"Йен ГалОгер"

«Й» на вкус острая, как боль в разбитой полчаса назад губе, и звучит голосом Микки как «блядь». «Е» соленая, как слезы, которые такие пидорские и оттого спрятаны внутри, но их вкус чувствуется сквозь кожу. «Н» наконец ощущается пальцами в волосах, грубо-нежными, такими, сука, правильными и звучит дрожащим «мать твою, ебаный ты нахуй Йен». Й-е-н. Чернилами под кожей. Над стучащим заполошно сердцем. Теперь под языком и губами. «Г» на вкус как прощение. Загогулина языком и внезапное облегчение, будто стена, Великая, ебать ее, Китайская, упала. «А» отдает стоном, болезненным, сдавленным и тихим. «Л» под языком такая одинокая, Милкович так и не добил ей подружку, чтобы было правильно. Как, впрочем, и не исправил «о» на «а». «О» получается пошлой, а Микки выгибается в руках и наконец окончательно «отмирает». «Г-е-р» идут уже смазано, одной линией, стонами и матом. Членом в его тугой горячей тесноте. Привычным. Своим. Родным что ли? - Понахватался тут пидарских приколов, шлюха рыжелобковая, - бурчит Милкович уже после, затягиваясь сигаретой и улыбаясь той своей улыбкой, которая появляется редко и всегда внезапно. - Еще скажи, что не для того ее набивал, грамотей. – Галлагер обводит свое имя пальцами и прикрывает глаза, утыкаясь лицом в его шею. Круг замыкается. Больше не коротит. Дома.