VGB живет за гранью

— Сука, — вот первое, что я услышал от Мирона. Я не был на версусе, на хуй мне этот версус не упал. Детишки в перископе, правда, очень ждали, но Марина сказала: не ходи. Не ходи — будет скандал, будет пиздец, я и сам это понимал. Мирон, по-моему, больше всего на баттле боялся не раундов Саши СТ, не проебаться самому, а моего появления там. Я думаю, он даже с Мариной на эту тему общался. Она отказывалась признавать это, но попросила: не ходи, Дима, не усугубляй. И я ее послушал. Соблазн был велик, но если честно, мне правда не хотелось портить Мирону праздник. Прийти туда означало перетянуть все внимание на себя и наш застарелый конфликт, а во мне еще оставалось что-то разумное. Я не собирался разменивать на дешевый хайп наше хрупкое перемирие. Но я все же ушел из отеля. Мне не хотелось быть с кем-то в то время, пока Мирон разъебывал своего несчастного оппонента на баттле. Почему-то хотелось побыть одному, и я бродил по Питеру, спрятавшись за кепкой и неприметной одеждой, бросив на время своих друзей, приятелей, девочек, которые были со мной совсем не против. Потом я сел в такси и попросил отвезти меня в какой-нибудь нормальный бар. «Извини, дорогая, — написал я Мирону. — Хотел зайти на версус, но перепутал заведение». Мне стало весело, когда я принял пару расслабляющих коктейлей. Я скинул Мирону адрес. — Сука, — вот первое, что я услышал от него. Он не очень твердо стоял на ногах, а когда я схватил его за челюсть, он попытался сфокусировать на мне взгляд и судорожно облизнул губы. — Сука, — сказал он, — так и въебал бы тебе. — Ты чем обдолбался? — спросил я, сжимая пальцы до боли. Его лицо скорчилось, а потом он вырвался и, буркнув невнятное «погоди», свалил в туалет. Я нашел его там, когда он плескал себе на бритый череп холодную воду. Я подошел к нему и опустил руку на загривок. Мирон вздрогнул. — Это я, — я погладил его по шее и колючему затылку и завернул кран. — Переволновался? Он мотнул головой, продолжая стоять, согнувшись над раковиной. Я смотрел, как капли скатываются с его башки и падают вниз. Массировал его шею под мокрым воротником. — Дима, — сказал Мирон глухо, — Закрой, пожалуйста, дверь. В этот момент у меня сердце, сука, перевернулось. Подпрыгнуло до горла и скатилось, по ощущениям, прямо в штаны. Потому что я знал этот тон. Помнил. Но не верил, что когда-то снова его услышу. И когда я собрался с духом и сделал так, как хотел Мирон, я обернулся, а он бухнулся на колени прямо на грязный пол этого общественного сортира и вскинул голову, глядя на меня своим блядским расфокусированным взглядом. И меня сразу же на этом повело, мгновенно, как пса, учуявшего течную суку. Как раньше. Я даже не удивился, как легко все это вышло, будто бы я заточен был ебать Мирона по заказу. — Сука — это ты, — сказал я и, помедлив, стал расстегивать ремень. — Моя сука. Он не шевелился, сложив руки на колени, даже почти не моргал, только задышал чаще — ртом — когда я подошел. Его губы дернулись, изобразив что-то похожее на беззвучное «твоя». Я наотмашь хлестнул его по лицу и сказал: — Ну так будь хорошей девочкой. Справиться с собой у него получилось не сразу— он отвык от всей этой херни, хоть и знал, что я стану делать. В конце концов, он расслабился и закрыл глаза, снова подставляя лицо. Его ресницы, плотно сомкнутые и пушистые, подрагивали, а на щеке наливался красным след от моего удара. Мирон еле заметно улыбался. Очень слабо, но я умел на него смотреть — я видел. У меня кольнуло в сердце. Эта крошечная, нежная улыбка не-для-всех еще несколько лет назад пробила во мне дыру. Голодную черную дыру, заткнуть которую можно было только Мироном. Мне захотелось его поцеловать, но вместо этого я накинул ему на шею свернутый в петлю ремень и заставил заглотить мой член. Он давился. Конечно. Я бы расстроился, если бы он этого не делал. Я бы разозлился, если бы узнал, что он натренировал глотку, обрабатывая ртом чужие хуи. Только я мог делать с ним это. — Отвык хер сосать, пока отца не было? — хрипло спросил я, с силой затягивая на его шее ремень. Это стоило сделать, только чтобы увидеть панику в его глазах. Он таращился на меня и хватал за руки, его лицо налилось кровью. Он как будто в самом деле поверил, что я могу его удавить. Наверное, он оставил синяки на моих предплечьях — там, где каждый свободный лоскут кожи я забил чернилами. Он сжимал мои руки, пока я его душил. Я ослабил удавку и похлопал Мирона по щекам. — Дыши, Миро. Он кашлял. Дышал с присвистом. А потом я услышал звуки, больше похожие на рыдания. Плечи у него тряслись. — Шшш, — сказал я. — Все хорошо. Мне хотелось его приласкать. Я подвинулся вплотную, а Мирон уткнулся головой мне в живот, не обращая внимания на все еще стоящий хер. Я гладил Мирона по затылку, а потом оторвал от себя. На моей футболке осталось два влажных пятна. — Сосать будешь? — спросил я ласково. Он кивнул и сам потянулся вперед. Я его не торопил. Это был очень мягкий, влажный отсос — мой член погружался неглубоко, мне откровенно не хватало сильных жестких толчков, но я ждал и гладил Мирона по голове. Я хотел, чтобы он успокоился. Когда это случилось, я вынул член у него изо рта и сказал: — Давай так, — я придержал его за подбородок и заставил смотреть мне в глаза. — Я выебу тебя в глотку, и ты не будешь сопротивляться. Я затяну ремень, и ты не будешь сопротивляться. Ты можешь подрочить и кончить, как хорошая сука, пока я буду это делать. Идет? Вид у Мирона был такой, будто он уже ничего не соображал. — Кивни, если согласен, — попросил я. Он кивнул и открыл рот, чтобы я мог ему вставить. Не знаю, как у меня яйца не лопнули, но я продержался еще немного, быстро и жестко вбиваясь в подставленное горло. Мирон давился, но терпел, ритмично сжимая свой член через штаны. Я закончил ему на лицо, а потом взялся за конец ремня. — Подрочи себе, Мирон, — сказал я сипло. С голосом у меня почему-то случилась беда, хотя залупу глотал он, а не я. — Нормально подрочи. Я зашел ему за спину, чтобы было удобнее, чтобы он мог упереться затылком мне в живот, чтобы мне самому проще было держать его и фиксировать ремень. Мирон запрокинул голову и смотрел вверх, на меня. Сперма мутными потеками остывала на его лице. Он не сопротивлялся, когда я начал затягивать удавку. Только быстро-быстро дрочил, приспустив штаны, и раскрывал рот, как будто хотел взять побольше воздуха. Я чувствовал, как моя рука, на которую я наматывал ремень, дрожит. Я не мог отвести взгляд от багрового, исказившегося лица Мирона. В тот момент для меня не было зрелища лучше. — Кончай, Миро, — выдохнул я, заметив, что он отъезжает. Он затрясся, издавая какие-то сдавленные звуки, и кончил.