***
Четвертая за день лекция, пять высказанных печальных выводов, которые все приняли за шутки. Он читал лекцию уже почти сухо, хотя всегда старался преподносить тему интересно. Он устал для того, чтобы выгнать из аудитории наглеца с кальянной трубкой под партой — юноши портятся параллельно девушкам. Сначала делал замечания уткнувшимся в телефоны, но он устал. Он устал, и больше не будет бороться за то, чтобы наполнить головы молодого поколения знаниями, а не информационным мусором, который перенимают они со своих смартфонов. Она не конспектирует, не слушает, — вдруг замечает он. Она тоже сидит в телефоне, как и остальные, такая же глупая, как и остальные, делающая все то же, что и… Он не видит на ее лице отблеск света экрана, который за годы преподавания научился подмечать. Это книга, понимает он. Она игнорирует его лекцию, чтобы почитать книгу, — в издании «эксклюзивная классика», замечает. Удобное издание, сам нередко покупает. Да, это она, которая не засмеялась над шуткой, это было на прошлой неделе, кажется. Все студенты для него были на одно лицо, все одинаковые на самом деле, хотя и в разной одежде, с разным цветом волос и отличным голосом. Одинаковые, смешавшиеся все в одного. Он помнил только фамилии, и ставил отметки фамилиям, и ругал фамилии, и выгонял из аудитории тоже фамилии. Но он запомнил ее, и вдруг сейчас вспомнил семинар, и как она отвечала на вопрос, правильно, но без энтузиазма, за что и получила четвертку. Странно, что он помнил ее оценку, а не оценку ее фамилии. Сейчас он не помнил ее фамилии.***
Он не включил в квартире свет. За окном еще было светло, но зимними вечерами света недостаточно, чтобы освещать квартиру, но ему приятен был сейчас полумрак. Полумрак отождествлял его чувства и в то же время прятал их от него самого же. Встреча со старыми друзьями прошла отвратительно, он не понимал, почему остальные говорили «классно посидели» и «надо обязательно снова собраться вместе». Они изменились, нашли себе глупых жен, и судили его, и говорили, что ему-то в третий десяток лет пора обзавестись такой же глупой женой, как у них, такими же глупыми мечтами о высоком посте, как у них, и, наконец, образумиться и идти по такому же пути, как и все они. Образумиться и идти по общему проверенному пути, ведущему от университета до могилы. Обычный путь обычного человека. Он не хотел быть ни выдающимся, ни обычным. Он просто хотел быть. В этом мире, считал он, обычным быть верх тупости, и совсем бессмысленно быть выдающимся, потому что нет смысла ни в чем. Все временно, все двояко и смысла в жизни нет, разве что вот в этом полумраке, и в тихой музыке Рахманинова и Эйнауди… да, пожалуй, смысл есть только в музыке и упорядоченности космоса.***
Он нарушил план семинаров, решив проявить инициативу. Решил, что сделает маленький шаг навстречу своим скромным стремлениям, которые с его постом могли быть только одни — донести что-то до студентов. Он провел вместо семинара беседу на другую тему, все живо обсуждали вопросы, иногда смеялись и были действительно заинтересованы. Он чувствовал триумф, чувствовал, что нарушил систему — пусть чуть-чуть — но это пошло на пользу. Да, пришлось вычеркнуть из плана одну тему, зато они смогут разобрать более интересную. Три девушки и один юноша были активнее других. Две девушки были очень красивы, но одна через чур искусственная, начиная от ресниц и заканчивая интонацией, а другая слишком заносчива и, хотя высказывала правильно заученные факты, в вопросах общечеловеческих и философских оказывалась глупа, как и все остальные. Третья девушка была из типа тех дурнушек, стеснительных и закомплексованных, каких он обычно не считал за девушек, а просто выносил всех представителей данного типа обоих полов в отдельный класс людей — людей, боявшихся жить. Пусть все те девушки глупышки, но они хотя бы живут, и он ничего не имеет против (больше не имеет), потому что давно его равнодушие также означало и не осуждение путей других людей. Трудно осуждать пути других, особенно если эти пути у всех одинаковые, не похожие на его собственный путь. На третьем обсуждаемом вопросе присоединилось еще одно активное лицо — не фамилия, лицо — он помнил ее, это была ее группа. Ему начало казаться, что он начал замечать что-то за ее словами. Возможно, это глубокомысленные рассуждения скрыты за словами? Но ему не удалось это выяснить, потому что ее активность угасла так же быстро, как и зажглась, она замолчала, сначала прислушивалась к обсуждению, потом заинтересованность в ее глазах погасла. Он отвлекся от нее, забыл, обсуждая тему с остальными и, в особенности, с этой наиболее активной четверкой. Ближе к концу пары взглянул на нее — пишет что-то в блокноте, словно не здесь находится. Он поставил ей три балла, как и многим фамилиям, но не пять, как четырем самым активным фамилиям.***
Она потерялась в своих мыслях и рассуждениях. Как только пыталась ловить смысл в словах преподавателей, ей открывалась абсурдность и бессмыслие. Специальность больше не казалась привлекательной, будущее не хотелось связывать с профессией, на которую ее хотят выучить. Ей вовсе не хотелось получать профессию, только писать в блокнот и слушать музыку, и рисовать книжных героев в конце тетрадей с лекциями. Счастье одиночества перекликалось с глубочайшим отчаяньем. Она запуталась в собственных вкусах. Ее не привлекали мальчики с курса и даже парой курсов старше, девочки тоже не привлекали, хотя сейчас она, казалось, ни в чем не была уверенна. Может, ее просто никто не привлекает, только те образы, которые выстраивает она в своей голове, знакомясь с человеком? Никогда эти образы не совпадают с реальностью, она понимала это, поэтому разочарование не так велико, но это не значит, что его совсем нет. Хотя кто виноват, что люди не оправдывают наших ожиданий? Она никого не винила… Он снова не смешно пошутил, ее это немного раздражало, но раздражение всегда было коротким и с примесью грусти. Он высмеивал всех девушек и женщин, она давно заметила, и считала это глупостью — судить всех по отдельной группе, распространять качества большинства на всех, и на нее в том числе. Она не находила себя ни в одной его шутке — ни в тех, что про пристрастия девушек ко всяким побрякушкам, ни в тех, что про говорливость. Она не любила цеплять на себя много всего, не любила много говорить, и в такие моменты не чувствовала себя девушкой. Просто никем, каким-то новым родом.***
Он видел путь прямиком к осмыслению, к счастью. Его потребность в шутках с двойным смыслом исчезла. Но появилась потребность в ней. Только так я обрету смысл, думал он и понимал, что другой такой никогда не встретит. Возможно, она была не лучше остальных девушек. Но она была для него; не его идеалом, но именно тем, что ему нужно. Тем, что он искал. Он не понимал раньше, что искал именно ее, а понял только, когда нашел. Она всегда здоровалась с ним в коридорах, здоровалась обычно, как с преподавателем, здоровалась всегда, кроме тех случаев, когда была слишком погружена в книжку. Иногда она блестяще отвечала на семинарах, но чаще ее ответы были обычными, без глубины. Он хотел, чтобы она всегда отвечала блестяще, чтобы он ставил ей высшие баллы, чтобы смог пригласить на конференцию, предложить участие в конкурсе, просто поговорить с ней. Но она отвечала обычно, и его бесило, что ее не интересует его предмет. Бесило. Куда исчезло его равнодушие?***
Она нашла просвет в своих рассуждениях, тропинку в дебрях мыслей. Нравиться могут ни мальчики или девочки, ни даже те и другие одновременно. Нравиться может только человек. Она понимала, что с ее характером и мировоззрением не найдется много людей, которые ей будут нравиться. Нравиться… она подразумевала под этим словом любовь. Но он ей нравился. Сначала она думала, что это очередная иллюзия, возникающая в ее голове, а потом исчезающая. Но ничего не исчезло, он ей нравился. Такая ли это плотная не спадающая иллюзия или, наконец, удалось ей разглядеть настоящую сущность какого-то человека, и эта сущность ей понравилась? Он читал лекцию, и она смотрела на него, не скрывая взгляда, просто потому, что всегда смотрит на лекторов, если ее интересует тема. Но сейчас ее не интересовала тема. Он продолжал говорить и посмотрел на нее тоже, и на миг сердцебиение участилось, и она все поняла. Она увидела в его глазах грусть, и надежду, и усталость, и… и то, что называла словом «нравиться». Но решила, что это лишь иллюзия, одна из тех множеств иллюзий, которые часто выстраивает из-за своего задумчивого и мечтательного характера.***
Больше эта четвертая лекция в день не была для него мукой. Он читал лекцию с энтузиазмом. Не смотрел на нее, но просто знал, что она здесь, — и его это радовало. Он больше не шутил, потому что знал, что его шутки досаждают ей. Он даже усомнился во всех своих выводах, которые делал раньше, до того, как увидел ее. Пара уже близилась к концу, он решил посмотреть на нее — отыскал взглядом среди толпы. Она уже смотрела на него, просто смотрела, ее взгляд что-то говорил. Он увидел ответ в ее глазах на свои чувства. Увидел ответ и решил, что ему больше не нужен этот общепринятый путь, и эта работа, нужна только она. Его не остановит то, что она студентка, а он все еще преподаватель. Но… Скорее всего, он увидел в ее глазах ответ лишь потому, что жаждал его увидеть. Может, ответа не было. Скорее всего, не было.***
Она всегда здоровалась с ним в коридорах, не совсем как с преподавателем, но скорее всего ему лишь так казалось, и намек на улыбку и чувства в глазах были лишь его ожиданием, а не действительностью. Она здоровалась с ним всегда, кроме тех случаев, когда была слишком погружена в книжку.***
Иногда он смотрел на нее на лекциях, и она встречала его взгляд спокойно снаружи, но сердце трепетало внутри. Ей казалось, что она понимает его взгляд. Но скорее всего, это была лишь очередная иллюзия.17.02.2016