Ледяное сердце

      Июньская ночь была жаркой и душной. Казалось, что жара, подобно змее, даже под покровом ночи пробиралась в самые потаённые уголки, заполняя собой всё. Но Иван отдал бы сейчас многое, чтобы почувствовать этот жар, впитать его кожей и наконец-то согреться. Он ворочался на широкой кровати, сбив простыню на пол, кутаясь сразу в несколько одеял из верблюжьей шерсти. Но это не помогало. Иван подтянул колени к груди, крупно дрожа всем телом. Внутри будто бы рос огромный кусок льда. — Ничего, — едва шевеля онемевшими от холода губами, прошептал Россия. Он потерпит. Ведь потом ему не придётся больше сжимать ладонями грудную клетку, в попытке вырвать ту боль, что разрывала его на части. Он не хотел чувствовать ничего, кроме любви к своему народу. Мороз обещал, что это единственное, что останется у него. Кому-нибудь показалось бы ужасной сама мысль о том, чтобы превратиться в живую машину, но не Ване. Он больше не мог так. Скинув одеяла на пол, Ваня,стуча зубами, поднялся с постели. Окна были закрыты, но занавески колыхались, и Иван знал почему. — Ты пришёл, Мороз, — зарываясь лицом в мягкую ткань шарфа, проговорил мужчина. Дух приблизил свое лицо к лицу Вани, выдыхая ледяной воздух. — Пока не поздно, я могу снять заклинание. — Нет, я не хочу этого. Шершавая, покрытая мозолями рука духа прижалась к щеке Вани. От неё исходил холод, но по сравнению с тем ледяным адом, что творился внутри тела России, ладонь Мороза казалась тёплой. Фиолетовые глаза бездумно уставились куда-то поверх головы Генерала Мороза. Он вспомнил то далекое время, когда он, совсем юная страна, сидел на полу юрты и, морщась, пил кислое кобылье молоко. Холодный бездушный взгляд Темучина, вот что отчётливо запомнил Ваня. Мороз тогда рассказал ему всё о том, кто называл себя Золотой Ордой. Он хотел быть сильным, непобедимым и несокрушимым, поэтому Темучин заставил чёрных лусов (давно исчезнувших духов Монголии) заморозить своё сердце. И чувства стали неведомы ему. — Неужели я сломался? — слабым голосом прошептал Россия. Ну почему же шинель, что верно грела его в ледяных окопах во времена Великой Отечественной, теперь казалась бесполезным куском тряпки!? Ему стало холодно... — Ты просто слишком долго бежал... и устал. Я сниму заклинание, когда пойму, что ты готов. — К этому можно быть готовым!? - Ваня сжал ладонями живот и истерически расхохотался. Рука Генерала Мороза по локоть вошла в тело России, туда, где отчаянно трепыхалось его сердце, которое тщетно старалось согреть северную страну. Иван запрокинул голову и истошно закричал. Узор вен на его запястьях, шее, висках покрылся ледяной корочкой, как и ресницы. Фиолетовая радужка глаз стала похожа на заледеневшую лужицу с мутной водой. А Иван не переставал кричать, пока обессиленно не рухнул на колени. Мороз подхватил тело своего воспитанника легко, как пушинку, и перенёс на постель, с несвойственной для него нежностью и бережностью, укрывая Россию одеялом. Дух коснулся губами лба Вани. Кожа страны была настолько холодной, что даже ему, Морозу, никогда не ведающему тепла, она напомнила лед. — Спасибо, — с трудом разомкнув посиневшие от холода губы, пролепетал Россия и устало закрыл глаза. А перед глазами Генерала Мороза пронеслась широкая степь и казаки на красивых гнедых жеребцах. И та песня, что они пели... Он помнил её отчётливо и ясно.

— Полюшко-поле Видело немало горя, Было пропитано кровью. Прошлого времени кровью*

Голос Мороза был хриплым грубым и совсем немелодичным. Он долго стоял над изголовьем кровати России, изредка снова начиная напевать эту песню, гладя светлые волосы Ивана. А Иван и не слышал его. Он пытался согреться и забыть... Забыть презрение в глазах той, что заменила ему мать. Почему Украина ненавидит его? Почему? Ване хотелось закричать, завыть раненым волком. А Беларусь? Сейчас он бы многое отдал за её:"Братик, давай поженимся!". Жаль, но она не звонила ему и избегала встреч. Что он снова сделал не так? И Гилберт... Эта рана была самой свежей, ещё с наслаждением кровоточащей. Он старался не вспоминать, ведь скоро, совсем скоро, его сердце покроется льдом, как некогда сердце грозного кочевника Золотой Орды, и он перестанет чувствовать. В этом номере так одиноко. Россия устало откинулся на спинку кресла. Все эти саммиты, собрания, бессмысленная болтовня. Он устал от всего этого, но единственное что не давало Ивану сломаться окончательно была дружба. Кто бы мог подумать, он и Пруссия!? Но так оно и было. А может и не только дружба. Ваня уже давно заметил за собой, что ему нравится следить за движениями Гилберта, слушать его голос, смех. Соскочив с кресла, Иван крутанулся на пятках, исчезая с негромким хлопком. Он шёл по улице, освещаемой бледно-оранжевым светом фонарей, между двумя рядами аккуратных беленьких домов. Мог ли кто-нибудь подумать, что именно здесь живёт воплощение страны? Россия не собирался становиться третьим лишним и нарушать своим присутствием братские посиделки. Ваня заглянул в открытое окно, радуясь тому, что не оставил дома шапку-невидимку. Меховая, потрёпанная временем, та самая шапка, которую много тысяч лет назад сорвал со своей головы Ярослав Мудрый и отдал её Ване. Если он не размахивал волшебной палочкой направо и налево, стараясь выколоть глаз каждому встречному-поперечному как Англия, то это не значит, что он, Россия, не наделен магической силой. Людвиг расслабленно сидел на диване. Судя по осоловевшему полусонному взгляду, немец мало что соображал. Гилберт стоял перед ним, вскинув вверх руку с зажатой в ней банкой пива. Покрасневшие щёки, блестящие пьяные глаза. Он был красив. Ваня не мог не признать этого. — Ты даже не представляешь, как я его ненавижу, — нараспев тянул Гилберт, — Эта русская свинья думает, что я его друг. Я — Великий и друг этого ничтожества!? Смешно. Ты меня слушаешь, а? Людвиг обвёл комнату расфокусированным взглядом. — Хочу сосисок. — Я тебе о серьёзных вещах, а ты о жрачке, — Гилберт сплюнул от злости, — Вот скажи, я этому монстру всю правду, а он меня шарфом придушит или вообще изнасилует. Неудивительно что его бросили сёстры, да друзей у него нет. Людвиг захрапел, а Пруссия воодушевлённо продолжал: — А Китай и Казахстан тоже его терпеть не могут, как я. Зуб даю что это так. Брагинский же психопат. Гилберт ещё многое говорил, но Ваня не слышал его. В груди всё пылало и разрывалось на части, а по щекам потекли слёзы. Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Но Пруссия. Он действительно считал его другом. Любил... Ваня медленно брёл по тёмным улочкам Берлина. Он устал. Чертовски устал от всеобщей ненависти. Если бы он только мог не чувствовать. — Генерал Мороз! - запрокинув голову, закричал Россия, закрывая покрасневшие заплаканные глаза. Он не увидел, а почувствовал присутствие духа. — Я устал от этой боли. Прошу тебя, — голос Вани дрожал, — заморозь моё сердце. _____________________________________________________________ * «Полюшко-поле» — советская песня, которая благодаря своей широкой популярности считается народной. Между тем песня имеет своих авторов, музыка песни написана в 1933 году российским и советским композитором Л. К. Книппером, автор слов — советский поэт В. М. Гусев. Мелодия песни легла в основу 4-й симфонии Книппера «Поэма о бойце-комсомольце», завершённой в 1934 году.