Мальчик-бубенчик

Когда открывается дверь в салон, звенит колокольчик. И, вроде бы, ничего в этом нет, но я вздрагиваю всякий раз, когда слышу этот безопасный и мелодичный звук. Это сигнал о появлении незнакомца или незнакомки, а я не очень-то люблю людей. Тем страннее моё занятие, напрямую связанное с общением: почти каждый день мне приходится рисовать на тёплой человеческой коже тонкими иглами. Я шучу и смеюсь, но редко впускаю кого-то из клиентов дальше порога. Нечего им там делать. Я — всего лишь мастерица, рисовальщица. Могу угостить сигаретой, поддержать беседу и даже ободряюще похлопать по плечу. Но на этом и всё. Вам нужно сделать что-то масштабное? Это к Петри. Вы хотите что-то сумасшедшее, но красивое? Это к Антеро. А я — Минтту. И ко мне идут с мечтами и навязчивыми идеями. Как ни странно, размер подобных перманентных чудес редко выходит за пределы стандартной сигаретной пачки. Обычно договариваемся за сотню евро. Я принимаюсь готовить рабочее место, а очередной Зайчик или Белочка судорожно листает каталог с эскизами. Этих своих забавных зверушек я вижу издалека по немного ошарашенному выражению лиц. Петри смеётся, а Антеро всякий раз удивляется нехитрым закономерностям, которые лично мне кажутся привычными. Этих двоих постоянно осаждают постоянные клиенты, а ко мне редко приходят дважды. Хотя… Иногда повторный визит означает коррекцию. Но сколько моего внимания нужно божьей коровке или случайно окривевшему на один глаз Дональду Даку? В любом случае, сегодня я почти отбила положенную мне дневную норму и мечтала только о чашке кофе с эклером, когда зазвонил колокольчик. Динь-динь. Петри уже ушёл, а Антеро занимался какой-то экзотичной на вид особой. Судя по ахам и вздохам, периодически доносящимся из его закутка, занимался достаточно плотно. Поэтому мне не оставалось ничего, кроме как свеситься вниз, чтобы посмотреть, кого принесла нелёгкая уже почти совсем-совсем вечером, да ещё и в дождь. Незнакомец вошёл, впуская вместе с собой сырое дыхание улицы. И вид у него был такой, будто он и сам не знал, что тут делает. Из-под чёрной кожаной куртки торчал лонгслив, капюшон которого почти полностью скрывал лицо, выпуская наружу только концы светлых, вьющихся волос. Нелегко быть кудряшкой во время дождя. Его чёрные джинсы были изгвазданы грязью по середину бедра, будто он бежал от кого-то. Моё любопытство никогда не пихало меня под зад: оно было тихим и смирным, позволяя мне изучать столь нелюбимых мной людей, не привлекая особого внимания. Вот и сейчас я отнюдь не спешила спросить, кто он и зачем явился. То, что это «он», а не «она», мне было ясно так же точно, что дождь снаружи и не думает заканчиваться сегодня. От осознания этого кофе захотелось пуще прежнего. Впрочем, неожиданный клиент тоже никуда не спешил. Он просто переводил дух, привалившись спиной к двери. Мой взгляд остановился на его покрасневших от холода руках… Мне показалось, или он действительно тихо-тихо сказал: «Витту…»? Что-то мне подсказывало, что это — очередной Зайчик. То есть, мальчик явно ко мне. Вой витту, мальчик… Что мне с тобой делать? — Хей, — выглянув из своего укрытия, раскрываю инкогнито. — Ты как? Нормально всё? В полицию не звякнуть? Херра Капюшон только фыркнул, неюутно как-то засовывая руки в передние карманы своих грязных штанов. Очевидно, поняв, что сказать что-то придётся, он тут же добавил: — Хей. Всё отлично. Я это… по делу. Вы же сегодня ещё это… Жужжите? — Аки пчёлки жужжим. Восемнадцать есть? Он не очень предсказуемо вынул айфон с голубым нажопником. Сверился. — Да уже почти девятнадцать, — обернувшись через плечо, насколько позволял всё ещё наброшенный капюшон, он сверился с расписанием работы салона. Хехе, мальчик. Твоё везение, что Антеро всё ещё здесь. — Тебе, — уточнила я. — Тебе восемнадцать есть? — А тебе? — ехидно поинтересовался он, всё же, запуская руку в нагрудный карман. — Я не первый раз, порядок знаю. Вздохнув, я перешла к стандартному вопросу. Моему. Петри бы уже ржал, если бы был на работе. — Уверен, что попал туда, куда целился? — Из взрослых дядь кто-то дома есть? — ответил он вопросом на вопрос, стряхивая капли дождя и проходя дальше коврика. — Или так и будем стоять, а не дело делать? Паспорт был всё ещё в его руке. Спустившись, я взяла документ, чтобы ознакомиться. Хотя и не очень сомневалась в том, что ему даже больше положенного нашими неписанными законами минимума.  — Минтту, — представившись, я протянула ему левую руку для вежливого пожатия. Пальцы его правой были совершенно ледяными. — Артту, — отозвался он, перестав быть незнакомцем. «Куосманен», — подсказал мне паспорт. — Окей, — пожимаю плечами, отнимая у него свою руку. — Артту Куосманен. Давай будем дело делать. Или тебе обязательно нужен кто-то из взрослых дядь? Ты ведь вряд ли записывался заранее к кому-то из них. Петри нет, а Антеро будет занят ещё часа полтора-два. — Да нет… Мне побоку совершенно. Мальчик-бубенчик. Его имя кажется мне знакомым, но не просить же его открыть лицо? Вместо этого просто пропускаю его наверх. Там теплее. Выждав минуты три просто ради приличия, я поднялась следом, застав клиента за накручиванием радио на интересующую его волну. Он упорно стоял в позе сломанной берёзы до тех пор, пока не изловил СуомиПоп. Крайне странный выбор. Его куртка коробилась, сброшенная на кушетку. — Садись, — попросила я его, наконец. Плюхнувшись в кресло, он отбросил капюшон с лица, демонстрируя тёмные корни в пол пальца и гордо задранный подбородок. На бледном от холода лице созвездиями проступали то ли поджившие оспины, то ли… — А выпить можно? — поинтересовался Артту. — Замёрз, как сука… — Кто-то говорил, что не первый раз и порядок знает, — вздохнула я. — Скажи мне, что делать будем. И я подумаю, стоит ли рисковать. — Да фигня. Полистать что-то дашь? — Сам не знаешь? — Неа. — Ну, с местом-то хоть определился? — бросив перед ним на стол с десяток каталогов, я успела заметить, что он тут же вытащил тот, что с олдскулом. Ничего не говоря в ответ, Куосманен протянул мне правую руку, ладонью вниз. Отлично. На ходу придумывает. И не жаль ему… Ощущение того, что он скрывается здесь от кого-то или чего-то, стало почти навязчивым. Взяв протянутую руку в свои ладони, я попыталась согреть её хоть немного. С тёплой кожей работать проще в разы. Его серо-голубой взгляд на мгновение стал неуютным, а и без того широкие ноздри вздрогнули. Но рук не отнял. Скорее, заставил себя расслабиться, хотя его колючие щёки вспыхнули румянцем до самых висков. — Ты откуда взялся, Мальчик-бубенчик? «Шатенка, крашенная под блондинку», — добавляю про себя, поскольку в ассоциативный ряд настойчиво просится мисс Монро. Монро… В самом деле, где я слышала твоё имя, Артту? — Оттуда, — усмехнулся он, кивая в сторону залитого дождём окна. — Говорю же, замёрз, как сучара… Не дожидаясь следующего вопроса, он уткнулся в каталог, прилежно, словно школьник, вглядываясь в картинки. Не спрашивая разрешения, я принялась перебирать его пальцы, покрытые странными символами. Никогда не понимала, что за радость — глифы набивать. Делать их просто, но задолбаешься потом объяснять, что за фигня случилась с твоей кожей. Один интерес — придумывать новые символы на основе старых… А вот гитарные мозоли сложно с чем-то перепутать. Как и желтые никотиновые пятна. Ногти у Артту короткие, овальные, похожие на фасолины. И запилены они по самое не балуй. Значит, грызёт. — Куришь? — Это вопрос или предложение? — он неуклюже вытянул смартфон свободной левой рукой, плюхнув его на стол и посматривая на дисплей. — Сухих сигарет у меня нет. Я мокрый весь. Весь, понимаешь, о чём я? — Значит, куришь, — издевательски зафиналила я. На самом деле, у нас не принято курить в помещении, а уж клиентам за попытку полагался некислый такой нагоняй. Но завсегдатаи Петри вполне могли себе позволить, а Антеро частенько смолил сам, ваяя свои тоталблэки. Потому никто тут ни на кого зубом не цыкал. Просто старались вовремя полирнуть антитабачным спреем. Мне было не в лом выйти на пожарную лестницу, чтобы дышать не только дымом, но и воздухом. Но здесь и сейчас я склонялась к тому, что гнать под дождь мокрого Зайчика без единой сухой нитки на теле — бесчеловечно. — Ладно, кури здесь. Будешь? Мне придётся отпустить твою холодную, Мальчик-бубенчик. — Угу. Если угостишь. — Мальборо, с ментолом. Других нет. — Лёгкие? Потянет. На столе последовательно появились бело-зелёная сигаретная пачка и зажигалка. Подумав немного, в качестве пепельницы я подсунула ему пустой контейнер от набора пигментов. Прикурив сигарету, он затянулся, чуть откидываясь назад и пуская дым в потолок едва заметно подкрученной струйкой. — Балдей, Куосманен, — не удержавшись от комментария, я собралась заняться машинкой, припоминая, остались ли у меня перчатки. А то эта затея изначально обречена на провал. Но теперь Артту взял меня за руку. Это было неожиданно, и мой внутренний социопат матернулся едва ли не вслух. — Спасибо… Ебаный дождина, когда ж он кончится-то? — вопрос был риторическим, естественно. — Слу, ну если я совсем немножечко накачу, я же не истеку кровью. Это же не операция, ебать-копать! — Ну… — Совсем немножко, Мастер! — Честно сказать, я против, потому что ты мне всё рабочее поле зальёшь. Даже если накатишь немножко, в чём я, лично, очень сомневаюсь. — Эй, с хуяли выводы такие? — или ему нравится болтать, или я совершенно не разбираюсь в Зайчиках и Белочках. — Ты слишком явно гитараст. Это сексуальная ориентация такая. У вас вечно душа болит, потому закладываете вы не хуже лесорубов. — Ого! — Ага! — Вообще-то, — он снова затянулся, выдыхая прямо перед собой и глядя на меня сквозь лёгкую дымовую завесу. — Я вокалист. В смысле, я не только играю, но ещё и пою. — Тогда у тебя вообще нет души, Мальчик-бубенчик. — Наверное. Зато через… — он снова сверился с айфоном. — Через десять минут я буду в эфире радио. Прикинь? «Санта Круз». Слышала, может? Ну, наверняка же слышала! — Ого! — и я не шучу, потому что действительно слышала. Но видеть не доводилось. Кажется, это их гитарист работает барменом в «Луузе», что на Аннанкату… Или работал? Перкеле, Мальчик-бубенчик, кажется, сбил меня с толку. — Ага! — радостно повторяет Артту. И вольготно прикуривает вторую сигарету от первой. Улыбка у него очаровательная, но я не слишком доверяю Зайчикам, вроде него. Особенно, если их уже крутят по радио. Даже если это — прости Господи, Суомипоп. — Можно, я не буду делать круглые глаза и просить автограф? И звать тебя Арчи? Это на собачью кличку больше похоже. А Артту — очень клёвое имя. Мальчик-бубенчик не бросил моей руки и даже не нахмурился. Хотя, что бы я понимала в рок-псевдонимах, в самом-то деле? — Ага, так вполне можно лося назвать. Или оленя. Аррррррртту! — он почти зарычал, чтобы выплюнуть двойное: «т» максимально эффектно. Включил фронтмента, слегка брызгая слюной. Странно, но мой внутренний социопат даже не возмутился. — Но можно, конечно. Сегодня я не звезда. Вот вообще не звезда… Сижу, курю чужие сигареты, дождь всей шкурой чувствую… — … эскиз будущей татухи выбираешь, — подсказала я. — Бля, точно! — Совет хочешь? — Ммм? В смысле? — Ласточку набей. — Ээээммм… Чего так? — Душа вернётся. Он отвернулся к окну, будто пряча глаза, но не отнимая руки. Я чувствовала дрожь его пальцев, хотя дело было точно не в холоде. Точно так же, — я была в этом уверена, — прямо сейчас дрожали его полные, почти детские губы. Дождь — он везде, Зайчик. Я много плакала, я знаю. — Она не вернётся, — сказал Артту, когда снова посмотрел на меня. Его глаза были сухими, но прыгающий уголок губ выдавал его с головой. — Даже если я набью себе целую чёртову стаю… Но мне нравится сама идея, спасибо. Давай, сделаем. Олдскул — это просто. Маленькая картинка — ещё проще, даже если рисуешь не на самой простой руке. Но выпить я ему всё-таки разрешила. Он кровоточил так, будто я резала его скальпелем, но мы оба смеялись даже тогда, когда в эфир пошли Крузы с песней «We are the ones to fall». Когда было больно, — а я всегда чувствую эти моменты, — он даже не жмурился, но я всё равно дула. Будто и вправду веря, что ему станет полегче. Я знаю, зачем ты пришёл, Мальчик-бубенчик. Ты драпал от боли и одиночества со всех ног. Бежал туда, где есть радио и хоть кто-то, с кем можно покурить и потрепаться, сидя в тепле. Туда, где не будет капать за шиворот и не будут капать на мозг. Перкеле, ты нашёл правильное место. Залепив готовый рисунок пленкой, я не стала лезть с уходовыми советами. Зайчик, у которого треть тела больше похожа на розарий, слишком явно всё знал сам. — Сколько с меня? — поинтересовался Артту, нащупывая бумажник в кармане левой. Долго и неудобно. — Стольник. Лучше наличными и хотя бы с двадцатками. Очень хочется кофе. После твоего визита — в особенности. — У меня одной бумажкой. Считай, что с меня кофе, если ты можешь уйти прямо сейчас. Интересно, Антеро сегодня вообще домой собирается? Тем хуже для него, придётся мыть полы самостоятельно, потому что лично я сваливаю вот прямо сейчас. Нарушать его тет-а-тет с клиенткой я всё равно не рискну. Завтра сам расскажет… А мне нужно кофе и немного проветриться. — Могу, конечно. Я уже часа полтора, как должна быть дома, вообще-то. — Тем более. Кофе с Джеком — самое то в такую погоду, — проявил понимание Куосманен, явно намекая на плоскую флягу, которую держал за пазухой. — Если, конечно, не боишься, что я сожру и твой эклер тоже. Это я могу… Я боюсь медведя, Артту. А он в лесу… Нельзя же оставить тебя — такого прекрасно-несчастного — с массой ручной работы на вечер, дурацкими мыслями и нерабочей рабочей? В унисон этим мыслям я сжала пальцы его левой руки. Почти нежно. Она не вернётся, нет. Но мы что-нибудь обязательно придумаем — хотя бы на сегодня, пока ты — не звезда. О нашем отбытии сообщил колокольчик.