***
Разучивать гаммы и слушать болтовню мьсе Дюруа быстро наскучило Гарри. Джемма целыми днями читала романы Джейн Остин, вздыхала и подолгу смотрела в окно, мечтая. Мама только загадочно улыбалась и говорила, что Джемме уже семнадцать, а значит скоро ей будет суждено встретить свою Судьбу. Если, конечно, она ее уже не встретила. — А вдруг Джемма ее упустила, эту Судьбу? — любопытничал Гарри, стоило только завести об этом разговор. — Вздор, — фыркала Джемма, захлопывая книгу. — Уж я бы ее точно заметила. Гарри закатил глаза. — И как бы ты поняла, что это твоя Судьба? — Она бы это почувствовала, — ответила мама. — Искру, которая проскакивает между двумя половинками единого целого, трудно не заметить. — Слышишь, Джемма? — усмехнулся мальчик. — Искрись — и твоя Судьба сама тебя найдет. Джемма возмущенно ахнула, отложила книгу и, подобрав полы платья, побежала за Гарри, который уже несся вниз по лестнице в холл. — Джемма, Гарри! — крикнула им вслед мама. Но ребята уже выбежали на улицу и пустились вперед по зеленой весенней траве, пока Гарри не зацепился ногой за торчащий корень старой липы и не свалился на землю. Джемма плюхнулась рядом, тяжело дыша и посмеиваясь. — Значит, твой человек найдется, когда тебе исполнится восемнадцать? — спросил Гарри, наблюдая, как облака плывут по синему небесному атласу. — В восемнадцать я перестану взрослеть, и только когда встречу свою Судьбу, мы будем взрослеть уже вместе. — Значит, если я не найду ее в восемнадцать, то я так и останусь молодым? До тех пор, пока мы не встретимся? — Так и будет, — кивнула Джемма. — Но что, если… что если ее уже нет, моей судьбы? Что если ее убили французы, когда напали на нас? — Быть того не может, Гарри. Не выдумывай. — А что, если она еще не родилась и родится нескоро? — Значит, поживешь пока без нее. — Джемма приподнялась на локте и щелкнула Гарри по носу. — Не думай об этом. Все встанет на свои места, когда придет время. Поверь, еще никто не остался без своей половинки. Рано или поздно каждый ее находит. — А я был бы не против пожить вечно, — усмехнулся Гарри. Джемма покачала головой. — Ты еще такой ребенок. Они еще долго лежали на траве в тени липы, до самого обеда, пока мама не позвала их к столу. Гарри вздохнул и поплелся в дом, вспоминая, что у него сегодня нет урока французского, зато есть урок математики. А это, знаете, радовало даже меньше, чем обычно. Викторианская эпоха [2] Гарри сидел за карточным столом, обитым зеленым сукном, и хмуро смотрел на свои карты. Фортуна сегодня ему совсем не улыбалась, и парень отпил какого-то сомнительного пойла из своей кружки, чтобы не выдать своего разочарования. Шел уже тысяча восемьсот семьдесят пятый год. Его сестре было пятьдесят, а он так и застрял в своих восемнадцати. Судьба все никак не желала его искать, да и сама не находилась. Он похоронил мать, которая, плача от горя, отправляла его на войну в Афганистан в сорок втором году [3]. Он видел, как стареет его сестра. Как нежное улыбчивое лицо Джеммы покрывается морщинками и пигментными пятнами, но еще он видел, как она счастливо улыбается своим детям и своему мужу. Своей Судьбе, который появился так вовремя — Джемме тогда как раз исполнилось восемнадцать, и они встретились на каком-то пышном приеме. Гарри был там, но тогда его больше волновали прятки с хозяйскими детьми. Время шло, война в Афганистане то прекращалась, то возобновлялась. Гарри командировали домой, но тут же возвращали обратно, под палящее солнце степей Кандагара. Гарри эта война надоела не хуже талибов и его соотечественников, некоторые из которых хоть и были физически старше Гарри, но прожили на этом свете, по его мнению, ничтожно малое время. Он уже намеревался бросить карты и уйти, а не прожигать последние деньги, когда в паб ворвался какой-то мужчина и воскликнул, привлекая всеобщее внимание: — Этот афганский черт Шир-Али [4] бежал из Калиба! К концу близится война! К концу! Все игроки за столом побросали карты и кинулись обниматься, а Гарри под всеобщий гул схватил у незадачливого соседа пару карт и едва сдержал радостный возглас. — Господа, у меня фул-хаус! — провозгласил он, демонстрируя карты. — Да-да, я тоже весьма этим обрадован, поэтому я, пожалуй, заберу свою награду и оставлю вас праздновать. Он ловко сгреб в карман собравшуюся на столе кучку мятых бумажек и звонких монет, отсалютовал всем фуражкой, отпил пива из чьей-то пинты и, пока никто не очухался, выбежал прочь из паба, теряясь в грязных переулках лондонских подворотен. Позади послышались недовольные возгласы и крики, и Гарри ловко вильнул вправо, скрываясь за поворотом. Юноша усмехнулся, позвякивая деньгами в своем кармане. Гарри Стайлсу чертовски сегодня везло, кто бы что ни говорил.***
Гарри проснулся от того, что кто-то долбил кулаком по двери его маленькой съемной комнатушки. Он недовольно застонал и укрылся с головой одеялом, но назойливый гость не был намерен отступать. — Кого там нелегкая принесла? — проворчал он, дотягиваясь рукой до своего пальто, чтобы накинуть его поверх ночной сорочки. Гарри, зевая и вороша непослушные кудри, отпер замок, и открыл дверь. На пороге оказался его хороший друг Зейн, с которым они познакомились во время службы Гарри в Индии. Вместе с Зейном они воевали в Афганистане против талибов и вместе решили поселиться в Лондоне, пусть и нормальное жилье на солдатское жалование не снять. — Зейн, черт, который час? — проворчал Гарри, потирая глаза. — Друг, присядь, — посоветовал Зейн, хлопнув его по плечу. — Чего? Зачем это я- — Делай, как говорят. Гарри вздохнул и уселся на единственный табурет в его клетушке. — Ну, сел. — Гарри, — Зейн тяжело сглотнул, — только что прислали записку из Чешира. Твоя сестра, Джемма… В общем, она умирает. Гарри казалось, что его сердце ухнуло куда-то вниз. Не только сердце, но и все внутренности. Живот скрутило, к горлу подобрался комок, а в глазах защипало. — Что? — сокрушенно спросил он, будто это могло что-то изменить. — Оспа. Мне жаль, дружище. Очень жаль. Гарри отстраненно кивнул на соболезнования Зейна, украдкой вытирая влажные щеки. — У меня есть сбережения… Ну, на билет до Чешира. Я знаю, как туго у солдат с финансами, так что… — Спасибо, Зейн, — натянуто улыбнулся Гарри. Тот только покачал головой, сжимая рукой его плечо. Да, Гарри очень нужна была чья-то поддержка. И где эта чертова Судьба, когда она так нужна?***
Когда Гарри сидел у изножья кровати Джеммы, он едва сдерживал слезы. Страшные рубцы пересекали мертвенно-бледное лицо сестры. — Гарри, — Джемма слабо улыбнулась, когда увидела его лицо и протянула свою руку. Юноша, наплевав на предостережения врача, крепко сжал ее худую ладонь. — Хей, — отозвался он. — Вот старуха с косой и до меня добралась, — сказала сестра, пока Гарри выводил круги большим пальцем на ее руке. — Оставляешь меня, да? — Он честно пытался улыбнуться, но ком в горле и слезы в глазах делали улыбку похожей на гримасу боли. — Я должна была бы это сделать в любом случае. Никто не может жить вечно. — Значит, надо мной природа посмеялась, — заметил Гарри. Джемма улыбнулась и кончиком указательного пальца провела по его гладкой щеке. — Все еще восемнадцатилетний мальчишка. — Все бы отдал, лишь бы не терять тебя. Только не тебя, Джемма. Не единственного близкого мне человека в этом мире. Сестра покачала головой: — Неправда. Есть еще кое-кто. — А мне все кажется, что эти истории со вторыми половинками — бабушкины сказки. — Когда-нибудь она обязательно найдется, сорванец, надо только чуть-чуть подождать, — сказала Джемма, устало прикрывая глаза. — Пусть поторопится. Сестра улыбнулась, и Гарри тоже впервые за это время растянул губы в искренней улыбке. Так они и заснули, держась за руки. А когда Гарри открыл глаза, ладонь в его руке холодная и посиневшая. Джемма больше не проснется. Эдвардианская эпоха [5] Десятого апреля тысяча девятьсот двенадцатого года Гарри и Зейн отплыли из Саутгемптона на борту самого грандиозного лайнера того времени — «Титаника». Они чертовы ветераны афганской войны и могли себе позволить путешествие до Америки, верно же? Пусть и не в каюте первого класса, но и не в трюмах по соседству с крысами. Зейн развалился на кушетке и читал книгу, а Гарри дремал. Иногда он думал, почему между ним и Зейном не могло быть чертовой искры? Это же совершенно нормально, если ваша Судьба одного с вами пола. Этим уже никого не удивишь, да и сам Гарри отчего-то был уверен, что его Судьба не была женщиной. Однако его теория насчет потенциальных отношений между ним и Зейном опровергалась в тот же вечер. Они прогуливались вдоль палубы и обсуждали убранство лайнера. — В каютах все в золоте, да еще и какая-то мазня, которая стоит дороже, чем все, что я нажил за всю свою жизнь, а это, знаете ли, срок, — ворчал Зейн, пихнув руки в карманы пальто. — Да, я бы сейчас тоже в бассейне искупался, поел бы устриц или ягненка под мятным соусом. Или паштет из утиной печени, — согласно протянул Гарри, за что Зейн пихнул его локтем в бок. — Иди ты. И без этого есть зверски хочется. Гарри рассмеялся и в ответ подтолкнул Зейна плечом. Тот покачнулся и врезался в кого-то спиной. Когда Зейн покраснел, как свекла, и отпрянул от человека, Гарри увидел, что это был юноша из высшего общества, в новом смокинге и лаковых туфлях. — Прошу простить меня за мою неуклюжесть, — смущенно пробормотал Зейн. Парень только улыбнулся. — Ничего страшного. Просто недоразумение. Меня зовут Лиам. Он протянул Зейну руку, тактично игнорируя Гарри, и тот понял, в чем дело, когда руки Лиама и Зейна соприкоснулись. Искра. Вот, о чем говорила когда-то мама. Чертова искра проскочила между их ладоней, указывая на то, что эти двое с этого дня связаны друг с другом, и что им суждено состариться вместе. Больше никакой вечной молодости. Только счастливая старость. Гарри улыбнулся и, что-то пробормотав (все равно эта парочка его не заметила), поспешил уйти. Нечего портить другим такой момент.***
В ночь на пятнадцатое апреля «Титаник» столкнулся с айсбергом в Атлантическом океане. В одном из самых, черт их подери, ледяных океанов в мире. На борту началась паника и суматоха. Мест в шлюпках не хватало, а некоторые, в порыве страха, столкнули в море. Нижние отсеки затопила вода. Лайнер кренился вбок. — Зейн! — Гарри расталкивал толпу, пытаясь найти знакомую макушку. — Лиам! Эти двое должны быть где-то рядом, вместе, они ведь неразлучны с недавних пор. Музыканты играли Шопена, и Гарри узнал Ноктюрн, который они разучивали еще с матерью. — Зейн! — Имя утонуло в гуле криков и возгласов о помощи. Гарри, который прошел войну и убивал чертовых талибов, стало по-настоящему страшно. Ну, вот и все. Старуха с косой пришла за ним. Его очередь. Гарри плотнее закутался в пальто, потому что на палубе было жутко холодно. Изо рта вырывалось облачко пара, и он даже думать не хотел, насколько холодной была вода в океане. Он хотел развернуться и поискать себе место в шлюпках, если они еще остались, когда кто-то схватил его за рукав. — Гарри! Я тебя обыскался! — Это был Лиам. На щеках у него горел лихорадочный румянец, а дорогого пальто на плечах почему-то не было. — Лиам, слава богу, — облегченно вздохнул Гарри. — Где Зейн? — Ждет нас у шлюпок. Мы нашли место, нам хватит. Они пускают женщин и детей, но я… я заплачу персоналу, если будет нужно, сейчас главное не упустить возможность. Зейн и правда ждал их около шлюпок. И пальто Лиама нашлось — Зейн зябко в него кутался и весь сжался под дорогой тканью. Стоило ему увидеть Лиама и Гарри, как его лицо озарила счастливая улыбка. — Я уж думал, что больше тебя не увижу, — сказал Зейн, крепко обнимая Гарри. — Нельзя терять время, — прервал их Лиам. — Эта шлюпка ваша, садитесь быстрее. — А ты? — заволновался Зейн. — Моя следующая. Пожалуйста, садись, любовь моя. Я отправлюсь следом, а там, на берегу, разыщу тебя. В глазах Зейна заблестели слезы, но он кивнул, а потом схватил Лиама за лацканы пиджака и притянул к себе, крепко целуя. — Буду ждать тебя там, хорошо? — шепнул он. Лиам кивнул и коротко улыбнулся. Сначала в лодку пихнули Гарри, а потом ему на колени усадили девочку, которая потеряла в суматохе свою маму. Зейн сел рядом и стянул с плеч пальто Лиама, накидывая его на девочку. — Чтобы не замерзла, принцесса, — сказал он, а потом с тревогой посмотрел на Лиама. Гарри почуял неладное, когда шлюпку начали опускать на воду. Лиам улыбнулся и одними губами сказал Зейну «Я люблю тебя». Гарри посмотрел на палубу и увидел, что шлюпок больше не было, а паника все разрасталась. Зейн, кажется, тоже заметил это и вскочил на ноги. Шлюпка зашаталась. — К черту! Все к черту! — закричал он, задирая голову, чтобы лучше увидеть Лиама. — Я лучше умру там, с тобой, чем уплыву без тебя! — Зейн, сядь, прошу тебя! — осадил его Лиам. — Да иди ты! Зейн перекинул ногу через борта шлюпки и схватился рукой за металлические прутья, которые ограждали палубу. — Зейн! — Гарри попытался остановить друга или броситься за ним следом, но девочка на его руках громко заплакала и вцепилась руками в шею. Гарри мог видеть, как Лиам расталкивал толпу и несся Зейну навстречу, а он сам не мог остановить ни того, ни другого. Шлюпку опустили на воду, а девочка все всхлипывала, уткнувшись носом ему в шею. Они не успели отплыть достаточно далеко, чтобы не увидеть, как корабль накренился, потом разломался на две части и пошёл ко дну. Интербеллум [6] В тридцатые годы он жил в США и стал свидетелем того, как перед зданием биржи на Уолл-стрит выстраивалась толпа. Это начало Великой депрессии [7]. В стране голод, безработица, и у Гарри нет денег, чтобы вернуться на родину, где дела, в принципе, обстоят не лучше. По телевизору и в газетах лишь две новости: плачевное состояние фондовых бирж и репортажи про Бонни и Клайда. Последнее интересовало народ даже больше. Это их вдохновляет, и банкиры больше не их любимцы. Их любимцы — преступники, разъезжающие по западным штатам. Их свобода — вот, что интересует народ. Он читал «Гроздья гнева» Джона Стейнбека и обвел карандашом две строчки: «и в глазах людей поражение; в глазах голодных зреет гнев». Он больше так не мог. Он воевал в Первой мировой, он, черт подери, не заслужил того, чтобы голодать. Никто не заслужил. Исхудавшие дети сидели в кафе и смотрели Микки Мауса, пока их родители ходили на демонстрации. Он захлопнул книгу и вышел, звякая колокольчиком. Он бы хотел, чтобы все это закончилось еще давным-давно. Он уже сбился со счета, он боится прикинуть свой реальный возраст. Где ты, чертова Судьба? Он мечтал состариться и умереть, потому что терпеть это уже невыносимо. Вторая мировая война [8] Третьего сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года Великобритания вступила в войну с Германией. Гарри не брали в летчики из-за слишком высокого роста и длинных конечностей, которые не уместятся в маленькой кабине пилота. Гарри на передовой, Гарри снова с ружьем, и он ждал, когда все это закончится. Ведь любая война заканчивается, а это — его третья война. Когда он оказался в числе солдат, с одной стороны окруженных водами Ла-Манша, а с другой — немецкими войсками в районе города Дюнкерк, Гарри и не надеялся на сей раз спастись. Гарри никому не сообщал свой реальный возраст и для командира он просто мальчишка, который неудачно оказался не в том месте (будто на войне есть удачные места). Гарри лежал на спине прямо на холодном песке. Его зеленая солдатская форма вся намокла и заляпана кровью, а волосы уже отросли так, что лезли в глаза, хоть и не вились, как раньше. Он лежал и пытался не сомкнуть глаз, чтобы не упустить ни немецкие истребители в небе, ни истребители союзников. Их вытащат, вот, что сказал командир. Было приказано ждать, и Гарри вместе с другими солдатами десяти английских, восемнадцати французских и двенадцати бельгийских дивизий ждал. Ждал терпеливо и не первый день. Сон все-таки сморил его, и Гарри проснулся только от звучного голоса командира: — Вставай, братец, наши подошли! Его толкнули в воду, а потом помогли забраться на рыболовное судно, пока над головой гремели взрывы немецкой авиации. — Британское судно ждет в порту! — Это далеко? — Не близко, но не волнуйтесь, фарш из нас сделать не успеют. Гарри был готов рассмеяться от облегчения, но вовсе не потому, что кто-то спасал ему задницу (снова), а потому, что кто-то там наверху обожал над ним подшутить, раз снова позволил выжить. Пусть с ранениями и легкой контузией (только контуженный будет наслаждаться затученным небом, пока на нем то тут, то там мелькают истребители немцев), но он выжил, а значит у него есть шанс хотя бы в этот раз, в той эпохе, найти свою Судьбу. Наше время Гарри был здесь совсем один, но ему не привыкать. Он всегда один, и уже не первое десятилетие. Он знал историю лучше, чем любой чертов учебник, но современная жизнь вынудила его поступать на учебу в университет, потому что… Да потому что все так делали, а он вовсе не хочет отстать от жизни. Он всегда шел в ногу со временем, и вы ни за что не поверили бы, что этот человек, так ловко обращающийся с новой моделью IPhone, родился во времена правления Георга. Впрочем, он никому и не говорил. Гарри и сам не знал, есть ли еще на свете кто-то, кто прожил столько же лет и никак не мог отыскать свою вторую половину, чтобы, наконец, повзрослеть. Ему было даже интересно, как это — стареть. Наблюдать, как меняется лицо в отражении, как юношеская угловатость становится более мужественной, как у глаз появляются морщинки. Вы бы сказали смешно? Навряд ли, если вы, словно чертов Дориан Грей, не старели ни на секунду веками без всяких проданных душ и портретов. Гарри жил в отдельной квартире в центре Лондона, и он был довольно богат для первокурсника, поэтому мог оплатить не только свое проживание, но и обучение. Он учился на факультете истории и права, и, да, удобно устроился, потому что ему, в отличие от современных подростков, учить нужно было вполовину меньше. Это так странно — читать в книгах о том, в чем ты лично участвовал. Гарри добрался до университета в рекордные сроки (он бессовестно опаздывал и нарывался на взбучку), и когда он зашёл в здание, коридоры уже пусты. Из-за закрытой двери аудитории доносился голос преподавателя, и Гарри тактично постучал в дверь, прежде, чем открыть ее. — Извините за опоздание. — Да, начать лучше с этого. — Могу я войти? — Если бы вы не были лучшим студентом на факультете, я бы вам отказал, — отрезал преподаватель. — Занимайте место, мистер Стайлс. Гарри благодарно кивнул и поплелся к единственному свободному месту за третьей партой в третьем ряду. За ней уже сидел юноша, и, кажется, Гарри уже видел его. Светло-каштановые волосы, длинная челка, серо-голубые глаза и невероятные скулы. Да, эти глаза и скулы он точно запомнил. Гарри бесшумно отодвинул стул, положил на парту тетрадь и ручку и искоса взглянул на юношу. Тот играл в Angry Birds, скрыв свой смартфон за спиной сидящей перед ним девушки. — Получите, долбаные свиньи, — тихо воскликнул он, видимо, не заметив нового соседа по парте. Гарри тихо засмеялся, и парень поднял глаза. — У меня новый уровень, — в оправдание произнес он. — Да, это определенно важнее, чем, — Гарри посмотрел на доску, разыскивая тему, — Гражданская война в США. Сущая ерунда. — В тебе говорит синдром отличника, — фыркнул парень. — Я Луи, кстати. У нас общая философия и политология. — Да, точно, я узнал тебя, — улыбнулся Гарри. — Я Гарри Стайлс. — Еще бы я не знал. Все девчонки на нашем потоке только и говорят о «том самом парне с классными ямочками, очаровательными кудрями и с фамилией, как у рок-звезды». Гарри засмеялся и, видимо, очень громко, раз получил выговор от преподавателя. Но ему все равно — он все еще смотрел на Луи, на расходящиеся от уголков его глаз морщинки, и время в аудитории будто останавилось. Когда пара закончилась, они попрощались, и только тогда Гарри понял, что он не коснулся руки Луи.***
Вскоре Гарри вообще об этом забыл. Они часто встречались на общих предметах и сидели вместе, пока Гарри пытался конспектировать, а Луи бил рекорды на своих игрушках в телефоне. Гарри узнал, что у Луи есть пять сестер, а сам он умолчал о том, что его собственная сестра умерла очень (Луи даже не может представить) давно. Они вместе обедали и ходили в библиотеку, и Гарри помогал Луи с домашним заданием, а тот честно пытался его слушать и вникать. — Не могу больше, — фыркнул Луи, снимая с глаз очки в строгой оправе, которая не вязалась с его спортивным стилем, и поднялся на ноги. — Может, сходим куда-нибудь, поедим? — Здесь есть Старбакс через дорогу. Можем пообедать там. Они вышли на улицу и поняли, что время обеда давно закончилось, а на улице начало темнеть. Они красноречиво переглянулись, и перешли дорогу. — Чувствую запах свежесваренного кофе. — Луи потянул носом. — Готов убить за карамельный, — поделился Гарри. Луи тыкнул его локтем в бок. — Очень по-девчачьи, а, Стайлс? — Отвали, — фыркнул Гарри, но счастливо улыбнулся. Колокольчик звякнул над их головами, и Луи попросил Гарри занять стол (как будто в помещении было не протолкнуться в такой час, ага), а сам пошёл за напитками. И вот они сидели друг напротив друга, потягивали свой кофе (Луи все-таки умудрился отпить из кружки Гарри) и рассказывали разные нелепые истории о себе. Луи рассказывал про своего друга Найла, а Гарри говорил про Зейна и Лиама, и от шатена, конечно, не укрылось то, как его голос стал тише и печальней. — Хей, — нежно позвал он Гарри. — Мне очень жаль. Гарри кивнул, и рука Луи легла поверх его, а большой палец поглаживал костяшки. Гарри перевернул руку ладонью вверх, и стоило им соприкоснуться, как Гарри почувствовал это. Как в дешевых бульварных романах, между ними будто пробежал электрический разряд, заставляя не отпрянуть друг от друга, а сильнее сжать руки. — Господи боже, — изумленно прошептал Луи. — Это же- — Ну, привет, Судьба, — криво улыбнулся Гарри, и Лу улыбнулся в ответ, а на сногсшибательных скулах пунцовел румянец.***
Гарри ударился пяткой об косяк и вскрикнул, а Луи засмеялся ему прямо в губы. — Никогда не знаешь, куда деть свои длиннющие ноги, — заговорщицки шепнул он. Гарри закатил глаза и принялся стягивать с Луи толстовку. — Ты бы помолчал, властелин сложных уровней в Angry Birds. Луи пихнул его кулаком под ребра, а потом встал на носочки, чтобы дотянуться до желанных губ. — Я — завоеватель. — Плебей. — Че-е-его? Ну, берегись. С первобытным ревом, крошечный Луи молниеносно перебросил Гарри через плечо и потащил в спальню, ориентируясь в его квартире, как в своей собственной. Гарри уверен, что скоро она таковой и будет. Он опрокинул Гарри на постель, скрещивая его запястья над головой и придавив его бедра своими к кровати. Луи оставил дорожку влажных поцелуев от его челюсти к изгибу шеи и мягко прикусил кожу над ключицей. Гарри сдавленно застонал, толкнулся бедрами вверх, протираясь о Луи. На них больше нет рубашек, и Гарри мог рассмотреть татуировки Луи, пока не заметил татуировку кинжала, ровно на том самом месте, где у самого Стайлса было тату розы (не спрашивайте, он шел в ногу со временем, но это тату ему будто кто-то нашептал набить). Луи тоже заметил и переплел их руки, улыбаясь Гарри во влажную кожу. — Долбаные соулмейты, — усмехнулся он. — Это у вас теперь так называется? — Вы отстали от жизни, господин Стайлс. — Поговори мне тут. Они снова целовались, а Гарри попытался вытряхнуть Луи из джинсов, что, конечно, вышло гораздо ловчее, чем у Луи, который с трудом стянул узкие штаны с длинных ног Стайлса. — Никаких штанов в моем присутствии, — рыкнул он, целуя его бедра и оставляя засосы на их внутренней стороне. Гарри вплел руки в его волосы, нежно потягивая, когда Луи поцеловал влажную головку через ткань белья. — Лу… — У тебя есть смазка? И даже не пытайся скрыть, что есть, ты, мастурбант с двухсотлетним стажем. — Хей, я и обидеться могу. — Не можешь, потому что уже влюблен в меня. Заткнись и ищи смазку. Гарри засмеялся и потянулся к тумбочке, где у него, кажется, было полфлакона лубриканта. И только сейчас Гарри осознал, что жил только ради этого момента — момента единения со своей Судьбой, соулмейтом. Когда Луи избавил его от белья и перевернул на живот, успокаивающе поглаживая узкие бедра, Гарри совсем не волновался и терпеливо ждал, когда Луи соберется с духом. — Мне ждать еще двести лет, или мы, наконец, займемся любовью? Шатен легко шлепнул его по ягодице. — Я тут рулю, так что лежи и думай об Англии. Кажется, время тянулось безумно долго, и эти двести лет казались мгновением, когда Луи, наконец, размазал по пальцам скользкий гель и прижал кончик указательного к сжатому колечку. — Расслабься, — прошептал Луи и невесомо поцеловал его ямочки на пояснице. Гарри отрывисто кивнул, и кудрявые локоны упали на лицо. Шатен отвел их в сторону, и мгновение спустя Гарри почувствовал, как палец мягко проникал в него. Кажется, они оба затаили дыхание, пока Луи не начал медленно двигать пальцем, растягивая стенки узкого прохода. — Все в порядке? — Гарри кивнул, не в силах и слова выдавить из себя. — Еще? Снова кивок, и Луи добавил больше смазки на средний палец. Гарри сдерживался, чтобы не сжиматься, пытаясь вытолкнуть пальцы Луи. Шатен растягивал его не торопясь, основательно, пытаясь минимизировать боль, но Гарри нетерпеливо дергал бедрами и просил еще. Три пальца — и Гарри казалось, что он себя переоценил. Давление на стенки становилось все сильнее, а в зеленых глазах скопились слезы. Он сглотнул, чувствуя большой палец Луи на своей щеке. Шатен вытер слезу и поцеловал его в затылок. — Гарри, мы можем остановиться. — Я три войны прошел, знаешь? И не ради того, чтобы сдрейфить на половине пути сейчас. — Я вообще удивляюсь, как ты остался таким чувствительным после всех тех ужасов, что ты пережил, — шепнул Луи, вынимая из него пальцы и вытирая руку о простынь. — Откуда ты знаешь, сколько я прожил на этом свете? — с подозрением протянул Гарри. — Я твой соулмейт, глупый, я это чувствую. Я всегда знал, что моя вторая половина — манерный джентльмен, который умеет танцевать кадриль и говорит по-французски, как на своем родном. — Va te faire foutre (фр. Пошел ты), — пробурчал Гарри в подушку, пнув Луи по голени. — Я же сказал. — Меньше слов, пожалуйста. Когда мы перейдем к делу? — Гарри- — Давай уже, — буркнул Гарри, отпихнув от себя своего соулмейта. Луи встал позади него на колени и притянул к себе его бедра, заставляя Гарри упереться локтями в матрас. — Готов? — У меня было двести лет, чтобы подготовиться. Луи низко засмеялся, проводя рукой по его пояснице и останавливаясь на ягодицах, раздвигая их, чтобы раскрыть трепещущее и влажное после подготовки мышечное кольцо. Дыхание Гарри прервалось, когда крупная головка протолкнулась в узость прохода. — О, черт, — чертыхнулся Луи. Гарри не видел, но словно знал, что тот сейчас запрокинул голову, обнажая горло. Он продолжил движение, войдя на половину. Стайлс вцепился в простыни и накрутил их на сжатые в кулаки руки. — Очень больно? Господи боже мо- — Терпимо. Еще. По спине катились крупные капли пота, на лбу появилась испарина. Луи одним движением протолкнулся до конца и замер, давая Гарри привыкнуть к давящим изнутри ощущениям. Луи за его спиной все бормотал «Только бы не кончить, только бы сейчас не кончить», а он медленно повел бедрами. — Давай, двигайся, — скомандовал Стайлс, повернув голову вправо и подглядывая на Луи из-под упавших на глаза волос. — Не делай так больше, — взмолился Луи, а Гарри, ухмыльнувшись самому себе, сжал его член внутренними мышцами. — Двигайся, я в порядке. — Я не в порядке, — пробормотал он, начиная медленные движения без соблюдения какого-либо ритма. Пару толчков спустя, когда Гарри достаточно привык к Луи, он начал подаваться назад, подстраиваясь под него. Вскоре они двигались слаженно: Луи раскачивался вперед и назад, а Гарри вскидывал бедра ему навстречу, потираясь изнывающим членом о простыни. Луи обнял его поперек живота одной рукой, а вторую вплел в мокрые кудри, помогая Гарри двигаться и впечатывая в себя его ягодицы. — Лу… — слабо простонал Гарри, заводя руку за спину и хватаясь за предплечье Луи. Тот переплел их пальцы и вытянул скрещенные вместе руки справа от лица Гарри. — Еще немножко, любовь моя, — задыхаясь, отозвался шатен. С его волос капал пот, челка налипла на лицо, но он выглядел так прекрасно, что у Гарри защемило сердце. Он пожалел, что лежал к нему спиной, но вскоре обо всем позабыл, когда Луи, скорее всего случайно, попал по его простате. В животе взорвались фейерверки, а в голову будто что-то ударило. Гарри громко застонал, выгибая спину и шею. — Прямое попадание, Томлинсон, — похвалил себя Луи, и Гарри бы точно рассмеялся, не будь он сейчас в предоргазменной агонии. — Еще, Лу, еще, — взмолился он, и Луи дал ему это. Движения стали беспорядочными, кожа влажно соприкасалась друг с другом, и Гарри ощутил, как узел внизу живота начал стремительно развязываться. Еще одно попадание по простате — и Стайлс будто полетел с обрыва вниз, утягивая за собой следом и Луи. Он долго изливался на простыни, а потом обессилено уткнулся лицом в наволочку. Томлинсон повалился сверху, придавливая своим весом к матрасу. — Слезь с меня, — пробормотал Гарри. — Я не могу пошевелиться, — поделился Лу, и они вместе тихонько засмеялись, уставшие, но бесконечно счастливые. Спустя пару минут Луи все же откатился на свою сторону кровати и вытер их краем и без того перепачканной простыни. Он дышал тяжело, как после марафона, но на лице блуждала довольная улыбка. — Ради этого стоило ждать двести лет, — выдохнул Гарри, а шатен рассмеялся. — Мне достался двухсотлетний девственник. — Еще один минус этой чертовой системы — нельзя заниматься сексом ни с кем, кроме своего соулмейта. — Так уж и минус, — саркастически улыбнулся Луи. Гарри фыркнул и лег ему на грудь, обвивая руками худой торс. — Эти двести лет без тебя были сущим кошмаром, но пролетели будто в одно мгновение, и я благодарен судьбе, или кому бы то ни было за то, что она столько раз позволяла мне выжить, в каких бы чудовищных условиях я не находился, на какой бы войне я не воевал или с какого тонущего корабля я бы не спасся. Я благодарен за то, что она позволила мне встретиться с тобой, чтобы состариться и уйти из этой жизни вместе. Луи просто кивнул и поцеловал его, и никаких слов не надо, чтобы понять, что он чувствовал то же самое. Да, ради этого стоило пройти сквозь страх и потери, боль и страдания. Пройти сквозь эти двести лет, сквозь время.