На рассвете

Чёрное вороное перо плавно спускалось вниз, повинуясь порывам колкого ветра, не на шутку взбунтовавшегося в эти дни. Перо то вздымалось вверх, задевая ветки продрогших деревьев, то спускалось ниже, почти касаясь земных белых звёзд, застилающих всё пространство собой. Наконец, ведомое по воле силы свыше, вороное перо опустилось на позолоченную плиту, закрывая несколько выпуклых буков. Откуда оно прилетело и какой путь проделало известно лишь самому перу, но за время путешествия повидало оно не мало, решив окончить своё путешествие именно здесь, оправдавшись, что не хватало некоей нити дополняющей картину. Тяжёлые массивные клубы облаков, сейчас давившие своей массой на всё естество, поглощали в себя утреннюю свежесть, оставляя лишь вязкую, липкую неприязнь к этому миру. Чихо, весь укутанный в шарф, наблюдал за маршрутом пера, сейчас так пристально смотря на него, видя только что-то... в прошлом. Чихо не понимал почему, как, за что. Он не понимал этот мир, он ненавидел этот мир, он ненавидел алый цвет, но хотел всё разукрасить вокруг именно в него. Цвета смешивались сначала в серый, потом чёрный, жгуче красный... и белый. Почему белый? Потому что больше ничего не существовало, потому что белый означал либо начало... Либо начало конца. К чему чёрный? Чёрный - это бездна, в которой что-то да находишь: боль, отчаяние, злобу, тоску. А в белом пусто, потому что туда ничего не добавляют, потому что боятся, потому что это единственное нетронутое. У Чихо было пусто внутри, будто взяли и экскаватором вынули огромную часть души, в которой были сокрыты эмоции, чувства, планы. Лицо бледное, как парное молоко, кожа нежна, как шёлк, а щёки покрылись розовым пигментом от приятно щиплющего мороза. Зико не волновало, что стоит мороз под -20 градусов, что пальцы уже онемели, он не чувствовал их, его не волновал снова поднявшийся ветер, разгоняющий белую пыль снега, ни проходящая мимо навзрыд сопящая и рыдающая толпа. Он видел только улыбку напротив, кривоватую, игривую, ещё с детским озорством. В руках Чихо еле держал тетрадь на заклёпках. Он буквально сегодня нашёл её под кроватью малого, когда в порыве завалился на пол. Чихо долго листал эту тетрадь, вчитываясь в каждую строчку, разглядывая немного небрежный почерк. Скачущие буквы будто издевались над Зико, преобразовываясь в совершенно не понятную форму. Но сам смысл... Чихун оказывается вёл дневник. Каждый день, каждое событие было записано туда, а красным маркером помечены некоторые даты, в которые Чихо особенно внимательно вчитывался. 4 апреля Сегодня было очень жарко… В начале апреля? Странно это, аномалия какая-то. А рядом с Чихо-хёном ещё жарче. Рядом с ним сжариться можно, будто он излучает тепло как теплица, но я всё равно жмусь к нему, оправдываясь, что из форточки сквозит. А что он? Он взял и со спокойным видом закрыл это окно, хотя самому было жарко. И как теперь мне выжить в этой температуре? А ещё пульс отдаёт в висках, и я ничего не слышу, а Чихо-хён ведь что-то говорил, что-то важное, а я прослушал. Голова кружилась, всё плыло перед глазами, и вот я уже бессильно опустил свою голову на что-то мягкое, приятное, пахнущее цитрусами, а посередине вереница выпирающих бугорков. Это что-то приятное пошевелилось, и я уже сместился выше, теперь оказавшись подбородком на ещё одном выпирающем бугорке, который упирался мне прямо в надкостницу. Приоткрыв еле глаза, я обнаружил, что буквально лежу на чихоновской спине, оперевшись головой на плечо, и тяжело дышал. А лоб у меня был горячий, и в горле как-то першило. А после стало прохладно, знобяще, от чего прошлись мурашки от лица по горлу, к животу, где эти самые мурашки застряли и бегали по кругу, пока я плыл куда-то. А разве я в океане? Нет. Значит это Чихо меня взял на руки и так плавно нёс, что мне казалось, будто вокруг именно волны, тёплый и сухой ветер обдувал мне лицо, и стало немного легче. А после меня окутало воздушной пеной, а я очутился на поле одуванчиков. Я был в бреду, да? Мне снились большое и голубое море, как я плыву на корабле, паруса надулись под упругим ветром, ведомые на произвол судьбы, куда их ветер-путник отправит. Вдалеке виднелся этот остров с одуванчиками, а посередине росло дерево, и всё оно было в бежевых цветах, окутанное в сочную зелёную траву. Обернувшись, я увидел за штурвалом капитана, а это казался Чихо. Я точно бредил, потому проснулся и резко сел. Комната была погружена во мрак, а на моей кровати, совсем рядом спал хён. Его руки по-прежнему были теплы, будто согреты летними лучами солнца, когда мои же напротив были холодны, как айсберг, потому прикосновение к чихоновским рукам будто отдало током, приятным и ласковым. В ту ночь мы так и проспали вместе и больше мне не снились те странные сны. А после, когда мне снился кошмар, я всегда просил Чихо побыть немного со мной, а хён оставался до утра, держа меня за руку и согревая своей большой и доброй душой. 8 июля Эта дата отмечена зелёным, потому что Кён любит этот цвет. Эта дата отмечена как кёновская, потому что у Кён-хёна день рождения, а в этот день положено дарить подарки. Я честно ломал голову всю неделю, выискивая по интернету, ходил по магазинам, но лучше, чем какой-то пиджак с рукавами по локоть я не придумал. А вот Чихо ходил довольный, прямо таки сиял, хвастаясь, что его подарок определённо будет лучше всех, только вот не показывал. А на встречу даже приоделся торжественно. Меня тогда окутало какое-то чувство… что хотелось стереть эту улыбку с его лица, хотелось содрать с него эту яркую футболку, с большим вырезом, хотелось вцепиться в его волосы и прижать к стене, запереть в этом маленьком мире, оставить его только в нашей комнате, чтобы он не смел так улыбаться своим мыслям, улыбаться так кому-то. Но я же не мог, не мог так поступить. Потому что Кён наш друг, потому что он нас пригласил к себе на праздник, а мы, как его лучшие друзья должны хоть раз окунуть его в воду, издеваться в этот день, и как же не макнуть его рожу в торт. Потому я смирился, потому я смог спокойно так же улыбаться при встрече с Кёном. Кажется он обрадовался моему подарку. Кён поблагодарил и обнял меня, похлопывая по спине, но тут же между нами влез Чихо-хён, отпихивая меня в сторону и вручая Кёну-хёну свой подарок. То была большая коробка, с дырками, перевязанная лентой с небольшим бантом на верхушке. Кён удивлённо принял подарок, который был немного увесистый судя по тому, как он от не ожидая такого опустил руки. Распаковав коробку, Кён заглянул внутрь и остался стоять в шоке. А коробка не желала оставаться на месте и рвалась к своему новому обладателю, спеша оказаться в его руках. Коробка поскуливала и вскоре перевернулась. Являя взору щенка хаски. Кён умилённо улыбался, беря щёнка на руки и тиская его, поглаживая, тыча в мокрый нос пса. Я тогда тоже был в шоке, а Кён-хён уже благодарно вис на Чихо, рассыпая восторгом. А я отходя от шока всё больше скорее злился, глядя на эту картину. Тот вечер мы заканчивали в кафе, которое Кён специально заказал. Вот тут-то меня снесло с катушек. Я тогда перебрал, а Зико… Чихо постоянно оказывался рядом с Кёном. Нет, я конечно понимаю, у того день рождения и всё такое, нужно всё внимание уделять имениннику, но это чувство… как прежде, дома, оно вернулось. Что со мной было? Я плохо помню те моменты, но один точно и чётко отпечатался в памяти. Я накричал на Кёна, что тот хренов друг и выпивка ужасна, что он идиот, что это он клеится постоянно к хёну, чтоб мои глаза его больше не видели, потому что Кён якобы в чём-то предал, унизил, оскорбил, а в чём, я не выяснял. Просто взял стакан со спиртным и вылил всё Чихо, который в тот момент что-то в бурном ажиотаже пересказывал Кёну, похоже одну из историй со мной. Бесило, жутко бесило. А вот причины я не знал. Н всё было как-то тесно, лучше, красивее, уютнее… без меня. Я вернулся домой и завалился на свою кровать, окунаясь в свой мир под одеялом, где существовал я и моё подсознание, а ещё воображение. И сейчас это самое воображение играло со мной плохую шутку, потому что я продолжал вновь и вновь предствлять, как Чихо шёл выпивший к Кёну домой, как они ярко улыбаются уже сопящему щенку где-то на кёновской кровати, а после… после чай на кухне и комната, которая сужалась. Давила на нервы. Сознание, виски и вот эти двое не выдерживают духоты, не переносят совместного нахождения в той комнате… тут моё одеяло летит на пол, меня вытаскивают из моего мира и кидают на пол. Кажется моё лицо сейчас не в лучшем виде, потому что я чувствую как от досады горят щёки, как по ним течёт тёплая солёная жидкость. А я всё смотрел на лицо хёна, смотрел и дрожал, понимая что поступил ужасно, что испортил своей выходкой Кёну день рождения, что Чихо сейчас меня… Он дал мне затрещину, схватив за ворот. Я молчал, сжав зубы, но не собирался брать слов назад, потому что считал себя правым, потому что считал. Что нельзя так предавать меня. А Чихо меня предал, жестоко предал. А после хён занёс руку в очередном ударе и, прошептав «дурень», поцеловал. Чихо целовал меня осторожно, нежно, будто целовал девушку, которая только сейчас собиралась проститься с невинностью, которая познавала что-то новое, а её парень обучал не бояться, показывал. Что скоро она познает другой мир. Ещё более прекрасный. И мне было как-то плевать. Что сейчас ощущал себя именно той девчонкой с чёртовой невинностью, но я именно собирался с ней проститься. Я не был чист, я не был идеален, но я хотел. Чтобы Чихо улыбался так же ярко только мне, чтобы шептал мне сказки на ночь, как и прежде, чтобы… чтобы этот мир был только нашим. И в тот момент я ему ответил на поцелуй, не как маленький мальчишка, а как ненасытный голодный зверь, потому что я грезил этим давно. Потому что я не тот маленький мальчик, которым возможно меня считал Чихо. А Зико продолжал терзать мои губы, продолжал заставлять моё тело подчиняться, льнуть к нему, желать его ласки, желать его близости. Всё превратилось в один момент в одну из моих сказок, где туман рассеивался и на заре, когда солнечные лучи показывались из-за горизонта, одна пара крепко обнимая друг друга ходила в гости к друг другу в сны как в собственные, они создавали свой общий сон. Тот день отмеченный зелёным цветом стал и моим любимым, зелёный стал и моим любимым цветом. Потому что зародилась ещё одна любовь под крышей простого дома. Так создаются чудеса из совершенно обычных вещей. Могу только успокоить, что перед Кёном я извинился, и мы снова всегда проводили свободное время втроём. А то чувство, которое съедало меня раньше изо дня в день, было ревностью. А оказалось, что Чихо всегда считал меня своим ребёнком, своим имуществом. Я давно принадлежал ему. Чихо, я люблю тебя. 25 ноября следующего года После работы я возвращался домой. Я как и всегда по дороге говорил с Чихо по телефну. Это стало как бы нашей традицией, всегда разговаривать по пятнадцать минут, рассказывая о произошедшем за день. По началу на этом настоял Чихо, отговариваясь, что хочет знать к скольким должен быть готов ужин, ведь он заканчивал работать раньше, а я приходил поздно. Ну а после это стало привычкой и моей потребностью – услышать его голос, услышать его улыбку. Да, за то время мы научились понимать друг друга не видя. В этот день я решил купить мороженного, Чихо любит фисташковое. Какое же мороженное, когда холода не за горами? Ну, надо же порой побаловать себя и своего парня. К тому же одно мороженное не сыграет никакой роли, если его съесть дома. Заказав сладкого в магазинчике за углом напротив моей работы, я по-прежнему разговаривал с Чихо, а он коментировал каждое своё действие или же рассказывал услышанный за день анекдот. За этими моментами я не замечал как проносилось время и не видел дороги, идя на автомате. Так я попрощался с Зико и убрал телефон в карман, оставив наушники в ушах, слушая партию гитары – один из моих любимых моментов. Загорелся зелёный свет и я без лишних подозрений пошёл по размеченной дроге «зеброй», смотря только вперёд. Но через несколько секунд мои ноги подкашиваются, меня что-то толкает вбок и я падаю, теряя сознание, но прихожу в себя уже через пять минут. Надо мной столпился народ, но больше всего хватался за голову один из мужчин, который мельтишил из стороны в сторону, звоня куда-то, возможно в скорую,. Оглянувшись я увидел прямо перед собой машину. Похоже меня сбили. Голова сильно раскалывалась. А из виска стекала струйка крови. Какая-то женщина протягивала мне платок. Я его благодарно принял, вставая на ноги, вытирая кровь и подходя к мужчине, который быстро тараторил адрес. Я попросил не вызывать скорую, со мной правда было всё в порядке, только продолжала ныть голова. Вернувшись домой, я уже по-прежнему по привычке обнял Чихо, а он поцеловал меня сначала в кончик носа, а после в губы. Кажется он не заметил. Что кровь всё ещё стекала по моему виску. Благо это скрывали волосы, хотя и они вскоре окрасились в красноватый цвет. Смыв краску, я вновь появился перед Чихо, снова улыбаясь и как прежде дурачась. Был ли я ребёнком, которым всегда меня называл хён? Да мы оба взрослых парней, оставшихся где-то в детстве, но играющие во взрослые игры. После ужина, который к сожалению подгорел, из-за моего так сказать тёмного шарма, мы продолжили свои игры уже в комнате, сокрытые во тьме, которая всегда хранила наши тайны. Она всегда была нашим союзником, даже по совершенно обычным ночам, когда мы не занимались нашими играми, а просто сидели на кровати и касались взглядом друг друга. А порой и мыслями. Эхо не знало наших тайн, не знала и тишина, мы доверяли только темноте. Но в ту ночь последствия той аварии дали своё. Ночью у меня разболелась голова. Эта боль была ужасной, долбящей по одному и тому же месту, всё внутри рвалось на части, и я буквально это переживал в сотый раз, будто нервные узлы кто-то растягивал в разные стороны, а те по одной ниточке, сопротивляясь всё же не могли противостоять силе вторгнувшегося. Голова гудела, а внутри всё горело. Я встал, чтобы выпить воды, остудить пожар внутри, но как только встал на ноги и зашёл за дверь, тут же упал, пытаясь ухватиться за тумбочку, но вместо того, чтобы рукой опереться на спасительный предмет, я встретился с деревом своей многострадальной головой, от чего в очередной раз потерял сознание. Так провалялся в коридоре до раннего утра. Чихо ещё спал и похоже пока что не заметил моего отсутствия. Быстро собравшись и немного пошатываясь, я пошёл в больницу, опираясь на стены, не видя совершенно дороги, а вчерашняя рана кажется открылась, но к старой прибавилась ещё и вчерашняя. Кажется я ударился об угол лбом, потому что сейчас кровь плавно стекала мне по переносице и сползала на глаза, а я и так ничего не видел, так что не знаю как добрался до врачей... 1 февраля. Для Чихо. Знаешь…. Жизнь… она ведь прекрасна, да? Я столько пережил, но не смог познать многого. Чихо, ты самое яркое, самое потрясающее, самое великолепное, что было в моей жизни. Что бы я ни пытался вспомнить, то всегда возвращаюсь к твоему образу, как мы катались на катере, помнишь? Ты ведь тогда упал в воду и кричал, что не умеешь плавать, а ведь я поверил. А знаешь что самое страшное? Я ведь на самом деле не умел плавать. Но я прыгнул. Прыгнул, потому что испугался потерять тебя. Это не смешно! Я не мог представить. Как существовать без тебя дальше! Не шути так, у меня сердце разрывается. Я не нытик! Я вырос, пойми. Но… не всё ведь игра, да? Кхм. Вот, купишь мне завтра тех конфет, которые я просил у тебя месяц назад? Только не жмотничай! Они мне нужны именно завтра! Обязательно принеси! Навещай Кёна почаще и Ёги тоже. Думаю тебе это нужно. И знаешь… Жизнь прекрасна. Проведи её достойно, а я буду наблюдать. Я всегда буду наблюдать и всегда буду рядом. Только не делай глупостей. А то я тебя не прощу! Слышишь?! Будь счастлив, прошу! Ты сможешь если по-настоящему любил меня. Отдельное письмо. p.s. Развей мой прах на рассвете, над тем полем, где много цветов. Не хочу, чтобы моя красота гнила в земле, хе-хе. Ты же поймёшь и выполнишь просьбу? Чихо положил тетрадь на землю, и взял сосуд, открывая его. Рука плавно скользнула внутрь, доставая пепел в сжатой руке. На лице Чихо не было эмоций, не было ничего, только тоска. Складочка на лбу стала ещё глубже, а глаза были плотно закрыты. Он медленно непослушными пальцами разжал руку, наблюдая, как ветер тут же уносит с его руки прах, поднимая его выше, смешивая со снежными хлопьями, от чего под лучами восходящего солнца всё блестело, окутывая всё вокруг в подобие пейзажа, сошедшего с картины. "Правильно, ты всё правильно делаешь, хён. но я всегда буду любить тебя" - столь знакомый голос басовито прозвучал в сознании Зико, а на плечо легла невесомая рука, обнимая парня, касаясь развивающихся волос. "Чихун-ты придурок, почему меня бросил? почему ничего не сказал?" - Чихо мысленно ругался, злился на себя, бессилие, он больше... не увидит его. Но позади только тихо улыбнулись и легко коснулись приоткрытого участка шеи губами, а после Чихун исчез, от чего Зико стало ещё более невыносимо. Чихо выполнил просьбу, но он сохранил частичку Чихуна и всегда носил её с собой, он всегда носил собой его душу.