The Neighbourhood – Daddy Issues
Завернув за угол, Чондэ достал из внутреннего кармана черного пиджака еще не начатую пачку Marlboro red, предвкушая дальнейшее удовольствие, когда он, открывая ее, разорвет серебристую фольгу, словно девственную плеву. И прежде чем достать сигарету, втянет ноздрями еле ощутимую горечь, от которой у него всегда слегка кружилась голова. Но как только непозволительно длинные пальцы Чондэ расправились с этикеткой и уже были готовы забрать невинность купленной двумя часами ранее пачки, голос, который внезапно окликнул его, заставил Кима, скрепя зубами, тихо выругаться себе под нос и поспешно сунуть пачку обратно в карман. — Святой отец! — обернувшись, Чондэ увидел бегущего к нему беловолосого юношу, который что-то очень бережно прижимал к груди. Чондэ в сердцах хотел крикнуть ему, мол, какого хера, парень, ты только что прервал многолетний ритуал, я помолюсь Господу за не упокой твоей души, но он лишь снисходительно улыбнулся и, дождавшись, пока юноша будет достаточно близко, чтобы можно было его покарать, миролюбиво, насколько это было возможно при его крайне скверном расположении духа, спросил: — Чем я могу помочь тебе? — Вы забыли Библию, — немного отдышавшись, парень выпрямился и протянул Чондэ книгу. Приняв ее, Ким поблагодарил юношу и даже снизошел до почти правдоподобной улыбки. — Ким Чонин, — низкий голос вновь заставил Чондэ развернуться. — Что? — Мое имя, — пояснил юноша. Чондэ невольно окинул его беглым взглядом, отмечая пухлые почти кровавого оттенка губы, которыми, священник был уверен, можно очень изящно согрешить и черные, как мысли Чондэ перед каждым его чтением, глаза. От парня исходила мощная энергетика, которая буквально приказывала Киму немедля пасть к его ногам. Перед глазами предстала картина, в которой голый Чондэ привязан к кресту, а Чонин, растягивая свои греховные губы в заговорческой улыбке, пожирал его взглядом. Священник нервно сглотнул, сильнее сжав Библию в руках, что не скрылось от глаз юноши. — Но ты можешь звать или призывать меня как Кая. Усмехнувшись, юноша развернулся и поспешил прочь, оставляя ошарашенного священника наедине со своими пороками.✝✝✝
Читая проповедь в очередной проблемной школе, дабы указать этим заблудшим сынам и дочерям божьим путь истинный, Чондэ никак не мог избавиться от ощущения, что прямо сейчас кто-то читает его душу. Казалось, что вместо вен в его руках извивались холодные змеи, из-за чего Чондэ периодически ежился и складывал руки в замок, до побеления костяшек сжимая пальцы. Священник знал, чье приковал к себе внимание и старательно игнорировал нагло ухмыляющегося юношу. Закончив проповедь, на которую всем было глубоко плевать, Чондэ тут же поспешил покинуть школу, не отзываясь на хриплый властный голос, что возвышался над шумом толпы. Оказавшись достаточно далеко от места отбывания наказания, Чондэ вытащил из внутреннего кармана ту же пачку Marlboro, только теперь лишенную прежней невинности, неспешным движением изящных пальцев достал сигарету и, впитав в себя ее запах, подкурил. Горький дым ядовитой змеей заполз в его легкие, тут же покидая грешное тело через обветренные губы. Чондэ в удовольствии закрыл глаза, снова затянувшись, слушая, как шипит огонь на конце сигареты, из-за чего та постепенно исчезала в его руках, осыпаясь пеплом на грязный асфальт. — Разве священникам дозволено курить? — Чондэ подавился дымом, в ужасе развернувшись к непонятно откуда взявшемуся парню. Узнав в нем Чонина, священник отчего-то облегченно выдохнул. А Чонин тут же вобрал в себя дым из его губ. — Можно ли считать это косвенным поцелуем? — усмехнулся Ким, выдыхая дым. — Что ты хочешь? — решил напрямую спросить Чондэ у преследовавшего его уже не первый день парня. — Тебя, мой падший ангел.✝✝✝
Грубо толкнув обнаженного Чондэ к деревянному кресту, Чонин туго привязал его руки потрепанной веревкой и ощутимо укусил за ключицу, отчего тот ликующе вскрикнул. Расставив ноги священника в стороны, Ким отстранился на один шаг, чтобы взглянуть на проделанную работу. Губы Чондэ были окровавлены жадными поцелуями, взгляд наполнен безумным желанием, а чуть выше левой ключицы красовался укус от нечеловеческих зубов. Испустив глухой смешок, Чонин вплотную прижался к сгорающему от возбуждения Чондэ и, с силой сжав того за подбородок, прошипел в искусанные губы: — Так ты себе это представлял, мой ненасытный? Не дожидаясь ответа, Ким остро впился в губы возлюбленного, оттягивая клыками нижнюю губу и тут же проникая внутрь горячим языком. Чондэ скулил от удовольствия, впиваясь длинными ногтями в свои ладони и раздирая их до крови. Чонин был напорист и голоден, поэтому пресекал безнадежные попытки Чондэ отстраниться, чтобы наполнить опустевшие легкие воздухом. Наконец оторвавшись от опороченных губ, Чонин стал укусами спускаться по извивающемуся худому телу. Каждый укус сопровождался отчаянным криком высокого голоса, от звуков которого Чонин был готов кончить, ни разу не войдя в желанное тело. Добравшись до истекающего смазкой члена, Ким вобрал его полностью, сразу же расслабляя горло и задавая ускоренный ритм, лаская круговыми вращениями языка горячую плоть, чувствуя каждую проступившую венку. Взгляд черных глаз был направлен на истошно кричащего Чондэ. Резко выпустив член из плена греховных губ, Чонин взял его в руку и стал бить головкой себе по языку, все так же наблюдая за мечущимся на кресте священником. Снова взяв член полностью в рот, Чонин втянул щеки и стал остервенело двигать головой, оглаживая яйца горячей рукой. Чондэ, сходя с ума от ощущения горячих пухлых губ на своем члене, громко кричал, бился головой о деревянный крест, извивался, царапая спину, чувствуя, как больно впивались кусочки дерева в нежную кожу. — Кай, пожалуйста! — не в силах больше выдерживать столь умелой ласки жалобно заскулил Чондэ, — Я хочу тебя! Хочу ощутить твой голод! Ухмыльнувшись, Кай с громким хлюпом выпустил член возлюбленного и поднялся с колен. — Думаешь, что заслужил так сразу, Чен? — спросил Ким, больно сжимая пальцами соски любовника, отчего тот закатил глаза в удовольствии. — Пожалуйста, Кай, молю тебя! — как в бреду кричал Чен. Чонин вновь с глухим рыком укусил его за место чуть выше ключицы, словно боясь, что его метка может утратить свою силу. Затем, подхватив возлюбленного за бедра, Кай одним резким движением вошел в него, тут же попадая по простате, заставив Чена задохнуться в немом крике. Оголодавший Кай сразу же набрал бешеный ритм, раздирая спину своего возлюбленного на кресте, отчего по дереву вниз стекали кровавые дорожки. Глаза Кая стали полностью черными, а глаза Чена – огненно-красными. Их губы сцепились в страстном поцелуе. Языки сплелись в диком танце, а клыки жадно прокусывали горячие губы. На голове Кая появились черные сверкающие рога, которые стали постепенно увеличиваться, выглядывая сквозь спутанные белоснежные волосы. Чен хотел прикоснуться к ним, но веревки на руках не позволяли ему этого сделать. Одной рукой Кай с силой сжимал длинными когтями бедро любовника, второй — надрачивал его член в такт своим движениям. — Es tevi mīlu! — вдруг услышал шепот возле уха Чен и с протяжным стоном кончил в руку любовника, резко сжав его член внутри себя. Войдя в последний раз особенно глубоко в непозволительно горячую тесноту, Кай с утробным рыком излился внутрь Чена, снова кусая того за ключицу.✝✝✝
Кай еще раз взглянул на заброшенную старинную церковь, в которой буквально час назад он вместе со своим возлюбленным поддался искушению. — В следующий раз, когда ты вновь захочешь испытать новых ощущений, я убью тебя на том самом кресте, предварительно хорошенько насытившись твоим телом. Чен удивленно взглянул на него, после чего залился диким хохотом. — Я не шучу, мой драгоценный, — Кай прижал хохочущего парня ближе, — на протяжении скольких лет я терплю все твои выходки? — Всего лишь сто семьдесят, — фыркнул Чен и встряхнул головой, дабы убрать мешающие волосы, но те не поддались ему. Тогда Кай аккуратно заправил непослушные кучерявые волосы ему за уши, — Но, согласись, ни один демон не сможет так долго морить тебя голодом, а после насытить одним разом. — Не спорю. Однако кто сказал, что Вы меня насытили, — Кай лукаво улыбнулся, обнажая свои клыки, — Святой отец?