это особо и не заботило — он утешился тем, что его секреты остались в безопасности. В любом случае, если Поттер узнал или заподозрил что-то, он в ближайшие три дня обязательно себя проявит. Этот паршивец никогда не славился терпением или хитростью. Как только ему в голову приходила какая-нибудь мысль, он мгновенно разражался праведным негодованием или нападал с бездумной храбростью. Он бы не стал скрывать свои предположения, а тут же атаковал ими Северуса. Особенно если они касались подобного вопроса. Поттер ничуть не изменил своего поведения: все так же скованно кивал при встречах в коридоре, спокойно ел и переговаривался со своими соседями за столом. Мальчишка, конечно, был выдающимся ловцом, в этом не осталось и капли сомнения, но актер из него вышел никакущий, слава Мерлину. Кто-то мог бы слегка разочароваться, что его не раскрыли, и несмотря на страх, все равно воспользоваться возможностью признаться в своих чувствах, отстаивая свои интересы — но Северус был не таким. Слишком многое было в прошлом между ним и Поттером: слишком много лжи, оскорблений и самых разных поступков. Он предпочел и дальше лелеять свою тайную надежду, растить ее, как главный источник радости и света в своей жизни. Все лучше, чем дать Поттеру запятнать ее жалостью или отвращением. — Профессор Снейп? Он повернулся лицом к Поттеру, скрыв за резким движением, что вздрогнул от страха. Они стояли в пустом коридоре, все ученики спали в своих постелях, а значит, вероятность того, что в их с Поттером разговор кто-нибудь вмешается, стремилась к нулю. Проклятие. — Поттер, — прохладно поприветствовал он, задаваясь вопросом, как долго выдержит такую приватную беседу. — Я надеялся найти вас здесь, профессор, — вполне вежливо начал Поттер, подойдя на шаг ближе. Тусклые огоньки свечей оставляли половину его лица в тени, шипение, казалось, отдавалось эхом в каменных стенах. — Если у вас есть немного времени, я бы хотел поговорить о Прескотте и Адамсе. Северус сделал мысленную пометку — раз уж эти два слизеринца превращают его жизнь в ад, он ответит им тем же. Член начал вставать от близости и голоса Поттера. — Уже полпервого ночи, Поттер, и я направляюсь в постель. Вы можете обсудить со мной поведение этих двух мерзавцев завтра за... — Это займет всего минуту, — возразил Поттер, подходя еще ближе к Северусу, как будто думал, что тем самым заставит его остаться. Северус вытянулся во весь свой немаленький рост, показывая Поттеру, как недоволен его дерзостью. Но тот не отодвинулся. — Завтра, Поттер! — повторил Северус, благодаря слабое освещение за то, что не видно позорного отклика его тела. С тех самых пор, как экспериментальное заклинание окончилось неудачей, он никогда больше не оставался с Поттером наедине так надолго. Оказалось, что когда внимание Поттера сосредотачивается исключительно на нем, на Северусе, — это дурманящее и довольно устрашающее ощущение. Возникла реальная опасность, что сейчас, когда некому и нечему отвлечь его, Северус забудется настолько, что набросится на Поттера, как спятивший от любви олух. Северус просто не смог сдержаться. И когда Поттер зачем-то потянулся к нему, он отшатнулся. — Ой. Я... это... я... — Поттер начал запинаться; даже шипение стало коротким и прерывистым. Его рука на мгновение повисла в воздухе, прежде чем опуститься обратно. Северус мысленно посмеялся над собой — и за свою инстинктивную реакцию, и за желание стереть это выражение с лица Поттера. В иные времена он бы насладился той игрой эмоций, которую продемонстрировал Поттер, начал целенаправленно язвить, чтобы его глаза сверкали от гнева... Но стать причиной такого... разочарования... Северус, на все лады обзывая себя дураком, скрестил руки на груди в защитном жесте и все-таки сказал: — Ну? Что там у вас? Если я вам так безотлагательно нужен, то хотя бы поторопитесь. Поттер резко вскинул брови и распахнул глаза. Северус с огромной неохотой признался себе, что, увидев нерешительную улыбку на расслабившемся лице, он подумал: надо было сразу позволить Поттеру схватить его за руку. И он еще называл идиотом Поттера. — Так слушайте, как я сказал... — приступил к рассказу Поттер. Северус внезапно понял, что свистящие «с» делают его шипение еще притягательнее. Два голоса звучали одновременно, сплетаясь и усиливая друг друга. Северус впился пальцами в мышцы, пытаясь слушать изложение событий исключительно на английском, а не на парселтанге. — ...пока они были на моем уроке во вторник... Северус всегда знал, что дикция и произношение важны, что отточенная и отчетливая фраза способна надолго остаться в памяти слушателей, что страстность речи может спровоцировать ответный всплеск эмоций. Однако то, что происходило сейчас, вышло за все границы. — ...во время практического занятия сели рядом с Коллинзом из Рейвенкло... Пальцы свело судорогой. Хотелось прикоснуться к Поттеру, отвести назад челку, притянуть его голову к себе, облизать и расцеловать все лицо и шею, сорвать с Поттера мантию, упасть на колени и распробовать каждую частичку его тела. — ...и мне кажется, они вряд ли собирались так далеко заходить... Он мог кончить. Просто так. Член неумолимо вставал, и Северус постоянно переминался с ноги на ногу, стискивал зубы и все крепче сжимал руки — лишь бы не дать им потянуться куда не надо. Он уже не понимал, что Поттер тараторит, но это непрекращающееся тихое шипение — его модуляции, интонации, тембр — полностью уничтожало хваленый контроль Северуса, а его самого превращало в безвольный кисель. — ...и я подумал, что вы, как декан их факультета, захотите... — Поттер! — оборвал он. Ему надо было убираться отсюда. Или он просто набросится на Поттера, как сумасшедший. Опустив руки, Северус подался вперед, чтобы нависнуть над Поттером, и тут же об этом пожалел. Он привык пользоваться своим ростом как преимуществом, но на Поттера это никогда не действовало — а теперь они оказались в каком-то ничтожном полуметре друг от друга. Да гиперчувствительное тело Северуса значительно легче перенесло бы самобичевание, чем эту близость. На долгое-долгое мгновение Северус забыл, что собирался сказать, — язык замер во рту, мысли испарились. Если бы только... — Профессор? — позвал Поттер. Неужели Северусу только показалось, что «с» в этом слове тянулись куда дольше, чем нужно? То ли какой-то особенный наклон Поттеровой головы, то ли тени, как-то непонятно скрывшие его лицо, заставили Северуса задуматься — а что будет, если он сделает еще один шаг вперед. От этой мысли все его тело напряглось. Ему нужно было уходить прямо сейчас. — Вы преподаете здесь уже два года, Поттер. Делайте то, что, на ваш взгляд, соответствует их проступку, — он бы пожертвовал и куда большим, чем ученики собственного факультета, лишь бы выйти из этой ситуации с достоинством. И что бы там Поттер ни решил, он все равно поступит куда мягче, чем сам Северус. — Доброй ночи. — Но... Не то чтобы Северус побежал по коридору — но был очень близок к этому. Добравшись до комнат, он наложил на себя Силенцио, и, не в силах запереть дверь, сполз по ней вниз. Он даже не успел толком расстегнуть одежду, сжал себя через брюки — и кончил в руку, прошептав имя Поттера. *** Только благодаря зелью Сна-без-Сновидений Северус еще мог высыпаться так, чтобы нормально жить и работать. Пять недель — и теперь все очевиднее становилось, что Поттер никогда не избавится от заклятия. И когда Северус сломается — всего лишь вопрос времени. Он пытался избегать этого, сколько было возможно. Приходя на трапезы, он накладывал на себя модифицированное Муффлиато, чтобы не слышать ничего, кроме отдаленного гудения. На это ушло несколько дней, но Северусу все же удалось настроить чары так, чтобы различать только свое имя. И если бы кто-нибудь к нему вдруг обратился, то он смог бы развеять заклинание. Тем не менее он стал пропускать учительские собрания, узнавая обо всех новостях от Минервы напрямую. Ему все-таки пришлось признаться ей, что близость к Поттеру доставляет ему... неудобства... и хотя она не стала ничего выпытывать, теперь хотя бы не считала виной всему его прошлое. Это дарило некоторое облегчение и в то же время заставляло переживать, поскольку он совершенно не представлял, какое объяснение она для себя придумала. Северус понимал, что такое решение не может быть постоянным. Скорее всего, больше нескольких недель передышки оно и не даст, но зато у него появился шанс собраться с силами и укрепить тонкие стены самообладания, возведенные для защиты от Поттера. Северус, несомненно, в этом нуждался. Отчаянно. Он снова побрел в обход замковых коридоров, ища припозднившихся лунатиков. Привычные действия успокаивали, тишина дарила умиротворение. По крайней мере, здесь он мог немного ослабить свою защиту, будучи уверенным, что не столкнется в очередной раз с Поттером. За те полтора года, что он жил в Хогвартсе, только однажды... — Профессор Снейп? Он рывком обернулся, раздался громкий шелест мантии. Безумно захотелось достать палочку. Ну чтоб его, вот именно сейчас... — Поттер, какого черта вы делаете в этом коридоре в такое позднее время? Вы должны... — Ну, я, это, случайно... заметил, что вы здесь, и я... ну, решил посмотреть, как вы тут, — ответил он. Ну точно ученик, пойманный за чем-то запрещенным. Северус сжал челюсти, ощутив предсказуемую реакцию тела на присутствие Поттера и его сдвоенную речь. Все стало еще хуже, чем было. Пенис наливался кровью с какой-то безумной скоростью. На щеках проступал румянец, сердце начало срываться в лихорадочное биение. Разлука не научила его сопротивляться прелестям Поттера, а только обострила восприимчивость. Северус и не думал, что такое возможно. — ...были так заняты и совершенно не в духе, вот уже два учительских собрания пропустили, и я забеспокоился, вдруг вы заболели. — Вы подстерегали меня, чтобы справиться о моем здоровье? — усмехнулся Северус. Его ногти, наверное, уже оставили кровавые полумесяцы на ладонях. Поттер беспокоился о нем. Чудесам сегодня несть* числа. Даже в неверном свете свечей Северус разглядел, как Поттер покраснел. — Слушайте, я знаю, мы никогда не ладили, но я надеялся, что, когда я сюда вернусь, все изменится. Нет причин для... Он должен был уйти. В этом случае отступление могло считаться высшим проявлением храбрости. Останься он здесь, в коридоре, с Поттером, — и точно нарвется на неприятности. Его самоконтроль и так истончился, было совершенно ясно, что до конца осталось немного. Он должен был уйти. Вместо этого он шагнул ближе. — О чем вы, Поттер? Что, мы должны оставить прошлое прошлому? — он презрительно улыбнулся. — Слишком многое мы пережили, чтобы выходить за рамки простой вежливости... — Это неправда! — очки Поттера сверкнули, он тоже подался вперед. Парселтанг передавал его возмущение и убежденность куда лучше бесхитростного английского, шипение становилось все громче и выразительнее. Северус как наяву увидел у порожденных свечами теней мелькающие языки и плавные извивы змеиных тел, почти услышал шуршание чешуек друг о друга. — Почему вы не можете поверить, что я уважаю вас за ваши поступки на войне? Мы бы не победили, если бы не вы; я это точно знаю! Если бы Поттер еще хоть немного приблизился, Северус не смог бы себя остановить. Искренность Поттера, его страсть пьянили и грозили уничтожить последние жалкие остатки мыслей, задержавшиеся в голове. — А еще я знаю, что учить меня было нелегко, особенно учитывая, сколько всего было между вами и моими родителями, так что я понимаю, почему вы вели себя, как невыносимая сволочь, но ведь с тех пор семь лет уже прошло! Каменные стены отражали громкий голос Поттера, звуки все нарастали и нарастали, и тело Северуса почти гудело от них, шипение наводнило его сознание, и он растерял последние мысли, перестав понимать, что там Поттер говорит. Он стал способен лишь отзываться на желание, звучавшее внутри настоящим крещендо. — Я пытался — я так пытался! — преодолеть эту бездну между нами! Но вы как будто специально держите меня на расстоянии вытянутой руки, вне зависимости от моих усилий! Черт, я знаю, что вы злопамятны, как никто другой, но я — не моя мать, и я — не мой отец, так почему же вы не можете разглядеть во мне... — Поттер, — Северус попытался вклиниться, попытался хоть как-то предупредить, но... — Меня зовут Гарри! Будь оно все проклято, после двух лет совместного преподавания можете вы хотя бы... Поттер был как огонь. Или, скорее, как огневиски — дымный, крепкий, жгучий аромат опустился прямиком в низ живота, распаляя и так разбушевавшиеся чувства. Северус зарылся руками в волосы Поттера — жесткие и непослушные, но все равно более мягкие, чем он представлял — и запрокинул его голову назад, чтобы основательно насладиться его ртом. На вкус Поттер оказался таким же дурманящим, как Северус и предполагал. Одного поцелуя стало мало. Нужно было подобраться поближе, получить еще больше. И неважно, что Поттер все еще никак не реагировал — ни одобрительно, ни возмущенно — застыв в очевидном шоке. Что ж, если такое пиршество досталось Северусу в первый и последний раз в жизни, то он перепробует все доступные деликатесы, пока их не успели убрать со стола. — Профессор Снейп! — выкрикнул Поттер, наконец очнувшись от своей неподвижности, когда Северус упал перед ним на колени. От этого выкрика Северус еще сильнее возбудился, шипение довело его до пика лихорадки. Он рывком распахнул неплотно застегнутую мантию и испытал небывалый прилив благодарности: под ней оказалась маггловская пижама, тонкая — снять такую проще простого. — Профессор! Он втянул в рот Поттеровский член прямо через ткань, и, обезумев от жажды, начал тереть себя сквозь мантию. Неуверенная ладонь опустилась на его плечо, но грубого толчка не последовало; Северус воспринял это как поощрение и стянул пижамные штаны, чтобы взять член в рот полностью. От вкуса он застонал. Быстрее задвигал рукой. Невнятное шипение и влажное хлюпанье от языка Северуса, обхаживающего Поттера, заполнило уши. Трясущиеся пальцы вцепились в его волосы, но Северус воспротивился и начал сосать сильнее, время от времени легонько прикусывая. Свободной рукой он притянул к себе Поттера за зад и втянул пенис еще глубже. Поттер что-то говорил, но Северус ничего не слышал за грохотом сердца и возбуждающим шипением, которое заставило его растерять остатки рассудка. Рука в его волосах сжалась, потянув назад, и от резкой боли тело задрожало. Северус быстро и грубо задвигал ладонью по собственному члену, пока не кончил прямо в штаны, как неопытный юнец, и застонал прямо в твердую плоть Поттера, дергаясь и почти падая от силы оргазма. Он еле сумел прийти в себя, чтобы сглотнуть и не задохнуться, когда Поттер, снова соблазнительно зашипев, начал кончать. Его бедра рвано покачивались, живот прижимался к носу Северуса, а руки удерживали голову Северуса на месте. Пенис предпринял героическую попытку дернуться, хотя Северус понимал, что ни за что не сможет снова так быстро возбудиться. Но даже после оргазма желание все равно владело всеми его мыслями и действиями. Долгие-долгие недели почти не спадающей эрекции не могла удовлетворить одна быстрая дрочка под аккомпанемент отсоса, как бы приятно это ни было. Однако Поттер был молод, и Северус отстраненно задумался, сколько у того уйдет времени, чтобы восстановиться перед следующим раундом. Возможно, тогда они смогут... Руки, которые удерживали его, наконец упали, и он отстранился, в последний раз с оттяжкой проведя языком по члену, прежде чем посмотреть в затуманенные глаза. Поттера как будто оглушили. Что... что же он натворил? Северус отшатнулся и, пошатываясь, встал. Последние отголоски страсти наконец ослабили свою хватку. Широко распахнутые зеленые глаза следили за каждым его движением, челюсть у Поттера отвисла. — Я... — Северус не знал, что сказать. А что он мог сказать-то? После всех усилий, приложенных, чтобы скрыть эти чувства, после стольких недель борьбы со своими основными инстинктами, он полностью потерял над собой контроль и напал на Поттера прямо в коридоре. Несмотря на то, что он всегда гордился своим бесстрашием, своим умением делать то, что должно — он не знал, сможет ли теперь смотреть в лицо Поттеру. — Я... Внезапно раздался громкий стук, и они оба вздрогнули: хохочущий Пивз пронесся в противоположном конце коридора. Поттер наконец осознал, в каком беспорядке его одежда, и, схватившись за полы мантии, резко запахнул ее. На лице загорелся алый румянец. От этого детского жеста вина и страх, медленно растущие в душе Северуса, беспорядочно взбурлили, и захотелось то ли блевануть, то ли извиниться, то ли объясниться, то ли как-то исправить все... но ничего уже не исправишь! Такое исправить нельзя! Северус сглотнул, снова почувствовав вкус Поттера на языке, — что не пошло на пользу ни его взбудораженным мыслям, ни разбушевавшемуся либидо. А когда Поттер открыл рот и заговорил, стало еще хуже. — Профессор, — Поттер прочистил горло, на миг шипение затихло — и Северус успел разогнать туман в голове. Если Поттер начнет говорить... Северус развернулся и побежал, побежал, будто его преследовали адские гончие. Впрочем, почти так и было, только проклятие приняло форму молодого парня, чьи «профессор?» и «полный пиздец!» звучали сродни зову сирен. *** Северус решил, что больше никогда не сможет пить огневиски, и швырнул свой стакан в камин, прежде чем закрыть глаза и спрятать лицо в ладони. Один миг помешательства — и он потерял все. Он вспомнил, как Поттер пытался что-то сказать, как оборвался его возглас, как он замер от шока и как его пальцы дергали за волосы. Если бы в памяти не всплыло, как Поттер опустил руку на плечо, не оттолкнув, и как очертания палочки просматривались сквозь карман мантии, Северус бы окончательно поверил, что совершил непростительный поступок. Но Поттер был взрослым мужчиной, прошедшим обучение на аврора, и точно справился бы с неожиданным нападением — если бы того захотел. И Северус никак не мог взять в толк, почему он этого не сделал. Поттер был вправе отправить его в полет до ближайшей стены, после чего Северус улегся бы прямиком на больничную койку, ну или, по крайней мере, Поттер мог послать его в глубокий нокаут... но не сделал этого. Возможно, ему просто оказалось слишком сложно отвергнуть оральные ласки, к которым так рьяно приступили. Так рьяно и так пошло. К щекам Северуса прилила кровь, начала подступать головная боль. Тогда он отбросил всякую сдержанность. Что бы Поттер ни захотел от него, он бы согласился — и с радостью. Северус заставил себя отвлечься от этих мыслей и, стиснув зубы, задумался о своих планах на утро. Сейчас идти к Минерве было уже слишком поздно. Но завтра с ней точно придется встретиться, чтобы признаться, что он совершил непростительный поступок по отношению к Поттеру, и подать заявление на увольнение. Он потеряет свою должность, уважение одного из тех немногих, кого мог считать другом... и Поттера. Он провел дрожащей рукой по лицу и рухнул на стул. Северус всегда полагал своим величайшим желанием — с момента возвращения Поттера в Хогвартс в качестве учителя — его отъезд, чтобы и духу Поттера здесь больше не было. Но теперь... Никогда больше не увидеть Поттера, ни его зеленых глаз, ни его ослепительной улыбки, никогда больше не услышать ни его смеха, ни его голоса, ни даже этого треклятого шипения, никогда больше не сразиться с ним в остроумии, никогда больше не поймать довольный взгляд, если удавалось вдруг... Услышав стук в дверь, Северус дернул головой. Нет, не может быть. Он убедил свое спятившее сердце, что это какой-нибудь слизеринец, что последнее, чего Поттер хотел бы — это встретиться с ним, заговорить с ним, посмотреть на него, поскольку даже Поттеру не придет в голову заявиться к мужчине, который менее часа назад так бесцеремонно сделал ему минет. Видение разъяренного Поттера, который начал бы орать, издеваться, а может, даже проклял бы, всплыло в голове у Северуса. Впрочем, если бы Поттер действительно захотел проклясть его, мрачно подумал Северус, он бы не стал сопротивляться. Открыв дверь, он пораженно выдохнул: за ней стоял Поттер и глядел на него с внимательным прищуром. Понимая всю безрассудность такого поступка, Северус тем не менее пригласил гостя войти. Если уж на то пошло, он задолжал правдивый рассказ. И коридор возле его покоев, где их мог подслушать кто угодно, сложно было назвать подходящим местом для такого разговора. — Молчите, — резко скомандовал он, когда Поттер открыл было рот. Привычно наложив заклинания на дверь, Северус повернулся к нему, игнорируя возмущенное выражение лица. Лучше покончить со всем быстро. Северус выпрямился во весь рост и вздернул подбородок. — То, что недавно произошло... непростительно. Такому нельзя найти оправданий, поэтому от меня вы их не услышите. Могу предложить только свое объяснение, каким бы сомнительным оно ни казалось. Так вышло, что ваши разговоры на парселтанге оказали на меня, — он поджал губы, подбирая слова, — непредвиденное воздействие, скажем так. Прежде всего, хочу заверить, я вовсе не намеревался... — Он замялся, не зная, как закончить предложение, потому что вспомнилось вдруг, как Поттер ощущался во рту, как прижималось его тело, как пахло его возбуждением, каким он был на вкус, как стонал... Северус торопливо закончил: — Клянусь, этот инцидент никогда больше не повторится. Первое, что я сделаю с утра — предстану перед директором и... — Акцио перо и пергамент! Северус сверкнул гневным взглядом и вздрогнул всем телом. После такого тесного контакта воздействие парселтанга усилилось стократно. Стремление снова воспользоваться бездействием Поттера стало почти невыносимым. Этот мальчишка растерял последние мозги? Какой толк в лишних вопросах? Северус ведь уже поклялся, что пойдет к... Поттер сунул пергамент, Северус неодобрительно поджал губы, но все равно прочел неразборчивые каракули. Чтобы покрыться ярким румянцем. — Я же уже сказал, все дело в парселтанге, разве нет? Поттер выразительно покосился, и Северус снова взял свиток. Лицу стало еще жарче, когда он прочел следующий вопрос Поттера, абсолютно немыслимый. — Вопреки расхожему мнению, Темный Лорд не слишком часто говорил на парселтанге! И не то чтобы это ваше дело, но я никогда... не реагировал... когда он шипел! На лице Поттера отразилось явное облегчение, когда он снова выхватил пергамент из руки Северуса. — Эти вопросы действительно так уж необходимы? — раздраженно поинтересовался Северус и сжал кулаки, сопротивляясь желанию коснуться взъерошенных волос Поттера. — Я уже признал, что вина полностью на мне, и то же самое повторю директору! Поттер, нахмурившись, подтолкнул к нему пергамент с очередным вопросом. Северус одарил Поттера мрачным взглядом и брать отказался. Зеленые глаза сузились, и Поттер открыл рот... — Вы что, спятили, Поттер? — взорвался Северус, недоверчиво вскинув брови. — Разве я не сказал вам, что... Поттер снова ткнул в него своей бумажкой. Северус оскалился, прежде чем выхватить ее из руки. — Откуда мне знать, почему это так на меня влияет? Думаете, я не стал бы этому сопротивляться, если бы знал как? Эти последние недели были мучительными, ни дня не проходило без... Поттер вытащил пергамент из сжавшейся руки и изучающе посмотрел на Северуса, прежде чем снова наклонить голову. — Я же уже сказал, что все из-за парселтанга! — воскликнул Северус, разве что руками не всплеснув от бессилия. — Какая еще причина могла меня сподвигнуть на такое... такое предосудительное поведение? — он сжал челюсти и посмотрел Поттеру в глаза. — Моим действиям нет оправдания, нет никаких смягчающих обстоятельств. Я пойму, если вы захотите предъявить мне обвинение. Я, конечно же, покину Хогвартс, но если полагаете, что этого недостаточно... На этот раз Поттер ударил его пером и закатил глаза. Он осторожно потянул лист к себе, пока Северус, вздрогнув, не отпустил его, и снова начал писать. Северус не понимал, что можно извлечь из его ответов. В сложившихся обстоятельствах такие расспросы сложно было назвать допустимыми, и уж точно не их он ждал от человека, подвергшегося домогательствам. Поттер, несомненно, поверил, что Северус говорит правду, но почему не смог просто принять эту правду — непонятно. Он посмотрел на предложенный пергамент. — Это... — вздохнув, он на миг закрыл глаза, злясь, что приходится так тщательно подбирать слова, и в то же время радуясь, что Поттер ему не мешает. Может, хотя бы так удастся не стать с ним врагами. Северус сглотнул, ощутив боль от этой мысли. — Единственное, с чем я могу это сравнить — Империус. Почти невозможно мыслить рационально, на первый план выходит стремление подчиниться, отдать свою волю во власть чужих желаний. Я должен был сообщить о проблеме, — тихо признался он, его взгляд заметался по комнате, — не доводя ее до точки невозврата. Я сожалею об этом сильнее, чем могу передать. Гордость всегда становилась причиной его бед. Она заставляла отталкивать тех, кто мог помочь, побуждала к глупым и неправильным поступкам. А он-то думал, что уже достаточно поумнел. Гордость стоила ему всего самого важного в жизни. Теперь в этот список можно было добавить и Поттера. Поттер подтолкнул его свитком. Северус заморгал. Он и не заметил, как Поттер забрал пергамент. «Я не жалею». Взгляд Северуса метнулся к Поттеру. — Что?.. — прохрипел он. — Я точно этого не ожидал, — тихо сказал Поттер, и шипение потянуло разум Северуса в свои шелковые тиски. — Учитывая, как вы вели себя со мной, особенно с недавнего времени, — он улыбнулся, дернув уголком рта, как будто иронизируя в большей степени над собой, чем над ситуацией в целом. — Но я не жалею. — Поттер, вы не понимаете, что творите... — начал Северус, его нога дернулась, словно стремясь прижаться к Поттеровой. — Когда Минерва предложила мне должность преподавателя ЗОТИ, я согласился, потому что хотел спокойной жизни и знал, что мне точно понравится новая работа. Меня немного беспокоило возвращение и новая встреча с вами, но я подумал, что мы оба взрослые люди, и после всего произошедшего прошлое можно оставить в прошлом, — он сам придвинулся. Все до капли силы Северуса ушли на то, чтобы ровно на такое же расстояние отстраниться. — Глупый мальчишка! — у него просто руки зудели схватить Поттера за мантию и повторить то, что случилось в коридоре. — Ты что, не понимаешь, что я... — Все сложилось совсем не так, как я думал, — продолжал Поттер, не обращая внимания на протест, но хотя бы больше не двигаясь. — И я попытался привыкнуть к этому. Итак, мы никогда не станем друзьями. Ладно. Кто вообще захочет дружить с таким саркастичным мерзавцем, как вы? — улыбка Поттера стала шире, и на этот раз не осталось сомнений — он смеялся над собой. — Я захотел. И хочу. Парселтанг снова перебивал английский. Вскоре Северус вообще перестанет понимать слова и начнет слышать только чарующее шипение. — Замолчи! — прошептал он и вздрогнул. — Выметайся! — Как я и сказал, я не ожидал этого. Но я... возможно, я надеялся на это. Оглушенный перспективами Поттеровского признания, Северус просто онемел. А Поттер продолжал: — И... и я думаю, что и для вас это может быть чем-то большим, чем просто парселтанг. — Я же сказал, выметайся! — проревел Северус. Голос вновь прорезался от ужаса перед тем, на что намекал Поттер. Нет, он никак не мог знать. — Вы всегда наблюдали за мной. «Этот недоумок может хоть раз просто послушаться?» — пронеслось в голове у Северуса. Его глаза широко распахнулись, сердце зачастило от удивления, недоверия, злости, страха — эти эмоции нераздельно слились воедино в борьбе за власть над рассудком. А под всем этим безумием слабо затрепыхалась надежда, выжигая его изнутри. — Я подумал, это потому, что вы хотите увидеть мой промах. Но в последнее время вы начали следить за мной еще пристальнее. — Я же сказал тебе, что это не должно было... — Нет, — отрезал Поттер. Спокойная уверенность, звучащая в этом простом слове, заставила Северуса судорожно оглядеться в поисках выхода, но между ним и дверью стоял Поттер. — Я не хочу притворяться, что этого не было. Я не хочу... — Дело ведь не в твоих желаниях... — Почему?! — выкрикнул Поттер с таким видом, будто ему хотелось схватить и хорошенько потрясти Северуса. Его самообладание окончательно испарилось. — Почему этого не может быть? Почему я не могу хотеть вас? Северус замер. Он не... это не... Поттер был... он был... — Почему вы не можете признать, что хотите меня? Его глаза сузились. Именно этого Поттер ждал? Чтобы Северус признался в вечной любви? А зачем? Чтобы Поттер мог найти оправдание тому, что поддался неуместной страсти, и впоследствии считать ее жалостью или состраданием? И так плохо, что память о том единственном разе будет теперь преследовать Северуса, но добровольно оставить себе еще парочку мучительных воспоминаний, пока любопытство Поттера не будет удовлетворено и он не отшвырнет бывшего учителя подальше?.. Северус отказывался верить, что здесь может быть нечто большее; сладкие речи, как правило, означали ровно противоположное. Он не позволит окончательно сломать себя. — Неужели твой эготизм* не знает никаких границ? — заорал Северус и увидел, как на лице Поттера промелькнуло сомнение. Северус ухватился за него, как умирающий — за последний шанс на спасение. — Не все хотят раболепно пасть к твоим ногам! Это не по-настоящему! Это последствия заклинания, и если бы ты перестал говорить на парселтанге, это неестественное желание испарилось бы! ---------------------------------------- *Преувеличенное мнение о себе, преувеличенное чувство значения своей личности. Не путать с эгоизмом! (прим.пер.) ---------------------------------------- Поттер прищурился, каждая черточка его тела источала решимость. — Докажите, — сказал он. Без намека на шипение. — Что? — Северус несколько долгих секунд изумленно смотрел на него, прежде чем зарычать и ринуться вперед, оказавшись практически вплотную. — Так ты мог... Поттер не остался в долгу и, сверкнув глазами, повысил голос: — Если бы вы хоть что-нибудь сказали, упрямый вы осел, я бы и раньше так говорил! И нет, Филлиус пока еще не изобрел лекарства, но когда я действительно пытаюсь что-то сказать на парселтанге, то получается именно так! Только это не так уж охуительно просто, как всем кажется! Мне приходится постоянно думать о долбаных змеях, иначе ничего не получается! Строго говоря, слова Поттера имели смысл. Ему неоткуда было узнать, как Северуса расстраивает сложившаяся ситуация. Впрочем, это не помешало Северусу найти прибежище в гневе и приготовиться к язвительной речи о безрассудном и самовлюбленном характере некого героя. Но выступить он не успел — его грубо прервали. — Так скажите это! Скажите, что во всем виноват парселтанг и без него вы не чувствуете ко мне ничего! — Поттер! — рявкнул Северус, желая, чтобы Поттер ушел, просто отчаянно нуждаясь в этом, чтобы залатать щели в своей защите, чтобы задушить надежду, пока она не успела причинить еще большего вреда. — Нет у меня никаких чувств и никогда не бу... Столкновение их губ сложно было назвать поцелуем — ну, разве что по сравнению с первым разом, когда Поттер вообще ни на что не реагировал. Сейчас-то он начал сам, сам скользнул языком по губам Северуса, прося впустить. И без парселтанга, будь он проклят, все было так же потрясающе. Поттер целовал его, пока бурлящие эмоции не затихли, отступив перед ощущением крепкого тела и сильных объятий, целовал, пока Северус не притянул его к себе, сдаваясь желанию, которое никогда не покидало его. — Даже мужчину моего возраста могут увлечь желания тела, — все же попытался пойти на попятную Северус, когда они через несколько минут оторвались друг от друга, но его голос отдавал горечью поражения. Поттер прекрасно это расслышал, судя по триумфу в его глазах, триумфу и... чему-то еще, отчего надежда снова бешено забила крыльями в груди. — Скажите, что хотите меня, — приказал Поттер, и Северус кинул на него сердитый взгляд, потому что шипение вернулось. Впрочем, силы в том взгляде было едва ли вполовину от привычной, от возбуждения мысли Северуса тяжелели и замедлялись. И что с того, если шипение Поттера добавило огоньку его страсти? Чем была эта капля по сравнению с целым океаном желания? И все же Северус разворчался. — Разве я не сравнил это с Империусом? — буркнул он. Его руки крепко сомкнулись за спиной Поттера, не ослабляя хватку ни на мгновение, наоборот, стискивая еще сильнее, как будто он ждал, что Поттер начнет вырываться. Когда Поттер прижимался теснее, когда его лицо краснело от возбуждения и когда в мятежных зеленых глазах отражался сам Северус — нужно было обладать огромными силами, чтобы продолжать сопротивляться, даже понимая, что происходящее между ними закончится скорее рано, чем поздно. — Но разве это может заставить вас делать то, чего вы не хотите? — спросил Поттер. Его губы заблестели и покраснели от поцелуев, руки так же надежно устроились на талии Северуса. — Нет, — вздохнул наконец Северус, устав сопротивляться, и опустил голову, предвкушая ответ Поттера на это унизительное признание. — Не может, — он закрыл глаза, чтобы не видеть улыбку Поттера, победную, радостную и облегченную — значит, все-таки Поттер был не настолько уверен в успехе, как пытался показать. Словно Поттер действительно хотел его. Как будто не мог по щелчку пальцев получить любого. Поттер целовался яростно, его руки уже тянулись к одежде Северуса, стаскивали мантию с плеч, дергали за пуговицы жилета. На этот раз Северус все-таки сумел обрести контроль над своими действиями и не стал набрасываться на Поттера, чтобы сорвать все лишние тряпки. Впрочем, только на это самообладания и хватало. — Я думал, что вы все еще ненавидите меня, — выдохнул Поттер, запрокинув голову, пока Северус ставил засос на его кадыке. Северус вздрогнул от этого голоса и укусил сильнее, чем намеревался. Видимо, Поттер был совсем не против, если судить по резкому толчку его бедер. Северус проигнорировал то, как Поттер бесстыдно напрашивался на комплимент — будто его мог хоть кто-то не хотеть, — но тоже подался навстречу, еще настойчивее, доказывая, что ненависть — последнее, о чем он мог думать. Он попятился назад, утягивая Поттера за собой и устилая пол по пути их одеждой, пока они — не иначе как случайно — не добрались-таки до дивана. Они двигались очень медленно, целуясь и одновременно раздевая друг друга, и когда Северус наткнулся на подлокотник и неуклюже рухнул, Поттер упал сверху — потому что не смог разжать руки. Северус застонал в поцелуй, всем телом почувствовав вес Поттера, его неоспоримую реальность. Где-то в глубине души никак не удавалось поверить, что Поттер действительно с ним, что Северус не оттолкнул его, что Поттер и вправду может отвечать взаимностью на его чувства. Но даже его фантазии никогда не заходили настолько далеко, как то, что только что произошло, что происходило сейчас, и уже хотя бы поэтому приходилось принимать это как реальность. Поттер был уже полностью обнажен — Северус быстро разделался с его пижамой — а вот на самом Северусе еще оставалась одежда: брюки болтались где-то у колен, и майка с белой рубашкой так и не поддались никаким усилиям. Если бы Северус сообразил вытащить палочку прежде, чем Поттер стащил с него мантию, он бы сейчас просто испарил все это, но теперь было слишком поздно. Если уж он не мог надолго оторваться от губ Поттера, чтобы полюбоваться на его обнаженное тело, то черта с два он сможет оторваться, чтобы поискать свою палочку. Именно этот момент Поттер выбрал, чтобы поднять голову. Северус взглядом выразил свое неудовольствие, готовясь избавить Поттера от диких иллюзий о том, что он вправе останавливаться посреди поцелуя, когда Поттер заговорил: — Итак... насколько сильно вам нравится парселтанг? — его глаза ехидно сверкнули. — Ага, вам... — Поттер сглотнул, распахнув глаза, и толкнулся вперед бедрами, когда Северус безумно выгнулся и впился пальцами в его спину. От прикосновения к коже Поттера его голос действовал еще сильнее, — вам очень нравится. Ах этот несносный... Северус понял, что теперь этому конца-края не будет. Впрочем, стало очень трудно пребывать в раздражении, когда Поттер начал в упор, яро и хрипло шептать какие-то слова — Северус уже не различал их, полностью отдавшись ощущениям и звукам. Шипение скользило по телу почти осязаемой лаской. — Я так долго хотел вас, — выдохнул Поттер и сжал руки в волосах Северуса, целуя, кусая и вылизывая. Искренность в его голосе, боль в нем заставили Северуса выплыть из чувственной дымки, заставили присмотреться внимательнее и засомневаться в истинности своих убеждений. — Пожалуйста, мне нужно... позвольте мне... я должен... В отличие от слов Поттера, его намерения стали ясны, как только он скользнул ниже. Северус успел на секунду поразиться, что Поттер, кажется, извинялся... прежде чем тот облизал его по всей длине широкими, неторопливыми мазками, от основания до самого кончика, и закружил языком по головке. — Поттер! — ахнул Северус, зарывшись ладонями в непослушные черные волосы. Он даже не понял, когда Поттер начал сосать, принимая все глубже и глубже, пока не прижался носом к животу. И когда начал сглатывать... горло сжималось почти до боли, а Северус даже пошевелиться не мог. Если бы он не кончил менее часа назад, то уже давно бы не сдержался. Но когда Поттер наконец-то стянул с него брюки и скользнул пальцем между ног, чтобы чувствительно потереть анус, продолжая поднимать и опускать голову — от сдержанности не осталось и следа. — Профессор? — спросил Поттер хриплым голосом, все-таки оторвавшись от своего занятия. Его вопрос не требовал пояснений. Он так и держал голову на уровне паха Северуса, от горячего дыхания по телу прокатывались волны дрожи, и приходилось бороться с парселтангом за контроль над собой. Северус закрыл на мгновение глаза, не выдержав вида Поттера с влажными и припухшими губами, зависшего в каких-то сантиметрах над ним. Как будто ему надо было спрашивать. — Да, — выдохнул Северус, оперся ступнями о подлокотник и развел ноги, чтобы не осталось никаких сомнений, чего он хочет. Сдавленный выдох Поттера более чем искупил то скудное смущение, которое еще оставалось у Северуса. Когда Поттер приподнялся, чтобы поцеловать его, он закрыл глаза и слегка дернулся, впуская первый палец. Северус был уверен, что Поттер потерял свою палочку где-то на их неуклюжем пути к дивану, но, судя по возникшей из ниоткуда смазке, тот смог призвать ее невербально. Все мысли вылетели из головы, когда Поттер добавил еще один палец... и еще. Северус давно уже не бывал принимающим, поэтому отвлекал себя от легкого жжения и чувства заполненности, все ожесточеннее целуясь. У него сорвалось дыхание, когда Поттер дотронулся до простаты, и под веками вспыхнуло алым. — Хватит, — велел Северус, не желая кончить за секунду до того, как Поттер войдет в него. — Давай. Поттер послушался, почти беззвучно усмехнувшись, и Северус покрылся румянцем — от удовольствия и вместе с тем от того, что тихое шипение в клочья разорвало всякую сдержанность. Северус прижался к Поттеру еще сильнее, напрягся, когда тот начал толкаться внутрь. Боль была слабенькой и нисколько не уменьшала возбуждение. По правде говоря, Северус приветствовал ноющую пульсацию — доказательство того, что все реально, что Поттер почему-то разделяет его желание. Но если Поттер ляпнет какую-нибудь глупость про необходимость расслабиться, он... — Профессор, — выдохнул Поттер в плечо Северусу, — вам нужно расслабиться, а не то я... Северус с превеликим удовольствием рассказал бы Поттеру, куда он может засунуть свое «расслабиться», но гребаный парселтанг вместо этого заставил его выгнуться, впившись пальцами в спину Поттера, и самому насадиться на член. Все неудобство смыло новой волной желания и сдавленным стоном Поттера, когда тот полностью вошел внутрь. — Профессор! — на Северуса уставились взволнованные зеленые глаза, Поттер покраснел и как-то ошалел. — Вы... — Блядь! — простонал Северус, неудержимо вздрогнув, и чуть не спихнул Поттера с дивана — так резко дернулись его бедра. — А теперь, Поттер, двигайся! — потребовал он, не в силах противостоять накатывающему оргазму, и неуклюже сунул руку между их тел, чтобы дотянуться до собственного пульсировавшего члена. — Нет, дайте мне... — Поттер оттолкнул руку Северуса и заменил ее своей. Он что, до сих пор не понял, что его голос творил с Северусом? Что каждое слово, слетавшее с его губ, воспламеняло еще сильнее? Впрочем, было уже поздно для каких-либо вопросов. Ладонь Поттера, вся в мозолях после долгих лет игры в квиддич, сомкнулась на члене, и наконец-то начала двигаться — этого Северусу оказалось достаточно. Он заорал, руками и ногами прижимая Поттера к себе, дрожь сотрясла его тело, и на их животы плеснуло белым. Удивленное Поттерово «Профессор!» на парселтанге заставило Северуса еще раз вскрикнуть от резкого укола удовольствия: спина выгнулась, из члена снова брызнула сперма. Движения Поттера стали яростнее, быстрее, он буквально вбивался внутрь, от каждого толчка по простате Северус содрогался, а сдавленное шипение и вовсе делало наслаждение почти нестерпимым. Спустя несколько минут, когда стихла дрожь удовлетворения, Северус наконец перестал краснеть от того, что так быстро кончил. Утешало лишь, что не он один потерял контроль. Поттер, тяжелый и удовлетворенный, распластался сверху. А ведь он даже не мог сослаться на влияние парселтанга, ехидно подумал Северус. — Не против? — едко поинтересовался он, когда стало ясно, что Поттер не собирается в ближайшее время никуда перемещаться. Нет, все было хорошо и замечательно, но тело стало потным и чувствительным, а сперма начала подсыхать и стягивать паховые волоски. — Точно, — сказал Поттер, смутившись, и приподнялся на руках, отклеиваясь от Северуса. — Извините. Северусу почти удалось скрыть реакцию своего тела на слова Поттера. Почти. Какого хрена голос Поттера влияет на него даже через минуту после оргазма? Тогда бы он получил хоть какую-то передышку от своих страстей... Северус прищурился, заметив неожиданно зловещую улыбку Поттера. Да, напрасно было надеяться, что тот ничего не заметит. — Профессор... — Да перестань ты наконец! — Но я... — Поттер... — Гарри! — Поттер перестал улыбаться и серьезно посмотрел на него. Шипение прекратилось. — Называйте меня Гарри. Северус нахмурился. — Полагаю, тебе тоже захочется называть меня по имени, — проворчал он. Поттер моргнул и блаженно улыбнулся. — Северус, — попробовал произнести он. — Северус. Он вздрогнул и притянул к себе Поттера за поцелуем, чтобы скрыть свою реакцию. И он еще думал, что парселтанг опасен...