(Не) связаны

— Хонока-чан? Маки будто снова прежняя — молчаливая, закрытая, мрачная; Маки снова игнорирует его. — Хонока-чан… — Не разговаривай со мной. У Маки даже тон голоса совершенно такой же. Она вновь искусно пытается примешивать к словам ледяной металл, она вновь рисует в глазах презрение и уходит, не оборачиваясь; вместо её лица — вновь холодная каменная маска, столь привычная взгляду каких-то три месяца назад. Между ними — вновь тяжёлые гранитные стены. Юта снова мечтает стереть их в пыль и может разглядеть за каменной скорлупой живую, знакомую, настоящую Маки. Но достучаться до неё он, кажется, больше не в силах. Юта даже не пытается натягивать на лицо тысячи раз отработанную перед зеркалом улыбку, Юта не пытается смеяться, шутить, сыпать комплиментами; он даже не пытается расслабиться и, например, завести себе новую подружку. Юта больше не делает попыток подойти к Маки. Юта просто молчит. Ему просто не хватает её, будто воздуха. Юта смотрит на Маки, Маки смотрит в сторону, и Тсугухито чудится, будто боли в его груди становится ровно в два раза больше. Эта боль — тёмно-янтарного цвета, словно старое, проржавевшее лезвие. Юта отчётливо и ясно ощущает внутри себя кусок металла, который день ото дня всё растёт, всё сильнее въедается в плоть тупыми краями, усиляя грызущее изнутри чувство в несколько тысяч раз, а ярко пульсирующие вспышки бьют по стенкам ребёр чугунным молотком; Маки смотрит в сторону, а Юта украдкой продолжает смотреть на Маки. Они не связаны больше. Юта смотрит на Маки и с громаднейшими усилиями пытается поверить в то, что скребущее, режущее, разрывающее на части ощущение — лишь его собственное, личное, не принадлежащее никому иному. Они не связаны больше. Юта осознаёт это с огромным трудом, ведь его собственная (вперемешку с чужой) боль помножена именно на два. Юта знает. А Маки отвечает ему усталым, потухшим и бесконечно печальным взглядом. Они (не) связаны.