В гостях у сказки

      На обед вся компания вернулась обратно на берег к летней кухне, где взявшая на себя роль шеф-повара Хьюга каждого оделила порцией жаркого с рисом и зеленью.       Ухватив по тарелке для себя и для Конго, я вернулся за облюбованный блондинкой столик и, вооружившись вилкой (жаль, ножа не нашлось, но хоть не палочками), приступил к поглощению.       Ам-ням-ням! М-мясо. Блин, какого черта меня эта рыжая не подобрала?! Пофиг, что она сумасшедшая, зато жил бы сейчас — кум королю и сват министру! Хотя… она же людей терпит только как приложение к своей «сестрице Ионе», так что не исключено, что наоборот, первым рейсом бы за борт наладила.       — Ты ничего не ешь, — вздохнул я, указав глазами на тарелку с жарким, к которому Конго даже не притронулась.       Блондинка в ответ лишь презрительно изогнула губы.       — Очередная игра в людей. Надоело.       — А им нравится, — кивнул я на других туманниц, что столпились у летней кухни и с откровенным любопытством, сдобренным легкой опаской, пробовали всё подряд.       — Нравится… — Конго покосилась туда же. — Они изменились.       — Может, и изменились. Только почему ты решила, что это игра?       — Мы не нуждаемся в пище.       — Люди тоже во многом не нуждаются для жизни, но пользуются с удовольствием. К примеру, вот это, — я кивнул на тарелку, — отнюдь не обязательно. Можно и на одной соевой пасте жить. Но зачем?       Конго промолчала, бросив взгляд на приближающуюся к нашему столику Такао.       — Э-э… Виктор, ты вот говорил… и, но я… — подошедшая туманница неуверенно запереминалась.       — Не всё поняла, — закончил я за неё, с легким сожалением откладывая вилку.       — Да нет, всё я поняла, — надменно фыркнула Такао. — Просто некоторые моменты… ну…       — Остались непонятными.       — Да. То есть, нет!       — Ладно, ладно, я понял. Спрашивай.       Такао недовольно посопела, скосила глаза на демонстративно не замечающую её Конго, наконец, решительно устроилась напротив.       — Значит, ты не любишь японцев?       — Что значит «не любишь»? — удивился я. — Я вот Конго не люблю, потому что она плохая, рыбой меня кормит, а рыбу я не люблю.       Такао растерянно заморгала, переводя взгляд с блондинки на меня.       — Шучу я, шучу, — замахал я руками. — Хотя да, рыбу не люблю. Но Конго люблю, она красивая. Только злая. Но это как раз потому что красивая, иначе ведь нельзя.       — А… почему нельзя? — спросила окончательно сбитая с толку Такао.       — Красивой девушке нельзя быть доброй и пушистой, — наставительно указал я. — Растащат на воротники.       — Ты непонятный! — это прозвучало прямо как обвинение.       Конго на эти слова улыбнулась, едва заметно, но определенно злорадно, а я пожал плечами:       — Да нет, просто русский.       Такао стрельнула глазками в сторону молчаливо улыбающейся блондинки и гордо вскинула носик.       — Хм, значит, Конго красивая? А я? Вот кто из нас красивей?       Эх ты, детеныш. Да на подобные вопросы у любого мужика лет с двадцати автоответчик настроен, в зависимости от семейного положения.       Снова пожав плечами, я выдал стандартную отмазку холостяка:       — Каждая девушка красива по-своему, глупо сравнивать.       Такао открыла рот, подумала, закрыла. А улыбка на губах Конго стала откровенно змеиной — вид окончательно сбитой с толку девчонки явно доставлял ей удовольствие.       Женщины, блин.       — Ладно… — Такао бросила недовольный взгляд на мою блондинку и снова высокомерно задрала носик. — Но ты не ответил на вопрос. Ты не любишь японцев?       Вот же детеныш упрямый. Потерев виски, я вздохнул.       — Такао, они не девушки, чтобы их любить. Просто мы из разных социумов. Разное у нас человечество получается.       — Как это?!       — Разные страны, разные условия. В отличие от Японии у России стратегические интересы всегда находились на суше, поэтому моей стране блокада Тумана выгодна.       — Выгодна?!       — Угу. Видишь ли, у нас есть всё. Огромная территория, полезные ископаемые, плодородная почва, пресная вода. Именно поэтому к нам всю дорогу лезли разные завоеватели, а последние сорок лет мой народ просто уничтожали. Планомерно и целенаправленно. Нет, никто с нами не воевал. После 45-го, когда Советская Армия поставила в позу пьющего оленя очередных цивилизаторов, лезть к нам с войной уже просто боялись. Нас уничтожали изнутри. Спонсировали разных уродов, готовых за жирный грант поливать грязью даже собственных родителей, прививали «общечеловеческие ценности», вскармливали националистов всех мастей, натравливали соседей, пытались душить экономически… в общем, много способов, всего и не перечислишь. Но теперь ситуация кардинально изменилась.       — Почему?       — Из-за вашей блокады. Созданный против России блок НАТО тут же развалился, так как США оказались заперты на своём материке, экономические санкции немедленно аннулировались, а те кто ещё вчера так храбро тявкал на «русского медведя», оставшись с ним один на один резко заткнулись и сейчас истово молятся всем богам, чтобы русские им это тявканье не припомнили.       — Но Гонзо говорит, что в Европе сейчас война, значит, твоя страна воюет.       — Ох, Такао. Во-первых, как раз моя страна не воюет. Она сейчас, вот как ты, — сидит на стуле и, подперев подбородок кулачком, с интересом наблюдает за возней у своих границ. Раздумывая, пора этот бардак прекращать или пусть ещё друг дружку помутузят. И как только в Кремле решат, что таки пора, война закончится через пару недель. У России и без того была сильнейшая армия на континенте, а уж сейчас, когда «цивилизованные» страны не успевают подавлять бунты эмигрантов и трясутся над каждым литром нефти и газа, даже стрелять не придется — пусти с колонной десяток бензовозов, и европейцы наши танки на руках куда надо донесут.       — То есть, от того, что моря закрыты, твой народ выигрывает, — задумчиво протянула туманница.       — Именно, — кивнул я. — Ещё лет двадцать-тридцать и моя страна будет занимать не одну шестую, а одну треть всей суши. Знаешь, почему Гонзо со своей компанией тащат эту боеголовку в Америку, хотя до России или Китая рукой подать, а уж производственных мощностей там как бы не больше? Да потому, что привези они её в Россию, им пожмут руки, похлопают по плечу, скажут: «Молодцы, ребята!»… а потом запрячут эту хреновину так, что ближайшие лет пятьдесят её точно никто не найдет.       — И Гонзо это знает?       — Конечно! И потому рвется на подвиги. Он японец, у его страны ситуация прямо противоположная. Земли — нет, воды — нет, полезных ископаемых — нет, населена японцами… Э-ээ… в общем, население только и есть. Вот его народ из-за вашей блокады действительно слабеет с каждой минутой. Промышленность изнашивается, ресурсы кончаются, тотальный голод всё ближе. Ещё лет пятьдесят, и там только бродячие племена на руинах городов останутся.       Такао, прикусив губу, нахмурилась, а я невесело усмехнулся:       — Это называется «геополитика» — самая грязная и безжалостная вещь в человеческом мире.       — Поэтому ты помогаешь нам, — чуть прищурилась молчавшая до этого Конго.       Я с досадой поморщился.       — Поэтому, не поэтому… Просто Туман единственная сила на планете, которая может что-то изменить. А если вы исчезнете, всё вернется на круги своя. Англичанка снова начнет гадить, Европа устраивать гей-парады, Россия строить тоталитаризм, а Америка нести демократию. В итоге кончится всё Третьей мировой, после которой немногие выжившие забьются в пещеры лет на тысячу.       — Изменить… Как?       — Не знаю! Это вон, у Гонзы цель большая и чистая, как свежевымытый слон.       — Он хочет договориться с Туманом, — неуверенно произнесла Такао.       — Ну вот он, Туман, — кивнул я на Конго. — Флагман Второго флота. Туманней некуда. И как успехи, договорился?       — Так это Конго не хочет разговаривать, — фыркнула Такао.       — А ей зачем? — вздохнул я. — Понимаешь, Такао, для договора нужна причина. Реальная платформа. Что-то такое, что нужно договаривающимся сторонам. Но проблема в том, что Туману от людей ничего не нужно. Нечего людям вам предложить. И пригрозить нечем.       — А вибрационная боеголовка?       — О, господи! Да хрень это! Во-первых, волновое поле она пробить неспособна в принципе и потому эффективна только против эсминцев, а во-вторых, на характеристики людских кораблей она никак не повлияет.       — То есть?       — Ну вот представь, плывешь ты такая по своим делам, а тут тебе навстречу амеровский «Тикондерога». Весь такой ракетный с этими вот боеголовками. Каким образом он успел разглядеть тебя раньше, чем ты его, мы опустим. Хотя у него РЛС светит километров на сто, а твоя гравитонная обеспечивает захват и сопровождение цели за двести, причем, не километров, а миль… Ну да ладно, пусть ты его не заметила. Замечталась о чем-нибудь, или о ком-нибудь.       Такао стремительно покраснела, а Конго слегка приподняла бровь.       Я махнул рукой.       — Неважно, короче. Главное, что он тебя увидел и ка-ак запустит все свои восемь ракет! Страшно?       — Не особо, — фыркнула Такао пренебрежительно.       — Угу. Потому что даже если ты их все не перехватишь на подлете, они просто разобьются о волновой щит. Так?       — Ну… да.       — Ладно, черт с ним, гулять так гулять! Щита у тебя тоже нет, плюс, от испуга ты промахнулась и две ракеты таки долетели.       — А чего это от испуга? — немедленно возмутилась Такао.       — Ладно, пусть будет от удивления, — покладисто согласился я, продолжив: — Итак, две долетели, одна тебе в надстройку, вторая прямо в… кхм… в корму, в общем.       — А почему в корму?!       — А чтобы ты без хода осталась.       Такао неуверенно ерзнула на стуле своей аппетитной пятой точкой.       — Ну… ладно.       — Попали, значит. Центральная надстройка у тебя в пыль, ходовой группы как не бывало, тебе больно и ещё больше обидно. Но! Ты мало того что тонуть не собираешься…       — Вот ещё!       — … так и боевых возможностей у тебя осталось хоть отбавляй. В то время как у абсолютно целого «Тикондероги»: броня, которую пальцем проткнуть можно, скорость хода, как у весельной шлюпки, ну а про артиллерию и вспоминать смешно, ибо она даже твою проекцию повредить неспособна, не то что корабль.       — Вот-вот, и я как дам ему в ответ из главного калибра! — девчонка воинственно взмахнула кулачком.       — Угу, — покивал я. — Поля у него нет, брони нет, маневренности тоже нет, так что снаряды твоих «рельс» разнесут его на куски с первого же залпа.       — Так ему и надо!       Я снова закивал.       — В итоге: ты, ругаясь себе под нос, восстанавливаешься, а американский адмирал подписывает четыреста похоронок. Всё, бой окончен.       — Четыреста… похоронок? — Такао растерялась, разом утратив весь боевой настрой.       — Экипаж «Тикондероги» — триста девяносто человек, если мне память не изменяет. А после твоих снарядов выживших там не будет.       Растерянно хлопающая ресницами Такао оглянулась, найдя взглядом ОЯШа.       — Значит… этот поход бессмысленный?       Я пожал плечами.       — Не знаю. Это ты у Гонзо спроси, не я же эту фиговину в Америку тащу. Я бы вообще этот поход не затевал. Во избежание.       — Почему?       — Потому что ладно ты — нападающего утопила и успокоилась, а если американцы такой ракетой в… Конго, кто там флотом командует, что вокруг Америки блокаду держит?       — Линейные корабли «Айова», «Миссури» и «Нью-Джерси», — перечислила с любопытством прислушивающаяся к разговору блондинка.       — Ага, спасибо. Так вот, а если американцы подобной ракетой в корму Айове или Миссури попадут? Флагманы, как я заметил, дамы весьма обидчивые.       Конго надменно фыркнула, отвернувшись, Такао задумалась, а я с грустью посмотрел на тарелку.       Ну вот, остыло уже. Эх, женщины, всё бы им трепаться.