***
Вязкое утро, пробирающееся отблесками света в пространство, пропахшее чувством, имеющим тонкие отголоски разбитой ненависти, и запахом вечно грязного и мутного дождя, Лухан не любил никогда, сколько он помнил себя и то самое утро, которое впустило в его жизнь чувство – еще целой – ненависти и горький, с примесью оттенка сиреневой и полусладкой терпкости, сигаретный дым ранее незнакомого ему черного Malboro, который Сехун, насмехаясь, любил резко выдыхать вместе с оскорблениями ему прямо в лицо и смотреть, как тот откашливался, смешно жмурясь и почти не воспринимая эти едкие слова всерьез. Парижские утренние дожди Лухан не любил еще больше. Они, как считал полусонный Лухан, нередко проводя за этим размытыми рассуждениями несколько секунд, были такими же грязными и противными, как тяжелый сигаретный дым и присутствие в комнате, поглощенной лишь огнями ночного города, Сехуна, который, проведя в помещении не больше часа, успевал выкурить из кремовых стен запах дорогого весеннего парфюма и запятнать всю бледную кожу Лухана в бесчисленных алых укусах. Лухан любил сравнивать утренние парижские дожди с Сехуном, а Сехун любил только черный Malboro и приватные отношения с хрупким и гибким телом Лухана без обязательств.***
Сентябрь в Париже такой же холодный и без обязательств, как и Сехун, нагло вклинивший Лухану колено между ног, как и Лухан, не сдерживающий глухих стонов, когда шершавый кончик языка Сехуна медленно ведет дорожку вниз по шее и задерживается на слегка выступающей жилке. Секс всегда быстрый и грубый, и Сехуну всегда наплевать на вскрики Лухана и едва выступающие слезы на уголках его глаз, которые он не всегда замечает, наклоняясь, чтобы поцеловать того без всяких обязательств, внезапному возникновению которых препятствуют они оба. О Сехун потому, что ему нравится трахать Лухана на его собственной кухне и с каждым неосторожным толчком заставлять того забывать об обязательствах, которые Хань иногда неосознанно пытался втиснуть в их отношения, стараясь держать Сехуна как можно ближе к себе. Лу Хань потому, что без грубых пальцев Сехуна на бедрах он живет как без воздуха, который по приходу тот всегда отравлял сигаретным дымом вечно черного Malboro. И Лухану нравилось. Нравилось постоянно слушать скрип кухонной мебели под собой, смешанный только с глухими рыками Сехуна, трахающего его почти без остановки и всегда без обязательств. Дожди в Париже такие же непостоянные, как и Хань, пока смутно осознававший, что без Сехуна ему не выжить в очередном утре сентября с обязательствами, которые он старался как можно сильнее отрицать, заявляя себе сквозь дымку сероватого дыма сигарет, что и ему и Сехуну нужно только одно – секс. И желательно без обязательств. И желательно только с горьким дымом черного Malboro, отборным матом и слишком громкими и пошлыми стонами.***
Когда Сехун находит в одном из парижских переулков рядом с ночным клубом какого-то парнишку и без въевшихся в кожу обязательств трахает его прямо там, настойчиво вжимая податливое тело в стену, Хань понимает, что привязался. Сехун же понимает только одно: внутри случайно найденного в переулке мальчишки намного горячее и приятнее, чем внутри Ханя, насквозь пропахшего сексом и дымом его черного Malboro. Лу Хань не пытается понять причину поступка, потому что она слышна в его собственных стонах, когда Сехун в очередной раз вжимает его в деревянный стол, стараясь двигаться в нем еще грубее. Не пытается, потому что, прежде чем начать срывать очередную черную рубашку с Ханя около дверного проема на кухню, Сехун привычно холодно напоминает на ухо: “Без обязательств”. Лу Хань перестает трезво мыслить только когда решается выкурить пачку черного Malboro, оставленную Сехуном час назад на кухонном столе, полностью; выговаривает слово “обязательство” по слогам бессчетное количество раз, пытаясь выкурить из него весь первоначальный смысл и предлог “без”, намертво вцепившийся в него. Почти получается, но не полностью. Сехун появляется на пороге квартиры все реже, и Хань морщится, когда больше не слышит горького и привычного запаха сигарет от него, случайно замечая в кармане брюк пачку красного Malboro, и снова и снова давится сигаретным дымом, когда до конца его сентября остается только три часа парижского утреннего дождя, пустая пачка черного Malboro и фраза “без обязательств”. И когда через две недели, в самом конце парижского сентября, Сехун не приходит в назначенное время, Хань не удивляется, лишь хмыкает себе под нос, выкуривая последнюю сигарету из пачки. И Лу Хань не удивляется, когда чувство привязанности превращается в разбитую ненависть, когда он случайно замечает в том же парижском переулке Сехуна, трахающего того же мальчишку. Не удивляется, когда он шепчет ему, как когда-то шептал Ханю: “Без обязательств”.