Sweet and Sassy

«Ты обязан жизнью тринадцатилетней девочке». Эта мысль упорно не желала покидать голову Джон Боя. Не потому что ему было обидно — хотя, чего врать, когда ты, с расквашенным носом, стеклом в ботинках и без револьвера в кобуре уносишь ноги по пожарным лестницам, это в любом случае не радостное занятие — а потому что его не устраивала постановка фразы. Он кому-то обязан. Джон терпеть не мог быть обязанным — ни двумя центами, ни уж тем более своей жизнью. Слишком уж накладно. Чувствуя нарастающий ком в горле и покалывание в боку, убийца сбавил шаг, оперся о когда-то новенький выставочный Cadillac Deville песочно-желтого цвета и, оступившись, осел возле колеса со свежими следами от пуль. Закашлявшись, мужчина постучал себя по груди, прикрывая рот рукой в черной кожаной перчатке — до чего же паршиво. Стоило пристрелить этих детективов-неудачников, когда у него был шанс. Джон зашипел, склоняя голову и проходясь потной и грязной ладонью по шее. Он и не сомневался, что завтра в зеркале увидит на ней великое множество синяков — если доживет, конечно. Убийца хотел рассмеяться, но получилось только заново раскашляться. Ну, да, в том, что он, живучий, как собака, протянет еще двадцать четыре часа, даже и сомневаться не стоило. Горло за подобную эмоциональность ему спасибо не сказало и заставило Джон Боя с хрыканьем и кашлем сползти на бетонный пол, оставляя убийце разве что возможность разглядывать развороченную всмятку Monza Mirage. Особой красоте машине добавила рухнувшая в ту же секунду пластиковая рекламная вывеска с яркими огоньками. «Святые Мария и Иосиф, — подумал Джон. — Я ведь не дочитал». Надо бы добраться до машины. В багажнике точно еще осталась двустволка, а в бардачке — карманный револьвер. Да, верно. Надо уходить. Лежать здесь с одной опасной бритвой в кармане — не лучшее решение. Но куда теперь спешить?.. Его глаза замечают приближающиеся розовые кроссовки и синюю ткань джинс слишком поздно: их обладательница уверенно направляется к нему, значит, бежать и прятаться уже нет смысла. Он молча смеряет взглядом Холли Марч, с опаской опускающуюся на пол рядом с ним, и задается вопросом, почему из всех жителей Детройта умудрился задолжать собственную жизнь именно ей. — Мистер Джон Бой, — боязливо начинает она. — Там скорая приехала. Пойдемте, вам обязательно помогут. Нет, он не горит желанием лишний раз встречаться с тем, кто любезно дважды был готов задушить его до смерти, а заодно с детективом, своим идиотизмом и божественной удачей сорвавшего ему задание. Мужчина фыркает, попадая кровью из разбитой губы на розовую майку, и через силу садится, не собираясь смотреть на девчонку снизу вверх. — Мне ничего не нужно. Пусть идут к черту, и все такое. — «И все такое» — слова-паразиты. Просто говорите «пусть идут к черту». Он хочет сказать, что сопливая хиппи еще не доросла, чтобы поучать его, но сейчас он так устал от этой постоянной беготни и ощущения синяков по всему телу, что даже не находит сил поспорить с ней. Главное, чтобы девчонка оставила его в покое и ушла — к отцу, к его бугаю-напарнику или к проклятым докторам, только чтобы ушла. Но Холли настроена серьезно. — Я вас обязательно отведу, — сглотнув, заявляет она и, порывшись в кармане, вытаскивает небольшой желтый предмет. — Даже если придется воспользоваться этим. Джон не может сдержать смеха, видя, как девчонка пытается удержать в руке кастет, явно не для нее сделанный. Дочь детектива смущается, хмурится, но продолжает делать вид, что может без труда выбить мужчине все передние зубы. Убийца накрывает ее ладонь своей, поправляет оружие, отлично понимая, что сейчас он может без труда вырвать его. Но есть ли смысл? Он и так обязан ей жизнью — стоит ли искушать судьбу еще раз? Он чувствует, как дрожит ее маленькая рука под черной кожей перчатки, и поднимает уголки губ в вымученной улыбке. Девчонка боится его! Но корчит ведь из себя бесстрашную. Холли замечает, что у него поднялось настроение, и улыбается в ответ, пытаясь подбодрить мужчину, у которого все лицо черно-красное от копоти и крови. Джон Бой пытается понять, дура она или героиня. — Скажите, вы — плохой человек? — с необычайной серьезностью спрашивает она, заглядывая ему в глаза. Убийца пожимает плечами, не удивляясь подобному вопросу от нее. — Просто ужасный, — просто отвечает он, почесывая родинку на щеке. — Но плевать я на это хотел. Холли улыбается и тихонько хихикает; даже в полумраке мужчина замечает румянец на ее бледных щеках. Что за странный ребенок. Девочка аккуратно помогает ему встать, позволяет опереться на себя и ведет к выходу из разрушенного выставочного зала. Что это за игра, в которой все поменялись ролями? Еще вчера он намеревался убить ее и Амелию, а заодно и случайную болтливую девчонку, оказавшуюся в том же доме, а потом расправиться с ее отцом — если тот вернется живым. Он был охотником, она — жертвой, и это казалось ему самым правильным исходом событий. Сейчас же убийца стал подчиняющимся, хиппи — ведущей. Джон хотел бы рассмеяться, представив, как она, такая миролюбивая, ведет его к отцу на поводке, как домашнего песика. Подарок, сравнимый разве что с Амелией, выскочившей на дорогу прямо в руки подосланного к ней человека. — Я думаю, мы подружимся, — заявляет Холли и снова улыбается ему. Джон думает, что ни святая Мария, ни святой Иосиф, ни даже Папа Римский не спасет его теперь от этой девчонки.