«Почему, чёрт возьми, нам дана возможность выбора, но не дано возможности избежать выбора? Грёбаная несправедливость. Почему именно я, а? Меня вообще не спрашивали, кем я хочу родиться! Да лучше б я был нищим бомжом, просящим милостыню в вонючем переулке! Нет, блять, тебе суждено стать сыном богатого властного мудака, возомнившего себя повелителем мира, сука! Зашибись, счастье! У меня отец сам Господин всея Аркадии, денежный мешок и хлопотливый родитель с шилом в заднице. Радости полные штаны, мля! А вот я страдаю, аж сдохнуть охота, сил моих больше нет терпеть! Спасибо тебе, папаша, за „пиздатое“ детство. Ужасное детство… Детство…» — продолжал рассуждать обозлённый Нейтан, вороша в голове события прошлого.
Действительно, а с чего началась эта тяжелая депрессия, плавно перетёкшая в форму жизни, вечную апатию, результатом которой порой становились нервные срывы и психозы? Как давно, с какого периода? Неужели с раннего детства? Похоже, теперь он вспомнил. Вспомнил всё.***
На дворе далёкий 1998 год, лето, выходные. На самой окраине Аркадии Бэй расположился элитный двухэтажный особняк с мансардой и прилегающим прямо к фасаду здания гаражом на две дорогие машины: новенький кабриолет и чёрный джип только что с конвейера. Облагороженная территория, окружённая прочным, но оригинально отделанным забором, надёжно охраняет частную жизнь от посторонних людей. Видно, в её обустройство вложили уйму денег, а искусные мастера потрудились на славу и отработали заказ до последней капельки пота. По соседству находятся ещё три коттеджа, хотя им не сравниться с убранством дома напротив. Его уникальный дизайн поражал своей роскошью не только жителей уютного района, но также и проезжавших мимо автомобилистов. Тот день выдался солнечным и слишком уж жарким. На зелёной лужайке резвились дети — мальчик и девочка. Светловолосая девочка постарше в красивом ситцевом платье держала в своих крохотных ручонках клетку с каким-то домашним зверьком и не могла им налюбоваться. Вокруг неё бегал такой же светлый и жизнерадостный, предположительно, младший брат. На вид ему нельзя было дать больше трёх годиков. Он был наряжен в костюм ковбоя Дикого Запада и скакал на деревянной игрушечной лошадке (на палке), периодически выкрикивая звонким голоском реплики из американских мультфильмов-вестернов. Создавалось ощущение какого-то праздника, словно кто-то из них сегодня отмечал день рождения: повсюду стояли горшки с экзотическими цветами, висели розовые шарики, а на шёлковой траве проводили чайную церемонию ростовые куклы. — Нейтан, Кристин, идите пить чай! — послышался громкий клик, резко прервавший весёлые и беззаботные игры детей: на крыльце из натурального камня, облокотившись, стоял в высокомерной позе солидный мужчина лет тридцати пяти — вот пожаловал и отец семейства, Шон Прескотт собственной персоной. — Наша мама приготовила на день рождения Крис очень вкусный торт, вы такого ещё ни разу в жизни не пробовали. Брависсимо! — и он манерным жестом показал своё восхищение. — Ну, папа! — умоляюще запричитали дети. — Пожалуйста, можно нам ещё немножко поиграть?! — Да играйте себе на здоровье, сколько влезет, я повторять не стану. Нам с мамой больше достанется! Сами же потом будете голодные ходить и просить отрезать кусочек, а мы вам не дадим! — уголки губ Шона скривились в самодовольной ухмылке. — Нейт, ты уже покормил Тайсона? — озадаченно спросил он сына после короткой паузы, смотря ему прямо в глаза, от чего тот растерялся. — Нет, папа… — медленно протянул Нейтан, стыдливо наклонив подбородок вниз и потупясь в пол — мальчик точно не ожидал такого вопроса. — Так живо покорми, а не бездельничай! — завопил разгневанный Шон во всю глотку, заставив местных птиц на ветках встрепенуться от испуга и улететь прочь. Аккуратно положив на газон своего боевого коня, Нейтан послушно поплёлся выполнять поручение под пристальным взором строгого отца. Тайсон была кличка его ротвейлера, которого Шон Прескотт привёз прямо из Германии через две недели после рождения Нейтана. Породистый служебный пёс стал отличным телохранителем и верным другом для своего пока что маленького и несамостоятельного хозяина. Сейчас собака лежала в тени будки возле дерева, высунув влажный язык наружу. Пока Нейтан молча насыпал корм в хромированную миску, к нему тихим шагом подошёл отец. — Прости, сынок, сорвался, — промолвил спокойным тоном Шон, положив тяжёлую кисть сыну на плечо. — Ты вынуждаешь меня повышать на тебя голос, а я этого делать не хочу. Пойми, я сильно люблю тебя, моего дорогого сына, но ты должен всегда выполнять свои обязанности по дому, слушаться старших. — Да, папа, я понимаю… — Я знаю, Нейт, просто в следующий раз не забудь покормить своего пса. … И да, хорошо, так и быть, можете с Крис поиграть до обеда, — сообщил он, потеребив коричневую ковбойскую шляпу Нейтана с широкими полями. Окрылённый этой новостью малыш со всех ног помчался к своей сестрёнке Кристин, в то время как Шон занялся тренировкой ротвейлера, отдавая ему команды типа «сидеть», «лежать», «голос» и т.п. Казалось бы, в их доме опять восстановилась внешняя идиллия и аура безмятежности. Тем временем на улице душный воздух затруднял дыхание, а небо заполонило тёмными тучами: приближалась гроза. — Нейтан, она такая милая, правда? — пролепетала Кристин, качая на руках серенькую шиншиллу, которую ей на седьмой день рождения подарили родители. — Ага… — положительно ответил тот, растянувшись в лучезарной улыбке. — Я назову её Глори. Хочешь погладить? — поинтересовалась она у брата. Нейтан утвердительно кивнул головой, поднося чистенькие ладошки к зверьку. — Смотри, держи крепко, а то она убежит! Я схожу принесу Глори лакомство. Надеюсь, ей понравится! — с этими словами сияющая Кристин побежала в дом, изредка оглядываясь назад. Пушистое животное ёрзало и не желало сидеть смирно, как у старшей сестры. Нейтан старался изо всех сил удержать его в руках и удивлялся, почему шиншилла предпринимала отчаянные попытки побега. Внезапно раздались раскаты грома, где-то вдалеке блеснула молния. Не успела Кристин захлопнуть за собой входную дверь, как случилось непредвиденное: непоседливой Глори всё-таки удалось вырваться из рук Нейтана. Зверушка поползла по траве в сторону собачьей конуры. Ребята тут же кинулись ловить её, но было слишком поздно — ротвейлер, завидев мелькающее пятнышко, сию минуту бросился на него — Тайсон был не на привязи. Шона, видимо, в отличие от детей, этот инцидент раззадорил, и он не стал вмешиваться. Всё произошло так быстро. — Фу, Тайсон, фууу! — кричали брат и сестра, гонясь за обоими. — Фас, Тайсон! — орал обезумевший Шон Прескотт, останавливая детей. Заключительная фраза отца ввела детей в ступор. Они замерли в оцепенении, буквально не дыша, не веря своим ушам. Нейтан и Кристин глядели на Шона широко распахнутыми глазами, раскрыв рты от изумления. Да тут не только челюсть отвиснет. … Разве их отец жестокий живодёр? Да, это в его стиле. И по его воле им пришлось стать свидетелями этого кошмара. Всё произошло так быстро… С оглушительным лаем в прыжке ротвейлер налетел на беззащитного грызуна, обрушившись всей своей внушительной массой на тельце. Грязными когтями прижав бедную шиншиллу к земле, Тайсон принялся за жертву. Впиваясь острыми клыками в мясо, он жадно грыз его, откусывая конечности, затем смачно жевал и глотал. Поначалу зверёк жалобно попискивал, но вскоре затих. Алая кровь хлестала отовсюду, она была везде: на клыках хищной псины, лужа на траве, красные капли брызгали на одежду Кристин, что была впереди всех. Отец не пускал её к питомцу, заслоняя проход. Руки ужасного человека по имени Шон Прескотт тоже были ярко окрашены кровью, к сожалению, невидимой. Зарядил холодный проливной дождь. — Нет! Глори, нееет! — от негодования надрывала связки малютка Кристин, громко рыдая. И на её зов впопыхах, в домашних тапочках, вышла мать. Закрывая дочери глаза, при этом, не замечая рядом сына, который был её копией, она поспешно увела девочку в дом. Маленький Нейтан стоял, как мраморная статуя, не шевелясь и не шатаясь. Ясные голубые глаза налились прозрачными слезами, но плакать он не мог: внутри него что-то зажалось. Нейтан был в шоке, а из его груди не вырвалось ни звука. Он будто оказался в эпицентре военных действий, став их непосредственным участником: около него разрывались снаряды, в ушах жутко гудело, и кроме этого гулкого шума он больше ничего не слышал. Поражённый мальчик уставился на разорванную в клочья шиншиллу и долго не моргал. Наконец разум вернулся к сумасшедшему отцу, и он обратил внимание на сына: лицо его было бледное, как у мертвеца, по нему стекала холодная дождевая вода, но он её не чувствовал — наступил временный паралич. Сообразив, что натворил, мокрый Шон пал перед Нейтаном на колени и не на шутку встревожился. — Нейтан, ты меня слышишь, Нейтан! — тряс он его за рукава синей рубашки. Бесполезно. Нейтан смотрел в одну точку как загипнотизированный. — Я глубоко сожалею о том, что тебе пришлось сейчас увидеть! Я виноват. … Но поверь, нельзя было ничего изменить! Нейт, признай, это бы всё равно свершилось, так или иначе, рано или поздно, — отец врал ребёнку без зазрения совести, хотя тот ни на что не реагировал. — Нейтан, посмотри на меня, пожалуйста! Это был урок жизни, судьба… — в дрожащем голосе прослеживались фальшивые ноты. — Запомни, я никогда не позволю, чтобы ты не был в достатке, родной мой и горячо любимый сын! Ты рожден для того, чтобы покорить этот мир и склонить к своим коленям непокорных! Здесь либо ты, сынок, либо тебя — выживает сильнейший. Но не бойся, пока ты не вырос, я буду тебе во всём помогать. Ты — мужчина, ты — сильный. А сильные мужчины должны быть самцами, — продолжал он нести бред сивой кобылы в том же духе. До самого конца этого страшного и мерзкого воскресенья Нейтан не проронил ни слова. Не бился в истерике, как расстроенная донельзя семилетняя Кристин. Вообще ничего. По нулям. Завтра безмолвного русоволосого мальчика первый раз повезли в психиатрическую клинику на осмотр, в которой он наблюдается и по сей день. Тайсона, кстати, усыпили.***
Нейтан Прескотт на всю оставшуюся жизнь запомнил этот мрачный день рождения своей сестры и изверга-отца, который преподал ему поистине отвратительный «урок жизни». Навсегда. Он замкнулся в себе, зациклился на смерти. Когда-то горящие голубые глаза теперь отливали стальным блеском свинцовой пули. Сам Нейтан стал самопроизвольно бояться дневного света, предпочитая ему ночную тьму и гробовую тишину. Проще говоря, вёл вампирский образ жизни. С осиновым колом в груди. Странно, что лишь спустя пятнадцать лет, сидя на лавочке у маяка, он докопался до истины. Пятнадцать, мать его, лет! Последствия серьёзной детской травмы. Кто бы мог подумать? Стоит отметить, что Марк Джефферсон, безусловно, внёс свою лепту в формирование у Прескотта садистских наклонностей и неуравновешенного характера, научил его работать со светом и тенью. Но всё-таки, оказывается, зародыш огромной психологической и духовной проблемы кроется гораздо глубже, чем можно было представить. Пускай колёса и прочая хрень, которые Нейтану прописал доктор Джакоби, ни фига не облегчают его участь, он сейчас трезво мог растолковать ситуацию. Ведь он отлично понимал, что на месте несчастной шиншиллы были Кейт Марш, Рэйчел Эмбер и многие другие невинные девушки. На её месте был и сам Нейтан, когда соблюдал приказы подонка-отца, не смея перечить. На её месте был и сам Нейтан, когда под влиянием помешанного учителя-психопата Джефферсона до отключки накачивал подростков наркотиками и привозил в проявочную — Марк его использовал. Теперь понятно, почему с тех пор его привлекают темы страдания, кладбища и вселенской скорби. Он любит фотографировать исключительно мёртвых. В них Нейтан видит отражение самого себя. И всё же, будь его древний род не настолько богат и почитаем в обществе, ничего плохого бы не вышло, потому что бункера в сарае с дорогостоящим оборудованием не существовало бы и в помине. Не было бы и травмы детства, так как у его отца не поехала бы крыша от денег и власти над городом, которые он имел.«Было бы идеально», — думал парень.
Нейтан Джошуа Прескотт, как же тебе не повезло…