bloodline

Дуротан просыпается из-за детского крика и несется к покачивающейся колыбельке раньше, чем понимает, что он спал. Спал впервые за несколько дней изматывающего наблюдения, которое заставляет нервы натянуться до предельного состояния, когда любое движение в десятке шагов у их шалаша – и все, соберите его, взорванного напряжением изнутри, по кусочкам. Он не может сказать, что устал, это привилегия Дреки, и все, что остается, – смотреть за собственным ребенком, отвратительно сильным для маленького орчонка. Когда Дуротан приближается к нему, кожа Тралла с въевшейся в нее зеленью на свету играет всеми оттенками травы, той, что выжигает скверна на местах временных стоянок. Орки видели конец этого чистого сияния природы: осыпавшиеся трухой деревья с венцами из ссохшихся листьев и посеревшую землю, безумие и перманентно красные клыки от постоянно обновляемой крови на них. Слишком ярок оттиск картинки на дне их глаз, чтобы не ждать такого исхода для себя и других. Иногда Дуротан думает, что стоило остаться в своем мире. Он не может назвать ни один клочок земли там домом, он уже забыл, как в последний раз возвращался в шалаш с выведенным "я дома" в мыслях, но без Гул'Дана было бы спокойнее, и, может быть, орки остались бы на одном месте дольше. Может быть, его ребенок вырос бы, зная, что его народ кочует реже, чем до этого. Голос Тралла звенит низкими нотами людских колоколов (кто-то из племени пытался их нарисовать, только художник из него явно никакой был, и Дуротан так ни разу и не видел чего-то похожего) и заполняет всю мерцающую теплотой костров снаружи темноту. Дуротану интересно, заложен ли тембр голоса природой или магом с далекоидущими планами, и это только увеличивает его раздражение. Орчонок продолжает кричать, но Дрека так и не просыпается. Дуротан берет дитя на руки. На него смотрят глаза, схожие с его собственными, он чувствует маленькие потоки вдохов-выдохов через нос, схожий с его собственным, и маленькие пальцы, которые ребенок посасывает во рту, схожие с его собственными. Это орк, точно такой же, как и его отец, вожак клана Северного Волка, и жена не раз говорила, что он станет гораздо сильнее своих родителей, но Дуротан не может преодолеть неприязнь к сыну. Звуковые волны перестают давить на барабанные перепонки, и в шалаше снова затягивающая в вакуум тишина. Путешествие в полную пустоту не будет слишком долгим для них, куда уж дальше своих унизительных ролей отца, держащего орчонка в руках с отвращением, и ребенка, виновного лишь в том, что его родители желали дать ему лучший мир. В итоге реальность искажается, словно через магическую пленку портала; знай кто-нибудь, что ждет их впереди, умей хоть кто-нибудь заглядывать в портал и видеть то, что прорежется на его глади с течением времени, все было бы по-другому. – Семья, застрявшая мыслями в густом межмирье, никогда не будет счастлива, – Дрека разрывает скверность момента словами, вклинивается между ними стабилизирующим элементом. Она понимает. Она не осуждает. Дуротан смотрит на Тралла и думает, чего в орчонке больше: отцовской крови или скверны. Истина лишь в том, что, если его ранить, потечет кровь Северных Волков. Дрека знает.