Чемоданная кулстори

Очень люблю путешествия, но не очень люблю сборы. Бесполезная трата времени. Что я могу взять с собой? Ну, пару маек. Ну, носки и трусы. Я даже палочки барабанные с собой не вожу — весь стаф ездит отдельно от меня. Когда кто-то в очередной раз попросит у меня пару, я редко нахожу, что ответить. Почём я знаю, куда техник дел чёртовы коробки? С некоторых пор у меня нет никакого недостатка в этих дровишках… Именные. Все, как одна. Ненавижу вставать в такую рань. Слава всем богам, уже не так темно, как могло быть зимой. Но от Тампере до Хельсинки нужно доехать. А потом… Потом погрузиться в этот странно пахнущий русский поезд. Когда я думаю об этом, у меня дилемма: пить или не пить. Догадаться, к чему я склоняюсь, не так уж и сложно. Рядом будет сидеть Пертту — и это гарантированно поднимет настроение, даже если утро не задалось. Олли тут же уткнётся в свой айфон, написывая Ненаглядной каждые пять минут. Иногда мне всерьёз кажется, что они с Ноорой поменялись телами… Вот так всегда: ждёшь какой-то гиг, а приходит пора собираться — с души воротит. С вечера торчу в сауне подольше: знаю я тамошние традиции гостеприимства — нальют обязательно, а попариться как следует никто не предложит. Разве что с бабами. А потом очень удивляются, почему мы смеёмся и никуда в итоге не едем. Сами в свою «баню» идите! Филиал мокрого ада, честное слово. Утром за мной приезжает такси: видок у меня так себе, и я втайне радуюсь, что волосы отросли хотя бы немного. Кажется, эта сонная улыбка собирает моё лицо в мелкую складку. Замечаю, что на правой щеке отпечатался ещё и рельеф подушки, принимаюсь тереть — бестолку. Бросаю это занятие как бесперспективное. Выпить. Срочно! Первым замечаю Олли. Вязанная шапка натянута чуть ли не на кончик носа, хотя сегодня тепло. Разве что ветер мерзкий. Зато куртку надел почти летнюю: тонкий дубляж бугрится на бицепсах и даже слишком интимно облегает дельты. Молча приобнимаю его, тут же отталкивая от себя на полшага. С минуты на минуту нарисуются Ялле и Пепе, потому я курю, а Косунен морщится, то и дело ныряя лицом за воротник. Мне думается, что так он проверяет приятно ли пахнут его собственные подмышки, и я сперва широко улыбаюсь, а потом и вовсе глумливо ржу, посматривая на его ужимки снова и снова. Дым щиплет глаза, но настроение стремительно улучшается, даже без Пертту. Получасом позже грузимся в автобус, чтобы добраться до столицы. Можно было бы поехать на поезде — тот же Зелёный вагон домчал бы, — но кто-то озвучил здравую идею о том, что недурственно будет поспать перед «Аллегро». Какой там… По салону ходят жестянки с пивом, и только Олли Херман потягивает один из своих протеиновых коктейлей. «Кто-то ему сказал, что неплохо бы подкачать зад», — громким шёпотом сообщает Ялле, и мы смеёмся уже вместе. Даже сам Олли. Жопа Косунена — это что-то вроде неуставного капитала нашего маленького предприятия. Половину дороги живейшим образом обсуждаем пятые точки всех форматов, представленные в февральском Плейбое. И даже немного фантазируем о мартовском. Я хотел бы брюнетку, а Пепе и Ялле голосуют за рыжую. Олли привычно воздерживается: о чём он думает — и так все знают. О своей собственной — жене или заднице. Это звучит чудовищно, но иногда он слишком серьёзен, наш белобрысый зануда. Люблю путешествия, но в этом я даже раскачаться не успею. Так что можно и не привыкать к мысли о том, что мы путешествуем: всё закончится раньше, чем я произнесу «punaviinimarjamehupullolaatikko». Грёбаный ящик бутылок красносмородинового сока. В поезд грузимся слегка навеселе. У Олли — одна рука на отлёте, в ней зажат тот самый айфон. Ноора наверняка уже проснулась и принимает входящие. Рассаживаемся, отрыгивая, как трое верблюдов… — Хессу, ты такой мелодичный! Вот почему ты не клавишник?! Эта странная реплика отрывает меня от мысли о том, какого чёрта в поездах нельзя курить? Мы же едем в Россию, перкеле! Ладно, додумаю её позже. Растопыриваю пятерню, кручу ею у самого носа Пертту. — Да пальцы у меня коротковаты. А для ударника — в самый раз! Это всё не смешнее тупого анекдота про шведов, но мы оба ржём, едва не утыкаясь рожами в складной столик. Косунен с лицом пытливого натуралиста снимает, безжалостно вышибая вспышкой остатки моего зрения, и без того размазанного алкоголем. Ну что за… Прошу показать снимок, почти насильно отнимая у него телефон. Да уж… У Пепе на лбу образовалась целая стиральная доска, а у меня так и вообще взгляд больного сенбернара. Янне в своем телефоне копается, на столе бардак… Спасибо, хоть Плейбой в кадр не вошёл. Порнограф, бля. — Мда, Олли. Руки у тебя точно растут, откуда надо. Судя по его восторженно-ироничному взгляду, он прекрасно понимает, что речь идет о предмете его гордости. Догадливый… Пожимает плечами, отчего его пижонская курточка жалобно скрипит, издавая какой-то полуприличный кишечный звук. Мне снова смешно, но я изо всех сил топорщу брови. — Удали, Хейкки. Первый раз, что ли? — Ага, щас. Мне скинь. Косунен лыбится, принимаясь возиться с двумя девайсами одновременно. Вот кто всегда собой доволен. Откупориваю очередную бутылку «Карху» в его честь, салютуя нашему славному вокалисту. Ещё раз смотрю на фото, теперь уже в своём смартфоне. Ну ладно, пусть будет. Лучше я сам в Инстаграм выложу, ей-богу. Всё равно куча народу это залайкает.