Об искусстве, выборе и ... декоре двери

      Многие не любят проливной дождь, потому как, по их вящему убеждению, в такую погоду нечем заняться. Туфли от Amadeo Testoni, несомненно, не промокнут, но грязи на улицах славного Питтсбурга поднаберут точно так же, как и любой ширпотреб. Зонт, конечно, убережет большую часть клубного прикида от мерзкой ненужной влаги, но пару десятков капель нахальный ветер обязательно плеснет прямо в лицо, заставив кайф от дозы для настроения так не вовремя отступить. Машина, бесспорно, защитит от непогоды, но очередное тело для секса до нее еще нужно сопроводить, а это означает напряжную необходимость делиться зонтом и подставлять как минимум половину задницы под водопад капель.       В общем, не любят дождь многие, и Брайан Кинни был в первых рядах дождененавистников. Сегодня он завалился в лофт после работы, чертыхаясь и проклиная всех, хоть как-то имеющих отношение к его погодным страданиям. И, если Джастин ещё мог представить, в чем виноват сурок Филл и «Поющие под дождём», то над тем, как провинилась Джерри Холливел, пришлось немного призадуматься.       — Танцуй и пой, Солнце мое! Сегодня я, мать её за ногу погоду эту, полностью твой! Жмотская морда, Смит, наконец-то соизволил раскошелиться и подписать контракт, поэтому мы празднуем и трахаемся.       Зная глубоко романтичную душу Брайана, Джастин автоматически заменил «празднуем» на «трахаемся». Задача с одним неизвестным в квадрате сошлась идеально. Впрочем, оставался ещё маленький «игрек» …       — Чур, я сверху.       — Да без проблем! — Брайан беззаботно шмякнул на пол какую-то папку с бумагами. — Что за молодежь пошла, всё не наскачется никак.       И неспешно направился в душ, напевая «Itʼs raining man».       «Так вот в чём Джерри Холливел виновата!» — механически отметил про себя Джастин, предвкушая самое эпохальное в их сексуальной жизни событие и вожделенно пожирая глазами до боли знакомый, но оттого не менее желанный зад.       Галстук успел красиво спикировать на диван, пиджак распластаться по полу, а рубашка модной волной декорировать дверь, когда до ошарашенно-счастливого героя-любовника наконец дошел смысл второй части сказанного:       — Опять скакать? Мне? Сверху? Брайан!       Душ бодро отстукивал по стенкам душевой кабины, омывая поджарое долговязое тело и аккомпанируя фальшивым звукам поп песенки, которые это тело издавало.       — Брайан, я хочу СВЕРХУ сверху!       — На столе что ли? Или барную стойку обновим?       — Я ТЕБЯ трахнуть хочу!       — Ну, естественно. Не Майкла же. Ща домоюсь, и мой член в твоем полном распоряжении. Хоть скачки с препятствиями можешь на нём себе устроить. Что-то ты сегодня какой-то странный, Солнышко. По десять раз одно и то же повторяешь, — и, отвернувшись к противоположной стене, продолжил энергично намыливать голову.       Его сдали плечи. Легонько дрогнувшие от сдерживаемого смеха.       — Я тебя хочу трахнуть, Брайан. — и чтоб уж наверняка не выкрутился. — В зад.       Джерри Холливел в фальшивом исполнении Брайана возмущённо захлебнулась водой на очередной «Аллилуйе». Пластинка сменилась на любимый хит «Ох, уж эта молодёжь пошла!»       — Ты ж смотри наглое какое! — Брайан провёл рукой по волосам, проверяя не осталось ли там пены. — Ему, блин, один палец в рот положи, так он всю руку отхватит.       «Молодёжи», в лице Джастина, отступать было некуда, и она продолжила нагло обгладывать так беспечно предложенную ей конечность:       — Ты же знаешь, это ведь совсем по-другому. Чувствовать движение внутри, полностью расслабиться, отдаться. — Джастин постарался придать голосу глубокое и соблазнительное звучание. — Я всё как надо сделаю. Медленно, сладко и …       — И римминг сделаешь?       — Конечно.       — А фингеринг и петтинг?       Его снова выдали плечи. Ехидный смешок так и рвался наружу, заставляя их мелко вздрагивать.       — Да хоть, блядь, дайвинг! Брайан, я серьезно.       Наконец-то Джастина одарили взглядом, для пущего эффекта добавив издевательски изогнутую бровь.       — Таак, с этого момента поподробнее. Что за техника такая, и почему это я про нее первый раз слышу?       — Да, это я так, в рифму брякнул — пришлось уныло сознаваться. — Ну, Брайан. Ты же знаешь, в пассиве ведь тоже по кайфу, иногда даже больше чем в активе. — подозрение закралось в уже достаточно замаринованный серотонином и эндорфином мозг — Или не знаешь?!!?       Он уставился на Брайана в надежде увидеть хоть маленькую эмоцию, хоть оттенок чувств, которые могли бы подтвердить правильность этого неимоверного предположения. И, естественно, не увидел ничего. То есть увидел-то он как раз-таки много: и отвердевшие от контрастного душа соски, и рельефную впадинку на ключице, которую не зацепило полотенце, и поэтому в ней влажно блестели капельки воды, и резкую выпуклость боковых мышц там, где они переходят на бедра, но только не ответ на свой вопрос.       Приходилось ковать цепь рассуждений самостоятельно.       — Нее, ну, конечно же знаешь…. Тренер, о котором ты рассказал в первую ночь, он ведь тебя трахнул позже, не так ли?       — Надо ж, не забыл.       — Ту ночь, даже если Крис Хоббс мне вторую часть мозга отобьет, никогда не забуду!       Образы-картины замелькали перед глазами Джастина. Опять, как тогда, скрутило судорогой внутренности. Как же его трясло от страха и возбуждения. Он ведь так и не сумел в нужный момент расслабиться, поэтому воспоминания слегка горчили отголосками боли, причиненной больше его собственной неумелостью, чем движениями Брайана внутри него. Джастин мысленно прокрутил в голове всю цепочку событий, как скряга пересчитал свои сокровища, и облегченно выдохнул. Всё на месте! Сколько раз после удара Хоббса он просыпался в холодном поту, трясущимся от страха, что забыл Брайана. Того Брайана, которого он встретил в тот вечер. Недостижимо-загадочного, сексуально-откровенного и самоуверенно-раскрепощённого. Тогда он был притягательным призом, высокой целью, необоримым пьедесталом, коллекционной редкостью. Чтобы получить этот приз нужно было завоевывать, заманивать, соблазнять, переубеждать и подстраиваться. Упрямо наклонив голову протискиваться в личное пространство, настойчиво предлагать себя и приручать к своей любви.       Джастин судорожно вздохнул. Зачем обманывать себя. Тот Брайан остался только в воспоминаниях. Он уже давно не приз, не желанная награда. Он просто все. Север, Запад, Восток, Юг, мать твою. Вот так просто: Брайан — это его, Джастина, всё.       — Пока ты тут сопли по тарелочке с цветочком размазываешь, я — в Вавилон отыметь пару нормальных парней без розового насморка, благо дело дождь кончился …       Противное, однако это его, Джастина, «всё»: своевольное своенравное и неуживчивое. Любящее ткнуть мордой в дерьмо, как нашкодившего щенка. Вот только расслабишься, казалось бы, на хозяйской кровати, подставишь доверчиво бархатное пузо под ласку любимой руки, как она тебя за шкирку и на пол, чтоб не зарывался.       Он успел оценить и узкие джинсы, и любимую черную безрукавку (и когда только успел вырядиться!) до того, как пророкотала, закрываясь, входная дверь.       Два варианта ответных действий: гордо к Дафни или в Вавилон самому мстить, замаячившие на горизонте, выглядели одинаково проигрышными. Джастин привычно выбрал третий, не предложенный, и поплелся на кровать пересыпать обиду и разочарование.       Сон, как назло, приснился жутко неэротический, не иначе как навеянный всеобщим ностальгическим настроем этого дурацкого вечера. Приснилась очередная репетиция драмкружка в школе, из которого его, кстати, совсем недавно «попросили» за казалось бы невинное предложение поставить пару миниатюр о Рембо и Верлене. В лицах. Без цензуры. С постельными сценами в постановке Брайана Кинни. А че? Вон даже ДиКаприо был не против поучаствовать в экранизации!       Во сне играли пыльную занудную пьесу; сцену, где героиня в жутком платье с глубоким и явно переполненным декольте фальшиво хихикала и кокетливо била его веером за каждый остроумный комплимент ее неотразимой внешности. Проблема была в том, что комплиментов у него и сил у девицы было слишком много. «Трепетная и нежная» сил не соразмеряла и поэтому конкретно охаживала его веером по несчастной физиономии. Любезностей по сценарию оставалось еще не меньше десятка, но тут нервы у Джастина сдали, и он нетерпеливо отмахнулся от жуткого орудия БДСМ. Веер беспрепятственно прошел сквозь его руку и уже не веером, а какой-то тряпкой, шмякнул по лицу.       Тут-то он окончательно проснулся. Потряс головой, ошалев от очередного дежавю: теперь уже безрукавка красиво пикировала на диван, а джинсы модной волной украшали двери. Разбудил же его размашисто отброшенный кем-то из плотно сплетенной массы тел кожаный пиджак.       Воспитательный процесс зарвавшегося щенка был в самом разгаре: бросив на Джастина убийственный взгляд Брайан повернулся спиной, позволяя одному из «нормальных парней без розового насморка» выцеловать гребнистую линию позвонков, медленно спускаясь вниз.       Джастин, в отличие от увлеченного задоцеловальщика, отлично понимал, что тому максимум светит пара благоговейных лобызаний тыла великолепного Мистера Кинни, прежде чем его развернут, наклонят и отымеют без особых церемоний в его собственный, да еще и добавят в качестве замены поцелуев несколько смачных шлепков. Знал, понимал, но с каким-то детским упрямством продолжал считать поцелуи, отмеренные Брайаном в качестве микстуры от розовых соплей. Нервы сдали на девятом. Он отвел глаза не в силах больше видеть чужие губы, собирающие звезды с тела человека, который был его Вселенной.       Расфокусированный взгляд скользнул по многострадальной правой руке. Кисть не дрожала. Наверное, первый раз за время, прошедшее с момента выписки из больницы, его рука не подрагивала, покорная неконтролируемым импульсам, посылаемым ей покалеченным мозгом.       Рисовать …       Забыть обо всем …       На цифровой холст ложилось «yearn» — желание до боли восемнадцатилетнего упрямого мальчишки. Яркие желтые пятна тошноты, накатывающей от осознания, что от тебя ничего не зависит. Серые дымчатые фигуры ночных страхов быть отвергнутым. Кирпично-коричневые ограждения самолюбия и упрямства, обманчиво низкие издалека и непреодолимо высокие по мере приближения, с кроваво-алыми следами выломанных под корень ногтей. И, уверенно освещающий цветовое буйство чувств, зелёный отблеск болотного огонька, ведущего в трясину и сулящего смерть, но от этого не менее притягательного.       Мы так воспитаны. Мы доверяем зелёным огням. Верим их разрешающему свету и гибнем под колесами гоночной машины под названием «жизнь» на переходе дороги к счастью быть не одиноким.       Вот уже два полотна готовы. К ним бы синие рамы 70 на 90 …       Принтер тихо зашуршал, рождая на свет то, что минуту назад выплеснулось на цифровой монитор.       На десятом лобызании своей бесценной пятой точки Брайан почувствовал, что наглядная демонстрация не удалась, и интерес аудитории потерян. Щенок, правда, уткнулся во что-то носом, но совсем не в собственное дерьмо, отчего весь воспитательный момент пошел как-то не так, без нужного накала страстей. И только природное упрямство заставило его сначала завершить начатое, а уж потом выдворить ненужные наглядные пособия.       Увлеченный Джастин не заметил, как в лофте всё стихло.       Рисовал, пока тишина пожарной тревогой не зазвенела в ушах. Оглянулся …       Позади стоял Брайан и его, в который уже раз за это вечер, выдавали неестественно напряжённые плечи.       В руках была одна из только что созданных Джастином картин.       — Я передумал …       И не нужно дважды повторять насчет чего. Такие вот фирменные американские горки от Брайана Кинни. Из дерьма на небеса…       Джастин уже и не надеялся. Целовать, довести до оргазма, потом нежно взять разгорячённого, ещё пульсирующего от предыдущего кайфа, заклеймить хоть на секунды коротким словом-выдохом «мой». И обратно ….       — Не, ну что за хрень с этими уродами! — Брай небрежно отбросил кем-то позабытые плавки (не забытые, нарочно оставленные, вдруг найдут и позвонят). — Чё за мода пошла трусами разбрасываться. Оставляли б хоть что нормальное, а не дерьмовую синтетику со стразами. Смазку не забудь, я не хочу завтра весь день геморройного страдальца изображать.       Вот и вся романтика момента.       Развороченная постель со следами предыдущих любовников чем не ложе для такого возмечтанного почти первого раза, не так ли? Всё в стилистике Брайана …       И снова два варианта: гордо сказать, что перехотелось, или обиженно надуть губы, привычно отвалились в пользу не предложенного третьего, легкого «не-провоцируй-не-уйду» смешка:       — А, может, боятся, что ты их носить будешь вместо того, чтоб названивать в Бюро Находок в поисках их владельца.       — Ага, да у меня вся задница в них потницей покроется. Иди сюда …       Джастин, ещё не полностью пришедший в себя после предыдущего всплеска эмоций, отрешенно проследил, как Брайан плюхается на кровать лицом вниз.       — Сегодня обойдемся без петтинга, фингеринга … И дайвинга, пожалуй, тоже. — он поворочался, устраиваясь поудобнее, скинул на пол одну из подушек, вторую подмял под себя.       Джастин, добавил свой растянутый свитер и мятые после валяния в кровати штаны к декору двери и нырнул в постель рядом с ним, постаравшись скользнуть правым боком вдоль всей длины приглашающе распростёртого прохладного тела. Он знал, что Брайан беспрекословен: сказал никакого петтинга, значит, не даст лишний раз к себе прикоснуться, а трогать хотелось, как никогда. А так хоть кожей удалось урвать мимолётную ласку и самому приласкать упрямца.       — Повернись лицом.       — Обломишься.       — Дай хоть отсосу для начала.       — Еби, давай, уже!       Остро понимая, что второй раз рискует предоставленным шансом (хотя поцелуй в список запрещенных в этот вечер сексуальных практик, вроде, не входил), Джастин скользнул тыльной стороной ладони вверх по рельефной спине, шее, и, зарывшись пальцами в волосы на затылке, развернул-таки упрямую голову к себе. Смело вернув в ответ на убийственный взгляд василиска «не-лезь-убью», взгляд самоубийцы «убивай-всё-равно-влезу», коснулся губами плотно сжатого рта.       Брайан хмыкнул, но на поцелуй ответил. Джастин не стал с ним сильно затягивать, по собственному опыту зная, как болит потом неудобно выворачиваемая шея. Потерся пахом о бедро Брайана, скользнул коленом по тыльной стороне его ноги, от голени до аппетитной задницы, чуть нажал, вынуждая раздвинуть ноги, и усилив нажим, протиснулся в горячее пространство. В погоне за удовольствием Брайан никогда не скрывал, что и как ему нравится, поэтому Джастин уже достаточно хорошо знал многие тайные рычажки на теле Брайана. Впрочем, самый важный и совсем не тайный из них сейчас находился в недоступном положении, прижатым к матрацу, поэтому взамен пришлось прикусить маленький островок особенно чувствительной кожи за ухом и тут же зализать причинённый ущерб. Откликом послужило нетерпеливое ответное движение бедер. Механизм работал безупречно. Брайан шире развел ноги и стал потираться промежностью о ногу Джастина, давая немое согласие на дальнейший штурм.       Среагировав на две аппетитные ямочки там, где спина Брая переходила в ягодицы, из подсознания Джастина нагло вылезло недостойное настоящего топа желание облизать предоставленное ему в кратковременное пользование тело с головы до ног и звонко завершить дегустацию триумфальным поцелуем в … пятку. Затусовав его впрок, в самый дальний ящик (в свете последних событий он уже начинал верить в чудеса и Санта Клауса с Зубной Феей в придачу), Джастин смело накрыл тело Брайана своим, скользнул ладонью по плотно сжатым кулакам, и немым предупреждением о последующих действиях провел пальцами по углублениям между костяшками, заставляя раздвинуть пальцы и сплести их со своими в замок. Мягко толкнулся бедрами, остро ощущая удовольствие от движения члена вдоль впадинки между ягодицами.       — Презервативы на тумбочке ещё остались: не все использовали. — Брайан нетерпеливо взбрыкнул бедрами, подпихивая подушку пониже.       — Что так? Сегодня не на высоте?       — Будешь умничать, пойдешь на хуй. И, заметь, не на мой!       Джастин ловко подхватил маленькую упаковку, стараясь не потерять максимального контакта с телом Брая. На секунду отстранился, чтобы воспользоваться смазкой.       — Твою ж мать, она холодная! — тут же зашипел Брайан.       — Разогреется, — мстительно припомнил Джастин.       Перехватив Брайна поперек груди и подарив очередной рискованный поцелуй он толкнулся в тесную глубину предоставленного ему тела. И прислушался, ощущая, как Брайан выполняет то, чему когда-то сам учил его: сквозь зубы втягивает воздух в момент, когда член раздвигает неподатливые скользкие от смазки стенки, и мелкими полувыдохами через силу выталкивает воздух из себя, когда тот входит на всю глубину.       Сразу же вспомнилось, как Брай говорил, что боль — это часть такого секса, просто нужно дать время привыкнуть и приспособиться. И Джастин замер, выжидая.       — Алё, меня трахать сегодня будут или как?       Упрямый, мерзкий, своенравный, мстительный, злопамятный …       Джастин понимал, что Брайан со свойственным ему упрямством, уже решил для себя не получать удовольствие, дабы о повторении речь и не шла. Он даже не предложил положенных двух вариантов выбора, дал только один: разозлиться и отыметь его максимально быстро и жестко. Но Джастин, отлично освоивший искусство «убивать добротой», на провокацию не купился, тем более знал, что против натуры не попрешь. А особенно, если эта натура блядская.       Живот сводило от напряжения, тесное кольцо мышц вокруг члена заставляло терять голову, хотелось двигаться резко и размашисто, а приходилось — осторожно, выверяя по вздохам партнера нужный угол и глубину проникновения, но ему всё-таки повезло: они идеально подходили друг другу. Первое скольжение по простате и осторожное полудыхание Брайана сменилось стоном. Бинго! Перед глазами поплыли разноцветные пятна, мир сжался до горячего тела под ним, тела вокруг него. Каждый толчок как вздох: не двинешься — умрешь от нехватки кислорода. И Джастин наконец-то позволил себе слететь с катушек …       Брай отдавался так же властно, как и брал, не жалея себя, балансируя на грани боли, наверное, даже её пересекая. Резко оттолкнув руку, попытавшуюся пробраться между подушкой и животом к его члену, он ухватил лохматую белобрысую голову за волосы и притянул к своим губам. А через секунду мышцы судорожно сжались и тело скрутило в пароксизме оргазма.       Джастин обессилено скатился с Брайна, сил и желания отодвинуться в сторону не было. Дернувшись пару раз, он так и не смог вылезти из-под его подмышки, поэтому пришлось сдаться и придремнуть там.       — Чего это мы развалились с чувством выполненного долга? Кто парня ебёт, тот и презервативы убирает. — донеслось ехидное сверху. — Я отлить.       Теплая подмышка исчезла, по вспотевшей голой заднице пробежал прохладный сквозняк, так что пришлось вставать. Помог процессу и ощутимый шлепок по попе, щедро отмеренный Браем в качестве лекарства от лени. Пришлось прибираться.       Резинки отправились в мусорку, наволочки полетели в корзину для белья, пришел черед многострадальной простыни. Рука скользнула по еще чуть теплому пятну от семени. Джастин воровато оглянулся, борясь с желанием вывесить простыню, как в средневековье, на балкон в знак высокого качества невесты или засушить на вечную память. Решив, что уж за такие розовые сопли вывесят на балкон или засушат его самого, швырнул её в корзину к наволочкам.       Когда Брайн вышел из туалета, перед его глазами предстала вполне ожидаемая картина: Джастин, не справившись с дырками и шнурками, призванными удерживать простыню на месте, спешно подпихивал эти самые шнурки и края простыни под матрац.       — Будешь халтурить, спать покатишься на диван!       — Я в дырку попасть не могу!       Брайан издал страдальческий вздох.       — Охренеть! А я ему ещё позволил себя трахнуть! Как это ты меня в ухо не изнасиловал с твоей меткостью и точностью.       — Тебе же понравилось!       — Понравилось. Но больше не получишь.       И триумфально плюхнулся на кровать, заставив тщательно подоткнутые края победоносно выползти из-под матраса, а саму простыню по-импрессионистски скукожиться и пойти чудными абстракционистскими складками.       Любуясь очаровательным обрамлением прекрасного тела и изображая полную готовность к получению очередной порции пиздюлей, а также возмещению причинённого морального вреда натурой, Джастин начал потихоньку прикидывать что еще ему перепадет, если он нарисует Брая в полный рост, как голого мужика на картине, и декорирует такими картинами все стены лофта, включая дверь.       Хотя дверь, пожалуй, не стоит. Рубашка Брайана на ней смотрелась куда как органичнее.