вот девочка, а вот мальчик

      Вот мальчик, который неделю назад убил минотавра и потерял мать в свой пятнадцатый день рождения. Он сходит с ума. От любви на тридцать процентов и от досады и злости на семьдесят.       Это глупо и смешно, потому что он старается быть холодным и безразличным к этому дурацкому миру ради мамы, хотя внутри всё кипит, кипит, кипит.       А вот ей всё равно.       На заседании военного совета в Большом доме он может подолгу пялиться на неё. На её серьёзные глаза. На мимолётные редкие улыбки. На стальную решимость в голосе. Наверное, после этого глупого заседания можно подойти и сказать, что из-за родителей им вовсе не обязательно быть врагами… ой, стоп. Ей же всё равно.       Он чувствует себя лишним в этом месте, потому что он — слабый, неуклюжий и глупый мальчишка, который, как оказывается, вообще не должен был рождаться. Разочарование в глазах Хирона, твердившего про него, как про героя из Пророчества, и обед в глазах детей Ареса. Ну что может сделать пятнадцатилетний американский подросток, который и меч-то в руках твёрдо держать не может? С его привычного мира будто бы живьём содрали кожу, нашивая другую, более правильную, без наркоза прямо на кровоточившее мясо. Он чувствует себя пустым местом среди всех этих сильных и целеустремлённых ребят, но и отделиться не может — без помощи хотя бы той же Клариссы, не убирающей с лица снисходительной улыбочки при разрубании очередной адской гончей, ему не выжить во всей этой мясорубке.       Он чувствует себя тенью, следующей хвостиком по пятам сильных. Он чувствует себя мёртвым.       Вот девочка, которая влюблена до беспамятства. Но что она сделает? Что она вообще может сделать? В трёх дюймах от них война, Кронос, бесчисленное количество монстров и предателей, какая любовь?       Она же ведь не так воспитана! Ведь он такой глупый и беззащитный на фоне её самой. Как слепой котёнок. Ведь он не свой, сын недруга матери, враг.       Никому нельзя доверять. Она доверяла Луке — он предал. Она доверяла своему клинку — подвёл. Если она доверится несмышлёному мальчишке, которому, кажется, на всё плевать, что может произойти? Катастрофа.       Вон он сидит. Обводит всех скучающим взглядом, подпирает голову руками, зевает, и, чёрт возьми, даже не смотрит на неё! Хотя, можно же ведь подойти к нему после заседания, спросить… как дела? Стоп. Он же враг.       Она чувствует себя сумасшедшей, в её мозгу с усиленной скоростью вертятся шестерёнки, и от этого у неё болит голова.       Она охрипла, вдалбливая Хирону, что этот пацан с рыбьими мозгами не может быть ребёнком из Пророчества, хотя сама в этом не уверена. Ведь то, как он дерётся, находясь в воде, не предаётся описанию.       Она устала, потому что Кларисса в край озверела и на арене чуть ли не шею перегрызает своим противникам.       Она боится, любовно вздыхает в одиночестве, стискивает зубы в немом бессилии пред войной, паникует, восхищается и разочаровывается. Спектр эмоций каждый день проносится у неё перед глазами, и она чувствует, как ниточка её вменяемости натягивается и скоро оборвётся.       Вселенная со всеми этими капризными богами словно бы разом забыла всё, что сама создавала тысячелетиями. Что те, кто сейчас перекрикивают друг друга на военном заседании в Большом доме — всего лишь дети. Они всё ещё дети. Со своими страхами, радостями, мечтами, этой чёртовой любовью, от которой никак не получается спрятаться… нет. Они — не дети. Уже.       — Теперь вы — полукровки. Герои богов. И нам плевать, сколько вам там лет. Идите и спасайте мир.

***

      Вот мальчик со сломанными эмоциями. Его зовут Перси Джексон.       Вот девочка с неуверенностью в душе. Её зовут Аннабет Чейз.