Раздавлен.

      Этот манящий запах недорогого, но очень пахучего одеколона, оставляющий лёгкий флёр за своим обладателем, впивается в меня тысячей кинжалов, обдавая жарким потом, заставляя забывать свой текст так же быстро, как кончала моя бывшая пассия. До того, как помещение начали заполнять люди, так называемые зрители, он прошёлся по всему бару и поспрашивал у Ресторатора, что, да как, забыв обо всём после перерыва в восемь месяцев. Эта красная рубашка: чистая, пропитанная этим блядским парфюмом и заботливо кем-то проглаженная. Иваном, наверное. Он ведь трахает его каждое утро и сегодняшнее не стало исключением. Кого-то с довольной мордой, украшенной голубыми кристальными глазами, с утреца поджидал нежный «блоуджоб» от Охры. Он обводил языком его, как я представлял, розовую головку вместе с пухлыми губами. Высокий, русый, голубоглазый, татуированный молодой красавчик и не такой высокий, не такой уж и красавчик, зато с ошеломительными глазами, не такой татуированный, зато так дрочибельно пахнущий мужчина средних лет. О чём ещё можно мечтать? Эх. Они ведь меня ненавидят. Вся эта суета, этот баттл, этот бар, эта атмосфера — это всё из-за меня. Саша, мог бы не выёбываться и дальше мечтать, плача на своей кроватке, как дохуя эмоциональная девочка-подросток, представляя их, одновременно входящих в тебя всем, что только попадётся. Теперь ты скорбишь о своём решении, молодец. Я готов заплакать. Всё уже скоро начнётся. Я ведь взрослый амбал, как я буду плакать? Нет, надо взять себя в картавые кандалы мужества и хлестнуть леща по бородатому ебалу. Тогда всё устаканится и я не буду так сильно переживать. Фу, когда же вы начнёте пускать надоедливую публику? Я хочу обосрать его трижды, выслушать судей и уйти отсюда поскорей. Угнетает. Всё угнетает. Каждая пылинка, летающая в летнем воздухе и каждый вздох бармена. Я нервозно чешу нос и делаю глубокий вздох. Белая рубашка-поло липнет к телу, становясь меньше и меньше. «Когда весь этот пиздец начнётся?» —спрашиваю сам у себя. Никогда, если верить последним событиям. Какая-то девочка хотела зайти и спросить что-то, она, по-моему, даже не на баттл пришла, а просто так, и её с криком выгнали. Так и меня через полчаса после начала выгонят из ёбанной рэп-игры.

***

      Мои глаза горят. Где-то в глубине отделов, извилин моего мозга, в самом пыльном и забытом углу есть кнопочка со значками «Вкл.» и «Выкл.», переключающая (!) храбрость. Вот именно её, когда все фэны и прочие вошли в зал, и нажал мой внутренний Я. Он кричит и всячески кичится, но, конечно, незаметно; у него выступают венки, кадык предательски быстро двигается во время зачитывания очередного пиздатого парта. Вот и настал мой раунд. Я тоже всемерно пытаюсь выпетушиться, но мой тык пальцем в его твердую костистую грудь и то, что я его толкнул, разрушило все рамки. Вроде ничего такого, но это его ужасно взбесило. Не то, чтобы он начал тупо, опустив голову и уставившись мне в глаза, манипулировать, как делал с мальчиком Джонни-Дениской... Нет, он просто взбычил и толкнул в ответ. Ему это не понравилось. Это его обожгло, расстроило. Он, блядь, был неистово недоволен.

***

Последний судья оглашает свой вердикт и я, видимо, чахну на глазах, увядаю, сохну, становлюсь всё слабее, ведь он, шепелявая м… Ладно, не это слово. Сука, Хован говорит: «В обсем, я са Мирона.» Меня убили. Я мёртв. Свет. Занавес. Алекс мёртв.

***

— Ты выёбываться вздумал, да? А? — Иван хватает меня за ткань поло. — Тише, Вань. Всё нормально. Мы запрёмся здесь, что уже сделали, — обеими руками показывает в стороны. — выебем его, побьем, чтобы не было подозрений и отпустим. — Ага. — бросает меня на тысячу и один раз обоссаный кафель и я больно ударяюсь головой. — Cʼest facile! * — И ты типа по-французски шаришь, ага. — Дай выебнуться, блять, момент портишь. Дальше идёт лепет, который я особо и не слушаю. Но это было лишь тишиной перед бурей. Буквально через минуту к моему лицу опускается два прилично стоящих, довольно больших члена, которые мне, походу, придётся сосать. Я неуверенно и скованно, хоть и не в первый раз, беру сначала первый, потом второй. У Мирона больше. Я так и знал, он — актив, а Ваня… Ваня — универсал. Они не позволяют отрываться, несмотря на возникшую проблему: кого-то, ломящегося в уборную «Семнадцать ноль три». Мирон стягивает или даже срывает остатки от моей футболки и заставляет быстро, как только могу, расстегнуть пряжку и стянуть джинсы, снять всё. Как только выполняю указания. Какой же я, сука, покладистый. Я просто боюсь, что они оба меня побьют, ибо я совершенно не в состоянии бить им ебала, или мне просто действительно нравится быть таким ярым пассивом. Вот и семейка. Прям альфа-бета-омега какие-то. Рудбой пристраивается сзади, но Фёдоров его отталкивает и входит резко, не предупредив. Мр… Оʼкей. Евстигнееву не остаётся ничего, кроме как продолжить играть с моим ртом. Возгласы, вздохи и стоны наполняют комнату и ровно через семь минут я теряюсь в экстазе оргазма. Они решают, что с меня хватит и, оба оставив на моих щеках смачные пощечины, один из них даже в глаз, одеваются и уходят. Одеваются и… уходят. Я раздавлен. Раздавлен, как виноград, который давят на вино. Я голый сижу в туалете бара, где только что ему проебал. Я думал, что наш первый раз не будет таким жёстким и неприятным, тем более не вдвоём.