/ / /
Fall out boy — Alone together
Хоуп — яркое солнце в самом зените. Хоуп — зажигательный танец на пляже после нескольких коктейлей. Хоуп — сплетение сияющих звёздочек в ночном небе. Хоуп явно больше идёт фамилия Монингстар. Намного больше, чем самому Люциферу. Мейз в очередной раз закатывает глаза, глядя как Майклсон шлепает босыми ногами через весь зал в одной мужской рубашке на голое тело. Как и каждый вторник, среду, пятницу и, конечно, субботу. Девушка звонко смеется в ответ, заходя за стойку бара и наливая себе апельсинового сока в высокий граненный бокал. Как и всегда апельсиновый, будто ей мало прозвища «солнце», что дал ей король Ада. Хоуп привычно обнимает демоницу со спины, притягивая к себе за талию, и, выхватив у той тряпку, начинает сама стирать несуществующие пылинки с тонкого хрусталя бокала. Голову она удобно устраивает на смуглом плече, странно переплетая их ноги. — Значит ты работаешь за еду? Или за тёплые объятия Люцифера по ночам? — Мазакин насмешливо выгибает подведенную бровь, обернувшись к ней лицом. С трудом избавившись от ее цепких рук, демоница наливает себе виски, с неприкрытым интересом рассматривая полоску бледной кожи, что не скрыта тканью. — Не за еду, Мейз. За алкоголь вечером и апельсиновый сок утром, — Хоуп застёгивает последние пуговички на темно-синей дорогой рубашке, натягивая попутно светлые джинсы, что вчера остались под стойкой. — А объятия — это приятный бонус. Тебе ли не знать. Мейз, пошло усмехнувшись, скрывается в служебном помещении под мерный стук тонких шпилек. — Жаль, что все так получилось, — почти не слышно шепчет девушка с горечью разглядывая дно стакана, где кружатся в незатейливом танце кусочки апельсина. Стук каблуков и пошлая усмешка надолго останутся в памяти, болезненно ноя при каждом стакане сока. Украдкой убрав непрошенные слезинки с уголков глаз, Майклсон бесшумно пробирается в свою комнату на втором этаже. Черт, своя комната. Она явно не планировала оставаться здесь так долго: слишком опасно. Жить перебежками по неделе в каждом городе — простой, но действенный план. Тот самый, что полетел к черту, стоило ей заглянуть в LUX. Иронично, чересчур иронично. — Ты действительно хотела уйти не попрощавшись? Мейз обидится, — Люцифер словно вырастает из земли, неожиданно появившись в комнате и заставив Хоуп вздрогнуть. Кажется, она размякла, уже давно никто не мог подкрасться к ней. — Ребекка звонила, а это значит, что он уже близко. Мне нужно уехать, быть может я вернусь однажды, — голос предательски подрагивает, а безразличный тон получается слишком жалким. Но выдержки все еще хватает, чтобы продолжать складывать одежду в небольшой чемоданчик. В бегах лучше не иметь много вещей. Ему не должно быть так хреново. Ему все равно: ни она первая, ни она последняя. Ему жизненно важно, чтобы она осталась. — Ты всегда будешь бегать от него? — слова разносятся щелчком хлыста, жутко громко звеня в тишине, оставляя кровавые полосы на сердце. Люцифер прожигает ее взглядом, запоминая выгоревшие на солнце волосы, ладную фигуру, большие глаза странного непонятного оттенка, её раскованность в движениях, что проявляется даже сейчас при простом скидывании тряпок в потрепанный чемодан. Он бы выжег ее образ на подкорке, но рисунок ничто, по сравнению с ней. Решительно послав всё на прежнее место работы, он, схватив за локоть, рывком притягивает ее к себе; любимые босоножки с глухим стуком падают на пол. Она уже все решила. Это видно и в сжатой челюсти, и по злым огонькам в глазах. Но даже Хоуп с ее закалкой и терпением, заработанными в войне сверхъестественных существ и в продолжительных бегах от отца, ломается, чувствуя горячие, чуть шершавые ладони на щеках. — Какое твоё заветное желание? — фраза, столь избитая и банальная, но как же хочется поддаться, ответить честно. Утонуть в чёрных глазах, танцевать ночи на пролет, пить с Мейз, а затем бессовестно разглядывать шрамы на его спине, боясь прикоснуться. Но мёртвые глаза Джека из Майами, Лилы из Сан-Франциско, Калеба из Токио и бесчисленного количества случайных знакомых, что оказывались не в то время не в том месте, удавкой затягиваются на ее шее. — Брось, ты же знаешь на меня это не действует. И я действительно опаздываю, — получается жалко, совсем не похоже, но пути назад нет. Накрыв его ладони своими, Хоуп медленно убирает их, ставя точку в их отношениях. Опасных, больных отношениях. — И все же, давай представим, что действует. Чего хочешь ты, Хоуп? — он слишком упрям. Монингстар не любит точки, запятые ему роднее. — Я хочу остаться, очень хочу. Но ничего кроме очередного шрама на сердце и поломанной жизни, это не принесёт, — слова срываются с губ неосознанно, бесконтрольно. — Знаешь мой отец будто сатана воплоти. Нервный исторический смешок на удачную шутку перекликается с его тихим, мягким смехом, парализуя ее. — Я ещё никому не отдавал свое место в Аду, солнце. И уж поверь, мою жизнь загубить сложно, да и в делах отцов и детей я разбираюсь. Хоуп знает — падать легко. Особенно если с тобой рядом падший ангел. Люцифер уверен — он нашёл настоящую Утреннюю Звезду.