Засыпай

Он уже собирался ложиться, когда раздался этот телефонный звонок. Марк вздрогнул и застыл на пару секунд. В это время ему звонили нечасто, а последний такой звонок лишил его сна и пару лет жизни. Невольно сглотнув, Марк взял трубку. — Да? — почему-то севшим голосом ответил он. — Марк, ты спишь? Прости, что разбудила, но нам очень нужна твоя помощь, — голос Риты оглушил. Она говорила, захлебываясь словами, словно боялась, что не успеет. — Мы и так уже всех задействовали, кого могли найти. Марк… Сережа пропал, — она тихо всхлипнула в трубку. — Родители с ума сходят, Виталька организовал поиски. Мы его по всем клубам ищем. Каждый в своем районе. Только в твоем никого нет. Марк, пожалуйста… — Хорошо, я иду, — Марк зажал трубку плечом и начал судорожно собираться. — Только расскажи подробнее. Что значит пропал. Когда точно? — Его со вчерашнего утра никто не видел. На звонки не отвечает, дома нет, у родителей, знакомых и друзей не появлялся. Мама говорит, что банковская карточка дома лежит, а наличности с собой он немного таскает. Марк, а если и с ним что-нибудь случится?! — Только не истери, — оборвал девушку уже собравшийся Марк. — Найдется. Ладно, я пошел. Если что — звони на сотовый. — Хорошо, — выдохнула Рита и отключилась. Стараясь думать только о предстоящем маршруте, Марк сунул в карман права, взял ключи от машины и вышел из квартиры. На крыльце подъезда вспомнил, что забыл выключить свет, чертыхнулся, но возвращаться не стал: тревога за Сережку заставляла ныть сердце. В первом клубе, в который он заехал, Сержа не было. Так же как и во втором, третьем и даже шестом. С каждой минутой надежда его найти таяла все сильнее, а тревога уже переросла в настоящую панику. Ритка не звонила, поиски никто не отменил. Значит, пока не нашли. А у него оставался еще один клуб. Как последний шанс. Марк оставил его напоследок, потому что добираться до него было довольно далеко и долго, и он надеялся, что ехать туда не понадобиться. Но… Марк надавил на педаль газа, и машина сорвалась с места, недовольно взвизгнув покрышками. Мысли невольно переключились на Сергея. Ох, мелкий… И за что тебе это?.. Мишу похоронили месяц назад: подхватил где-то воспаление легких, потом началась пневмония. И однажды ночью он просто сгорел от внезапно поднявшейся температуры, сбить которую вовремя не удалось. И приехавшей «Скорой» осталось только констатировать смерть. Марку об этом сообщили точно так же, поздно ночью. Он не поверил. Не верил никому. Ни друзьям, ни приятелям, ни знакомым. Не верил. Пока не увидел Сергея через два дня после похорон, на которые сам Марк не смог приехать из-за командировки. Почерневшего, постаревшего разом на десяток лет. Даже не пустого. Просто мертвого внутри. И голубые глаза, которые Марк так любил за их свет и тепло… Выцвели, стали блеклыми. Две недели родители не спускали с Сержа глаз, боясь, что тот что-нибудь сотворит с собой. Но тот не закатывал истерик, не изъявлял желания шагать из окна и не смотрел на острые вещи с задумчивым видом. Казалось, что он вообще смотрит сквозь предметы, лица. Чуть заторможенный, улыбающийся уже как автомат, он по-настоящему пугал и с каждым новым днем «заточения» все больше угасал. В конце концов, родители решили, что нужно отпустить. Дать немного развлечься, развеяться. Казалось, что решение было верным. Сергей даже начал отвечать на вопросы и его улыбка, улыбка прежнего Сережи стала иногда появляться на лице. Все немного расслабились. И вот теперь… он исчез. Словно все это время до этого всего лишь успокаивал, делая вид, что приходит в норму. А когда контроль ослаб, просто пропал. Отгоняя от себя мысли о самом страшном, Марк только сильнее давил педаль газа. Смерть Мишки здорово подкосила и его самого, а что говорить о Сергее? Каким бы Миша не казался на людях… Он тоже был теплым и солнечным. Очень ранимым. И Сергей, несмотря на то, что постоянно подшучивал над этой чертой его натуры, старался его беречь. И пусть эти попытки иногда казались такими детскими и немного неуклюжими… Но ведь и ранимость Мишкина тоже была почти детской. А теперь… Марк втянул воздух сквозь стиснутые зубы и, сделав лихой поворот, припарковался у дверей клуба. Это заведение пользовалось не самой лучшей репутацией из-за собиравшегося контингента, всем было плевать на все и на всех. Здесь было слишком легко затеряться. А иногда и потеряться совсем. Марк толкнул дверь клуба, знать не знавшего что такое фейс-контроль и дресскод, и зашел внутрь. Его оглушило сразу все. Почти полное отсутствие кислорода в прокуренном насмерть воздухе; громкая, явно не попсовая музыка, и свет, работающий в режиме «вспышки», от чего все движения присутствующих казались ломанными, дерганными. Марк тряхнул головой, опустил взгляд в пол, давая привыкнуть к такому освещению. Мимо него кто-то прошмыгнул в дверь, и на секунду Марку тоже захотелось выйти. Если бы не мысль о Сергее… Но как его здесь искать? Марк медленно поднял взгляд, стараясь не смотреть в сторону танцпола. Зал кажется небольшим, это хорошо. Можно обойти все столики и диванчики за несколько минут. А потом убраться отсюда. Серж нашелся за третьим столом, который попался на пути Марка. Он сидел в гордом одиночестве и лениво курил, гипнотизируя взглядом бутылку водки. Почти уже пустую. Марк нахмурился и опустил на табуретку перед ним, краем сознания отмечая, что, пожалуй, понимает выбор Сергея: в любом другом клубе ему никто бы водку не продал. — Сереж… — тихо позвал его Марк, не надеясь, что будет услышан в этом грохоте орущей музыки. Но Сергей услышал. Оторвал взгляд от бутылки и поднял его на Марка. Не пустой, не мертвый. Но… никакой. — Привет, — как с пустым местом поздоровался он. — Сереж, тебя по всей Москве ищут. Родители… — Я не хочу больше к ним, — взгляд того вдруг стал осмысленным. Ясным, четким. И голос… — Они жалеют меня. Смешно, правда? Они жалеют меня. А я ведь жив… Марк на мгновение отвел взгляд: — Сереж, они твои родители и беспокоятся о тебе. — Я не хочу, — тот упрямо мотнул головой. — Ни к ним, ни… Мне все напоминает о нем. Мне некуда идти. — Пошли ко мне, — слова вылетели до того, как Марк успел осознать, что именно собирается произнести. На секунду он испугался, а потом понял, что именно это и хотел сказать. — Поживешь пару недель, а потом решишь, что делать дальше. Он… никогда не был у меня. Сигарета застыла в воздухе на полпути, а Марку показалось, что его просвечивают рентгеном. Взгляд Сергея… И вдруг: — Хорошо. Пошли, — с почти детской непосредственностью он кивнул и встал. И только тут Марк понял, насколько тот пьян, когда голубые глаза мгновенно расфокусировались, а их обладателя повело в бок. Марк вскочил, опрокидывая стул, и еле успел поймать почти теряющего от количества выпитого алкоголя сознание парня. — Сережа… — почти отчаянно простонал он. — Извини, — глухо произнес тот, на мгновение утыкаясь ему в грудь. — Так… Мне кажется, что он рядом… Марк только стиснул зубы и осторожно повлек его к выходу. Происходящее все больше напоминало кошмарный сон. И даже радость от того, что Сергей жив и даже относительно здоров, потускнела. Усадив его в машину, Марк пристегнул ремень безопасности и завел мотор. Кинул короткий взгляд на Сергея и на мгновение замер. Тот спал. Отросшие волосы бросали на его бледное, осунувшееся лицо с черными кругами под глазами ломаные тени, ресницы дрожали. Сжатые в полоску белые губы были искусаны. Марк резко отвернулся и утопил педаль газа в пол. Домой… Просто домой. Сергею надо выспаться. Он проспал почти сутки: измученные тело и сознание требовали своего. И все это время Марк старался не уходить далеко не просто от дома, но и от комнаты. Превратившись в тень, он скользил по коридорам, прислушиваясь к звукам. Сергей спал… тяжело. Стонал во сне, иногда даже задыхался. А Марк ждал слез. Пусть так, во сне. Ведь с момента смерти Миши Сергей не плакал ни разу, держа все в себе. Это… было страшно. Но Сережа не плакал даже во сне. Только тихо всхлипывал, стонал и жалобно поскуливал, разрывая Марку сердце. В такие моменты тот просто садился рядом с ним, осторожно стискивал пальцы и держал, пока Сергей не расслабился. Родители звонили почти каждый час. Интересовались, не проснулся ли Сергей и не нужно ли им чего-нибудь. В конце концов, Марку надоело, и он, плотно закрыв за собой дверь, твердо и даже жестко поговорил с Андреем. Тот, кажется, понял. А Марк ждал… Ждал и боялся пробуждения Сергея. Что тот ему скажет? Что он сам скажет Сергею? Когда Марк предложил пожить у него, Серж был пьян. А кто знает, что он решит и подумает на трезвую голову? Марк никогда не скрывал своей любви к Сергею, и тот отлично об этом знал. И что может взбрести ему в голову, один Бог знает. Марк поежился и прикрыл форточку, из которой несло уже настоящим холодом. — Доброе утро, — хриплый, почти неузнаваемый голос развернул Марка на месте. — Скорее, вечер, — он мягко улыбнулся растрепанному парню. Тот с еще немного сонными глазами и следом от подушки на щеке, был очень мил. — Сколько я проспал? — Сергей, испросив взглядом разрешение, рухнул на табуретку, словно ноги его не держали. — Почти сутки, — Марк внимательно оглядывал его, с радостью замечая, что на лицо вернулся легкий румянец, а глаза больше не казались мертвыми. — Извини, если вел себя неадекватно. Марк вздохнул, а потом отвел взгляд: — Есть хочешь? Я ужин приготовил. Сергей добросовестно прислушался к себе, а потом как-то неуверенно произнес: — Хочу. Кажется. Марк тут же засуетился. Входя в роль заботливого «папочки», мягко отправил его в душ приводить себя в порядок, а сам начал накрывать на стол. В награду ему досталось фырканье Сергея, который, тем не менее, послушно пошел туда, куда отправили. И уже через пятнадцать минут они сидели за столом. Но радостного подъема, какой Марк почувствовал, когда Сергей зашел в комнату, больше не было: тот снова ушел куда-то в себя, и над столом повисла тишина. — Сереж, — осторожно позвал Марк. — Родители просили тебя позвонить. Они волнуются. Тот только кинул на него тяжелый взгляд: — Потом. Марк нахмурился: — Серж… Это жестоко. — А говорить, что раз он умер, то так ему и надо — это не жестоко? — спокойным голосом поинтересовался Сергей у поперхнувшегося от его слов Марка. — Я не хочу их больше ни видеть, ни слышать. Я столько потерял из-за них. Все боялся разочаровать… Хотел, чтобы они мной гордились… А они… — Сергей с силой стиснул вилку, его глаза засияли холодной яростью. — Я случайно услышал их разговор. Мать говорила, что даже рада, что так закончилось. «Нет, Мишу, конечно, жалко, но так даже лучше. Сережа наконец будет думать о себе», — он очень точно скопировал голос и интонацию матери, и Марк невольно стиснул зубы, чувствуя, как разливается холод внутри. — А отец только поддакивал. «Плохое влияние» и «темное прошлое»… И обоим меня жаль до беспредела. Ненавижу… — Сережка… — беспомощно выдохнул Марк, не зная, что сказать. — А он любил меня, знаешь? — тот поднял на него больные глаза. — А я делал вид, что не замечаю этого. Что мы только друзья и ничего больше. Боялся за репутацию семьи… А оказывается, он и был моей семьей. Всем, что у меня по-настоящему было. — Все думали, что вы любовники… — тихо, еле слышно произнес Марк скорее самому себе. Но Сергей услышал. — Нет, мы никогда ими не были, — взгляд Сергея словно «провалился» внутрь себя. — И я жалею об этом. Каждую минуту. Хотя если бы мы переспали, я бы, наверное, не сидел бы сейчас с тобой, а лежал рядом с ним в соседней могилке, — безжалостно припечатал он, заставив Марка дернуться от этих слов. — Но больше всего… Я жалею, что так и не сказал ему, как дорог он мне был. Я ведь и жил только ради него. И по-настоящему счастлив был только, когда чувствовал, что он на меня смотрит. Я любил его. И до сих пор люблю. Его душа где-то рядом, иногда мне даже кажется, что я могу почувствовать ее. Сергей на секунду замолчал, и Марк молча сдвинул тарелки в середину стола, чтобы не мешались. Сержу надо выговориться, выплеснуть из себя все. Тогда будет легче. И плевать, что Марку завтра вставать с шесть утра. К черту все! А Сергей говорил и говорил, уже захлебываясь словами: — Он ведь таким был… Ранимым. Беззащитным. До сих пор помню, как с малышней своей детсадовской возился. Больной, с ног валится, а против их напора ничего противопоставить не может. А знаешь… — Сергей на мгновение замолчал, а потом продолжил, но уже очень тихим голосом. — Он когда умирал, такой красивый был… Ни одна его фотография не сравнится. Красивый… Такой красивый… У меня сердце заходилось, когда на него смотрел. А еще я ему песни тогда пел: он просил. Как тогда, в караоке. Говорил, что не видит меня, но голос не дает ему потерять сознание. А когда я допел «Засыпай», он улыбнулся, сказал «спасибо» и… все. Словно… Словно это я ему колыбельную спел, — Сергей замолчал, вскинул голову, а потом как-то жалко улыбнулся: — Извини, что я это тебе рассказал. Я пойду, ладно? Марк, уже приготовившийся слушать исповедь до утра, ошарашено сморгнул. А потом вскочил: — Да, конечно… Тебе надо выспаться. — Да, наверное, — как-то странно улыбнулся Сергей. — Выспаться. Во сне я зову его. И иногда он даже приходит. Марк недоуменно нахмурился, пытаясь понять, что ему не нравится в голосе и поведении друга, но тот уже вышел из кухни. Марк пожал плечами, обещая себе подумать об этом попозже, и занялся уборкой. На то, чтобы привести кухню в порядок, понадобилось пятнадцать минут, после которых он решил, что можно ложиться спать. Может, он даже встанет завтра в шесть утра. Слабо улыбнувшись своим мыслям, Марк направился в кабинет, в котором был очень удобный диванчик. Из сна его что-то выкинуло. С пару мгновений он просто смотрел в потолок, осознавая себя и окружающее. Вспомнил, осознал и, чертыхнувшись про себя, развернулся на другой бок, но… Сначала ему показалось, что это сон. Легкий, приятный сон. А потом по телу прошел озноб, когда до сознания дошло. Коротко охнув, Марк скатился с дивана, в темноте напоролся на край стола, прошипев сквозь зубы ругательство. Но когда по голым ступням прошелся сквозняк, вся боль забылась, сметенная иррациональным ужасом. Он не терпел в доме сквозняков. И на ночь всегда закрывал все форточки. Повинуясь неясной тревоге и странному звуку, который, как понял сейчас Марк, и разбудил его, он кинулся к спальне. Остановился у двери, потянулся к ручке и замер, глядя прямо перед собой широко распахнутыми глазами: в комнате кто-то пел. Тихо, нежно… И Марку казалось, что он даже знает эту песню. Сердце остановилось, когда он узнал ее. «Засыпай». И… это голос Миши! Пальцы сами собой сжались на ручке двери и толкнули ее. Комната вся была залита лунным, слишком ярким светом. Ветер играл легкими занавесками, создавая причудливые силуэты. Стекла в распахнутых настежь створках окна тихо звенели, словно аккомпанируя тихому голосу. А на кровати сидел Миша. Мерцающий, сияющий… Эфемерный. Поглаживая пальцы Сергея, он смотрел только на его освещенное лицо. Смотрел с такой любовью, что, казалось, это от нее он весь светится. Он пел… Тихо, как… колыбельную. Марк вздрогнул от липкого страха, страха за Сергея, но заставить себя сдвинуться не мог. Да и Сережа… улыбался. Раскинувшись на постели, он тихо спал и улыбался так счастливо и нежно… — Миша… Не надо… — Марку только показалось, что он это сказал. Слова прозвучали только в его голове. Но Миша услышал его. — Он попросил меня спеть ему… — ответ был похож на летний, легчайший ветерок. Коснулся сознания и сразу исчез. — Не надо, — отчаянно прошептал Марк, когда начал понимать. — Поздно… Его уже не остановить, — в эфемерном голосе Миши звучала настоящая боль. Марк с такой силой прикусил губу, что по подбородку потекла кровь. Почему?! Почему он стоит и не может сдвинуться, когда там… умирает его любимый?! Он улыбается, но… «Его уже не остановить». — Только ты встреть его там, хорошо? — слезы текли по щекам и мешали нормально видеть. — И присмотри за ним. А то он же знаешь, какой… Непоседливый, — Марк тихо всхлипнул и по косяку сполз на пол, пряча в ладонях лицо. — Спасибо… — легкое прикосновение к волосам, до боли знакомый голос… Марк вскинул голову. Такой же мерцающий силуэт Сергея теперь стоял рядом с Мишей, обнимая его. Нежно, трепетно. И он снова улыбался. Тепло, солнечно. А Миша жался к нему и прятал счастливые глаза у Сережи на плече. Мальчики… Два маленьких лунных солнышка. Марк улыбнулся сквозь слезы. И в следующую секунду остался один. Только лунная дорожка да танцующие под звон оконных стекол пылинки.