***
Слышал я дребезг поездов и поступь старика в лохмотьях. Окрикнул — тот обернулся, мертвый. Бельма мутные вместо глаз, оскал дикий. Содрогнулась земля, с шумом рухнул, обессилев. Змея бесновалась на предплечье, убивала в своей агонии, яд по венам до сердца и головы добрался. Фигуры размытые, зеленью летней вспышки слепили. Прочь! Ярость голову подняла, с животным воем ринулась на врагов. Вперед! Раскинулись куклы тряпичные на песке да сухой траве в инее, изломанные, рваные.***
Хватит… Сжался, задрожал. Пылали люди, удушливая вонь и дым оставались за спиной. Дома, заборы, сухое дерево разлетелось щепками. Вымерло всё в округе, тьма щупальца выпустила, солнце не смело показаться на небосклоне. Ноги заплетались, ходили ходуном, путались в полах мантии. Стёртые до мозолей, гудящие. Не останавливался, не мог. Там, позади – трупы, позади – неволя и смерть. Виски стягивало ржавой цепью, страшной ране зажить не давали голоса. Глушил крик и стон в груди. Плач и мольбы. Разум покинул, оставил лихорадочный блеск. В сон клонит, или сон и был?***
Змея затихла. Прояснялся мир кругом, ветер в лицо швырял снег. Всколоченные волосы мокрые и холодные, ноги онемели. Пальцы, судорогой сведенные, комкали ткань. Спрятаться, скрыться, залечь на дно я сумею, а Он вернётся! Он вернётся.