Тьмы низких истин мне дороже...

]«Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман...» (А.С.Пушкин, «Герой»)

Глава 1. Благими намерениями

Тускло-серый полумрак крошечного трейлера, где от беспорядочно сваленных вдоль стены картонных коробок было попросту не развернуться, изрядно действовал ей на нервы. Единственное окошко было наглухо закрыто снаружи железными жалюзи, а лампочка под потолком, как назло, перегорела, стоило Клэр лишь щелкнуть выключателем. Накричавшись до хрипоты и не единожды рассадив костяшки пальцев о неровно торчащие в дверной притолоке гвозди, она свернулась калачиком на тахте и, укутавшись тонким, застиранным до дыр покрывалом, изо всех сил старалась уснуть. Но сон не шел, и мысли лезли в голову самые что ни на есть пренеприятные… – Вот, полюбуйся, Клэр! – отец с силой хлопает по столу свернутой в трубочку утренней газетой. – Вот он, твой «герой», твой «благородный защитник» всех «несправедливо преследуемых» паранормов североамериканского континента! И это, чует мое сердце, только начало… Тяжело вздохнув, Клэр отодвигает тарелку с аппетитно хрустящими гренками и осторожно разворачивает пахнущий свежей типографскою краской «Вашингтон пост». «Землетрясение силой 8 баллов по шкале Рихтера практически полностью уничтожило город Янгтаун, штат Аризона. На месте трагедии сейчас работают спасатели. Никогда еще в этом сейсмически спокойном районе не было…» Она откладывает газету в сторону и вопросительно смотрит на отца. – Клэр, этот человек не вполне здоров, я уже неоднократно говорил тебе об этом, - голос Ноя непривычно спокоен, – и сила, которой он, по несчастью, сейчас владеет, может принести еще немало бед. Я прошу тебя только об одном- дай нам возможность остановить его. Компас, который остался у тебя с той злополучной поездки… – …я все равно не отдам, – Клэр задумчиво водит пальцем по краю тарелки. – Сэм оставил его мне, потому что всецело мне доверял. Пойми, я не могу обмануть его доверие. – Да о каком доверии… – Пап, я не хочу больше разговаривать на эту тему. Ной в ответ лишь пожимает плечами. В глазах его, спрятанных за толстыми линзами роговых очков, стоит тихая, безнадежная грусть. Помешивая ложечкой остывающий кофе, он что-то бормочет себе под нос. Кажется, что-то насчет ее полнейшего бездушия и прямо-таки вопиющего безучастия. Да, завтрак безнадежно испорчен… Клэр вскакивает из-за стола, и, как обычно в таких случаях, надолго запирается в своей комнате. «Отец, безусловно, прав. Янгтаун – последняя капля, – она бережно вынимает из внутреннего кармана рубашки Компас, с которым не расстается вот уже вторую неделю. – Боюсь, что Компания теперь всерьез возьмется за это дело…» Клэр отпускает рычажок, и тонкая стрелка на острие стального шпиля начинает медленное вращение вокруг своей оси. N, NW, W… Наконец ее кроваво-красный наконечник, чуть дрогнув, замирает ровно посредине между W и S. Где-то там, за многие сотни миль к юго-западу от Вашингтона, на пологих песчаных холмах, покрытых жухлой декабрьской травой и редким кустарником, этой ночью возник, словно бы из ниоткуда, сверкающий разноцветными огнями передвижной цирк-шапито. Странствующий Карнавал Братьев Салливан. Семья, в которую ей так и не удалось влиться… «И церемониться с ним после случившегося они явно не станут, – Клэр нервно накручивает на палец прядь волос, – честное слово, нет никаких гарантий, что, когда Компания наконец-то их обнаружит, в чью-то «светлую» голову не придет мысль разом уничтожить весь Карнавал. Это «змеиное гнездо», как метко выразился мой отец… В конце концов, когда речь идет о национальной безопасности, вопросы морали, совести и чести сами собою отходят на второй план.» Ее разом вспотевшие ладони судорожно стискивают округлые края карнавального компаса: «Но это же несправедливо, черт возьми! Даже к особо опасным террористам, что берут в заложники женщин и детей, власти посылают переговорщиков, пытаясь избежать ненужного кровопролития! Почему же он не может рассчитывать на нечто подобное?» В гулкой тишине коридора слышатся торопливые отцовские шаги. Дверная ручка начинает яростно дергаться вверх-вниз, и Клэр поспешно заталкивает компас во внутренний карман. – Может, хватит, наконец, изображать из себя оскорбленную невинность?- доносится из-за двери. – Иди, доедай спокойно свой завтрак, и я отвезу тебя обратно в общежитие, раз уж ты твердо решила не общаться со мною сегодня. – Пап, ты не переживай, меня Гретхен подбросит, – произносит она первое, что приходит в голову. Безотказная Маргарита-Гретхен, счастливая обладательница собственного минивэна- да как же она могла забыть о ней? За дверью тяжело вздыхают: – Клэр, а может, не стоит? – и, очевидно поняв, что ответа от дочери он так и не дождется, Ной, досадливо крякнув, наконец-то уходит. А Клэр уже лихорадочно нашаривает на столе свой мобильник. – Стоит, папочка, еще как стоит! – о, она, оказывается, наизусть помнит эти одиннадцать цифр телефонного номера... Томительно длинные гудки – и заспанный, недовольный голос подруги: – Клэр, девять утра-а… Выходно-ой…Имей совесть… – Мне нужна твоя помощь, Грета, – коротко и по-деловому. Как будто так и полагается… Разумеется, у Гретхен есть свое мнение на этот счет. – И я уже догадываюсь, какая помощь… – короткий зевок в трубке. – Клэр, Росинант, то бишь моя малышка «Киа», сейчас в ремонте, и Санчо Панса, то есть я, тоже не в настроении. Может… – …отложим поездку на Карнавал, пока твою машину не отремонтируют? – поспешно предлагает Клэр. – М-да, недаром в народе говорят: наглость- второе счастье, – задумчиво тянет Гретхен, – и если так, то ты счастливица, подруга! Ладно, черт с тобою, я согласна... «А ведь стоило ей тогда заартачиться, и ничего бы не произошло, – Клэр поморщилась, чувствуя, как впиваются в бок острые диванные пружины, – не было бы этой безумной полуторачасовой гонки на предельной скорости с отцовской машиною «на хвосте», моих жалких попыток «договориться по-хорошему», закончившихся стрельбой по Карнавалу с трех сторон, наконец, «комнаты воспоминаний» с сотнями отражающих друг друга зеркал… Отец бы сегодня спокойно пошел на службу, сидел бы сейчас в вашингтонском офисе, чаи гонял со своими коллегами… Он ведь давно уже ни во что не ввязывался – полгода, оставшиеся до пенсии «по выслуге лет», как-то не способствуют боевому настрою...» При мысли об отце у нее опять защемило сердце. «Если, не приведи господь, с ним что-нибудь случится…» – Клэр отбросила в сторону покрывало, и, сунув ноги в мокасины, решительно направилась к дверям. – Илай, чучело ты мерзопакостное, – громко начала она, и недовольное ворчание, раздавшееся из-за двери фургончика, свидетельствовало о том, что ее очередная попытка вывести из себя помощника Хозяина Карнавала обещала быть удачной,- долго ты еще собираешься держать меня здесь? – Столько, сколько понадобится, чтобы выветрилась вся дурь из твоей головы, – хмуро ответствовал ее тюремщик. – Клэр, ради бога, перестань, наконец, высаживать дверь. Она и так держится на честном слове. Мне из-за тебя опять попадет... – Вот и замечательно! – пробормотала Клэр с нескрываемым злорадством, и с новою силой звонко замолотила кулачками по жестяной обшивке. Надо сказать, на сей раз ее старания не остались незамеченными. За стеною послышались тихие шаги- к фургончику кто-то приближался. – Я вижу, ты совершенно не справляешься со своими обязанностями, друг мой, – мягко укорил ее нерадивого сторожа знакомый голос с томными, мурлыкающими интонациями. Со скрежетом повернулся ключ в замочной скважине, и дверь фургончика тотчас же распахнулась, да так стремительно, что она едва смогла устоять на ногах. – Ну, и что за концерты ты мне тут устраиваешь? – на пороге перед ней стоял сам Хозяин Странствующего Карнавала Самуэль Салливан, и появление его, как всегда, не сулило Клэр ничего хорошего… *** Самуэля Салливана нельзя было назвать верующим человеком, в широком смысле этого слова, хотя он, определенно, был не из тех, что живут, рассчитывая лишь на собственные силы. «Религиозные убеждения» Хозяина Карнавала представляли собою причудливую смесь самых различных верований – начиная от христианства католического толка, суровые догмы которого настойчиво прививались ему в свое время родителями – выходцами из Дублина, и заканчивая темными, языческими культами, что некогда практиковались индейцами Центральной Америки. Но более всего этот человек верил, что благословение божье лежит на тех, кто, как и он сам, от рождения был наделен Сверхспособностями, и что заслуживают они лучшей участи, чем странствовать без конца по дорогам Северной Америки, скрываясь от людских глаз, словно прокаженные средневековья... И поколебать эту веру не смогли ни родители Сэма, до конца своих дней сохранявшие стойкое убеждение, что не иначе как за грехи Господь всемилостивый ниспослал такое их младшему сыну, ни злые насмешки брата, никогда не воспринимавшего его всерьез. Джозеф, обожаемый им с детства Джои, в двадцать с лишним лет заменивший Сэму погибших в автокатастрофе отца и мать… Воспоминания о нем всегда отзывались неизменной болью в сердце Хозяина Карнавала. Та безлунно-черная, промозглая сентябрьская ночь на открытом всем ветрам вересковом поле до сих пор стояла у него перед глазами... Буднично-спокойное лицо брата, его уверенный, властный голос: «Ты не можешь более оставаться в Семье, Самуэль. Идеи, которыми ты так щедро делишься с каждым, кто готов тебя выслушать, порочны по сути своей и рано или поздно приведут Карнавал к гибели. Да, я клялся нашей матери, упокой господь ее безгрешную душу, что не оставлю тебя своей заботой. Видит бог, я делал все возможное и невозможное, чтобы сдержать свою клятву... Но вот пришло время, и на одной чаше весов- жизнь и спокойствие тех, кто нашел в нашей Семье приют и защиту, а на другой- благополучие того, кто ставит сомнительные идеи превыше человеческих жизней. Я не желаю тебе зла, Сэм, но ты должен уйти. У тебя нет другого выбора. Я передал один из компасов Карнавала в руки представителя Компании. Завтра в полдень он обещал, что будет здесь, и если к этому времени ты еще не…» Дальнейшего Сэм уже не слышит. Белая, слепая ярость захлестывает его с головой. Он стискивает кулаки, и, презирая законы гравитации, тяжелый каменный булыжник у ног его сам собою поднимается в воздух, а затем, словно сухой комок глины, крошится в сведенных судорогою ладонях повелителя земли... Коротко всхлипнув, Самуэль вскидывает вверх правую руку, и острые каменные осколки, со свистом рассекая воздух, с маху пробивают гортань Джозефа. Понимание случившегося приходит не сразу. Первые секунды он просто стоит и смотрит, как снежно-белые вересковые соцветья, примятые рухнувшим телом, медленно окрашиваются в карминово-красный цвет, а потом, спохватившись, кидается к умирающему, и, пачкаясь в липкой крови, пытается приподнять его. Глаза Джозефа стекленеют, он хрипит, цепляясь за кожаную куртку Сэма, словно бы из последних сил пытается ему что-то сказать, и кровь фонтанчиком выплескивается изо рта при каждом его вздохе. Ветер в луговых травах, пахнущий дождем и речными туманами… Темные комья земли на подошвах стареньких ботинок Самуэля Салливана. Кровь на его одежде. Кровь на волосах. Кровь на руках его… На три дня Карнавал погружается в глубокий траур. Меркнут переливчатые огни светодиодов, спущены разноцветные карнавальные флаги, отменены все представления. Карнавальщики жаждут разыскать пришлого убийцу- курчавого смуглолицего индуса, что беседовал с Хозяином Карнавала незадолго до случившегося, но Сэм призывает своих сородичей не мстить. Он спокоен, даже чересчур, преувеличено спокоен. Стоя на деревянном помосте посреди карнавальной площади, он оглашает перед собравшимися последнюю волю покойного. Карнавал должен жить. Несмотря ни на что, вопреки всему. И он, Самуэль Салливан, готов сегодня встать во главе Семьи, готов заменить Джозефа осиротевшему Карнавалу… Траурными знаменами развеваются за его спиною широкие черные полотнища, что протянуты через вечнонарядную площадь взамен карнавальных флажков, десятки глаз смотрят на него с затаенной надеждой и восхищением. И это всеобщее обожание, словно пьянящий нектар, щедро разлитое во влажном воздухе ясного сентябрьского утра, он пьет сейчас полной грудью... Основателя Карнавала хоронят на вторые сутки. Прислонившись спиною к жарко нагретому солнцем гигантскому каменному валуну, Самуэль в считанные минуты вырывает у подножия его неглубокую могилу, и четверо карнавальщиков на веревках опускают гроб в ссохшуюся, красновато-коричневую почву пустыни Мохаве... До конца своих дней Джозеф Салливан оставался в душе ревностным христианином, но негласный символ Карнавала- Колесо Странствий, этот склепанный из железа круг с восемью расходящимися лучами, вместо строгого остроугольного креста водружают на могиле его, и старый карнавальный компас с тихим стуком падает на крышку гроба вперемешку с комьями земли. Самуэль Салливан, новый Хозяин Странствующего Карнавала, нервно теребит на груди серебряную ладанку с искусно выгравированным на крышечке восьмиугольным Колесом Странствий. Изнутри она под завязку набита землею- рассыпчатыми темно-серыми комьями с тонкими белесоватыми прожилками корней. Пропитанной кровью землей с того самого бескрайнего поля, густо заросшего диким вереском, где позапрошлою ночью в одночасье оборвалась жизнь его единственного брата. – Придет время, друзья мои, и наше бесконечное странствие будет завершено, – в мертвой тишине четкие, чеканные слова его падают, словно тяжелые камни, – здесь, среди песков пустыни Мохаве, обретем мы дом свой. В темные времена Средневековья считалось, что стены крепости, построенные на человеческих костях, будут крепки и неприступны. Bauopfer, «строительная жертва» – так назывался этот некогда широко распространенный обычай. Очевидно, было в нем разумное зерно, ибо замки рыцарей Средневековья, чьи фундаменты щедро орошались при строительстве невинною кровью, безжалостное время не сумело разрушить и за многие сотни лет… И потому я так хочу, чтобы именно тут, на могиле брата моего, и был заложен краеугольный камень в основании той стены, что послужит нам надежною защитой от внешнего мира – мира клятвопреступников и убийц... В сгущающихся сумерках он возвращается на Карнавал. Черные силуэты замерших аттракционов на лиловато-сиреневом фоне вечернего неба, утешительно-сочувствующие – «держись, мы знаем, как тебе сейчас нелегко!» – взгляды его друзей и… тяжелая, неприкрытая ненависть в глазах татуированной прорицательницы Карнавала, едва он переступает порог ее фургончика. Ее густые светлые волосы хранят в себе горький аромат полыни, узкие ладони ее холодны как лед. Торопливо стаскивая с нее черное вдовье платье, Сэм не может отделаться от навязчивой мысли, что совершает святотатство. Но кары небесные не спешат обрушиться на его голову, и гибкое тело Лидии так податливо и покорно под его руками… И все же… В миг наивысшего блаженства, когда привычное ему наслаждение накатывает, словно береговая волна, грозя захлестнуть с головой, карминово-красные, распухшие от поцелуев губы Лидии чуть слышно выстанывают чужое имя. И потому медовый привкус его победы изрядно отдает горечью. …Приподнявшись на локте, он пристально смотрит в ее мертвенно спокойное лицо и взгляды их скрещиваются, словно стальные клинки. – Сэм, а ведь я знаю, кто настоящий убийца Джозефа, – наконец произносит она, – магические чернила сказали мне об этом еще на прошлой неделе. И если я… – И если ты объявишь об этом Карнавалу только сейчас, это неизбежно вызовет подозрения, – перебивает ее Самуэль. – Знала, но не предупредила, знала, но предпочла скрыть... Этот поступок ставит тебя на одну доску с…настоящим убийцей. Ты не подумала об этом, Лидия? Холодные льдисто-голубые глаза, что еще минуту назад смотрели на него с нескрываемым презрением, мгновенно наполняются слезами. Она отчаянно рвется из рук его, словно птица, пойманная в силки, и как-то сразу затихает, едва ее щеку обжигает хлесткая, обидная пощечина… «А другого языка они, к сожалению, и не понимают, – Самуэль встряхнул головой, прогоняя назойливые воспоминания. – Ничтожества, не способные видеть дальше собственного носа, овцы, которые извечно нуждаются в заботливом пастыре…» Тонкие, нервные пальцы его привычно стиснули защитный амулет-ладанку, спрятанную под плотной бархатистой тканью карнавального камзола. «Джозеф, возлюбленный брат мой! Ты никогда не верил в меня, ты откровенно насмехался над тем, что было для меня свято, но, как видишь, время расставило все по своим местам. Твоя одинокая могила уже успела зарасти колючим терновником, и медные заклепки Колеса Странствий над нею до блеска отполированы злыми песчаными ветрами… А я все хожу по этой земле. И жить я собираюсь еще очень, очень долго.» …Хлипкая дверь его собственного фургончика прямо-таки сотрясалась под ударами. Грохот стоял такой, словно бы кто-то изо всех сил колотил палкой по старому жестяному ведру. Илай, черт бы побрал этого бездельника, устроился на складном стульчике неподалеку от трейлера и усиленно делал вид, будто бы все происходящее его совершенно не касается. К беспорядочной «барабанной дроби» между тем присоединились какие-то скрежещущие, металлические звуки, и Самуэль немедленно ощутил, как поднимается в нем глухое раздражение. Надо сказать, он никогда не отличался завидным хладнокровием. Как порох, он готов был вспыхнуть по любому пустяку, но, прекрасно осознавая, сколь разрушительна порою бывает его ярость, изо всех сил пытался бороться с собой. «Прежде чем сказать, или сделать то, о чем впоследствии ты будешь горько жалеть – попробуй для начала привести в порядок свои мысли, – еще подростком, учил его старший брат, – глубоко вдохни на счет «раз-два», а на «три-четыре» – выдохни. И за этот короткий промежуток времени еще раз подумай – а стоит ли оно того?» «Безусловно, не стоит!» – улыбнулся своим мыслям Самуэль, стоя на пороге фургончика. Глубокий вдох, и на «три-четыре» – медленный выдох. Он щелкнул замком и с силой рванул дверь на себя… – Ну-с, и что за концерт ты мне тут устроила? *** …Отчаянная, непримиримая ярость, так и полыхавшая сейчас на этом хорошеньком кукольном личике была, по правде говоря, настолько комична, что Сэм едва не рассмеялся в голос. «Словно комнатная болонка, которую приподняли за загривок, – подумалось ему. – Заходится визгливым лаем, скалит мелкие зубки, безуспешно пытаясь куснуть хозяина за руку… Господи, какой же у нее пронзительный голос!» – Что ты сделал с моим отцом?! – Радость моя, а нельзя ли на полтона ниже? – приторно-ласково осведомился у нее в ответ Хозяин Карнавала. Ему и в самом деле вдруг захотелось потискать, словно капризную пушистую собачонку, это забавное белокурое существо, наскакивавшее на него сейчас со свирепо сжатыми кулачками. «Болонка, ну чистая болонка!» Самуэль кривовато ухмыльнулся. – И кто же это у нас такой рассерженный? – он шагнул в сторону, делая вид, что пропускает ее к дверям. Поддавшись на эту нехитрую уловку, Клэр устремилась вперед, и он, все так же улыбаясь, здоровой рукой ловко поймал ее за талию, плотно обтянутую темно-синим замшевым поясом. «Добыча» зашипела разъяренной кошкой, и в тот же миг бедняга почувствовал, как ее острые, накрашенные ноготки с силой впились ему прямо в раненное предплечье. Коротко вскрикнув от ослепительной вспышки боли, Самуэль тотчас же разжал пальцы. «Вот ведь стерва, прости господи!» – растревоженную рану жгло, как огнем. Смаргивая невольно выступившие на глазах слезы, он судорожно перевел дыхание, и только сейчас заметил, что Клэр все еще стоит рядом с ним. – Тебе… очень больно? – серьезный взгляд, и неприкрытое сочувствие в голосе выглядели как издевка, но Сэм их таковыми не воспринимал. – Спрашиваешь… – демонстративно отвернувшись от нее, он тяжело опустился на тахту, осторожно ощупывая влажнеющие бинты. Под пальцами его, на алом узорчатом бархате карнавального камзола, медленно расплывалось большое темно- бордовое пятно. – У тебя кровь идет, – печально заметила Клэр, присаживаясь на тахту рядом с ним,- Сэм, прости, я… не нарочно, я так не хотела! Самуэль брезгливо вытер перепачканную кровью ладонь о подстеленное покрывало. Острая, стреляющая боль в левом плече постепенно стихала... Теплые маленькие пальчики мягко коснулись его руки: – Я… могу тебе хоть чем-нибудь помочь? – еще недавно визгливо-звонкий, ее голосок сейчас прямо-таки дрожал от сочувствия. Хозяин Карнавала снисходительно улыбнулся. «И в этом вся Клэр… Господи, как же все-таки просто и приятно иметь дело с человеком, эмоции которого написаны прямо на лице!» …Он раскусил ее практически сразу. Еще тогда, месяц назад, во время той знаменательной беседы в студенческом общежитии славного города Арлингтона... Жалостливость, надрывная, слезиво-сентиментальная жалостливость самым причудливым образом сочеталась в ней с поистине непрошибаемым упрямством, а патологическое неумение врать – со слепой убежденностью в собственной правоте, порою отрицающей законы логики и здравого смысла. Она казалась ему идеальным адептом, этот «стойкий оловянный солдатик», не знающий страха и сомнений, готовый безропотно принести себя в жертву тому, кто первым поставит перед ней ясную, правильную цель, кто, словно компас, укажет ей нужное направление... – Но Сэмми, неужели все настолько плохо? – широко распахнутые хрустально-голубые глаза на этом кукольном, фарфоровой белизны личике так доверчиво-наивны, что Сэм не выдерживает, отводит взгляд в сторону. – Да, все обстоит именно так, как я сказал… Она чуть слышно ахает, прикрывая рот пухленькой ладошкой. – Клэр, ты хотела услышать правду, не так ли? Грубую, отчасти неприятную правду, а не тот розово-карамельный сироп, что изо дня в день льет тебе в уши твой уважаемый папочка… Теперь все зависит от тебя, моя дорогая. Тебе решать. Фраза «тебе решать» производит на Клэр какое-то магическое действие. – Сэм, я все уже давным-давно решила! – она сосредоточенно морщит свой гладкий лобик. – Я…я согласна. Я верю тебе. Ты знаешь, мне тоже многое пришлось пережить в свое время, когда… когда я вдруг осознала свою Способность. Я прекрасно понимаю, каково это – быть не такой, как все. И я очень, очень хочу тебе помочь! Тебе… и твоему Карнавалу. …Все происходящее с ним в последние два месяца – эти бесконечные разъезды, переговоры, лица Особых, каждого из которых следовало убедить, каждому из которых нужно было понравиться – все это здорово напоминало ему рыбалку, которой он, помнится, увлекался еще подростком… Тонкая, невидимая блесна с закрепленным на конце острым стальным крючком, трепещущие переливчатые плавнички рыбки, жадно заглатывающей аппетитную наживку. Здоровый охотничий азарт, охватывавший его всякий раз, как только удилище в его руках приходило в движение… Самуэлю неизменно везло. Он всегда возвращался домой с хорошим уловом. …Поначалу все шло, как по маслу. Он совершенно не удивился, когда три дня спустя, вымотанная вконец дальнею дорогой и собственными раздумьями, она появилась у ворот его Карнавала, в сопровождении какой-то чернявой долговязой девицы, с повадками заправского телохранителя и пренаглым языком. О, этот день был воистину днем его очередного триумфа! Пухленькая миниатюрная блондиночка, от решения которой, как бы смешно это не звучало, теперь зависела судьба Семьи, пребывала в полнейшем восхищении как от самого Странствующего Карнавала, так и от его Хозяина. Оставив далеко позади свою подругу, она бодро семенила за ним по пятам, с неусыпным вниманием ловила каждое слетавшее с уст его слово, а от якобы случайных прикосновений ее округлые, в умильных детских ямочках щечки покрывались самым что ни на есть очаровательным румянцем. Пару часов спустя, едва ее темноволосая спутница начала проявлять первые признаки нетерпения, Самуэль пустил в ход, так сказать, «тяжелую артиллерию». Подвыпивший здоровяк, явившийся к нему за кулисы на предмет «потолковать, как мужчина с мужчиной», пришелся как нельзя кстати… Кулаки у этого верзилы были чугунные, и Самуэль едва не оказался в нокауте. Но своего он добился – науськанная недоверчивой подругой Клэр, уже собравшаяся было уезжать, поблагодарив перед этим радушного Хозяина Карнавала за проявленное им гостеприимство, – передумала и осталась. Гретхен, так, кажется, звали эту препротивную девицу, от ехидных комментариев которой у Сэма сводило скулы, отправили к Лидии – отпаивать чаем, а сам он уединился в фургончике с не отходившей теперь от него ни на шаг Клэр. Он, честное слово, даже не ожидал обнаружить в этом легкомысленном создании столько жалости к своей собственной, слегка помятой персоне. Мисс Беннет в тот момент живо напомнила Самуэлю его родную мать, в далеком предалеком детстве точно так же причитавшую над разбитыми коленками маленького Сэмми... *** – Я могу тебе хоть чем-нибудь помочь, Сэмми? – тихий, виноватый голосок вывел его из глубокого раздумья. Хозяин Карнавала внимательно посмотрел на жавшуюся к нему девушку. – Для начала выслушай меня, Клэр, спокойно и без эмоций, – начал он, и рука его вновь легко и непринужденно скользнула по ее слегка расплывшейся талии, а затем, не встретив сопротивления, плавно сместилась на округлое бедро, аппетитно обтянутое плотной джинсовой тканью. – В том, что произошло с твоим отцом, нет моей вины. Просто ему не повезло. Он… оказался в ненужное время и в совершенно не нужном ему месте… – Отец ехал на Карнавал, беспокоясь обо мне, он всего лишь хотел защитить меня! – с жаром перебила его Клэр, и Самуэль усмехнулся в ответ самой горькой из своих усмешек: – Тогда зачем же он привез с собою винтовку с оптическим прицелом, и спутницу-агента, также вооруженную, и готовую в любой момент свое оружие применить? Я все понимаю, Клэр. Этот человек воспитал и выкормил тебя, он заменил тебе родного отца, безразличного к твоей участи, и ты, преданная дочь, всегда готова встать на его защиту. Ты в упор не видишь его недостатков, ты превозносишь до небес его немногочисленные достоинства… Разве не так, Клэр? Она молчала, опустив глаза долу, и Сэм продолжал: – Клэр, с твоим отцом все в порядке. Он жив и здоров, и я готов хоть сейчас отпустить его и его спутницу, но Карнавал… Ты подумала о том, что я скажу моим людям? – А… разве ты не Хозяин Карнавала? – она вскинула на него недоуменные глаза. – Разве ты должен что-то объяснять им? – Должен, Клэр, – чуть помедлив, произнес он в ответ. – Моя власть далеко не так прочна, как ты думаешь. Я потому и Хозяин Карнавала, что пользуюсь здесь доверием всех и каждого. И если среди членов Семьи найдется хоть один усомнившийся… Клэр, для меня это станет началом конца. – И что же теперь будет, Сэмми? – прошептала она, и тоскливая, смиренная обреченность в ее голосе Самуэля несказанно порадовала. – Неужели нет никакого выхода? Самуэль молчал, стоически выдерживая паузу. – Да нет, выход есть всегда, – с деланной небрежностью произнес он, когда терпение Клэр было уже на исходе, – и, если ты будешь достаточно благоразумна, мы вполне можем разрешить это дело к нашей обоюдной пользе: я – сохраню свою власть над Карнавалом, а ты – сохранишь жизнь своему драгоценному папаше. – Не называй его так! – ее темно-русые бровки, густо вычерненные карандашом, сурово сдвинулись к переносице. – Вот что, Сэм, я готова выслушать твое предложение. И если оно меня полностью устроит… Самуэль невольно улыбнулся. Господи, какие же они все одинаковые! Стоит чуть ослабить поводок, и вот уже начинаются придирки на пустом месте, бесконечные торги… Нет, с нею надо определенно пожестче, иначе он никогда не добьется результата! – Клэр, ты можешь быть уверена- я никогда не предложу тебе ничего недостойного или противоречащего твоим жизненным убеждениям, – эта фраза, столь часто произносимая Джозефом, вдруг всплыла в его памяти спасительной подсказкой.- Сейчас я соберу людей на площади. Мы выйдем к ним вдвоем. Я скажу собравшимся… пару слов по поводу того инцидента в Янгтауне, после чего ты, в свою очередь, должна будешь принести Карнавалу публичные извинения за действия своего отца и… – Мой отец невиновен, – в ее голосе вновь зазвучали нехорошие нотки,- и ты, Самуэль, прекрасно об этом знаешь! Самуэль устало вздохнул. Эта, как он любил говорить, «негибкость мышления» его юной «подопечной» начинала изрядно действовать ему на нервы. – Клэр, – он уже с трудом скрывал свое раздражение, – скажи мне, наконец, что для тебя важнее? Жизнь и здоровье твоего уважаемого родителя, или то, какое мнение сложится о нем у членов моей Семьи, которые видят его первый, и, надеюсь, последний раз в жизни? Да, публичное признание его вины еще больше разожжет ненависть, и без того полыхающую в их сердцах, но поверь – в душах этих людей достаточно милосердия, чтобы простить того, кто искренне раскаивается в содеянном… Подумай хорошенько над этим, моя дорогая. А сейчас я, пожалуй, ненадолго отойду, дабы своим назойливым присутствием не мешать тебе принять верное решение. …Она поймала его за рукав уже у самых дверей: – Сэм, не уходи. Я все решила. Я… согласна на твое предложение, – и Самуэль облегченно улыбнулся. Что ж, полдела сделано. Юркая рыбка-плотвичка, чуть было не сорвавшаяся с крючка, вновь заглотила предложенную наживку. И в нужный момент ему останется только слегка потянуть леску, чтобы мгновение спустя увидеть, как тонкие серебристые плавнички, словно прозрачные стрекозиные крылья, отчаянно затрепещут в иссушающее губительном для нее воздухе… – Ну, с богом! – Самуэль аккуратно поправил черную кожаную перевязь на левом плече, и, подхватив свою спутницу под руку, ступил за порог трейлера.

Глава 2. «Show must go on!»

…Все это до боли напоминало ей некую постановочную пьесу времен ее участия в любительском школьном театре. Обтянутая по периметру разноцветными флажками карнавальная площадь, дощатая крашеная сцена посреди нее, зрители (они же актеры второго плана), и, наконец, главные действующие лица- Он и Она… Серо-голубой матерчатый занавес плавно отъехал в сторону. -Наш выход, моя дорогая!- Сэм нетерпеливо тронул ее за плечо.- Надеюсь, ты не из тех, кто теряется перед публикой? Да, надо сказать, публика здесь собралась прелюбопытнейшая… Прекрасные дамы и не менее замечательные господа, в вычурных париках, торчащих из-под шляп всех цветов радуги, чьи лица надежно скрывал от назойливых лучей солнца смазанный в несколько слоев театральный грим, а костюмы сделали бы честь самой отвязной вечеринке в бурлеск-стиле. Одним словом- карнавальщики. Доблестные рыцари Ордена Бархатной Полумаски, веселое театральное братство… Вот только что-то мало веселья было в их глазах в этот вечер. Самуэль выступил вперед. -Друзья мои!- в наступившей тишине его негромкий голос звучал удивительно ясно и отчетливо.- Сегодняшний день мог бы стать для нас днем радости, ведь та, кого мы так долго ждали, наконец-то вернулась к нам, но, увы, он стал для нас днем величайшего горя… Прошлым вечером вы, друзья мои, воочию смогли убедиться в том, каких пределов может достигнуть людское вероломство и человеческая низость. Видит бог, я не хотел кровопролития, как не хотела его и та, с которой наша Семья связывает столько надежд… «Да, Самуэль, сцена, определенно- твое призвание,- ее вдруг обуял приступ неуместной веселости. С трудом сдерживая смех, Клэр уткнулась лицом в мягкий бархат карнавального камзола. - Какой слог, какой, бог ты мой, великолепно поставленный голос! Неудивительно, что эти бедняги слушают тебя с такими лицами… Вот только я, зачем я понадобилась тебе в этой театральной постановке?» -...во имя вашего спокойствия я готов был сдаться властям…- Самуэль с шумом перевел дыхание,- на любых условиях, которые бы… «Это он так называет полуторачасовые препирательства в фургончике Лидии…- ошеломленно думала Клэр.- Господи, какой потрясающее, совершенно феноменальное умение поставить все с ног на голову, извратить, исказить до неузнаваемости!» …Маски. Бесчисленное количество масок, под которыми он вечно прячет свое лицо. «Человек верит лишь в то, во что он хочет поверить, Клэр. Кому интересны твои истинные желания и чувства? Зрители жаждут шоу- зрители его получат!- о, она хорошо помнила его «инструктаж» перед выходом на сцену. – И не стоит прожигать меня таким презрительным взглядом, радость моя! Ты ведь ничем не лучше других. Скажи, кого ты видела во мне вплоть до… вчерашнего вечера? Стареющего дамского угодника с несколько, гм… эпатажной манерой поведения? Любителя дружеских застолий, полуночных посиделок у костра в тесном семейном кругу? Ну и как, Клэр? Насколько удачно вышли у меня эти роли? Насколько тебе понравилось? А ведь я ничего особо-то и не выдумывал. Я всего лишь… слегка подыграл тебе, и, признаюсь, получил от этого немало удовольствия. Так же, впрочем, как и ты сама. Ведь настоящий я, боюсь, не вызвал бы у тебя такой бури восторгов!» -Я не снимаю с себя вины за то, что произошло в Янгтауне,- в чуть хрипловатом голосе Хозяина Карнавала отчетливо зазвучали трагические нотки, заставив Клэр, без преувеличения, в очередной раз восхититься его недюжинным актерским дарованием.- Эти люди, чье безграничное презрение к нам, Особым, уже давно перестало меня удивлять, безусловно, не заслуживали столь страшной участи. Я горько сожалею о случившемся и искренне… «А вот я ни о чем не сожалею,- внезапно подумалось ей.- И ни в чем не виню тебя, Сэмми. Пусть ты лгал, но ты лгал мне… великолепно, от всей души. Ни с кем и никогда мне не было так хорошо, как с тобою…» -Ну зачем ты ввязался в эту драку, зачем спровоцировал его?- она споласкивает губку, и вода в жестяном тазу окрашивается красными разводами.- Какой же ты у меня несдержанный, Сэмми! Она и сама не понимает, откуда берутся в ней эти жалостливые бабьи нотки, это «мой, у меня», словно бы нечто большее, чем Дар, ставящий таких, как они, в положение изгоев, объединяет их сейчас. -Спасибо… Клэр. Принеси мне…лед из морозильника, если не сложно,- из-за разбитой губы он с трудом может говорить. «Не сложно» ли ей… Господи, да о чем речь! …Гладкие кругляшки льда приятно холодят пальцы. Она с нежностью проводит ледяной облаткой по его рассеченным скулам. Самуэль морщится, и порция прохладного обезболивающего в тот же миг «разбавляется» теплыми, частными поцелуями... -Так лучше, Сэмми? Вежливый кивок. Темный глаз под стремительно заплывающим веком плутовски подмигивает ей. -Мой д-добродетельный ангел! Твоими бы устами…- он делает попытку приобнять ее. Клэр притворно сердится: -Больной, что вы себе позволяете с вашим…ой, Сэмми… с вашим лечащим врачом! -А что я такого себе позволяю?- весело удивляется ее «подопечный». Розовая от крови губка бесшумно плюхается в таз, вслед за ней, со звоном ударяясь о бортики, туда же ныряют и недотаявшие ледышки. … Ее голова крепко прижата к твердому диванному валику, и шея от неудобной позы совершенно занемела. Господи, какие же у него, оказывается, жесткие, шершавые губы… -Сэмми, достаточно!- она привстает на тахте, с силой упираясь ему в грудь кулачками.- Я… мне пора идти. Ссадины на лице Самуэля затягиваются еще быстрее, чем ранки на ее губах, прокушенных насквозь, словно в пылу неистовой страсти - его кровь, его слюна, чуть горьковатая на вкус, отчего-то тормозят процессы ускоренной регенерации, и это здорово пугает ее. -Позволь, я провожу тебя,- широкие кровяные разводы практически незаметны на темно-малиновом шелке его цыганской косоворотки, а вот ее некогда белоснежная блузка… М-да, на улицу таком виде лучше и не показываться…- Только давай сначала умоемся. …Резиновая губка, чуть покачиваясь, дрейфует по розовато-красным волнам, словно маленький надувной плот. Склонившись над тазом, они плещут друг дружке в подставленные ладони холодной родниковой водой из кувшина, смеются, ненароком сталкиваясь лбами... «Если это тоже была игра, то ты сыграл великолепно, на пятерку с плюсом. И я с удовольствием осталась бы с тобой, чтобы снова и снова наслаждаться этой воистину божественной игрою, если бы… если бы не твой разрушительный Дар, Сэм, если бы не твоя маниакальная одержимость…» - И если вплоть до вчерашнего вечера мы, друзья мои, могли еще надеяться на благополучный исход, то после случившегося наша надежда умерла! Мы думали, что к нам пришел переговорщик. Мы ошибались- к нам пришел мститель!- на висках Хозяина Карнавала блестели мелкие капельки пота. Он держал ее за руку цепкой, болезненной хваткой, словно бы опасаясь, что его «протеже» вдруг взбредет в голову соскочить со сцены.- Это война, друзья мои! Посылая к нам этого человека, Компания ясно дала понять- они и в дальнейшем будут действовать по принципу «око за око и жизнь- за жизнь». Церемониться с нами они не станут… -А почему мы должны, в таком случае, церемониться с ними?!- донеслось из толпы.- Почему посланник Компании все еще жив? Отдай его нам, Самуэль! …Это уже трудно было воспринимать, как игру. Карнавальная «массовка», до поры до времени хранившая сосредоточенное молчание, вдруг взорвалась криками ненависти. Тяжелая, душная волна- она словно бы ощущала ее каждой клеточкой своего тела... «Зачем ты привел меня сюда, Сэмми?!» Хозяин Карнавала предостерегающе поднял руку: -Успокойтесь, друзья мои! Кажется, Целительница хочет что-то сказать нам. Не так ли, моя дорогая? Его нервные, сухощавые пальцы с силой сжали ее ладонь. -Надеюсь, ты не забыла про наш уговор?- склонившись к ней, прошептал он одними губами, и в темных глазах его загорелись опасные огоньки. Клэр молча кивнула ему в ответ. -Мой отец…- чуть слышно начала она,- он всего лишь… -Громче, Клэр,- в голосе Хозяина Карнавала звучало явное неодобрение,- пожалуйста, погромче. Как видишь, микрофоны для таких, как ты, здесь не предусмотрены. -Мой отец всего лишь выполнял приказ,- во рту ее внезапно пересохло,- и он не хотел никого убивать. Лидия… это была нелепая случайность… Он не хотел. Правда. Я… прошу у вас прощения… -Достаточно, моя дорогая,- остановил ее Самуэль,- а теперь позволь мне продолжить. …«Стыд не дым, глаз не выест»,- как говаривал порой отец Клэр, человек, в нравственных вопросах куда более щепетильный, чем ее нынешний «сценический партнер». В данный момент она готова была своим собственным примером оспорить эту небезызвестную поговорку. За все, что происходило сейчас на маленькой карнавальной сцене, ей было невыразимо стыдно. Стыдно до слез, до мучительных спазмов в животе... Стыдно за себя, за Самуэля, за неизвестного ей виновника вчерашней стрельбы, что наверняка прятался где-то за спинами возжелавших вдруг праведной мести карнавальщиков... Оторваться от созерцания полустертых линий Карнавального Компаса под ногами и посмотреть в глаза одураченным ею людям у нее не хватало ни сил, ни смелости. Чего, впрочем, с избытком хватало самому Самуэлю Салливану. На скрипучих театральных подмостках родного Карнавала, в изменчивых переливах его негаснущих огней, он чувствовал себя вольготно, словно рыба в воде. Он был здесь удивительно уместен, если так можно выразиться... «Актер погорелого театра, прости господи!- досадливо поморщилась Клэр. Нарочитое лицедейство Хозяина Карнавала начинало ее порядком раздражать.- Такое ощущение, что этот наспех срежиссированный спектакль, который вот уже второй вечер проходит тут, гм… с переменным успехом, целиком и полностью воспринимается им как собственный бенефис. Боже мой, как же мне это все надоело!» …Отчетливый скрип свежеструганных досок под щегольскими остроносыми ботинками «бенефицианта», ослепительно белый луч прожектора, суетливо метнувшийся вслед его невысокой фигуре… Легкой, невесомою тенью Самуэль скользнул к самому краю сцены и замер, эффектно окутанный серебристым сиянием рампы, включенной, по всей видимости, на полную мощность. Он был воистину великолепен в тот момент, этот неподражаемый актер, такой искренний в своей игре, такой честный в своем обмане... Лихорадочно-болезненный румянец на скулах, густо проступивший сквозь слой театрального грима, взволнованно-трагические интонации в голосе, сниженном сейчас до интимного полушепота… Нехитрые приемы, тщательно отрепетированные им, дабы долженствующим образом воздействовать на почтеннейшую публику. -Вы хотите крови… - чуть слышно прошелестело над толпою,- одумайтесь, друзья мои! Я прекрасно понимаю ваши чувства, вашу обиду и боль от свершившейся несправедливости. Но скажите, что даст вам расправа над тем, кто, по большому-то счету, отыграл свою незавидную роль, и зла нам уже не причинит? Может ли его предсмертная агония залечить ваши раны, физические и душевные? Сможет ли казнь его, какой бы жестокой она не была, воскресить убитую им Пророчицу? У Клэр застучало в висках. «Я, я могла бы воскресить ее, Самуэль, и не один раз, да только ты мне этого не позволил! Ты гнал меня прочь, пока она отходила у тебя на руках, ты терпеливо выжидал положенное время… Да, теперь она по-настоящему мертва. Благодаря тебе, Сэм. А ты стоишь на сцене, как ни в чем не бывало, и преспокойно читаешь нам проповедь о милосердии…» -Месть- это блюдо, которое следует подавать холодным,- со вкусом произнес Хозяин Карнавала, и Клэр невольно подумалось, что к этим словам- словам человека, способного неделями, месяцами вынашивать планы мести, определенно стоит прислушиваться.- И у нас еще будет возможность… взять реванш и отомстить внешнему миру за тот ужас, который мы пережили вчера, за наше унизительное бессилие... Я обещаю вам это, друзья мои! Да, и раз уж речь зашла о реванше… Он нетерпеливо обернулся, ища глазами свою «сценическую партнершу». Невидимый за кулисами «светотехник» повернул рычажок, и Клэр невольно зажмурилась, чувствуя, как скользят по ее разгоряченному лицу бледно-голубые лучи карнавального прожектора. - Воистину, что даст Карнавалу кровь того, кто принес в нашу Семью величайшее горе, черная, гнилая кровь человека, избравшего своей профессией уничтожение себе подобных, человека, не гнушавшегося пытками и шантажом?- торжествующий голос Хозяина Карнавала креп, набирая силу.- Бедой и смертью тянет от нее, друзья мои! Боюсь, что даже земля, ненароком впитавшая эту гиблую влагу, на сезон-другой может перестать плодоносить! Впрочем, я в чем-то понимаю его, этого незадачливого мертвительных дел мастера… Кто знает, как далеко мог бы зайти я сам, если бы судьба доверила мне оберегать… такое сокровище! Стремительными шагами он пересек карнавальную сцену и оказался рядом с нею. В перекрестье хрустально-белых, ослепительно-холодных лучей он обнял ее за плечи и решительно развернул лицом к «зрителям». -Она вернулась к нам, друзья мои! Вернулась, несмотря ни на что… Наша Целительница, наша… Королева Карнавала!- ей показалось, или голос его и в самом деле дрогнул от волнения- настоящего, непритворного, разбавленного усталостью и тоской?- Вернулась, чтобы навсегда остаться с нами! …Темный брезентовый купол, натянутый над головой вместо неба, серебряные луны-прожектора... Десятки взглядов- равнодушных, восхищенно-недоверчивых, завистливо-жадных ловила она из темноты «зрительного зала». Карнавал заново знакомился с нею, Карнавал оценивал ее... *** …Тесное пространство карнавального фургончика, словно крошечная актерская гримерка. Место, где можно передохнуть и снять маску. Место, где можно побыть самим собой. -Клэр, будь добра, подай мне, пожалуйста, полотенце,- он тяжело опустился на кровать, неловко расстегивая жесткий воротник театрального камзола,- и воды принеси, если не сложно. «Да мне-то не сложно, Самуэль,- плеснув воды в подставленный бокал, она сбрызнула из кувшина на мягкую махровую ткань,- ты же прекрасно знаешь- помочь тебе для меня только в радость, и порой бессовестно злоупотребляешь этим.» Залпом осушив свой бокал, он тщательно провел по лицу полотенцем, смывая поплывший от пота грим. Сморгнул, счищая с ресниц прилипшие комочки туши, и Клэр, не дожидаясь напоминания, сунула ему в руку свое макияжное зеркальце. -Старая актерская привычка- всегда гримироваться перед выходом на сцену,- весело подмигнул он своему отражению, и от уголков его темно-янтарных глаз разбежались тонкие лучики морщинок.- Ну, и как тебе сегодняшнее шоу? «Оно было отвратительно, Самуэль. Более омерзительного зрелища я еще не встречала в своей жизни …» - кровь жаркою волной вновь прихлынула к ее лицу, и Клэр поспешно отвернулась. -Сэмми, скажи- ну зачем тебе это? Весь этот… нелепый трагифарс? Чего ты добиваешься, Сэмми?- вся ее злость, все раздражение, так долго копившиеся в ней, вдруг вырвались наружу.- И… как понимать эту сакраментальную фразу: «Она вернулась, чтобы остаться с нами»? Сэм, ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что сегодняшнее «шоу» пришлось мне по душе. Я давно уже все решила- я не останусь с тобою... Богом клянусь, тебе придется посадить меня под замок, чтобы удержать на Карнавале, и охранять денно и нощно. И я все равно убегу, при первой же возможности, вот! «Ну все, сейчас начнется!»- она с вызовом смотрела ему в лицо, ожидая очередной вспышки истерической ярости, сопровождаемой, как и положено, землетрясением в энное количество баллов, но Хозяин Карнавала отчего-то не спешил демонстрировать ей свои эмоции. Глубоко вздохнув, он отложил в сторону испачканное полотенце. -Я очень рад, что ты честна со мной, моя дорогая,- произнес он с деланным спокойствием,- что ж, я тоже постараюсь быть предельно честным. Я привык добиваться своего, Клэр, не останавливаясь ни перед чем. И если я сказал, что ты останешься со мной на Карнавале, значит, так тому и быть. Слушай меня внимательно. Сейчас ты возьмешь вот эти ключи, и выпустишь на свободу своего папочку. Затем ты…Клэр, ты куда? Я еще не закончил. Да, вы можете попрощаться. Я думаю, что на все про все полутора часов вам будет вполне достаточно. В восемь вечера я жду тебя в своем трейлере, моя милая, послушная Клэр. И если ты не придешь - не важно, по какой причине… -Конечно же, не приду,- невольно вырвалось у нее,- и мне, честное слово, плевать, что ты в таком случае сделаешь! -Клэр, а тебя никогда не учили, что перебивать собеседника- это очень и очень некрасиво?- темные, бесконечно усталые глаза уже немолодого, в общем-то, человека, смотрели на нее с укоризной. - По-видимому, нет. Что ж, у меня еще будет время плотно заняться твоим воспитанием, моя дорогая… Слушай дальше. Сегодня вечером должна состояться твоя инициация- этакое своеобразное крещение, через которое проходят все вновь прибывшие на Карнавал. Затем будет небольшая праздничная церемония, по случаю твоего вступления в Семью. И если ты вдруг решишь не явиться на собственную инициацию…В таком случае, программа сегодняшнего вечера будет несколько изменена. Я соберу своих людей для того, чтобы объявить им- наш час настал! Мы должны открыться миру, чтобы заставить этот мир считаться с нами. Мы должны продемонстрировать всю свою мощь тем, кто не верит в нас… -Сэм, ты не сделаешь этого… -Представь себе- сделаю!- и что-то в его голосе подсказывало, что это не блеф.- И тогда завтра днем, в Центральном Парке города Нью-Йорка, состоится грандиозное шоу Карнавала Братьев Салливан. Вход- свободный. По окончании этого грандиозного шоу в штате Нью-Йорк, впервые за всю его трехсотлетнюю историю, состоится не менее грандиозное землетрясение, в результате которого Нью-Йорк, как таковой, перестанет существовать. -Сэмми, ты… -И все случившееся будет на твоей совести, моя дорогая,- совершенно спокойно закончил он свою речь, все так же улыбаясь,- и тебе с этим жить. А вот теперь можешь идти, и помни- я буду ждать тебя в восемь вечера в своем фургончике. Если же ты не придешь… Что ж, я тебя обо всем предупредил. «Нет, Самуэль, не мне. Тебе предстоит жить с тем, что два дня назад ты сотворил в Янгтауне.» …Тяжелая связка ключей приятно оттягивает карман. Пара шагов до заветной двери. Разукрашенный лиловыми звездами фургончик на другом конце площади, где заперты сейчас отец и Лорен… Уйти, и больше никогда не возвращаться. А обещанное «нью-йоркское землетрясение»… -Ты не сделаешь этого, Сэм. Без поддержки Семьи ты бессилен, а они… они ни за что не пойдут на такое…- начала она, прекрасно понимая, что несет полную чушь. «Почему посланник Компании все еще жив? Отдай его нам, Самуэль…Успокойтесь, друзья мои! У нас еще будет возможность взять реванш и отомстить внешнему миру за тот ужас, который мы пережили вчера- я обещаю вам это…» - услужливо всплыло в ее памяти. Нет, после сегодняшнего они и в самом деле пойдут за ним, куда угодно и на что угодно... -Я вижу, ты и сама все прекрасно понимаешь, радость моя,- довольно осклабился Самуэль.- Сегодняшнее шоу имело определенный успех у зрителей, и знаешь, что меня порадовало больше всего? Твоя игра, Клэр. Это было так искренне, так трогательно, что я сам чуть не разрыдался: «Он не хоте-ел, ради всего святого, простите, люди добрые!»- жалостно искривив лицо, передразнил он, и Клэр едва не возненавидела его в этот момент. -Да, Клэр, сегодня ты и в самом деле была на высоте,- отсмеявшись, продолжил Хозяин Карнавала,- и, надо сказать, своим выступлением оказала мне поистине неоценимую услугу. Дэмьен, тот самый африканец с дредами, что допрашивал твоего отца в Комнате Воспоминаний… Ты знаешь, у него возникли ко мне… кое-какие вопросы, по поводу отсутствия в Зеркалах Памяти эпизода со стрельбой. Я списал это на кратковременную амнезию, заработанную мистером Беннетом после удара прикладом по голове, но, как видно, был недостаточно убедителен, и не смог рассеять сомнения брата Дэмьена… Кто знает, как далеко он мог бы зайти в своих рассуждениях, сколько членов Семьи мог смутить своим неверием, если бы не ты, Клэр, если бы не твое публичное покаяние! Клэр обессилено опустилась на стул. «Маленькая ложь неизбежно тянет за собой ложь большую,- как любил говаривать ее отец. – и потому всегда и везде правда, какой бы нелицеприятной она не казалась, предпочтительнее лжи. Просто в силу того, что это- правда.» Да, сегодня ей выпала возможность на деле убедиться в том, насколько справедлива порой бывает эта нехитрая житейская мудрость... -Какой же ты все-таки подлец, Сэм,- с тоской прошептала она, смаргивая с ресниц злые, отчаянные слезы,- какой же ты все-таки подлец… Томные, медово-карие глаза Хозяина Карнавала смотрели на нее все с тем же насмешливым лукавством. Происходящее, по-видимому, скорее забавляло, чем злило его. -Ну, уж какой есть, Клэр! Я, как ты, наверное, уже успела понять, никогда не отличался повышенным благородством. Привыкай, моя дорогая! - К такому, как ты, знаешь ли, очень трудно привыкнуть,- мрачно буркнула Клэр. Она ощущала себя словно в каком-то дурном сне, странной ночной фантасмагории, лабиринте, запутанные, извилистые дороги которого всегда приводят в неизменный тупик. «Направо пойдешь- на Карнавал попадешь, налево пойдешь- туда же попадешь, прямо пойдешь…ай, и так все понятно!» -Так я могу хотя бы попрощаться с отцом?- голос ее предательски дрогнул, а пальцы машинально стиснули в кармане холодную связку ключей. Впрочем, только ли ключей? Тонкая скрученная спираль стального брелка, плотно обхватившая ее мизинец, чуть слышно царапнула о какое-то гладкое выпуклое стеклышко… Компас, бог ты мой, ее Пригласительный Компас, с которым она не расставалась с самой первой поездки, и который так и не удосужился отобрать у нее вчера вечером растяпа Илай! Хозяин Карнавала снисходительно кивнул ей в ответ. Разумеется, о чем речь! Он не настолько жестокосерден, чтобы лишить ее возможности напоследок пообщаться с собственным отцом… «Похоже, что сегодня ты перехитрил сам себя, о, Самуэль Хитроумный!»- она торопливо вынула руку из кармана. Ее Компас, ее путеводная нить, выводящая в лабиринт всякого, кто им владеет… -Да, Сэм, ты действительно умеешь добиваться своего- не мытьем, так катаньем, - она улыбнулась ему, впервые за весь этот вечер, широко и свободно, так, словно бы оставалась здесь исключительно на добровольных началах, по велению, так сказать, собственного сердца.- Подумать только- взял в заложники целый город... До тебя это не удавалось еще ни одному террористу! И все ради чего… -Не «ради чего», а «ради кого»,- парировал Самуэль,- ради тебя, моя дорогая! Неужели тебе совершенно не льстит такое внимание? …Все та же расслабленно- вальяжная поза и неизменная ухмылка, играющая на его бледноватых губах, но как изменился взгляд его- цепкий, недоверчивый, волчий, прожигающий ее насквозь… «Тебя что, так напугала моя улыбка, Сэмми?» -Нет, не льстит,- она уже с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться ему прямо в лицо.- Но… я постараюсь не разочаровывать тебя на этот раз. Я вернусь, Сэмми, я обязательно вернусь, обещаю тебе! Только, пожалуйста, не думай, что я делаю это исключительно из сострадания к несчастным жителям Нью-Йорка. -А для чего же ты тогда это делаешь? «Тебе и в самом деле хотелось бы это узнать, Самуэль? Боюсь, что мой ответ может тебя не устроить…» Весь этот фальшиво-праздничный Карнавал, с нарисованными улыбками на грустных клоунских лицах, с многочисленными аттракционами- «заманухами», с навязчиво-музыкальным фоном был для нее словно конфета, упакованная в красочную, приятно хрустящую обертку, где под тонким слоем шоколада чувствовалась весьма ощутимая горечь синильной кислоты. И она ест, давится этим нечаянным «подарком», судорожно сглатывая неимоверно горчащую слюну… «Я хочу прекратить это, Самуэль. Раз и навсегда. Я не хочу больше думать о тебе, я не хочу тебя помнить, я не желаю иметь с тобой ничего общего. Ты портишь, поганишь все, к чему прикасаются твои руки, и жаль, очень жаль, что в моих воспоминаниях ты другой… Вчерашнего вечера было недостаточно. Я… я все еще не держу на тебя зла, я все еще готова бросаться к тебе на помощь по первому свистку, я все еще готова уступать… и безропотно подчиняться... Я должна прекратить это, Самуэль. И потому я останусь с тобой. Я приму до конца весь твой яд, словно горчайшее лекарство, чтобы раз и навсегда вытравить тебя из своего сердца и своей души… Я переболею тобой, и наконец-то обрету спокойствие.» -Клэр, я, кажется, задал тебе вопрос,- он уже не скрывал своего раздражения,- и был бы счастлив, наконец, услышать ответ на него! «Человек верит в то, во что он хочет поверить- так, помнится, ты учил меня, Самуэль? Ты знаешь, а ведь я оказалась весьма способной ученицей…»- она улыбнулась ему самой очаровательной из своих улыбок. Легкий румянец на щечках, чуть учащенное дыхание… Бог ты мой, а ведь она и в самом деле здорово волнуется сейчас… -А сам-то ты как думаешь, почему?- она легко опустилась перед ним на колени.- Ты что, все еще не догадываешься? …Прижаться щекой к его острым коленкам, обтянутым черно-серым бархатом, губами чуть дотронуться до его ладони, жесткой сухощавой ладони с темными пятнышками чернил… «Это же все игра, Самуэль. Или… уже не игра?» *** «Ты обещал дать полтора часа на прощание с отцом,- она мельком бросила взгляд на крошечный экран своего мобильника,- но потом, по-видимому, решил, что это для меня непозволительная роскошь. Пять минут восьмого… Ох, Сэмми, Сэмми!» …О том, что произошло между ними, вспоминать было и сладостно и стыдно. Ее неумелые поцелуи, их по-детски нелепая возня на скрипучей продавленной тахте… «Достаточно, Клэр. Тебе и в самом деле пора идти. У нас еще будет время, чтобы…»- а ей так не хотелось уходить… «Кажется, я чересчур… увлеклась, точнее, вошла в образ. Что ж, неплохой дебют для начинающей актрисы,- она все еще пыталась убедить себя в несерьезности происходящего, и, надо сказать, в данный момент ей это неплохо удавалось.- И, как видно, моя новая роль пришлась ему по душе…» …На полпути к сувенирной лавке, увешанной гирляндами разноцветных огней, словно рождественская ель, она все же решилась обернуться. Дверь фургончика была приоткрыта. Небрежно прислонившись к дверному косяку, он стоял на пороге, и, улыбаясь, смотрел ей вслед…

Глава 3. Черный Король, Белая Королева

Самуэль Салливан, удачливый ловец душ человеческих, все еще не мог поверить, что фортуна на сей раз изменила ему, что рыболовные снасти его оказались недостаточно прочны, и добыча сорвалась с крючка, ушла, махнув на прощание плавником, в мутные зеленоватые воды речного залива. Признать это- означало признать свое поражение, свое очередное поражение в нелегкой каждодневной борьбе- с миром, с обстоятельствами, с самим собою. Такой удар по его и без того шаткой самооценке, такой болезненный щелчок по его самолюбию... Словно заведенный, он в лихорадочном нетерпении мерил шагами свой крошечный фургончик, поминутно поглядывая на часы. Время шло, а Клэр и не думала возвращаться. И он уже не единожды успел проклясть свою самонадеянность, позволившую ему столь опрометчиво отпустить юную пленницу буквально под честное слово. «Что ж, в конце концов, дело-то двигалось именно к этому финалу. Одна единственная оплошность- и все пошло наперекосяк…Ч-чертов Янгтаун!» …Серая придорожная пыль оседает на изукрашенных воротах Карнавала Братьев Салливан. Свеженарисованная афиша у входа извещает посетителей, что сегодняшние представления отменены. Так же, впрочем, как и завтрашние. И послезавтрашние. Карнавал Братьев Салливан прекращает свои гастроли. -Ты низложен, Самуэль,- обманчиво спокойное лицо с тонкими аристократическими чертами, блекло-голубые глаза, источающие ледяное презрение… Лидия Салливан, бывшая Пророчица, а ныне негласный лидер уже практически несуществующего Карнавала. Длинное, до пят, платье ослепительно-торжествующей белизны, надо сказать, идет ей куда больше скорбных вдовьих одежд ее сорокадневного траура и легкомысленно-пестрых сценических нарядов.- После того, что произошло на наших глазах там, в долине, ты не можешь больше оставаться главою Семьи. Ты предал нас, Самуэль. Ты подставил под удар всех, кто имел несчастье тебе довериться… Резкий, обвиняющий голос прорицательницы их незавидного будущего доносится до него словно бы через вату. Самуэль устало прикрывает глаза. Он ужасно чувствует себя после вчерашнего. Волнами накатывает невыразимая слабость, затылок ломит, словно с тяжкого похмелья, хотя он и забыл уже, когда в последний раз пробовал спиртное. Его Дар, его проклятая Особенность, забирает слишком много энергии, и даже целебные чернила порой не в состоянии восполнить эту потерю. Чертов Янгтаун ( так, кажется, называется, а, вернее, назывался тот злополучный городок) прошлым вечером высосал из него все силы… -Ну, и что ты придумаешь на этот раз в свое оправдание?- тонкие изящные пальцы, унизанные серебряными кольцами, легко отбрасывают со лба светлую прядь.- Скажешь, что все это было нужно для блага Семьи, ведь так? -Лидия, послушай меня…- кислый, металлический привкус во рту. Он сам поражается тому, насколько слаб и невыразителен сейчас его собственный голос.- Нет никакой нужды в том, чтобы распускать Карнавал. Опасность, о которой ты говоришь… -…реальна, как никогда,- обрывает его пророчица.- У твоего преступления на сей раз слишком много свидетелей, Самуэль… Как ты думаешь, сколько времени понадобится корпорации, охотящейся за Сверхспособными, чтобы вычислить нас после случившегося и… принять все необходимые меры? Мы стали слишком заметны, Сэм, и я поступаю так, как, уверена, поступил бы в данной ситуации сам Джозеф. Кончиком указательного пальца она задумчиво проводит по верхней губе- невероятно соблазнительный жест, заставляющий его сердце забиться учащеннее. Узкое запястье Лидии, чуть прикрытое тонкой шифоновой тканью, гибкой серебряной змейкой обвивает потемневший от времени наручный браслет. Его подарок, за одну из тех редких ночей, когда она сама приходила к нему в фургончик… Словно цепляющийся за соломинку утопающий, он тянется к ней через стол. -Лидия, я… На бледных щеках пророчицы алыми пятнами вспыхивает гневный румянец. Она брезгливо отдергивает руку, и дрожащие пальцы его бессильно соскальзывают с зеркально гладкой поверхности браслета. -Не смей больше прикасаться ко мне!- в голосе ее звенит лед и сталь, а пронзительный взгляд небесного цвета глаз, кажется, прожигает его насквозь.- Ничтожество… Длинные платиновые волосы, забранные по бокам серебряным обручем-короной, воздушно-невесомой мантией ниспадают на ее точеные плечи. Снежная белизна немнущихся шелковых одежд, ни единого темного пятнышка… …Галадриэль, прекрасная эльфийская царевна сказок его далекого детства. Белая Королева. Шах Черному Королю... «Чертов Янгтаун. Чертова гадалка. Чертов Карнавал!»- это бесплодное, томительное ожидание выматывало его похлеще бурных эмоциональных выплесков. Распахнув свой камзол, он нервно выдернул из нагрудного кармана рубашки миниатюрный ключ с затейливо-резною головкой, весь заляпанный засохшими чернильными пятнами. … Узкие пластиковые полки потайного шкафчика, искусно встроенного в заднюю стенку его дома на колесах, сверху донизу были заставлены стеклянными колбами всех форм и размеров, до краев залитыми густой, маслянисто-черной жидкостью. Его земляные чернила- спасительная смесь, единственное, что помогало ему держаться на плаву вот уже вторые сутки... Зубами открутив плотную коричневую пробку, он с наслаждением вдохнул успокоительно-привычный для него запах- влажный запах чернозема, запах мхов и болотных лишайников. Нервные, чуткие пальцы его, сложившись в щепоть, замерли над узким горлышком колбы, и черная, тягучая чернильная смесь, заколыхавшись, свернулась в тугую спираль. Мягкими, неспешными движениями он втягивал кончиками пальцев этот маленький смерч, чувствуя, как проясняется в голове, гудящей, словно звонкий серебряный колокол... Промокнув бумажной салфеткою остатки чернил, приставших к подушечкам пальцев, он задвинул пустую колбу обратно в шкаф и плотно прикрыл дверцы. На сегодня хватит. Вторая, третья порция эликсира скорее повредят, чем помогут ему. «Удача сама шла ко мне в руки. И упустить такой шанс… Эх, каким же я был глупцом!» – он словно бы находил какое-то мрачное, болезненное удовольствие в этом постоянном самобичевании… …Она все-таки возвращается. Несмотря ни на что, вернее сказать, вопреки всему. Возвращается, когда он уже практически перестает надеяться на что-либо и стальной панцирь его веры, непробиваемая броня, впервые дал серьезную трещину. Черный минивэн, с наглухо затонированными стеклами и задорною наклейкой «Мафия- бессмертна!» на переднем бампере, не спеша подруливает к карнавальным воротам. Все, как и две недели назад... Яростно жестикулирующая долговязая фигура ее темноволосой «бодигард» и, по совместительству, личного водителя у полураспахнутой дверцы авто. Нетерпеливые сигнальные гудки. Прощальное «А ну тебя к черту!», и минивэн срывается с места, и исчезает в клубах пыли, а пухленькая белокурая девушка, в аккуратно отглаженном темно-синем брючном костюмчике, так и остается стоять посреди дороги, растерянно прижимая к груди крошечную сумочку со стразами. Его внезапное появление на опустевшей площади у ворот Карнавала не пугает и не удивляет ее. Словно бы так и должно было быть- когда бы она не приехала, Сэм всегда будет ждать свою гостью на этом самом месте, ведь он обещал… А его обещания для нее- не пустой звук. -Сэмми, слава богу, я успела,- шепчет она, уткнувшись губами в его черно-алую выходную жилетку,- я так боялась за тебя, я так боялась… Маленькая, она макушкою едва доходит ему до подбородка, ее соломенные волосы, мягкие и рассыпчатые, июньским тополиным пухом щекочут его ноздри. «К сожалению, ты опоздала на сей раз, девочка моя. Вернись ты на пару дней раньше…» -Зачем ты это сделал, Сэмми?- она вскидывает на него свои безмятежно-голубые глаза.- Правда, зачем? «Тебе и в самом деле интересно это знать?» … Им больше некуда торопиться. Они сидят, подстелив сложенные вдвое картонные коробки, на прожаренных солнцем ступеньках его кочевого дома на колесах. Клэр берет его за руку, словно опасаясь, что он опять сорвется и наделает глупостей, и эти нежные теплые пальчики, спасительным якорем вцепившиеся в его ладонь, должно быть, единственное, что и в самом деле удерживает его от непоправимого шага… - Ее звали Ванесса. Ванесса Уэллер,- его детская любовь, его юношеское влечение, его взрослые, зрелые чувства- сильные, глубокие- сейчас он словно бы переживает все это заново. Он говорит, говорит, не останавливаясь, а маленькая круглощекая блондинка с ясными, бестревожными глазами, успокоительно кивает ему в ответ- «конечно же, Сэмми, продолжай, я тебя очень, очень внимательно слушаю».- Клэр, ты знаешь, ради нее я готов был сворачивать горы. А она… она была большой мечтательницей… и фантазеркой. …Ее первая «валентинка», его букет полевых цветов, подброшенный им на подоконник ее собственной комнаты… Ее институт, ежедневные уроки на виолончели… Смерть родителей. Его переезд, еще больше отдаливший их друг от друга. Джозеф. Карнавал… «Я никогда не выйду замуж за циркача!» Его отчаяние… Она все так же терпеливо слушает, и мягкие пальчики ласкающе касаются застарелых шрамов от лезвия опасной бритвы, полукругом пересекающих его запястья. … Годы беспросветной тоски и ожидания, редкие телефонные звонки, еще более редкие встречи. Она так и не вышла замуж, и это давало ему надежду... Смерть Джозефа. Его собственное будущее, темными чернилами выписанное на покрытой татуировками коже прорицательницы Карнавала. Мечта, к осуществлению которой он шел всю свою сознательную жизнь, близка к осуществлению, как никогда. «Ты знаешь, теперь я готов осуществить и твою мечту, моя дорогая Несс…» - Тот дом посреди цветущей долины, оазис, что помог тебе создать Ян Михоэлс- неужели он так и не тронул ее сердца? Или она просто морочила тебе голову, выдвигая неисполнимые требования, раздавая невыполнимые обещания?- тоненький голосок его слушательницы сейчас прямо-таки звенит от негодования. О, святая простота! Он кивает в ответ, и Клэр молча сжимает кулаки. -«Это не моя мечта, Сэм. Ты исполнял свою мечту»- последнее, что я от нее услышал,- заканчивает он свою исповедь.- Я посадил ее на такси, и вернулся в тот янгтаунский кафетерий… Он и сам толком не понимает, что послужило спусковым крючком, какое замечание улыбчиво-услужливой официантки заставило его сорваться. Возможно, это все равно бы произошло, даже если бы она молчала. Он был слишком переполнен эмоциями. А его Дар, его проклятая Способность, просыпавшаяся в нем в минуты сильнейшего душевного волнения… Дар, контролировать который порою было выше его сил... Пухленькая блондиночка с детским, простоватым лицом, беззвучно плачет, вжавшись ему в плечо. Да, полторы тысячи погибших- такую цифру, помнится, озвучивали сегодняшние газеты, по-видимому, произвели на нее серьезное впечатление... -Мне ж-жалко, Сэмми… Как же… мне… т-тебя… жалко!- вдруг всхлипывает она, и ему впервые становится как-то не по себе. Жалость к нему, разрушителю и убийце, разом перевесившая чувство сострадания к ни в чем не повинным жертвам его сокрушительной ярости- такое, если честно, в новинку даже для него. «Господи, да что же творится сейчас в этой хорошенькой головке?!» -Надеюсь, я полностью удовлетворил твое любопытство, моя дорогая?- как можно небрежнее интересуется он, когда Клэр, промокнув глаза маленьким кружевным платочком, наконец-то затихает.- А теперь я с нетерпением жду, когда ты, в свою очередь, удовлетворишь и мое любопытство. Ты знала, что произошло. Зачем ты приехала сюда? -Я пришла… я пришла спасти тебя, Сэмми,- глаза ее, покрасневшие от слез, смотрят решительно и твердо.- Сегодня я здесь не как гостья. Считай, что я переговорщик. От лица…- короткая заминка,- от лица Корпорации «Прайматек». Тебе наверняка приходилось слышать о ней. «Ну еще бы, Клэр! Место работы твоего уважаемого батюшки- жупел, которым матери Карнавала пугают своих непослушных детей, да и взрослым, откровенно говоря, становится не по себе при ее упоминании… «Переговорщица», надо же. Интересно, что хорошего может предложить Семье эта замечательная корпорация, безжалостно истребляющая нас, Особых?» *** Ранние зимние сумерки сгущаются над Странствующим Карнавалом, а «ответственные переговоры» в фургончике его нового главы все еще идут полным ходом, и пока что без особого успеха. -Сэм, пойми же ты, наконец- они все равно найдут тебя, куда бы ты не уехал,- разгорячившись, Клэр хватает его за рукав,- филиалы «Прайматек» разбросаны по всему миру, и ты не сможешь скрываться от них всю свою жизнь! -Да, и Карнавал!- подключается Лидия.- Ты подумал о людях, по твоей вине остающихся фактически бездомными? То, что предлагает нам… переговорщица,- она почему-то упорно избегает называть ее по имени,- единственная возможность сохранить нашу общину. Сдайся, Сэм. Если ты и вправду любишь свою Семью, в чем я, откровенно говоря, сейчас очень сильно сомневаюсь. «Предложение, от которого невозможно отказаться» не кажется ему особо привлекательным. Добровольная сдача представителю «Прайматек», в обмен на обещание пощадить его Карнавал. Хороший адвокат. Многолетнее заключение, нет, не на Пятом Уровне «Прайматек»,- в обычной государственной тюрьме, с правом условно-досрочного освобождения. «Я… я буду приходить к тебе, хоть каждый день… если ты, конечно, захочешь,»- в качестве бонуса от его очаровательной «переговорщицы». «Как-то слишком складно все выходит,- не оставляет его навязчивая мысль,- и, самое главное, как подозрительно быстро Компания приняла решение начать переговоры… С момента янгтаунского землетрясения прошло меньше суток. Когда, черт возьми, они успели все это организовать?» -Сэм, можно тебя на минутку?- опасливо покосившись на Лидию, в полуоткрытую дверь фургончика протискивается его бывший помощник, «человек-копировальщик» Илай.- Дело есть… Извиняюще улыбнувшись, он выскальзывает за порог. Да, дело действительно прелюбопытнейшее… -Я все проверил, хозяин,- вполголоса бубнит Илай. «Хозяин…» Сейчас это звучит как издевка. Впрочем, Сэм на него не обижается.- Их двое- агенты, о которых ты мне рассказывал. На холме, с винтовками… - С винтовками, говоришь? И в самом деле, странные переговорщики…- Самуэль задумчиво почесывает подбородок. Что ж, все части головоломки наконец-то становятся на свои места. «Господи, а ведь Компания-то о происходящем- как говорится, ни сном, ни духом. Похоже, что все эти липовые переговоры- целиком и полностью инициатива ее предприимчивого папаши, в очередной раз решившего выслужиться перед начальством. А Клэр… Судя по всему, девочка и вправду верит во всю эту чепуху- адвокат, государственная тюрьма, разрешенные свидания… Она всего лишь пешка в чужой игре, моя наивная переговорщица. Что ж, неплохо было бы заставить ее сыграть на моей стороне и по моим правилам.» Он отводит в сторону своего бывшего помощника. -Я вижу, ты не в особом восторге от нового главы Карнавала, друг мой?- как бы невзначай произносит он, и Илай согласно кивает ему в ответ. Разумеется, не в восторге. Естественно, он был против. Женщина во главе Семьи- да где ж это видано? Самуэль довольно усмехается. Дело тут вовсе не в шовинистических взглядах Илая. Между его бывшим помощником и новой Хозяйкою Карнавала тлеет давний и застарелый конфликт, и грех не воспользоваться этим. Так же, как и чудесной способностью «человека-копира» присутствовать одновременно в нескольких местах. Так же, как и его замечательными навыками в спортивно-охотничьей стрельбе. Так же, как и его безусловной преданностью ему, Самуэлю… Он возвращается в фургончик. -Что ж, вы меня убедили,- короткий полупоклон в сторону Лидии, легкий кивок Клэр.- Возможно, для меня это и в самом деле единственный способ «сохранить лицо» и оставить о себе добрую память на Карнавале. Собирай людей, Лидия! *** Скрипучие деревянные ступени, ведущие на сцену- словно лестница на эшафот. Эндшпиль в два хода- нет, господа, в этот раз вы здорово просчитались. Это еще не конец игры, далеко не конец… -Это твое последнее выступление перед публикой, Самуэль,- царственным жестом Лидия простирает руки над головами карнавальщиков, беспорядочно столпившихся у края сцены.- Надеюсь, ты с толком воспользуешься полученной возможностью, и на сей раз не станешь фиглярствовать, изображая из себя невинную жертву обстоятельств. -Я постараюсь, моя дорогая,- словно рыцарь средних веков пред дамой своего сердца, он смиренно склоняет перед нею голову.- И я сделаю все, чтобы это шоу надолго запомнилось Странствующему Карнавалу. Он ищет глазами Клэр. Маленькая фигурка, зябко переминающаяся с ноги на ногу у самого края эстрады, она робко улыбается ему и приветственно машет рукой- «я здесь, и я с тобою, что бы там не случилось». Черт возьми, как трогательно. Его личная, персональная группа поддержки... «Ты знаешь, Клэр, твои ангельски-невинные глаза- страшное оружие, бьющее порой навылет, без промаха. Даже я, старый, опытный лис, угодив под их обаяние, чуть было добровольно не отправился в преисподнюю, уготованную мне твоим папашей…» -Друзья мои, для нашей Семьи настали тяжелые времена, и мне горько сознавать, что именно я волей-неволей являюсь сейчас источником всех ваших бед,- негромко начинает он, и Карнавал затихает.- Я допустил страшную ошибку, друзья мои, серьезную, практически непоправимую… Он смотрит поверх голов. Туда, где в сгущающихся сумерках Южной Аризоны, на пологих песчаных холмах, вплотную подступивших к карнавальным фургончикам, ждет нужного знака тот, от чьей решимости и выдержки зависит сейчас его собственная судьба. Илай, «человек, единый в двенадцати лицах»(кажется, именно такое количество «копий» самого себя он способен создавать без особых на то усилий), недалекий и простоватый, очередная пешка в его сложной, многоходовой комбинации, на краткий миг возомнившая себя ферзем. -И я готов искупить свою вину перед вами, пусть даже ценой собственной жизни,- он словно бы ненароком вынимает из кармана рубашки маленькое круглое зеркальце, нервозно теребит его в руках.- Я принял решение сдаться, друзья мои! Багровые лучи заходящего солнца, отразившись от макияжного зеркальца, юрким солнечным зайчиком уходят в предзакатную тьму… -Ваш новый лидер, бывшая супруга Основателя Семьи, вне всякого сомнения… Краем глаза он еще успевает заметить короткую вспышку со стороны холмов, а затем острая, огневая боль, опалившая левое плечо, боль, от которой темнеет в глазах, заставляет его пошатнуться. «Ч-черт, только бы кость не задело,- стиснув зубы, чтобы не закричать, он облегченно опускается на дощатый пол.- Терпи, сам подписался…» В наступившей внезапно мертвенной тишине отчетливо слышен треск нового выстрела. «Лидия…» Широко взмахнув рукавами, словно птица, подбитая охотниками влет, она медленно падает навзничь. Алое пятно с траурной пороховой каймою кроваво-огненным цветком расцветает на ее безупречно белых одеждах, багрово-красными ручейками растекается по свежеструганным доскам карнавальной эстрады… Неловко зажав рукою раненое предплечье, он склоняется над умирающей. Даже сейчас, с этим остановившимся взглядом словно бы вглубь себя, с лицом, искаженным смертною мукой, она невыразимо прекрасна. Белая Королева. Королева Карнавала. Его умирающая Королева… На губах ее пузырится розовая пена, черты лица стремительно заостряются, оно становится похожим на восковую маску, посмертный гипсовый слепок. -Я…знала…что ты… это… сделаешь…- выкашливает она вместе со струйками крови,- я… всегда… это… знала… «Бедная моя Кассандра!- морщась от боли, он устраивает ее тяжелеющую голову у себя на коленях.- Ты знаешь, я не хотел этого до последнего. Видит бог, я этого не хотел.» А вокруг них творится самый настоящий ад. Стрельба по живым мишеням, меткая стрельба на поражение, сразу с нескольких сторон. Далекие отзвуки выстрелов тонут в криках бестолково мечущихся по открытому, великолепно просматриваемому пространству карнавальной площади… Оставляя на ступеньках кровавые отпечатки маленьких ладошек, его незадачливая «переговорщица» неуклюже карабкается на эстраду. -Сэм, я сейчас!- неглубокая, поверхностная рана на ее регенерирующем теле затягивается прямо на глазах, подсыхает вокруг шеи уродливой темно-багровою коркой. Драгоценнейшая кровь, каждая капля на вес золота, и такой, черт возьми, неумеренный расход...- Я спасу ее, Сэмми! «Так, этого нам только недоставало… «Спасательница», черт бы ее сейчас побрал!» Целебнейшая жидкость, подлинный Elixir vitae на кончиках ее окровавленных пальцев способен заставить отступить и саму смерть. Склонившись над Лидией, белокурая целительница, так некстати вспомнившая о своей величайшей способности, легко проводит ладонью по ее посиневшим губам, и веки умирающей вздрагивают… -Вон отсюда,- он еще держит себя в руках.- Я не просил тебя о помощи, и она, черт возьми, не просила! -Но Сэмми…- под его отнюдь не доброжелательными взглядами Клэр как-то сразу сникает, съеживается.- Х-хорошо, я не буду… Как скажешь. Она никуда не уходит. Устраивается на потемневших от крови ступеньках, подобрав колени к подбородку. Привычно-безнадежно жмет перепачканными пальцами на кнопки своего мобильного аппарата. Телефон не отвечает, и это совсем неудивительно... «Да, пожалуй, вчера я и в самом деле слегка… перегнул палку, или нет, скорее, проявил непростительную мягкость... Вот уж воистину- коль бог нас хочет наказать, он нас лишает разума!» Самуэль тяжело опустился в плетеное кресло. Что ж, похоже, он все-таки проиграл эту партию. И поделом ему, горе-«шахматисту»! Провести великолепную рокировку, уйти из-под шаха, пожертвовав королевой, и… угодить в новую блокаду, пожалев (бог ты мой, он тоже оказался способен на это примитивнейшее, совершенно иррациональное чувство!) свою пешку, самую обыкновенную пешку… …Его неубиваемую пешку, из того отчаянного авангарда, что надежным живым щитом испокон веков первым принимал на себя удар вражеской атаки. Пешку, что никогда и не рвалась примерить на свои плечи королевскую мантию. Пешку, так и не снявшую с доски ни единой фигуры. …Они стоят, друг против друга, у затянутой черной траурною тканью стены его собственного фургончика. Холодные лучи полуденного солнца безжалостно слепят глаза, яркими бликами отражаясь от бело-желтого песчаника под ногами. Крыльями гигантских махаонов трепещут на пронизывающем ветру разноцветные обрывки карнавальных афиш. -Неужели ты все еще веришь ему, Клэр? Человеку, что, прикрываясь высокими идеалами, лгал тебе всю твою сознательную жизнь?- патетически восклицает он. Его белокурая собеседница в ответ лишь молча шмыгает носом. Она, должно быть, плакала вот так вот целую ночь, одна одинешенька в темном, промороженном трейлере… «Зря стараешься, девочка моя. Женские слезы давно уже перестали меня трогать.» -Клэр, неужели та небольшая утренняя экскурсия в Комнату Воспоминаний не заставила тебя изменить свое мнение?- произносит он чуть более мягче.- Ты можешь не верить мне, но Зеркала Памяти… Они не способны лгать. Неужели все преступления твоего отца, свидетельницей которых ты стала… -Сэм, ты уже получил все, что хотел, а теперь позволь нам уйти. Мне и моему отцу,- она упорно отводит свой взгляд куда-то в сторону.- Обещаю, что он больше не станет преследовать тебя. -Клэр… -Неужели ты всерьез думал, что я предам его, Самуэль? Вот так вот просто, за здорово живешь? Что все эти болью выдранные из памяти картинки-воспоминания в твоих чертовых зеркалах заставят меня любить его хоть на чуточку меньше?- да, похоже он и в самом деле слегка… перестарался с этим клятым «допросом». В конце концов, одного только зрелища мистера Беннета, распластавшегося на цирковых опилках в глубоком обмороке ( под косноязычные комментарии его верного помощника «он… эта… один из тех, что стрелял в нас, я…нашел его на холме, вместе с винтовкой… ну, в-общем…» и сумрачное, нехорошее молчание карнавальщиков, готовых прямо на месте учинить суд Линча над незадачливым агентом) хватило бы ей за глаза… -Я не из тех, что предают своих, Сэм, какими бы плохими они не были, - пятнистым от крови носовым платком она размазывает по щекам поплывшую тушь.- Не знаю, как там у вас, но в нашей семье это не принято. Я хочу уйти, Самуэль. Меня, знаешь ли, никогда не прельщали те игры, в которые ты упорно пытаешься меня втянуть. «Можно подумать, кого-то интересует твое мнение, моя дорогая,»- что ж, она и в самом деле не оставляет ему другого выбора… Он улыбается ей самой обезоруживающей из своих улыбок. -Клэр, я никого не удерживаю здесь насильно. Ты приехала сюда по доброй воле, и вольна в любое время покинуть Карнавал. А твой отец и его спутница… Я думаю, мне и вправду следует отпустить этих горе-переговорщиков, от греха подальше. Мои люди,- он словно смакует эту фразу,- моя дорогая Семья немало пострадала от последствий их опрометчивых поступков, и вчера мне, надо сказать, с большим трудом удалось не допустить самосуда. Великое счастье, что смерть в этот раз не взяла никого, кроме нашей прорицательницы… -Да, и в самом деле- удивительное совпадение,- она искоса смотрит на него каким-то чужим, враз изменившимся взглядом,- я вижу, удача снова благоволит тебе, Самуэль! …Галантно подхватив ее под руку, он ведет свою спутницу через площадь, к разукрашенной лилово-фиолетовыми звездами лавочке с сувенирами, уже сутки как служившей тюрьмой для ее невезучего родителя. Строго поджатые губки со следами помады и крови, длинные стрелы ресниц, глаза цвета ясного майского неба, припухшие от слез, долгих и безнадежных… Какой будешь ты, Клэр, через пару-тройку месяцев, когда этот расписной трейлер-тюрьма с рыжими пятнами ржавчины по бокам и серой плесенью на потолке и стенах, осыпаясь влажными комьями глины, вновь поднимется на поверхность? Незаметно подкравшееся безумие, от которого не убережет твоя волшебная Способность- оно сделает тебя привязчиво-покорной, или, напротив, пугливой и агрессивной? Впрочем, Карнавалу это будет уже неважно… -Прошу, моя дорогая!- улыбаясь заученной улыбкой, здоровой рукой он делает ей приглашающий жест. Полуоткрытая дверь фургончика словно ворота в преисподнюю. Его личный, персональный ад, куда попадают бессмертные девочки, которые плохо себя вели. -Сэмми…- она вдруг замирает на пороге, стремительно оборачивается к нему,- спасибо. Что бы там вчера не произошло, я хочу, чтобы ты знал- я не разочаровалась в тебе. Ты… я всегда верила, что в глубине души ты очень добрый человек… Железная ступенька трейлера надежно уравнивает их в росте. Теперь ей даже не надо тянуться на цыпочки, чтобы поцеловать его… Шаг- и она в его объятиях. Теплые, мягкие губки с солоноватым привкусом слез и ее целительной крови. Осторожно-ласковые пальчики, нежно скользящие по его шее… «Как же мне тебя жалко, Сэмми… как же мне т-тебя жалко»,- так некстати всплывает в памяти и… прежде чем она с коротким вздохом оторвется от губ его, Сэм уже знает, что не сможет, понадежнее защелкнув дверь, мановением руки отправить сувенирный фургончик в толщу земли, эту всецело подвластную ему стихию. Не сможет, и все тут. -Я передумал, моя дорогая,- сообщает он ей с некоторым сожалением в голосе.- Ты остаешься со мной, на Карнавале, а твой отец… что ж, мы еще вернемся к этому вопросу... Илай! Его «единый в двенадцати лицах» помощник вырастает словно бы из-под земли. -В мой фургончик ее. И охранять, как зеницу ока. Присев на ступеньки трейлера, он лениво наблюдает за тем, как две, нет, уже три копии его незадачливого помощника безуспешно пытаются справиться с этой «белокурой бестией», визжащей и царапающейся сейчас не хуже дикой лесной кошки. «Ты знаешь, это было бы слишком просто, Клэр. А я, по-видимому, не из тех, кто ищет простых путей…» -Да, если бы не моя склонность все усложнять…- в очередной раз он кинул беглый взгляд на часы. Без пяти восемь. Что ж, дальше ждать не имело смысла. Она, разумеется, не придет, и… катись оно все к черту! Бурые пятна крови на его парадно-выходном камзоле, намертво приставшем к обильно пропитанной сукровицею бинтовой повязке… Господи, что за дешевый пафос! Довольно, хватит. Он смертельно устал, и, черт возьми, хотел бы побыстрее покончить со всем этим. Город тысячи небоскребов надолго запомнит его последнее шоу… Откинув в сторону свою черную кожаную перевязь, он начал лихорадочно переодеваться, при каждом неловком движении вздрагивая от острой боли в левом плече. В дверь деликатно постучали. -Войдите, не заперто,- хрипло бросил Самуэль. За спиной его тихо щелкнул замок, протяжно заскрипели плохо смазанные дверные петли. -Сэм, это я,- раздался с порога знакомый звонкий голос, и он обернулся, не веря своим глазам. Она все-таки решила вернуться, его судьбоносная пешка... Хотя нет, называть пешкой ту, новый ход которой он оказался не в состоянии просчитать, ту, что, похоже, взялась вести свою собственную партию и этим, черт возьми, встала на равных с ним… Королева. В белой, как свежевыпавший снег, мантии, с чуть заметными пятнышками чернил. Он чувствовал это в ней, возвратившейся- некий надлом, изъян, червоточинку… «Кажется, ты наконец-то научилась лгать, моя дорогая!» -Я вернулась, Сэмми… Я… не могла не вернуться к тебе,- его новая Королева Карнавала устало опустилась на тахту, пошевелила пальцами ног, сбрасывая жмущие мокасины. Круглое, полудетское личико, раскрасневшееся от быстрой ходьбы, спутанные платиново-золотистые прядки, прилипшие к пухленьким щечкам, взгляд- сама невинность… Обворожительная кукольная принцесса, почтившая своим визитом его кочевую кибитку. Сэм осторожно подсел к ней. -Тебе нужно привести себя в порядок для предстоящей инициации, радость моя, - он по привычке облизнул губы.- Надеюсь, ты не будешь против, если я… немного помогу тебе в этом? Его розовощекая Барби чуть заметно кивнула ему в ответ. Разумеется, она не против... … Распушившиеся от частого гребня светло-соломенные пряди приятной шелковой волною скользили меж его пальцев. «Черт возьми, как очаровательно она умеет краснеть!» -Я ведь, в сущности, хочу от тебя совсем немногого, Клэр, - его рука нырнула в низкий треугольный вырез ее сатиновой блузки,- уважения…послушания…покорности… Она дышала тяжело и часто, словно сошедший с дистанции марафонец. Но… никаких попыток воспротивиться, помешать… «Судя по всему, предыдущий урок определенно пошел ей на пользу,»- эти мелкие полупрозрачные пуговицы, так и норовившие выскользнуть из-под пальцев- как все-таки неудобно расстегивать их одной рукою! Многострадальная блузка полетела на пол, и он немедленно занялся ее брюками. -Сэм, лифчик я… с-сейчас сниму,- томно прикрыв глаза, его белокурая визитерша откинулась на тахту, противно заскрипевшую под ее телом,- там…застежка очень сложная, тебе не справиться! Его губы сами по себе растянулись в самодовольной усмешке. -Вообще-то, я всего лишь хотел переодеть тебя для предстоящей праздничной церемонии, радость моя, но вижу, что ты уже успела войти во вкус! Ну-с, посмотрим, что у тебя за лифчик, и насколько сложно мне будет его снять! Она чуть приподнялась, давая ему возможность заняться застежкой, и, надо сказать, со своей задачей он справился великолепно… Ее кожа в полумраке фургончика светилась молочно-белым. Упругие холмики грудей с темно-розовыми пуговками сосков, ее женственно округлые бедра…Тонкие полупрозрачные трусики- последняя кружевная преграда… «Со стороны, должно быть, я выгляжу сейчас весьма презабавно,- мелькнула отрезвляющая мысль.- Словно мальчишка, желторотый, неоперившийся юнец, совершенно потерявший голову из-за внезапно ставших доступными ему девичьих прелестей...» Самуэль с трудом перевел дыхание. Сладкая белокурая принцесса… Ее истинно женская покорность, эта трогательная беззащитность жертвы перед завоевателем, сводила его с ума. - Еще немного, моя дорогая- и нам придется отложить церемонию инициации,- он мягко коснулся губами ее раскрасневшейся щечки,- а мне бы этого так не хотелось… Одевайся, радость моя. -А что я должна надеть?- ему показалось, или в голосе ее в этот момент и в самом деле прозвучало легкое разочарование? Вскочив на ноги, Самуэль жестом профессионального фокусника распахнул перед ней платяной шкаф. -Сначала- вот эту сорочку,- деловито произнес он, и белоснежная рубашка из тонкого шелка легко спланировала на тахту,- в ней ты будешь окунаться в купель, а затем- вот это великолепное платье. Лучшие швеи Карнавала трудились две недели, не покладая рук, чтобы сегодня ты была в нем настоящей королевой! Платье и вправду было великолепно. Кроваво-красного цвета, бархатное на ощупь, с пышной юбкой и глубоким декольте, оно действительно напоминало наряд какой-то средневековой принцессы и сидело на ней, как влитое. Осторожно ступая по полу босыми ногами, его светловолосая гостья с истинно королевской грацией прошествовала к зеркалу. «Это твой день, моя дорогая. Весь Карнавал сегодня у твоих маленьких ножек…» Изящные золотистые туфли на невысоком каблуке, серебряный обруч-корона… Что ж, теперь она была вполне готова к предстоящему ей таинству посвящения. -Нам пора,- в который раз за весь вечер он посмотрел на часы,- люди Карнавала ждут нас на площади. Они хотят видеть… свою Королеву. Пойдем со мной, Клэр. С торжественным видом королевского церемониймейстера он распахнул перед нею дверь, и рука об руку ступили они на площадь Карнавала. Черные траурные флаги, кои с раннего утра «украшали» их кочевой цирк, на сей раз были стыдливо приспущены. Серебряным дождем бенгальских огней и радужной каруселью светомузыки приветствовал Странствующий Карнавал свою новую Королеву... Сказка началась.

Глава 4. Как в старой сказке

Парадное платье было дьявольски неудобным. Тугой корсет китового уса, поистине садистское изобретение модников средних веков, немилосердно впивался в ребра при каждом вдохе, а вызывающе открытые плечи под холодными порывами ветра ночных пустынь давно уже покрылись зябкими пупырышками. «Красота… требует… некоторых жертв… Господи, только бы не навернуться сейчас со сцены во всем этом великолепии!»- подобрав пышные многослойные юбки своего кринолина, Клэр торопливо взбиралась на подмостки, и шаткие ступеньки пели под ее ногами. Отмытые до белизны доски театральной эстрады, худощавая темноволосая фигура ее неизменного провожатого, одиноко замершая посреди сцены в четком перекрестье серебряных прожекторных лучей… Шоу Карнавала Братьев Салливан продолжалось. -Друзья мои! Эта девушка, чей воистину уникальный Дар так важен для всех нас, после долгих раздумий приняла решение породниться с нашей Семьей…- Самуэль обернулся в нетерпении, и она была уже рядом с ним. Сказочная Королева его сегодняшнего вечера, в даренном платье цвета запекшейся крови, чьи старательно уложенные волосы надежно удерживал тяжелый серебряный обруч с трезубчатой короной. Королева Карнавала рядом со своим Королем… Ощущение какой-то нереальности происходящего не покидало ее с самого момента возвращения. «Как в старой сказке с темным, несчастливым концом, из тех, коими так любили пугать детишек немецкие братья-сказочники… С колдунами- похитителями принцесс, заколдованным лесом- пристанищем людоедом всех мастей, замками с говорящей мебелью и прочею чертовщиной. Там, где добро в финале неизменно торжествует, но один бог знает, какую цену придется за это заплатить.» Ее темная сказка обещала быть недолгой. Убереженный Пригласительный Компас был благополучно передан отцу, и возможно, в этот самый момент, он, поймав попутку, в теплом салоне нервно объясняется с начальством по одолженному на пару минут мобильному телефону, дрожащими руками поправляя заляпанную кровью дужку своих неизменных очков: «Да. Нет. Не рассчитал. Я все понимаю, но…» Да, во всей этой затее он, как обычно, вышел самым крайним… А ведь как хорошо все начиналось! Ее безрассудная авантюра –«спасти, спасти любой ценою!»- была, как ни странно, понята и поддержана, а то, что поддерживает отец, по определению не могло оказаться провальным. Но только не в этот раз, и не в этом странно-бредовом месте… -…Теперь она будет жить и работать с нами, и пусть Способность ее послужит на благо нашей Семьи,- закончил между тем Самуэль свою прочувствованную речь, и карнавальная «массовка» дружно зааплодировала. Клэр поперхнулась смехом. «Для полноты картины ему остается только раскланяться с почтеннейшей публикой, и, поблагодарив за внимание, под громкие овации зала удалиться за кулисы. Боже мой, какой же он все-таки позер!» Да, ее «сказочный герой» ничуть не напоминал прекрасного принца, но и на роль злого колдуна он тоже не тянул, несмотря на весь свой смертоубийственный Дар, коим по недомыслию наделил его господь всемогущий... Сэм улыбнулся ей своей фирменной снисходительно-покровительственной улыбкой, приберегаемой им как раз вот для таких моментов. Ее совершенно неуместная смешливость, судя по всему, ничуть не смущала и даже не раздражала его. -Я рад, что ты сегодня в хорошем настроении, моя дорогая, но…- обескураживающий жест рукою,- но наша церемония еще не закончена! -А теперь, друзья мои,- возгласил он, снова обращаясь к своей карнавальной свите,- нам с вами предстоит окрестить нашу вновь обретенную сестру. Лишь окунувшись в холодные воды купели, сможет стать она частью Карнавала! Лишь пройдя через таинство крещения, безвозвратно забудет она свою прошлую жизнь и станет принадлежать Семье душой и телом! …Чернильная мгла безлунных сумерек Южной Аризоны, точно густой кисель обволакивала окрестности Карнавала, и затянутые черным крепом фургончики издалека словно бы сливались с нею. Гигантский каменный валун с плоской, будто срезанной вершиной, белеющее у подножия его полутораметровое Колесо Странствий… Кажется, ей уже приходилось бывать здесь. …Солнце медленно садится за горизонт, окрашивая облака в ярко красные и пепельно-розовые цвета. От серых каменных валунов по земле тянутся длинные вечерние тени. Ян Михоэлс, этот садовник от господа бога, стоит на коленях у расколотого камня, и холодная родниковая вода, струящаяся из расщелины, омывает его ладони. Высохшая, каменистая почва пустыни Мохаве жадно впитывает живительную влагу, красно-желто-зеленым ковром расцветая под ногами темнокожего Садовника. Все новые и новые ростки тянутся из-под земли тонкими зелеными стрелами... - Сэмми, куда ты меня привел? Что это за место?- в нетерпении тянет она за рукав своего спутника. -Придет время, Клэр, и на этом самом месте будет выстроен город. Город, прекрасней которого невозможно себе представить... Я назову его Город Солнца, моя дорогая. Тебе нравится это имя? Он станет новым домом для нашей Семьи, - мягко улыбнувшись, Самуэль обнимает ее за плечи,- И, если ты захочешь, он может стать и твоим домом!- добавляет он, чуть касаясь губами ее виска. «Я никогда, никогда не прощу себе, если уйду. И если останусь, не прощу себе тоже…» -У меня уже есть свой дом, и своя семья, - она торопливо высвобождается из его тесных объятий.- И я хочу туда вернуться, Сэмми. Прости…. -Что ж, вольному- воля. Возвращайся домой, Клэр, раз этого так просит твоя душа, - Хозяин Карнавала пристально смотрит ей в лицо, раскрасневшееся от резкого песчаного ветра, и Клэр не выдерживает, отводит глаза в сторону. «Моя душа просит совершенно другого,- хочется выкрикнуть ей,- как же ты этого не понимаешь, Сэмми!» Она улыбается ему в ответ, неискренне и жалко, а в горле стоит противный комок от невыплаканных вовремя слез... Худое загорелое лицо Хозяина Карнавала не отражает ровным счетом никаких эмоций, словно бы все происходящее его нисколечко не задевает, словно это не его мечта рушится сейчас прямо у него на глазах. -Вижу, что решение уйти далось тебе нелегко, моя дорогая, - негромко замечает он, заботливо оттирая рукавом своей черной кожаной куртки мокрые дорожки слез на ее щеках.- Что ж, я прекрасно понимаю тебя, Клэр. Покидая Странствующий Карнавал, ты навсегда оставляешь здесь частичку своего сердца… Такова магия этих мест, радость моя. И если со временем твоя тоска станет совершенно невыносимой… …- Ты всегда сможешь вернуться. Я буду ждать тебя, моя дорогая,- он словно бы обволакивает ее своим медовым, утешительным голосом. Клэр тянется к нему, не в силах противиться завораживающему взгляду этих темно-янтарных глаз, и Самуэль Салливан, опытный ловец душ человеческих, бережно вкладывает Пригласительный Компас в ее протянутые ладони … «Я вернулась, Сэмми. И месяца не прошло, как я вернулась. Да только не принесло оно радости, это возвращение- ни мне, ни тебе,»- эти назойливые воспоминания ее прошлой поездки возвращались к ней снова и снова, и прогнать их навсегда, казалось, не было никакой возможности… Она рассеянно провела ладонью по широкому ободу погребального Колеса Странствий. «Джозеф Салливан, 1956-2009. Покойся с миром, брат мой,»- тонкой вязью проступило под слоем красноватой песчаной пыли. Что ж, место для ее обращения в Семью и в самом деле было выбрано весьма символично. Словно отдавая дань памяти погибшему, в двух шагах от нее Хозяин Карнавала медленно опустился на колени, и на какое-то время замер, вслушиваясь в подземные недра. Затем, рывком поднявшись на ноги, он повелительным жестом приказал всем отойти. Толпа расступилась. Сосредоточенно закусив губу, Самуэль с видимым усилием провел рукой по воздуху, словно бы очерчивая на земле невидимую линию, и Карнавал ощутимо тряхнуло. Затаив дыхание, Клэр наблюдала за тем, как проседает у ног его темная почва, за считанные минуты образуя ту самую крестильную купель, и как стремительно наполняется не пойми откуда взявшейся водой эта полутораметровая яма. -Подземные родники,- прошептал кто-то за ее спиной,- он их на любой глубине чует… Дождавшись, когда купель наполнится до краев, Самуэль снял сапоги и сбросил на руки карнавальщиков свою одежду, оставшись в тонкой нательной рубашке и белых холщовых брюках до колен. Путаясь в шнуровке, она неловко, через голову, стянула с себя свое пышное платье и вслед за ним вступила в купель. От ледяной воды сразу же перехватило дыхание и на глазах выступили слезы. «Стоять смирно и не паясничать», как того требовал Самуэль, у ней сейчас явно не получалось. Выстукивая зубами бодрую барабанную дробь, Клэр лихорадочно пританцовывала на месте, в тщетных попытках хоть немножечко согреться, и, сжалившись наконец над своей новообращаемой, Хозяин Карнавала решил на сей раз не затягивать церемонию… «Ох уж мне эти оздоровительно-закаливающие процедуры!»- вынырнув в третий раз на поверхность, Клэр судорожно перевела дыхание. Шальная мысль попробовать обогреться в крепких объятиях своего самозваного «крестителя» была отброшена ею сразу и с негодованием, но, как выяснилось, совершенно зря. -Ну вот и все, моя дорогая,- мягкий, мурлыкающий голос Самуэля был удивительно спокоен, словно бы пробирающий до костей лютый холод подземных источников удивительным образом щадил его,- с этой минуты можешь считать, что ты принадлежишь Карнавалу. А теперь поцелуй меня, Клэр, как того требуют наши традиции... «Что, прямо вот так? На глазах у всей Семьи?»- она и сама не заметила, с какого момента эта пестрая, по-клоунски размалеванная карнавальная «тусовка» начала восприниматься ею, как Семья. Столпившиеся у края ямы, они наблюдали за ней с нескрываемым интересом, и под прицелами этих добродушно-любопытствующих взглядов Клэр почувствовала, что щеки ее заливает густая, предательская краска. -Не смущайся, Клэр,- Сэм положил на плечо ей свою жаркую ладонь,- здесь все свои, и у нас нет тайн друг от друга. Тебе совершенно нечего стыдиться, моя Королева! …Галечно-песчаное дно крестильной купели так и норовило выскользнуть из-под ног. Ежась под пронизывающими порывами ветра, в мокрой насквозь сорочке, облепившей ее сейчас, словно вторая кожа, она неловко шагнула к Хозяину Карнавала, послушно подставляя ему губы для поцелуя. Самуэль стоял перед ней как гранитная скала, с до обидного равнодушным лицом, и совершенно не спешил склониться к замершему в нетерпеливом ожидании «неофиту». «Ты хочешь, чтобы я сделала все сама?»- коротко вздохнув, Клэр привычно приподнялась на цыпочки, и, стараясь не потревожить раненой руки своего «крестителя», крепко обняла его за шею. «Это же всего лишь сказка. Недобрая, темная сказка, морок, который развеется не сегодня-завтра, словно сумеречный туман пред первыми лучами утреннего солнца. Не следует придавать происходящему такое значение…»- отчаянно выстукивало ее сердце негритянскими там-тамами, и под тонкою тканью снежно-белой крестильной рубахи Самуэля ей чудился ответный стук. «Это же все понарошку,- ее губы чуть скользнули по его впалой щеке,- это же все игра, Сэмми!» -Не слишком-то страстно,- отчетливо прошептал ей на ухо Хозяин Карнавала, и в голосе его Клэр послышались недовольные нотки,- у меня в фургончике ты, помнится, была гораздо смелее. Что ж, спасибо и на этом…Эй, кто-нибудь, наверху, помогите ей выбраться! Крепко вцепившись в протянутые руки доброхотов, Клэр, у которой от холода уже зуб на зуб не попадал, наконец-то выкарабкалась из купели... *** В фургончике было тепло и уютно. Укутавшись в шерстяное одеяло, она сидела за кухонным столом- иззябшаяся гостья радушного Хозяина Карнавала- и с наслаждением грела оледеневшие пальцы на щербатой фарфоровой кружке, до краев полной дымящимся травяным отваром. По телу разливалось приятное послеобеденное тепло, веки ее неумолимо смыкались, словно этот крепкий бодрящий чай с ароматами багульника и зверобоя был щедро приправлен снотворными зельями. -Ну как, согрелась?- Самуэль вновь озабоченно посмотрел на часы. Стремительной и легкой походкой кружил он по своему фургончику- разряженный в малиново-алое карнавальный паяц, повелитель грязи и камней, темный маг-неудачник. Ее очередная попытка клюнуть носом в плоское чайное блюдце была, очевидно, воспринята им как знак согласия: -Вот и замечательно, радость моя. Можешь отдохнуть еще немного, прежде, чем мы приступим к последнему, завершающему этапу твоей инициации! И словно бы в подтверждение его слов, дверь фургончика с протяжным скрипом распахнулась, пропуская в трейлер тоненькую длинноволосую девочку в алой цирковой блузке-безрукавке, кокетливо-красной юбочке-клеш и нарядных лакированных сапожках. Длиннющие иссиня-черные стрелки в уголках прозрачно-аквамариновых глаз, вкрадчиво-осторожный- «в пол, в стенку, куда угодно, только не на собеседника»- взгляд, хитровато-застенчивая улыбка на бледном, веснушчатом личике- все это делало ее похожей на маленькую лисичку, рыжего пронырливого лисенка этой нерадостной сказки. -Аманда, моя приемная дочка,- в голосе Самуэля звучала истинно отцовская гордость,- Способность, коей она наделена от рождения, по силе… вполне сопоставима с моей. Одна из преданнейших сестер нашей общины, моя давняя воспитанница и, с сегодняшнего дня, твоя личная помощница. Не стесняйся обращаться к ней за любою просьбой, Клэр. Поверь, она будет счастлива помогать тебе, по мере сил и возможностей. Не так ли, моя милая? Аманда скромно потупила глазки. -Сэмми, твое слово для меня- закон,- рыжий пушистый «хвостик» на затылке, аккуратно забранный черною бархоткой, подобострастно взметнулся в такт ее словам,- и заботиться о нашей новой сестре- большая честь для меня. Я счастлива, Сэмми! Тяжелое фарфоровое донышко глухо звякнуло о столовую скатерть. Скривившись, как от зубной боли, Клэр залпом осушила свою порцию травяного зелья, прогоняя дурманящую сонливость. «А вот я - нет. Зачем ты приставил ко мне свою девочку на побегушках, Сэм? Ты что, все еще продолжаешь опасаться, что я дам деру в самый ответственный момент?» - Умничка ты моя!- голос Хозяина Карнавала сочился елеем и медом.- Твоя преданность- бальзам на мое сердце, Мэнди… Я тоже счастлив, что хоть кому-то могу доверять здесь, полностью и безоговорочно. «Да уж, по отцу и дочь,- насмешливо фыркнув, Клэр подтянула на плечи сползающее тяжелое одеяло.- Господи, ну и парочка!» …Глядя, как его худощавые пальцы осторожными, ласкающими движениями вплетаются в светло-рыжие кудряшки, она впервые ощутила нечто вроде зависти к той, что не играла- жила в этой лживой насквозь, зловещей сказке-обманке. Лисенок-паж, прилипчиво-влюбчивая карнавальщица, холодными зимними вечерами согревающая постель хозяину этого передвижного балагана. Ее преданность своему герою- шуту с глазами убийцы и темной, змеиною душой, была искренней и чистой- без фальши, без малейших полутонов... -Надеюсь, наша Целительница как следует отдохнула и набралась сил для предстоящей церемонии?- вопрос был явно риторический- Самуэля, по-видимому, мало волновали ее моральная готовность и физическое самочувствие.- Мэнди, девочка моя, я оставлю тебя ненадолго, и хочу, чтобы к моему возвращению ты помогла нанести грим и заново уложить волосы… нашей новой сестре. Ты ведь у нас в таких делах настоящая мастерица! -Ну разумеется, Сэмми!- «лисичка» томно вскинула на него свои длиннющие ресницы.- Я сделаю все, как полагается! Аманда не теряла времени даром. Не успела захлопнуться дверь за Хозяином Карнавала, как она привычно-уверенным движением распахнула свою объемистую заплечную сумку и деловито принялась раскладывать на столе «походно-полевой макияжный набор». Многочисленные флакончики, тюбики и кисточки всех цветов и размеров- от этого по-карнавальному пестрого великолепия у Клэр зарябило в глазах. -Сэмми сказал мне, что ты жаловалась на тесные туфли,- рыжие бровки озабоченно сдвинулись к переносице,- ну, так они новые, неразношенные, и первое время, естественно, будут жать. Но я помогу тебе, сестренка! …Опустившись перед ней на колени, Аманда легкими, массирующими движениями втирала в ее слегка отекшие ступни прохладный умягчающий бальзам. Маленькая добросовестная служанка, ее личный, персональный парикмахер и визажист. Да как можно было сердиться на такую? Закушенная от старания губка, медно-рыжий хвостик, так и пляшущий сейчас по ее острым, худеньким плечикам… -Я счастлива, что ты с нами, сестренка! Я очень, очень счастлива… *** Широкое плетеное кресло посреди площади, от витых ножек и до высокой вогнутой спинки затянутое алым бархатом- сказочный королевский трон ее сегодняшнего вечера. Золоченые туфельки-лодочки, по щиколотку проваливавшиеся в мягкий ковер цирковых опилок- ее, гостьи этой страны Оз, волшебные башмачки. Словно невесту к алтарю, Самуэль вел ее через площадь, и лунные фары прожектора выстилали перед ними серебряную дорожку... -Они так долго ждали этого вечера,- склонившись перед «троном», он заботливо разглаживал складки на подлокотнике,- надеюсь, ты не заставишь их испытать горькое разочарование? «Они», братья и сестры ее новой Семьи, взявшие в плотное полукольцо это густо усыпанное блесками-алмазами «тронное кресло», не сводили сейчас жаждущих, ждущих глаз со своей Королевы. Обряд посвящения подходил к концу. «Крещение кровью», часть третья, заключительная. «Я сама во всем виновата. «Ах, я особенная! Ах, я не такая, как все! Ах, никто в целом мире меня не понимает и не ценит!»- ее уничижающая самокритичность поистине не знала границ.- Верно гласит мудрая восточная поговорка- «Бойся своих желаний - они могут и исполниться.» Вот, например, сегодня мне грех жаловаться на одиночество, «особость» и недостаток внимания. Весь вечер в моем распоряжении целая карнавальная труппа сомнительных «друзей», готовых понимать и ценить меня, так сказать, не сходя с места…» -Ну что ж, друзья мои! Обращение сестры нашей, Клэр Беннет, в Семью Карнавала практически состоялось. Ей осталось пройти лишь самое последнее, решающее испытание,- Самуэль Салливан, этот распорядитель на королевском балу, нервно оглядел собравшихся, словно бы мысленно прикидывая- все ли из присутствующих здесь достойны такой высокой чести? И, по-видимому, результатами сего беглого осмотра остался доволен, ибо продолжил, с торжественностью, вполне приличествующей моменту: -Великое благо несет в себе Способность нашей вновь обретенной сестры! Ее спасительная кровь может залечивать раны, каким бы оружием не были они нанесены, она с легкостью изгоняет любую хворь, и, говорят, что даже мертвых этот целительный эликсир способен вернуть к жизни. Но самое главное, друзья мои- та живительная субстанция, что полноводною рекой,- он облизнулся, совершенно по-вампирски,- струится в ее венах, способна останавливать само время, а значит- она способна принести бессмертие каждому, каждому из нас, мои дорогие! «Интересно, где и когда ты успел так хорошо изучить мою Способность, Самуэль? - в наступившей внезапно мертвенной тишине скрип песка, смешанного с опилками, под подошвами ее новеньких туфель был неприятно резок и отчетлив.- Какие секретные архивы открыли тебе правду о целительной силе, что несет в себе моя кровь? Кто и как подсказал тебе, что ее ежедневные вливания в сотни, тысячи раз замедляют неумолимо тикающие в каждом из нас биологические часы?» - Итак, Клэр Беннет, согласна ли ты, как истинная дочь Карнавала, продемонстрировать всем нам свою величайшую Способность- Способность Целителя? Согласна ли ты поделиться своей лечебной кровью со всеми больными и страждущими Карнавала?– его тонкие пальцы нервно приплясывали на подлокотнике, и Клэр вдруг захотелось взять его за руку, как вчера, когда они так уютно сидели в обнимку на ступеньках, устеленных старыми картонными коробками. Успокоительно сжать эту худощавую ладонь, увидеть, как теплеют, заволакиваясь мечтательной дымкой, эти темные тревожные глаза… «Я… я согласна на все, Сэмми. Только бы ты не страдал…» -Ты же знаешь мой ответ, Самуэль,- она старалась произнести это по-царственному гордо, со сдержанным достоинством, но получилось иначе- заискивающе и жалко.- Да. Да. И еще раз- да. Ее темноволосый церемониймейстер, в расшитой золотыми блестками ливрее-камзоле, склонился к ней, успокаивающе похлопывая по плечу свою растерявшуюся на миг Королеву. -Я все понимаю, Клэр. Согласие, полученное силой и шантажом, немногого стоит, и ты, должно быть, здорово ненавидишь меня сейчас. Чувство, которое я меньше всего хотел бы у тебя вызвать… - еле слышно шептал он, перегнувшись через спинку кресла.- Но придет время- и ты, в свою очередь, поймешь- все, что я делаю, я делаю ради будущего нашей Семьи, ради нашего будущего… «Я видела это будущее, Самуэль. «Сияющее, великолепное будущее» отшельников и изгоев, возомнивших себя избранниками божьими. И дай бог, чтобы мир никогда не испытал на себе последствий твоей, Самуэль, пастырской «заботы»…» …После гулких пространств вечносияющей карнавальной площади, трейлер Татуированной Леди кажется ей маленьким и темным. Она нерешительно мнется на пороге, совершенно теряясь под пристальным взглядом блекло-голубых глаз пророчицы Карнавала. -Ну, и что же ты хочешь от меня услышать?- низкий, грудной голос Лидии полон усталости и нескрываемого равнодушия.- Что выбор твой единственно верный? Что человек, пригласивший тебя на Карнавал, действительно такой, каким ты его видишь? -Мне нужна правда, Лидия. Какой бы горькой она не была. Я не хочу принимать окончательное решение, не посоветовавшись с тобою. -О, ко мне сюда многие приходили… за правдой, как и ты, - усмехается в ответ Татуированная Девушка,- да только не нужна она им оказывалась, эта правда. Человек верит лишь в то, во что он хочет поверить, Клэр. Запомни эту нехитрую истину. Правда зачастую бывает настолько отвратительна, что ее попросту невозможно принять. Джозеф… Она внезапно замолкает, словно не в силах продолжать дальше, и Клэр терпеливо ждет. -Незадолго до смерти, Джозеф спрашивал меня о своем будущем,- наконец произносит гадалка севшим от волнения голосом.- Его отношения с Самуэлем вконец испортились, и он хотел знать, можно ли хоть как-то поправить ситуацию. Магические чернила выдали ему… неблагоприятный прогноз. И ты знаешь, он не поверил мне, Клэр. Решил, что я из ревности пытаюсь оболгать его единственного брата. Да, на что только не способна ревнивая женщина! Она смеется горьким, безрадостным смехом. В мерцающем свете настольной лампы Клэр отчетливо видны не по возрасту резкие продольные морщины на лбу и тусклые серебряные пряди в густых светлых волосах прорицательницы будущего. -Джозефу оказалось проще обвинить меня во лжи, чем признать очевидное,- отсмеявшись, продолжает Лидия,- а ведь он был далеко не глуп… Мой дар- это мое проклятие, Клэр. Можешь ли ты себе представить, каково это- жить, зная, что человек, которого ты любишь больше всего на свете, обречен? Знать все, и не иметь никакой возможности предотвратить катастрофу? Каково это- сидеть за одним столом с его будущим убийцей, здороваться с ним каждое утро, улыбаясь, как ни в чем не бывало, чувствовать, как текут в твоих венах, смешиваясь с кровью, созданные им из грязи и камней гадальные чернила? -Да, оказывается, я многого не знала о человеке, которому до сегодняшнего дня доверяла полностью и безоговорочно,- она изо всех сил пытается сохранять спокойствие, что, впрочем, ей весьма плохо удается. – Продолжай, Лидия. Я хочу знать, какое будущее меня ждет, если… я все же наберусь смелости и останусь с ним. -Это не смелость, Клэр. Это безрассудство,- качает головой Лидия,- а впрочем, не мне решать. Я не стану ни в чем разубеждать тебя, глупая девочка. Поверь, твоя судьба мне глубоко безразлична. Она стягивает через голову ажурную трикотажную кофту и садится на скамью перед зеркалом, спиною к Клэр. -Ну, что ты стоишь, как истукан? Возьми меня за руку, и постарайся хорошенько сосредоточиться. Я покажу тебе твое собственное будущее. Учти, его еще можно изменить… Клэр осторожно берет ее за кончики пальцев, пристально вглядываясь в разноцветье татуировок, покрывающих гладкую кожу пророчицы. Ее внимание внезапно привлекает большое черное пятно под левой лопаткой, чем-то похожее на след от порохового выстрела. -Магические чернила,- перехватывает ее взгляд Лидия, и в тот же миг чернильное пятно приходит в движение, как будто бы невидимый художник начинает размешивать его тоненькой кистью. И вот уже выписанный четкими, обрывистыми штрихами, на спине Татуированной Девушки отчетливо проступает рисунок-предсказание… Клэр сразу же узнает резкие, хищные черты лица Хозяина Карнавала. «Distructor» – гласит лаконичная надпись под портретом. Пока, наморщив лоб, она пытается припомнить что-нибудь из школьного курса латыни, по правую руку от «Distructor» возникает ее собственное изображение, а под ним, опять-таки по-латински : «Elixir vitae»… Выведенные черной тушью картинки сменяют друг друга, словно в калейдоскопе. Маленькое островное государство, практически полностью уничтоженное невиданной силы землетрясением, очертания Капитолийского холма проступают сквозь побережье, густо покрытое тропической растительностью… Мгновение спустя величественное здание Конгресса США растворяется в сумеречной дымке пустынных равнин Южной Аризоны… Невидимое перо продолжает свою работу, и вот над плоской, безжизненной равниной, ощерившийся каменными бойницами стен, словно неприступный рыцарский замок из Средних Веков, встает мраморно-гранитный город-крепость… Зеленый оазис, затерянный в бескрайних песках пустыни Мохаве. Золотой Град. Город Солнца. Город Вечноживущих… Безжалостный песчаный ветер заметает еле различимые тропки, все еще ведущие к нему… Клэр разжимает руку. Изящные линии рисунка дрожат, расплываются бесформенными кляксами, растекаются по спине прорицательницы тонкими ручейками чернил… Лидия лихорадочно натягивает на себя кофту. -Ты счастлива, Клэр? Это именно то будущее, о котором ты мечтаешь?- произносит она с нескрываемой иронией в голосе.- Запертые, как пауки в банке, плотно изолированные от всего остального мира… «Высшая раса», «Избранные»… Которых нормальные люди сторонятся, как зачумленных, даже продукты питания и предметы первой необходимости сбрасываются в Город с вертолетов! Бессмертные, мать вашу так… Землетрясение на Гаити, сотни тысяч погибших. Цунами, обрушившееся на побережье Южной Америки… «Демонстрация возможностей» для особо недоверчивых конгрессменов. И все ради чего, ради чего?! «Ради чего, Сэм? Десятки разрушенных городов- не слишком ли большая плата за возможность выстроить свой собственный Город Солнца?» -А ты, я вижу, совсем не торопишься, Сэмми,- она кокетливо потянулась, приоткрывая его ищущим взглядам и без того непристойно низкое декольте.- Ты заставляешь ждать тех, чьи страдания и в самом деле невыносимы. И твоя театральная манера «выдерживать паузу» тут совершенно неуместна… Я готова, Самуэль. Сегодня и сейчас. …Пышные кружева манжет мялись и рвались под его нетерпеливыми пальцами. Закатывать рукав одной рукою ему, должно быть, было жутко неудобно, но помочь себе он не позволил. «Я для него словно кукла, очередная игрушка, в которые он, судя по всему, здорово не доиграл в свое время,- мысли ее текли лениво и апатично.- И мне хорошо известно, что он делает с такими вот игрушками, в один прекрасный день переставшими его забавлять... Господи, скорее бы это все кончилось!» …Обнаженные до локтей руки, распятые на празднично-алом бархате «тронного кресла», казались неестественно бледными. Запястья со следами утягивающих резинок манжет, голубоватые прожилки вен, фарфоровой гжелью просвечивающие под тонкою кожей… Тяжело опустившись на колени, Самуэль ткнулся губами в ее ладонь. -Сегодня и сейчас. Отныне и навсегда. Ты с нами, Клэр! Наша Врачевательница, наша Королева Карнавала,- он наконец-то поднялся на ноги, небрежно стряхивая опилки, приставшие к серому бархату брюк.- И это воистину прекрасно… Что ж, не будем терять времени, друзья мои! … Она упорно старалась не смотреть в ту сторону. Маленький складной столик, на самом краю которого, в окружении пластиковых одноразовых стаканчиков, укрытый, словно ножнами, белыми бумажными салфетками, покоился острый стальной стилет- один из поясных кинжалов сверхбыстрого метателя ножей, изгнанного с Карнавала, и на Карнавал вернувшегося. Бывшего телохранителя, верного цепного пса светловолосой прорицательницы, так и не успевшего прикрыть собой свою хозяйку. Вряд ли дарованное бессмертие станет для него хорошим утешением… -Если боишься, можешь зажмуриться,- негромко предупредил Сэм,- только, ради бога, не вздумай убирать руку, моя дорогая! «Самуэль, я бросалась под поезд, я прыгала с моста, я умирала и воскресала несчетное количество раз. Поверь, меня уже сложно чем-либо испугать». Царственно выпрямив спину, она каменной статуей замерла в своем кресле, больше напоминающем языческий жертвенник дохристианской эпохи, чем королевский престол. Сонно смежила веки, всем своим видом старательно выказывая полнейшее равнодушие к происходящему. …Зябкий вечерний воздух Карнавала сгустился, словно бы перед грозою. Бойкими алмазными каруселями закружились перед лицом ее яркие созвездия южноаризонских пустынь... Нервозно-чуткие, обострившиеся до предела ощущения. Невыносимые видения жертвы, распластанной на камне-алтаре под острым обсидиановым ножом… Она открыла глаза. …Огненно-белые лучи карнавального прожектора на миг ослепили ее. Раскрашенные улыбками лица-маски толпящихся вкруг этого капища. Янтарно-карий усмешливый взгляд ее короля-жреца, склонившегося к ней в одеждах цвета золота и крови... Клэр так и не смогла уловить тот момент, когда, вытянув спрятанный стилет из-под ножен-салфеток, он резко, с оттяжкой полоснул острым как бритва лезвием по ее напряженно вывернутому запястью. Густая, темная кровь фонтанчиком брызнула ему прямо на рукав, тяжелыми дождевыми каплями расцвечивая алый бархат по-сказочному нарядного камзола. Отложив в сторону кинжал, Хозяин Карнавала поспешно подставил под струю легкий пластиковый стаканчик. Широкая, зияющая рана на запястье затянулась быстрее, чем стакан успел наполниться до краев, но Самуэля это ничуть не смутило. -А теперь, друзья мои, мы наконец-то можем воочию убедиться в том, как велика Способность нашей вновь обретенной сестры, какие возможности таит в себе ее целительная кровь!- бодро произнес он, и, отсалютовав всем присутствующим этим прозрачной белизны стаканчиком с мутно-красным содержимым, лихо осушил его в пару глотков. Карнавал замер в нетерпеливом ожидании. Жадно вытянув шеи, ее будущие братья по крови все так же толпились у жертвенно-красного, передвижного трона-алтаря. …Почтительно скинутые карнавальные шляпы в затянутых разноцветными перчатками пальцах. Растянувшиеся на опилках местные сторожевые псы, привлеченные запахом свежепролившейся крови. Дети, со смешанным чувством страха и любопытства наблюдавшие за ней из-за родительских спин. Ее Семья, кровные побратимы ее будущего... Разумеется, Способность не подвела ее и в этот раз. Хозяин Карнавала, решивший, ничтоже сумняшеся, на собственном примере продемонстрировать великое чудо исцеления, облегченно улыбнулся ей и широким, показным жестом отбросил в сторону вдруг ставшую ненужной черную перевязь. -Как видите, я не ошибся, друзья мои! Она действительно исцеляет, эта бессмертная кровь, этот Elixir vitae, коим готова ежедневно делиться с нами наша великодушная сестра! А это означает, что в скором времени нас ждут большие перемены, друзья мои, и перемены эти, поверьте, будут только к лучшему. … Разом взметнувшиеся в воздух пестрые широкополые шляпы, звонкие аплодисменты, не жалея ладоней… Семья выражала свой восторг по-карнавальному бурно, напоказ. -Мы и не сомневались в этом! Мы всегда верили в тебя, Сэм! – как, должно быть, ласкала сейчас его слух эта нестройная разноголосица… «Знаешь, как это называется, Самуэль? Въехать в рай на чужом горбу,- Клэр раздраженно промокнула заранее заготовленным платочком влажное от крови запястье.- Ты, друг мой, великолепный оратор и поистине непревзойденный манипулятор и шантажист, но пророк из тебя, надо признать, никудышный. Да, не сегодня-завтра Карнавал и в самом деле ждут «великие перемены», но сильно сомневаюсь, что они будут «только к лучшему»!» -Я счастлив, что наконец-то сумел оправдать ваше доверие!- дождавшись, едва стихнут восторженные возгласы, он неторопливо выступил вперед. Хозяин сегодняшнего вечера. Король Странствующего Карнавала... Его по-цыгански смуглые обветренные пальцы нервно теребили узорчатую рукоять уже практически ритуального стилета.- А теперь, друзья мои, пусть каждый из вас причастится крови нашей Целительницы, нашей Королевы Карнавала! И да пребудет с нами бессмертие! …Не по-праздничному серьезные, один за другим подходили они к складному столику, дабы причаститься ее живительной крови. Они по-детски ждали от нее чуда, и чудо не замедлило себя явить. …Застарелые шрамы-метки, таявшие на тревожно-недоверчивых лицах ее новоявленных братьев и сестер. Спрятанные под тугими повязками огнестрельные раны вчерашнего вечера, самым волшебным образом затягивавшиеся с третьего глотка. Блаженно-эйфорические взгляды свежеисцелившихся. Неприятно-влажные прикосновения губ, щедро напомаженных кровью, к безжизненно провисшим складкам некогда воздушного кринолина, фигурно облепившим сейчас ее коленки... Темные кровавые сгустки в ее анемично бледных ладонях. Чудеса большие и малые… Когда последний из страждущих получил в руки свой пластиковый «кубок» с обещанным эликсиром, Самуэль Салливан, этот самозваный первосвященник Странствующего Карнавала, наконец-то отложил в сторону стилет и заглянул ей в глаза с некоторой тревогой: -Мне чрезвычайно не нравится твоя бледность, Клэр. Я вижу, сегодняшний вечер утомил тебя не на шутку! «Нет, ничего, мессир… если я еще нужна вам, то я готова охотно исполнить все, что вам будет угодно. Я ничуть не устала и очень веселилась на балу,- на удивление подходящими строками всплыл в ее памяти недавно читанный роман какого-то русского писателя с труднозапоминаемой фамилией. - Так что, если бы он и продолжался еще, я охотно предоставила бы мое колено для того, чтобы к нему прикладывались тысячи висельников и убийц...» -Со мной все в порядке, Сэмми,- натянуто улыбнувшись, она приподнялась в кресле, неловко разминая затекшие ноги,- а что, у тебя есть еще какие-то планы на этот вечер? *** Узкий серп нарождающейся луны заглядывал в крошечное оконце карнавального трейлера, мерцающими бликами отражаясь от серебряного ангха, восьмиугольного Колеса Странствий, что словно маятник мерно раскачивался перед ней на цепочке. Четкий, точно вырезанный из бумаги профиль, нервно пульсирующая жилка на виске… Ни капли нежности не чувствовала Клэр в этих по-звериному жадных поцелуях-укусах, багрово-красными метками проступающих сейчас на ее теле, в стальных, удушающе-змеиных объятиях темноглазого хозяина ее сегодняшнего вечера. Крупные капли пота на переносице, его тяжелое, сбивчивое дыхание. Победитель, торжествующий захватчик… Вот только много ли доблести в победе над такой, как она? «Во всяком случае, просьб о пощаде ты от меня сегодня вряд ли дождешься, - смаргивая слезы, гибким плющем-надоедой она обвила его за шею, и каменно-напряженные плечи Хозяина Карнавала дрогнули под ее легкими касаниями.- Скорее, я буду умолять тебя… не останавливаться, Сэмми!» …Боль. Это проклятие и благословение всего живого и дышащего. То, что не могли дать ей стальное железо и свинцовые пули. То, о чем загадывала она за секунду до того, как шагнуть с подоконника на пугающе далекую мостовую... Хозяин Карнавала заново дарил ей это, казалось бы, безнадежно забытое ощущение. …Следы его ногтей на груди и запястьях- неглубокие красноватые лунки. Ее удивленно-испуганный вскрик. Губы, закушенные в безнадежной попытке не кричать больше… -А что ты хотела, радость моя? Придется,- притворно-сожалеющая улыбка,- немного потерпеть… Ты ведь обещала, что будешь терпеть, не так ли? Он и в самом деле не щадил ее, свою пленницу-гостью. Ее полувсхлипы-полустоны, сдерживать которые не было уже никакой возможности, ее нарочитая, показная беспомощность, ее, некогда неуязвимой, теперешняя полнейшая уязвимость перед ним, по-видимому, распаляли его еще больше. …Темный низкий потолок, наискось расчерченный серебристо-лунными дорожками. Сияющий ангх Карнавала на цепочке-маятнике. Сладостная боль и болезненное наслаждение. Нависнув над ней, он двигался резко и грубо, под мерный скрип диванных пружин до отказа вдавливая ее тело в жесткий, слежавшийся матрас. …Зрачки его, расширенные черными чернильными кляксами, ядовито-горькое послевкусие поцелуев, мягкие, влажные касания жала-языка... Доселе неизведанное блаженство- темное, запретное наслаждение, накрывшее вдруг удушливо-жаркою волною, когда со стоном облегчения он впился зубами в ее плечо… -Ты ведь сама этого хотела, Клэр! Ощутить себя живой и настоящей, выбраться из каменного кокона, в который заточила тебя твоя Способность, пить эту чертову жизнь полной грудью- разве не об этом ты мечтала, когда ехала ко мне?- теплые, расслабленные объятия Хозяина Карнавала, черного Короля ее завершавшейся сказки, были непривычно уютны и спокойны.- Кажется, сегодня мне удалось-таки осуществить твою мечту… «Это не моя мечта, Сэм. Ты исполнял свою мечту,»- она вовремя прикусила язык. …Слова, что без промаха разят в самое сердце заточенным кинжальным острием, слова, что убивают вернее веером разлетающихся свинцовых осколков… Нью-йоркский особняк. Полицейский участок славного города Кайнан. Янгтаун. - Мой всезнающий волшебник, столь великолепно разбирающийся в женских душах,- произнесла она без тени иронии, и успокоенная улыбка Хозяина Карнавала была ей утешительной наградой,- скажи мне, кто научил тебя этому, откровенно говоря, непростому делу? -Ну, в свое время у меня были достойные учителя, - заметил он с самодовольной небрежностью,- и в самом деле умевшие читать души человеческие, словно открытые книги. Да и вообще, пожив с мое, многому научишься!- он широко зевнул.- А теперь- спать, Клэр. Я просто умираю от усталости, да и тебя, похоже, события последних дней основательно вымотали… Мерно тикали на стене старые ходики. Серебряным ночником заглядывал в потолочное оконце узкий лунный серп. По-кошачьи свернувшись клубочком в объятиях недоброго волшебника этого Карнавала-Исполнителя Желаний, Клэр спала крепким, глубоким сном...

Глава 5. Время собирать камни

Ослепительно сияющее утро нового дня... Дай бог, последнего дня безумной карнавальной сказки, завершающего дня ее добровольно-принудительного союза с змеиноглазым, усмешливым хозяином этой ночной фантасмагории. Именной Поисковый Компас с первыми лучами солнца уводит его в дорогу, чему Клэр, откровенно говоря, сейчас только рада. -Сэмми хочет, чтобы к его возвращению ты как следует прибралась в фургончике, - озабоченно метет хвостиком вкруг нее рыженькая лисичка-Аманда.- Теперь это твоя обязанность, сестренка! Она согласно кивает. Честно говоря, ей все равно, чем убить этот тягостный до невозможности день. Вооружившись тряпкой и обмотав голову, словно банданой, аляповато-пестрым шелковым платком, она неторопливо принимается наводить чистоту и порядок в по-холостяцки захламленном фургончике главы ее теперешней Семьи. …Прыткие солнечные зайчики, запутавшиеся в потолочной паутине. Пыльные коробки- бесконечные кипы бумаг с неизменной эмблемой «Прайматек Компани» в верхнем правом углу. Подробнейшее досье на каждого из новоприбывших… «Нет, в детстве он определенно не успел как следует наиграться в шпионов!» Колбочки и склянки из-под чернил, донышками вверх выставленные в ряд на просушку… Тонкий, полуметровый стилос на краю стола- словно гадюка, изготовившаяся к броску. Одно неосторожное движение- и острый конец его, пропитанный едкой черной жидкостью, с силой вонзается в ее запястье. Клэр вскрикивает от неожиданности, брезгливо встряхивает рукой, роняя на пол черно-красные бусинки крови. Хищным пауком расползается на ладони ее, черными реками расплывается под пергаментно-тонкою кожей безобразное чернильное пятно- несмываемая метка, клеймо Карнавала… Шершавою пемзой она трет ладони до красноты, от запахов растворителей и бензина у нее кружится голова, но тщетно - чертово пятно, несмотря на все усилия, так и не становится меньше. Маслянисто-черное, с бесформенными краями, оно переливается под кожей, словно живое, и, умучившись вконец, она решается на радикальные меры. Костяная рукоять опасной бритвы удобно ложится в ее ладонь. Четким отмеренным движением она рассекает свое запястье и, чуть повернув лезвие в сторону, словно червивую кожуру с яблока, принимается аккуратно счищать слой собственной кожи. …Вот, кажется, и все. Рассеянно улыбаясь, Клэр тщательно промокает полотенцем освежеванную ладонь… Черт возьми, сюрприз! Проклятое пятно, оказывается, и не думало никуда исчезать, оно лишь переползло на тыльную сторону кисти. Расплывчатые края его захватывают теперь фаланги пальцев, что придает ему сходство уже не с пауком, а, скорее, с осьминогом, и это вызывает у нее поистине непобедимое отвращение. -Та-ак, а это еще что такое?- тянет за спиною так хорошо знакомый ей бархатно-елейный голос. «Сэмми… Господи, ну как же ты все-таки не вовремя!» Дымчатые солнцезащитные очки, делающие его до смешного похожим на итальянского жиголо, небрежно сдвинуты на краешек носа, большие пальцы рук вызывающе заправлены под широкий поясной ремень. Привалившись спиною к притолоке, он лениво наблюдает за ее бесплодными попытками, и, по-видимому, уже достаточно давно. -Это все твои чернила, Сэм,- голос ее безучастно спокоен, ведь в случившемся, в конце концов, она ничуть не виновата,- я случайно задела стилос во время уборки трейлера, и… посмотри, что сталось с моею рукой! Кошмар, правда? -Да уж, действительно кошмар,- насмешливо кривятся тонкие бледноватые губы. Отлипнув, наконец, от дверного косяка, он делает шаг к столу и опускается в кресло. Темные несмываемые пятна на подлокотниках, заботливо подклеенные скотчем треснувшие плетеные прутья… Царственный «трон» ее вчерашней инициации, лишенный своей торжественно-алой обивки, в тускло-сером свете наступившего дня выглядит до предела потрепанным и жалким. Позабытый в полутемной кладовке театральный реквизит. Скучная картонная декорация... Развязно подмигнув ей, Самуэль приглашающее щелкает пальцами, и она послушно присаживается ему на колени. Ногтем указательного пальца, черным от намертво въевшихся чернил, Хозяин Карнавала медленно проводит по ее враз вспотевшей ладошке, рассекая «неуничтожимое» пятно на две аккуратные половинки: -Удивительное совпадение- именно сегодня я хотел познакомить тебя…с некоторыми интересными свойствами моих земляных чернил. Что ж, я вижу, что на этот раз мне даже не придется применять свой стилос… -Сэмми, что ты собираешься со мною сделать?- боже мой, она еще, оказывается, имеет желание протестовать!- Я не хочу, чтобы эта черная гадость оставалась у меня на руке. Я…я ее боюсь! -А ты не бойся,- масляно облизнувшись, он щурится ей в лицо, совершенно по-кошачьи. Как видно, беспокойно-ерзающие движения на его строго сдвинутых коленках доставляют Хозяину Карнавала определенное удовольствие.- Они не причинят тебе никакого вреда, скорее напротив. Это незабываемые ощущения, Клэр... Ручаюсь, что такого ты еще никогда не испытывала, и вряд ли когда-нибудь испытаешь! Коротко вздохнув, он откидывается в кресле, с силой стискивая ее ладонь, и загнанные под кожу земляные чернила, магическое творение его, тонкими ручейками разбегаются из-под пальцев Хозяина Карнавала. …Мягкая, щекочущая пульсация чернильно-черных струй, ритмичные переливы бесшумного водопада... Изгибаясь затейливыми петлями, юркий пятнисто-черный полоз бесконечной лентой Мебиуса струится по ее руке. Бережно-осторожные касания, вкрадчивая змеиная ласка... Белесовато-выцветшие волоски, тончайшим пухом покрывающие кожу, что так податливо-чувствительна сейчас, трепещут, точно наэлектризованные. …Легкие покалывания в кистях. Иссиня-черная паутина вен темными карандашными штрихами на бумаге-коже... Самуэль, Самаэль- «Яд господень» на диалекте народов Восточного Средиземноморья. Медленная губительная отрава... Извилистая дорожка-змея подымается чуть повыше, мелькнув под рукавом истончающимся кончиком хвоста, черными кольцами обвивается вкруг шеи, щекочущее касается щек темно-серой ниточкою-жалом. …Время, застывшее, будто насекомое в прозрачной янтарной капле. Сухие, словно растрескавшиеся от полуденного зноя земли пустынь, горячечно-жаркие губы Хозяина Карнавала. Он с силой прикусывает кончик ее языка. Совершенно по-вампирски присасывается к ранке во рту, не давая ей возможности регенерировать, и в тот же миг, в точности повторяя движения его пальцев, гибких, как у фокусника-иллюзиониста, антрацитово-черная змейка прочной шелковой удавкой сдавливает ее шею. …Темные круги перед глазами. Сердце, готовое мячиком выпрыгнуть из груди. Язык Самуэля, что змеиным жалом скользит по ее деснам, жадно слизывая кроваво-розовую слюну. Ей кажется, что этот невозможно-порочный поцелуй длится вот уже целую вечность. …Удушливо-тесные объятия земли. Густая, смолянисто-черная отрава, ртутью растекающаяся по жилам. Ядовито-терпкая горечь во рту… Самуэль переводит дыхание, с явной неохотой отрываясь от губ ее, мягких и безвольно-покорных, и стальной, удушающий обруч на шее наконец-то разжимается. Судорожно всхлипнув, Клэр с шумом заглатывает воздух. Он небрежно похлопывает ее по щеке, приводя в чувство: -Все только начинается, Клэр! …Чернильная змейка-ручеек плавно скользит вниз по позвоночнику, вычерчивая дорожку-невидимку меж сжатых от напряжения лопаток. Мягкие, неслышные движения вплавленного под кожу затейливого рисунка-тату. Гибкие длинные пальцы Хозяина Карнавала, выписывающие в воздухе восьмерки и спирали, блекло-водянистый лак антрацитового цвета на неровных, обкусанных ногтях… Плоская змеиная головка проворно ныряет под эластичное кружево. Острым раздвоенным язычком дразнящее щекочет ее вмиг затвердевшие соски, извилисто петляющими движениями устремляясь куда-то вниз. -А ведь ты нравишься Змею,- довольно усмехается Хозяин Карнавала,- Твоя живительная кровь словно магнитом притягивает его к себе, моя вечно юная девочка… Расслабься, Клэр. Позволь ему… немного поиграть с тобою! -Сэмми, я не могу больше…- низ ее живота жжет, будто бы огнем. Судорожно вцепившись в тонкие, изящные запястья Хозяина Карнавала, она тянет его руки туда, где каждым своим движением все больше и больше разжигая этот неистовый жар, свивается и развивается в бесконечные кольца гибкое как ртуть змеиное тело. …Жадные, высасывающие все жизненные силы поцелуи-укусы, стальные объятия-тиски… И наслаждение, столь сильное, что временами перерастает в острую, разрывающую боль… Ее настоящее, подлинное посвящение в Семью. Заключительная часть неведомого ей темного ритуала, процветающего в этом странном, вывернутом наизнанку мире Особых. *** …Она открывает глаза. Прикроватная лампа-ночничок, светло-золотые лилии на выцветших от солнца фисташковых обоях. Она дома. Господи, она снова дома! Чернильный маг, Карнавал, Посвящение- всего лишь тягостный, дурной сон. Кошмар, ни с того, ни с сего вдруг привидевшийся ей. То, чего с ней на самом деле никогда не происходило, да и произойти-то, в принципе, не могло. …Свежий, хвоисто-смоляной запах рождественской ели, что высится посреди комнаты в широкой приземистой кадке, доверху набитой песком и землею. Рыжие отблески фар проезжающих за окнами машин на хрупких крашеных боках елочных игрушек. Желтый оплавленный воск в бронзовых подсвечниках на комоде. 24 декабря, канун Рождества. Ровно месяц с того самого дня, как нежданным-негаданым гостем он явился на пороге ее студенческого кампуса. Темные, с редкой проседью на висках, попугайским хохолком взъерошенные волосы, криво повязанный галстук на тощей шее. Нервно-суетливые манеры записного вруна и обманщика... «Не торопись, Клэр. У тебя еще будет достаточно времени, чтобы как следует обдумать мое предложение»… Юрким лисом с полчаса покрутился по комнате и исчез, оставив на столе памятку-компас и полнейший раздрай на душе. Неудивительно, что она все еще изредка видит его во снах. …Тоска. Черная, чернильная тоска, привычно тянущаяся вот уже месяц непроходящая депрессия. Абсолютно нерождественское настроение. «Я буду ждать тебя, Клэр. В любое время дня и ночи, когда бы ты не надумала- он приведет тебя ко мне…»- в стотысячный раз она вынимает из картонной коробочки свой именной Пригласительный Компас, и в стотысячный раз прячет его на место. Наверное, она так никогда и не решится. Так и будет, тайком закрывшись в собственной комнате, любоваться даренным компасом, этим случайно-лотерейным билетом в неизвестное будущее, так и будет ночами видеть эти странно-бредовые сны, так и будет по-старушечьи дотошно, смакуя мельчайшие подробности, вспоминать ту единственную, выделенную судьбою встречу в общежитии студгородка. Надо сказать, маловато воспоминаний для той вечности, что ждет ее впереди… Хватит, надоело. «Я уже все решила, Самуэль- я никуда не поеду. Я совершенно не нуждаюсь в твоем покровительстве. Та изоляция от общества в компании цирковых фриков со схожими проблемами, которую ты мне предлагаешь, я чувствую, еще больше усугубит мою особость, а я хочу быть такой, как все. Как мать, как отец, как Гретхен… Моя телесная неуязвимость- да кого она, в сущности, волнует, кроме меня самой?»- смятая картонная коробка летит прямиком в мусорную корзину. Компас-искуситель, кроваво-красная сигнальная стрелка на разлинованном диске-лимбе… Она поступит гораздо проще- передаст его отцу. Пусть Компания сама разбирается с этим странствующим цирком, в конце концов, это их прямая обязанность. А она лично умывает руки. …Прямо-таки нестерпимый, крапивный зуд в ладонях. Плотно задернув шторы, Клэр щелкает выключателем. Щурясь с непривычки, подносит к лицу правую руку. Темно-бордовые пятна, точно от ожогов, каждое размером с пятицентовую монету. Они ширятся, сливаясь в одно, сплошное, покрывающее ладонь Пятно. Багрово-красное, полыхающее пожарным семафорным цветом, оно темнеет прямо на глазах, наливаясь густой, чернильной чернотою. …Ее личное клеймо- вечная, несмываемая метка. Гадальные чернила янтарноглазого Хозяина Карнавала. Магический Змей ее Посвящения... *** -Мисс Беннет, проснитесь!- кто-то с силой тормошит ее за плечо, и она нехотя разлепляет глаза. Щупленький белобрысый парнишка, чем-то напоминающий ее братца Лайла, в мышиного цвета форме с шевроном «Primatech Company» на рукаве.- Здесь не положено! Длинный извилистый коридор уныло-серого цвета, решетчатые скамейки вдоль стены. Тускло мигающие лампы под потолком, затянутые металлическою сеткой. Бесконечная череда дверей с одинаково черными, двух- и трехзначными номерами. Исследовательская Лаборатория «Primatech Company», Пятый Уровень. …Она вспоминает все и сразу, до нестерпимо-режущей боли в висках, словно в Зеркальной Комнате, тет-а-тет с Дэймоном-Восстановителем, негласным палачом Странствующего Карнавала. …Включенный на полную мощность блокиратор Сверхспособностей, своим силовым полем, словно стеклянным куполом, накрывший плотные ряды цирковых фургончиков. Грузовики-автозаки, цепочкою выстроившиеся у ворот, мерцающие огни пригласительного «Добро пожаловать на Карнавал Братьев Салливан», пляшущие на их гладко-белых боках. Светло-серый армейский вертолет, с рокотом заходящий на посадку неподалеку от сцены. …Он словно бы ждал их, свою судьбу, в черных хрустящих куртках телячьей кожи, с фирменными эмблемами на лацканах менеджерски-деловых пиджаков классического кроя. Облегченно улыбнувшись, встает к ним из-за стола: -Черт меня возьми, ну и гости на ночь глядя! Да, ребята, я вижу, вы неплохо подготовились…Чай, кофе? Понимаю, что коньяк для вас сейчас предпочтительнее, только вот, прошу прощения, спиртного не держим-с… Вы что, куда-то торопитесь? А вот я, представьте себе, нисколько! Мирные чайно-конфетные посиделки, вполне себе дружеские улыбки на лицах его будущих конвоиров… Да уж, в чем, в чем, а в умении располагать к себе людей ему не откажешь. Господи, да какие там наручники и вооруженный до зубов конвой! Легкой, расхлябанною походкой он идет к вертолету, чуть впереди своих «провожатых», прощально машет ей рукою с лесенки-трапа… -Все в порядке, мисс Беннет, больше он никому вреда не причинит,- успокаивающе хлопает ее по плечу Эрик Торн, давний отцовский друг, руководитель спецоперации «Карнавал»,- пожалуйста, пройдемте с нами. …Крупные дождевые капли, наискось хлещущие по ветровому стеклу. Ее вымокший от слез носовой платочек. Соленая горечь разлуки, которую ей предстоит выплакивать еще очень и очень долго. «Все кончено, Сэмми. Как говорится, финита ля комедия. Мне очень жаль, но… так было нужно. Я сделала то, что давно должна была сделать, и ты не вправе меня за это осудить,»- жалкая попытка самооправдаться... Дождь, вперемешку с градом, с гулким жестяным стуком барабанящий по покатой крыше. Ветер, поющий в лопастях стальных винтов. Карнавал, разом покинутый своими беспокойными обитателями, из окна вертолетной кабины кажется ей таким маленьким, словно игрушечный городок… - Мисс Беннет, у вас есть ровно пятнадцать минут,- скороговоркой произносит «Лайл», прикладывая магнитный ключ к мигающему красному огоньку электронной коробочки-замка,- на общение с заключенным… Так, секундочку, у меня считыватель фонит! Что вы держите в руках? Серебряный кулончик ангха на цепочке-ниточке. То, что Сэм успел сунуть ей в руки незадолго до ареста: «Отберут ведь, черти, как пить дать! Сохрани у себя, если хочешь. Или выбрось. Или продай…» Она берегла его, носила, не снимая, все полтора месяца, пока шло следствие-разбирательство, пока специалисты Лаборатории, пользуясь предоставленной возможностью, вдоль и поперек изучали смертоносную Способность бывшего Хозяина Карнавала… Сейчас пришло время вернуть ангх его законному владельцу. В конце концов, так было принято испокон веков, во все времена, и не ей менять сложившиеся традиции. -Это его нательный ангх,- терпеливо разъясняет она каменнолицему охраннику,- символ жизни, знак бесконечности скитаний. Символ его веры. Он поможет ему собрать всю мужество и стойкость перед предстоящей казнью и встретить смерть достойно, как и подобает мужчине…- звучит излишне пафосно, но, черт возьми, разве сам момент к этому не располагает? Равнодушно повертев в руках цепочку, «Лайл» прячет ее в карман: -Послушайте меня, мисс. В камеру запрещено проносить посторонние предметы, а тем более передавать их заключенным. Если ваш кулон и в самом деле, как вы говорите, всего лишь… предмет религиозного культа, вы должны были оговаривать это заранее с руководством. Для таких случаев у нас имеется свой штатный священнослужитель, а лично вы не имеете никакого права… -Но мистер… -Не положено!- совершенно по-лайловски супит брови светловолосый охранник.- Я могу вернуть вам этот… ангх только после посещения камеры. Проходите, мисс Беннет. Время пошло. Полупрозрачная, из особого, ударопрочного стекла дверь бесшумно отъезжает в сторону, и так же бесшумно захлопывается за ее спиною. …Камера номер 364, стандартная камера Пятого Уровня. Мрачная бетонная коробка без единого окна, метра три в длину, и в ширину- примерно столько же. Покрытые серовато-белым пластиком стены. Низкий потолок, освещенный бледно-желтым светом галогенных ламп. Сверкающая белизной медицинского кабинета крупная кафельная плитка под ногами…. Он очень изменился с момента их последней встречи, и, надо сказать, далеко не в лучшую сторону. И без того не отличающийся крепким телосложением, за эти полтора месяца он исхудал прямо-таки до неузнаваемости, и темно-синяя арестантская роба вешалкой болтается на его тощих плечах. Землисто-серая кожа, темные круги под глазами, как от хронического недосыпа… За несколько недель, проведенных в заключении, он словно бы постарел на несколько лет. …Черная, массивная коробка надвходного Генератора Антиспособностей издает ровное, басовитое гудение. Мертвящим холодом прозекторской тянет от блестяще-белого кафельного пола. «Я буду ждать тебя, Клэр. Когда бы ты не решилась- я все равно буду ждать.» Долгий взгляд куда-то сквозь нее, обреченно-равнодушный взгляд смертника... Ее внезапный визит, по-видимому, не вызывает у него уже никаких эмоций. Сцепив за спиною руки, бывший Хозяин давно несуществующего Карнавала мерно вышагивает от стены к стене по своей тесной камере-клетке. Звонко клацают подбитыми набойками уродливо-казенные ботинки, черные, по-бульдожьи тупоносые. Круглый таймер-браслет на руке Клэр тоненько, по-комариному, попискивает, мигает зеленой, разрешительной лампочкой, неумолимо отсчитывая минуты и секунды положенного свидания… Пожав плечами, она присаживается на неширокую откидную кровать у стены -единственный здесь «предмет мебелировки»- и терпеливо ждет. -С твоей стороны, это, конечно, большая любезность- возродить славную традицию посещения заключенного перед казнью,- внезапно произносит он, ненадолго замирая посреди комнаты. Сцепленные в замок-оберег беззащитно-исхудалые пальцы бывшего бунтаря и отступника, синие узловатые вены с кровящими ранками от бесчисленных инъекций. Упрямо вздернутый заострившийся подбородок. Отчетливые серебряные пряди в темных, привычно взъерошенных волосах... Клэр шумно сглатывает подкативший к горлу комок, изо всех сил пытаясь не разреветься. - Но все же- зачем ты пришла ко мне, Клэр? Хочешь лично убедиться в том, что все сделано так, как нужно? Не стоит так переживать, моя дорогая! Я, как ты знаешь, самый обыкновенный человек, из плоти и крови, и искусством воскрешения из мертвых, увы, не владею. -Сэм, господи… -Впрочем, я, кажется, догадываюсь, чего ты от меня ждешь сейчас с таким нетерпением, радость моя, и, ты знаешь, я был бы последним негодяем, если бы решился отказать тебе в этом,- глубоко вздыхает он, присаживаясь к ней на кровать. Слабая, выцветшая улыбка на бледноватых губах, все тот же пугающе-равнодушный взгляд в пустоту… Пальцы его холодны, как ледышки. Узкая молния-застежка высокого, стоячего воротника ее парадно-выходной блузки упорно не желает поддаваться, и, процедив сквозь зубы короткое ругательство, он рвет ее вниз, ломая замочек. -Вообще-то, я уже успела привыкнуть к нему, Сэмми,- она торопливо стягивает через голову кружавчатую маечку-топик, чувствуя себя отчего-то, как на медосмотре,- но, честное слово, не буду иметь ничего против, если ты все же избавишь меня от этого. Голая до пояса, она зябко обхватывает себя за плечи, ежась под холодными потоками стерильно-лабораторного воздуха, непрерывно прогоняемого через потолочные очистители этой комнаты-тюрьмы: -Оно совершенно не мешает мне, Сэм!- словно заботливый доктор, Самуэль склоняется к ней, и она послушно разводит руки. Пожизненная метка-тавро, ее горькая колдовская память... Черными песочными часами переливается оно между грудей, ее поистине неуничтожимое чернильное пятно, с коим она и вправду уже практически сроднилась за эти страшные полтора месяца. Чуть помедлив, Самуэль жестом врачевателя накладывает на него свои ладони. Текут, отсчитывая время, темные пятнышки-песчинки. Тонкие пальцы, что вслушиваются в нее сейчас, точно стетоскопом, так ласкающе нежны. Мягкие, щекочущие покалывания, воздушно-легкие касания бабочки, пробующей сладкий цветочный нектар длинными усиками-антенами… -Ну вот и все, моя дорогая,- ровным голосом произносит Самуэль, привычно-небрежным жестом стряхивая остатки чернил с кончиков пальцев. Мелкие черные кляксы веером ложатся на стерильно-белую казенную простынь. «Операция» завершена. Она вновь чиста и свободна, но, черт возьми, таковой себя совершенно не ощущает. -Сэмми, ты… -Ну что тебе еще?- он пытается привстать, но с отчаянием утопающего, вцепившегося в ненадежную соломинку, Клэр обхватывает его за шею. -Если ты хочешь, я…- она силится улыбнуться, но губы предательски дрожат, и улыбка выходит кривая и неискренняя,- я могу… -Исполнить символическое «последнее желание приговоренного»? Стопарик водки, женщина и сигарета… Как мило, черт возьми!- прищелкивает языком Самуэль.- Знаешь, у нас с тобою сейчас как в том затертом анекдоте про стакан воды- «а пить-то уже и не хочется!» Впрочем, я тоже не имею ничего против получить то, что мне так бескорыстно предлагают! Поторопись, Клэр, у нас осталось,- беглый взгляд на скачущее цифрами табло электронного браслета,- осталось ровно шесть минут. …Он все такой же. Холодный, неуступчиво-колючий, ее болезненно обидчивый чародей. Темный маг, в одночасье растерявший все свое небывалое могущество. Злой колдун ее завершившейся сказки, силами добра и справедливости заточенный в сверхпрочную каменную темницу. …Усталые, равнодушно-спокойные глаза смотрят на нее в упор, по-змеиному, не мигая. Коротко вздохнув, он склоняется к ней. Демон запредельных миров, надежно запертый в меловую решетку пентаграммы. Черная хищная мамба с выдранным жалом, чьи поцелуи-укусы уже не несут в себе ровным счетом никакой опасности. Протестующее скрипит под тяжестью их тел узкая откидная койка. Яркий, ослепительный свет потолочной лампы словно лунно-голубые лучи карнавального прожектора ее снов, нелепых и стыдных. Да, сны и память- скоро у нее останется только это. Интересно, сколько столетий пройдет в ее закольцованной вечности, сколько воды утечет под лежачий камень, прежде чем она сможет вытравить из себя весь этот яд? Прежде, чем она сможет забыть. …Темные бездонные провалы его лихорадочно расширенных зрачков, янтарно-золотая игристая радужка. Бледные, обескровленные губы, что словно шершавым наждаком скользят сейчас по ее коже. Густая, вязкая слюна его, что все так же терпко ядовита и хранит в себе чернильное послевкусие… Как же болезненно горька эта прощальная ласка! …Зеленый, разрешительный огонек тайм-табло сменяет оранжево-красная, тревожно пульсирующая точка, и бдительный браслет-контролер во мгновение ока заходится громким негодующим писком. «00.60,- вспыхивает на табло малиново-алым,- 00.59, 00.58…» Би-ип, би-ип, би-ип! -Ч-чертова сирена,- раздраженно цедит сквозь зубы Самуэль,- и одеться-то спокойно не дадут, и попрощаться как следует, по-человечески! Клэр, правая верхняя кнопка. Ради бога, выключи хотя бы звук! Выпрямившись на кровати, он торопливо щелкает пряжкой, затягивая брючный ремень, аккуратно одергивает по бокам свою крахмально-жесткую робу. -Поторапливайся, радость моя. Время-то уже и вправду на исходе. …Плоская, слежавшаяся блином подушка в изголовье еще хранит в себе его живое тепло. Чернильно-грязные полосы на сером, казенном покрывале, с двух сторон пропечатанном круглыми трехцветными штампами «Pr.Com.» Липкие пятна крови на смятых простынях... Хрупкие пластиковые звенья молнии-застежки ломаются и гнутся под ее пальцами, дрожащими и от волнения неловкими. «Я что сейчас, прямо вот так вот и пойду? Гос-споди!» Стальной булавкой пригласительного бейджа она скалывает на груди свою многострадальную блузку, и, досадливо сморщившись, давит на кнопку таймера. «00.44, 00.43,- беззвучно мигает табло,- 00.42, 00.41…» Бесценные прощальные секунды утекают, словно вода в песок, а она все еще медлит, все еще не может решиться. Надвходная лампа-маячок взрывается пульсирующее-красным. Плавно, точно в замедленной киносъемке, отъезжает в сторону бронированная дверь камеры номер 364. «00.35, 00.34, 00.33…» Заложив руки за спину, Самуэль встает лицом к стене. -Сэм, я не хотела,- слова застревают в горле острым, колючим комком,- я не знала, что они сочтут тебя настолько опасным, что… Я видела будущее. Жертвы, сотни тысяч жертв… Прибрежные поселки, смытые волной многометрового цунами. Города, стертые с лица земли невиданной силы землетрясением… Я должна была все это предотвратить, понимаешь! -Выше голову, Клэр! Что значит «не хотела»?- ну вот, опять эти насмешливо-глумливые интонации... Даже сейчас, перед лицом смерти, ее паяц-карнавальщик верен себе, и попрощаться по-доброму у них, похоже, не получится.- Сотни тысяч спасенных жизней против одной- по-моему, весьма удачный обмен. Или ты уже так не считаешь? «00.01, 00.00»,- прощально вспыхивает табло, и беспокойный кровавый огонек циферблата гаснет, сменяясь неярким бледно-желтым. Время вышло. …В форменных мундирах серого, мышиного цвета, безоружные, если не считать мини-генераторов «Антиспособность», надежно притороченных к поясам широкими ремнями, они не торопясь, по одному, заходят в камеру. -Мисс, вам бы лучше удалиться отсюда,- вполголоса обращается к ней старший из тройки,- сейчас ему будут зачитывать приговор и присутствие посторонних при этом крайне нежелательно. Да и вообще- это достаточно малоприятная процедура... -Да, мисс, это весьма тягостное зрелище,- лениво позевывая, его товарищ извлекает из-за пазухи тоненькую полупрозрачную папку,- для человека неподготовленного… Мартин, проводи даму! -Пойдемте, мисс Беннет,- ушастый, белобрысый мальчишка- «Лайл» смотрит на нее почти что с жалостью,- ваше время давно истекло. Темные, ершистые волосы, по-больничному стриженный «ежиком» затылок… Он так и не обернулся ей вослед, бывший Хозяин Странствующего Карнавала, терракинетик Самуэль Салливан. Придерживая рукой отъезжающую створку, Мартин-Лайл по-джентльменски пропускает ее вперед. Предупреждающе пищит, помигивая семафорно-красным, магнитный считыватель-замок, и тяжелая, бронированная дверь с едва различимым щелчком захлопывается за ее спиной. Все кончено. Финита ля комедия. «Ты довольна, моя дорогая? Надеюсь, теперь ничто не угрожает твоему драгоценному душевному спокойствию?»- эхом звучит в голове издевательски-сочувствующий голос. … Ее полынно-горькая отрава, темный колдовской приворот... Ее цветные бабочки-сны, нечаянный «подарок» ко Дню Благодарения, клейкая шелковая нить, спутавшая по рукам и ногам... За какие-то доли секунды эта обманчиво хлипкая, воздушная паутина-сеть обретает вдруг крепость стального каната, стягиваясь на шее невидимым лассо. «Все только начинается, Клэр!»- он прав, все только начинается. И на раздумья у нее теперь целая вечность. А он… он будет по-прежнему ждать, когда бы она не решилась. …Темные пятна перед глазами, чернильно-черные круги. Отмытый до зеркального блеска пол скользящим катком уходит у нее из-под ног, бесконечной петлей-лабиринтом плывут, колыхаясь, словно озерная рябь, крашеные уныло-серым казенные стены… -Клэр, да что с тобою творится, в самом-то деле?! Проснись же ты наконец!- испуганно склоняется над нею «Лайл». Какой же у него, оказывается, тонкий, девчоночий голос… *** -Клэр, прекрати немедленно, а то я сейчас тоже буду кричать!- кто-то легко, но достаточно ощутимо шлепал ее по щекам. Клэр открыла глаза. Бледное, по-лисьему заостренное личико, огненно-рыжие кудряшки, задорно торчащие из-под алой шелковой банданы… -Ну и напугала же ты меня, сестренка!- облегченно улыбаясь, выдохнула маленькая карнавальщица.- Кричала так, словно бы душил тебя кто, за горло хваталась. Кошмар какой привиделся, что ли? Клэр медленно перевела дыхание. Привычно низкий потолок ее кочевого фургончика, стены, увешанные гроздьями воздушных шаров и разноцветными бумажными фонариками. По-цыгански пестрое лоскутное покрывало в ногах. Кроваво-красные яблоки россыпью на тумбочке в изголовье. Сладкий, медово-приторный вкус, тающая во рту перезрелость… Да, кажется, это все-таки не сон. -Тебе принесла, угощайся!- запанибратски подмигнула Аманда.- Завтракай, а то сил совсем не будет, и за работу. Ну и горазда же ты у меня спать, сестренка! Поднявшись на ноги, рыженькая карнавальщица пинком задвинула под стол склеенную скотчем ветхую картонную коробку, небрежно помахала ладошкой, разгоняя по углам серое облачко взметнувшейся пыли: -Сэм ушел по делам, вернется нескоро. Он хочет, чтобы к его возвращению ты прибрала… весь этот свинарник. Я, конечно, могла бы тебе помочь, да только он запретил. Сказал, что теперь это твоя обязанность, сестренка! И что ты должна сделать все сама, своими руками. -Своими руками…- словно в забытии, протянула Клэр. …Острозаточенное, истекающее ядом жало стилоса, с хрустом входящее в запястье. Чернильно-черные сны, проклятие ее бессмертного будущего, иероглифами переливчатых струй проступающие на теле магического Змея… Недоверчиво щурясь, она поднесла ладони к лицу. Гладкая, безупречно розовая кожица. Младенчески нежные складки бесконечно длинной линии жизни, линия судьбы- извилистая тропинка, ведущая под уклон. Ни малой царапинки, ни единого темного пятнышка. А что, откровенно говоря, она ожидала увидеть? Что пыталась понять-разглядеть, с головой, по самую маковку увязнув в гиблой, болотистой трясине видений страны Навь, темных, пророческих сказках о том, чему-быть-не-миновать, о судьбе, что на коне не объедешь? Даренная на одну ночь ведьмачья способность ее бабки Анжелы, знание, из тех, что лишь преумножают печали… «Мой дар- это мое проклятие, Клэр. Можешь ли ты себе представить, каково это- жить, зная, что человек, которого ты любишь больше всего на свете, обречен? Знать все, и не иметь никакой возможности предотвратить катастрофу?»- мерзлые айсберги отчаяния, реки невыплаканных слез, льдинками застывшие в прозрачно-голубых глазах пророчицы Карнавала... «Знаю, Лидия. Теперь- знаю. Врагу бы не пожелала такой судьбы… И самое страшное, что сделать-то все предстоит мне самой, своими руками. » …Золотые купола Города Солнца, зыбкими миражами плавящиеся в знойном полуденном воздухе южноаризонских равнин. Подземные родники пустыни Мохаве, неутомимые труженики, что так и не пробьют себе дорогу сквозь многометровую толщу песка, не взметнутся фонтанами чистейшей воды артезианских скважин в надежном каменном кольце городских стен... Жизнь и спокойствие сотен тысяч, купленные ценой одной единственной жизни- не слишком ли велика для нее будет эта цена? Вновь, точно в зыбком кошмаре пророческих сновидений, Клэр ощутила, как неумолимо стягивается на ее шее прочная стальная петля. -Мэнди, где он сейчас? Я должна поговорить с ним. Немедленно. -Да ты что, сестренка!- испуганно метнулся из стороны в сторону рыжий лисиный хвостик.- Какое там «немедленно поговорить»! Сэм строго настрого запретил… - Плевать я хотела на его запреты. Дай сюда свой компас, и, ради бога, не задавай мне сейчас лишних вопросов. У нас осталось очень мало времени, Мэнди,- незнакомые ей раньше повелительные интонации, властные стальные нотки Хозяйки Карнавала… Аманда растерянно захлопала себя по карманам. -Вот, пожалуйста… если это так срочно, то я… я же не против… сестренка! Он в Бейкере, это совсем рядом, пешком можно дойти. Перевалочный пункт для туристов-экстремалов, крошечный, надо сказать, городок. Думаю, ты найдешь его там без особого труда. Нетерпеливо хмурясь, Клэр протянула руку, и расписной Пригласительный Компас, путеводная нить этой странствующей ловушки-лабиринта, приятной тяжестью лег в ее ладонь. -Я и не сомневаюсь в этом… сестренка!- привычным движением она отпустила рычажок. Отсчитывая торопливые секунды, бесшумно заскользила по разлинованному циферблату-лимбу тонкая стальная стрела с наконечником, словно бы искупавшимся в киновари. …Кроваво-красный огонек, хулигански подмигивающий ей бликами снайперского прицела, неумолимое часовое тиканье тайм-браслета ее воспоминаний-обманок. «14.59, 14.58, 14.57…» Время, бесценной родниковой водой утекающее в пересохшую от жара, раскаленную почву пустыни Мохаве. Время, которое еще возможно повернуть вспять. «14.40, 14.39, 14.38…» …Скорости, с которой Клэр натягивала на себя одежду, позавидовал бы, наверное, и образцово вымуштрованный рядовой United States Army. «14.04, 14.03, 14.02…» Запропавшие куда-то мокасины… Да и черт с ними, в конце-то концов! Босиком, через три ступеньки, вихрем вдоль площади к воротам, провожаемая вслед недоуменно-испуганными взглядами ее цирковых собратьев... «12.03, 12.02, 12.01…» Нагретый солнцем асфальт обезлюдевшего шоссе на Бейкер-таун, острым гравиевым крошевом впечатывающийся в ее босые подошвы. Местная туристическая приманка, сорокаметровый «термометр-башня», словно гигантский восклицательный знак, выписанный кистью неизвестного художника на пастельно-голубом фоне небес. Соленые ручейки пота, заливающие глаза, прилипшая к спине жесткая жаккардовая блузка. Сердце, тревожным пожарным колоколом бьющееся в ребра. Ее нескончаемая марафонская дистанция. Бег вперегонки с самой смертью. «10.09, 10.08, 10.07…» *** -Время, ребята, время!- озабоченно склонившись над светло-серым ватманским листом топографической карты, Эрик Торн, руководитель спецоперации «Карнавал», кинул беглый взгляд на свои именные наручные часы. Без десяти минут двенадцать. Честно говоря, неплохой результат, при исходно заданном варианте поиска в стиле «иди туда, не знаю куда, сыщи то, не знаю что». За два десятилетия службы в «Primatech Company» он навидался всякого, и привык, казалось бы, уже ко всему, но нынешнее боевое задание спервоначалу поставило в тупик даже его... «Следуйте за стрелкой-указателем, мистер Торн. Просто следуйте за стрелкой.» Интересно, как они себе это представляют? Армейский вертолет, под завязку нашпигованный электроникой, с автоуправлением и кучей иных наворотов, берущий курс, подстраиваясь под изменчивые капризы магнитного компаса… Черт возьми, новое слово в отечественной авиации! …Изматывающая вертолетная болтанка, терпкое табачное амбре в тесной пилотской кабине, успешно перебивавшее собой стойкий аромат авиабензина, коим перед полетом были предусмотрительно закачаны полные баки. Пятая чашка кофе за утро. Мигрень, не отпускающая от очередной таблетки анальгина... «У вас есть еще какие-нибудь вопросы ко мне, мистер Торн?»- да, черт возьми, у него куча вопросов, гребаных вопросов по этому гребаному заданию! Теоретики хреновы… Им легко рассуждать, строить свои наполеоновские планы в тихих уютных кабинетах, но то, что так гладко выходит на бумаге, на практике выглядит несколько по-иному. …Аляповато-красное, раздражающе яркое пятно невытертой лужицей томатного сока на безупречно черной приборной доске. Их путевой компас, пригласительный билет на это гребаное шоу Карнавала… черт, заковыристое название, сходу и не припомнишь… «Карнавал Братьев Салливан, мистер Торн. Странствующий Карнавал, который… чему, простите, вы сейчас так улыбаетесь? Вы находите в моих словах что-то смешное? Нет? Ну вот и замечательно.» Чертов луна-парк. Бродячий цирк уродцев, сборище фриков со смертельно опасными способностями… Ухнувший под землю особняк в элитном районе Манхеттена. Город Кайнан, спасатели в ярко-оранжевых жилетах, разгребающие завалы на месте, где некогда стоял полицейский участок. Янгтаунское аномальное землетрясение, полторы тысячи погибших… И вправду, ничего смешного. «В ваш боевой комплект, мистер Торн, входит в том числе и блокирующий Способности генератор со сверхдальним радиусом действия. Наша новая, еще толком не обкатанная разработка. Надеюсь, вы понимаете, что особых гарантий…» Чудесно. Очередная новинка Исследовательской Лаборатории, «обкатывать» которую, разумеется, предстоит ему и его ребятам. Да, он все понимает, он, черт возьми, необыкновенно понятливый парень! «И… время, мистер Торн. Ради бога, поторопитесь. Лишний час промедления может стоить нам новых человеческих жертв.» А вот это, уж извините, от него не зависит… Он бы и рад как можно быстрее покончить с этим делом, затягивать весь этот цирк ему определенно не с руки. …Третий час бестолкового кружения в погоне за призрачной, ускользающей целью. Магнитная стрелка-указатель, скачущая по клоунски разрисованному лимбу, как заведенная. Бензин, которого, дай бог, хватит, чтобы дотянуть до базы... Недовольно-сумрачные взгляды исподлобья, ехидные смешки. Да, в глазах его боевой команды он, должно быть, выглядит сейчас полным идиотом... -Эрик, мы нашли его! Он здесь, прямо под нами!- ликующе-радостный вопль второго пилота. Слава тебе, господи! … Яркие сигнальные огни на высоких воротах. Пестрые тентовые палатки широкой цыганскою подковой, качели и карусели, цветными деталями детского конструктора беспорядочно разбросанные на желто-сером покрывале окрестных холмов…. Да, это действительно он, тот самый пресловутый Карнавал Братьев Салливан. Черт, даже не верится, что так быстро… - Дэн, присматриваешь за генератором. Не дай бог, полетит в самый неподходящий момент эта гребаная супертехника… Ник, срочно свяжись с наземной группой- пусть будут наготове,- деловито выдавал инструктаж своей команде Эрик Торн, руководитель боевой спецоперации под кодовым названием «Карнавал».- Сейчас без десяти двенадцать. В полдень у нас очередной сеанс связи с базой, и, честно говоря, хотелось бы уже доложить о каких-то конкретных результатах… Ну что, поехали, ребята! …Шумно работали винты, острыми стальными лопастями рассекая разреженный воздух высокогорья Сьерра-Мадре. Светло-серый армейский вертолет с трехцветной эмблемой «Primatech Company» на правом борту медленно шел на посадку. *** Самуэль Салливан, надо сказать, никогда не относил себя к числу поклонников эпистолярного жанра. Слова, несказанные вслух- точно бумажные цветы, лишенные аромата. Их чернильно-черное кружево на сияющем белизной фоне, этот раздражающе-односторонний монолог - да разве мог он хоть на сотую долю заменить ему живое, человеческое общение, так бесконечно ценимый им контакт глаза в глаза, ту тонкую, незримую связь, что мгновенно устанавливается меж собеседниками? Впрочем, в этот раз особого выбора у него, в сущности, и не было. Человек, на которого Самуэль возлагал великие надежды, от решения которого зависела сейчас судьба Семьи и его собственная судьба, был достаточно крупной фигурой на политическом небосклоне, и рассчитывать на персональную аудиенцию с ним мог далеко не каждый. Добытый с немалым трудом электронный адрес его личного почтового ящика уже мог считаться большой удачей. Но для чего же существуют на свете трудности, как не для того, чтобы их успешно преодолевать? И что наша жизнь, как не игра, бесконечная игра в одиночку против целого мира, игра, ставки в которой порою так высоки… Сэм был игрок по натуре. Хитрый, расчетливый, осторожный, но все-таки игрок. Вновь и вновь подбрасывая в воздух серебряную монету своей судьбы, он свято верил, что и на сей раз ему выпадет «орел», что письмо, отправленное в неизвестность, не затеряясь, дойдет до адресата, что адресат непременно ответит ему, и ответ этот будет положительным. …Погруженный в интимный полумрак уютно-маленький зал местного интернет-кафе, единственной точки доступа ко «всемирной паутине» Бейкер-тауна, был тих и на удивление немноголюден. Нервическими движениями разглаживая на коленях тонкую пластиковую папку, Сэм вновь и вновь вглядывался в лицо человека, уже примелькавшееся ему на первых полосах газет и ярких разворотах журнальных обложек. Лицо, надо сказать, личности неординарной... Аккуратно зачесанные на затылок редкие пряди пепельно-серебряных волос. Хмурые кустистые брови, тяжелый, пронзительный взгляд исподлобья. Взгляд человека, привыкшего крепко держать в руках свою собственную судьбу, человека, чьи поражения и победы давно уже стали достоянием истории. Роберт Карлайл Бёрд, старейший американский конгрессмен, Председатель Сената страны и живая легенда... «Уважаемый мистер Бёрд!- торопливо побежали по клавишам тонкие пальцы.- Я не имею чести быть знакомым с Вами лично, хотя Вам, как одному из кураторов научно-исследовательских проектов «Primatech Company» наверняка приходилось слышать обо мне.» Внимательно вглядываясь в экран, Самуэль задумчиво побарабанил пальцами по столу, собираясь с мыслями. «Точнее говоря, мистер Бёрд, вы имеете некоторое представление о моих Способностях, да и то- далеко не полное. Манхеттенский особняк, полицейская каталажка, стертый с лица земли злополучный Янгтаун- лишь малая часть того, что подвластно Дару, живущему во мне с самого рождения…» «Первое впечатление о человеке- оно зачастую решающее, и мне искренне жаль, что вследствие поистине непреодолимых обстоятельств, обстоятельств, что, как Вы знаете, бывают порой сильнее нас, в данный момент Вы видите во мне лишь опасного преступника, человека, которого, действуя в интересах государства, необходимо сломать, уничтожить. И доказать Вам обратное мне будет бесконечно сложно, но все же я попытаюсь.» «Да, мистер Бёрд, в свое время я здорово… ошибся, но, черт возьми, каждый из нас имеет право на ошибку,- досадливо поморщившись, он ослабил на шее тугую галстучную петлю.- Разве вы сами, вступив в бурные сороковые в национал-террористическую группировку Ку Клукс Клан, не раскаивались потом в своем поступке, не приносили публичные извинения, беседуя в Конгрессе с первым чернокожим президентом?» «Мистер Бёрд, я знаю Вас, как мудрого и дальновидного политика, одного из наиболее умеренных демократов Сената, ставящего интересы Соединенных Штатов превыше всего. Поверьте, я не меньше Вашего люблю эту страну, гражданином которой являюсь по праву рождения.» «О да, мистер Бёрд, я прямо-таки обожаю эту страну!- он мял и гнул впополам жалостно хрустящую папку.- Страну, в которой люди, подобные тем, что населяют мою Семью, объявлены вне закона, страну, что ведет на них безжалостную охоту, словно на диких зверей. Мой несчастный брат, три десятилетия назад основавший Карнавал в качестве убежища для Особых, мог бы многое порассказать вам на этот счет, господин конгрессмен!» «И я уверен, что мы сможем найти общий язык с Вами, мистер Бёрд. Надеюсь, Вы понимаете, что Способности, коими от рождения наделены такие, как я, сами по себе не хороши и не плохи, и лишь от нас, владеющих ими, зависит, во благо или во зло они будут направлены. Задумывались ли Вы когда-нибудь над тем, какую пользу могут принести эти Силы, будучи обращенными против стран, враждебных нашему государству? Да, я знаю, Вы не сторонник попусту бряцать оружием. В свое время Вы выступали против «маленькой, но победоносной» войны в Ираке, войны, что, в конечном итоге, сыграла на руку нашим противникам, уронив имидж Соединенных Штатов ниже критической отметки. Но что Вы скажете насчет войны невидимой? Пожаров, землетрясений, цунами, техногенных катастроф, следующих одна за другой, словно бы по велению злого рока? Ударов сокрушительной силы, способных в кратчайшие сроки поставить на колени экономику практически любого государства? Ударов, в которых никому и в голову не придет обвинять нашу демократическую державу? Мы готовы к сотрудничеству, мистер Бёрд. От лица всех Способных заявляю Вам это со всей ответственностью. Мы не можем более существовать вне закона, в конце концов, такой участи большинство из нас ничем не заслужило.» «Только ради бога, не думайте, что я пытаюсь вас разжалобить, господин конгрессмен,- Хозяин Карнавала в очередной раз пробежал глазами последнее предложение,- в конце концов, это сделка, предложение о взаимовыгодном сотрудничестве, а не пакт о безоговорочной капитуляции, как вы, должно быть, изволите думать поначалу.» «Чего же мы ждем от Вас, в свою очередь? Во-первых, политики гуманности, проводимой государством по отношению к таким, как мы. Признание нас полноценными гражданами этой страны, со всеми вытекающими отсюда последствиями, в частности, ликвидацией «Primatech Company» и компаний, подобных ей. Во-вторых, выделение земель, на которых наша община могла бы начать свое строительство.» Мечтательно улыбаясь, Самуэль откинулся на спинку кресла. Величественные каменные стены сказочного рыцарского замка из прошлых веков, бессмертного города его грез, вставали сейчас перед ним, как наяву. Позолоченные купола и островерхие шпили на высоких башнях, фонтаны чистейшей артезианской воды, тугими струями бьющие прямо к небесам, вымощенные гранитом гулкие мостовые, по-майски свежая зелень парковых аллей. Город мечты, его Град Золотой, бесчисленное множество раз являвшийся ему в туманно-призрачной дымке коротких предрассветных снов... Город Солнца. Город Вечноживущих… «Подробности, я думаю, нам будет уместнее обсудить при личной встрече, которая, надеюсь, все-таки состоится. С нетерпением жду Вашего ответа. Искренне Ваш, С. Салливан.» В очередной раз ощущая себя рыбаком, закидывающим невод в бескрайнее море, Самуэль щелкнул кнопкой, и письмо-приманка, письмо его последней надежды, бесшумно устремилось по оптико-волоконным проводам навстречу невидимому адресату. Что ж, все, что мог, он уже сделал, и теперь ему оставалось только ждать. Ждать, и по возможности, не изводить себя напрасным беспокойством. -Мистер, там вас какая-то девушка спрашивает,- неслышно встал за его плечом дежурный администратор.- И по-моему, она слегка не в себе… Самуэль обернулся. Беспомощно вглядываясь в сумеречный подвальный полумрак, она растерянно застыла на невысоком пороге. Липнущие к потному лбу светло-золотистые пряди, тяжелое, загнанное дыхание бегуна на короткие дистанции, достигшего, наконец, финишной черты. Кроваво-грязевая корка, намертво присохшая к по-детски крошечным ступням его босоногой «спринтерши». Смазанные темновато-бурые отпечатки, тетрадными кляксами расплывающиеся вслед за ней на свежевымытом кафеле пола… Его маленькая цирковая принцесса, некоронованная Королева Карнавала, в одиночку поспешившая на выручку своему королю. -Сэм, ты здесь! Я все-таки успела…- облегченно улыбаясь, она разжала ладонь. С жестяным звоном пересчитывая ступеньки, кроваво-красной юлой покатился к его ногам именной пригласительный Компас… *** Нагретая полуденным солнцем деревянная скамейка в чахлой тени придорожных кустов словно низкая церковная скамья сумрачно-темной исповедальни. Момент истины, время ее запоздалого раскаяния… «Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время разрушать, и время строить; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру» - сами собой пришли на ум строки из Екклесиаста. Время, время… которого у нее уже практически не осталось. Ее торопливо-сбивчивая исповедь. Худощавый темноволосый «исповедник» в строгом светло-сером костюме классического кроя, терпеливо выслушивающий весь этот покаянный монолог. Теплый, янтарно-карий взгляд, задумчиво скользящий по ее горящему от волнения лицу, мягкая, снисходительная усмешка на тонких, бледноватых губах… Господи, неужели он все еще не воспринимает ее всерьез? «04.03, 04.02, 04.01…»- мерно тикающий в ее голове таймер упорно не желал утихать. -Сэм, у нас очень мало времени. Они идут, они вот-вот будут здесь! Я чувствую их, понимаешь ты это, или нет?!- потеряв остатки терпения, Клэр с силой рванула его за рукав.- Уводи Карнавал, Сэмми, как можно дальше от этого места, пока не случилось непоправимое! «03.16, 03.15, 03.14…» -Я думаю, что нам некуда торопиться, радость моя. Нашей Семье, к счастью, сейчас никто и ничто не угрожает,- словно кот, пригревшийся на мартовском солнышке, Самуэль не спеша, со вкусом, потянулся.- Они никогда не найдут Карнавал, моя дорогая. Никогда… *** - Pri-ma-tech Com-pa-ny. Замечательное название, мистер Торн. Теперь я знаю, на кого мне следует подавать в суд за причиненный ущерб!- в голосе хозяина местного передвижного парка развлечений звучало сейчас нескрываемое злорадство. -Послушайте, мистер…- начал было Эрик Торн, но его вновь перебили, причем самым что ни на есть бесцеремоннейшим образом. -И даже слушать не хочу! Вы вообще соображаете, что творите?! Сваливаетесь к нам, как снег на голову, с оружием в руках, распугиваете посетителей, буквально сносите своим вертолетом палаточные ряды! А между прочим, это частное владение. Кто дал вам право сюда врываться?! Эрик Торн, начальник столь бесславно провалившейся боевой спецоперации под кодовым названием «Карнавал» молчал, опустив глаза долу, словно застенчивая барышня на первом отроческом свидании. Крыть ему определенно было нечем… «Нас привел сюда компас бродячего цирка, мистер забыл-как-вас-там-зовут, гребаный цирковой компас! Да нет, что вы, я пока еще в здравом рассудке, чего, к сожалению, нельзя сказать о нашем начальстве, организовавшем эту замечательную экспедицию. Гос-споди… Превратить боевую операцию в фарс, в клоунаду, выставить на посмешище меня и моих ребят- нет, это надо же так умудриться! Еще одно подобное спецзадание- и я увольняюсь из компании к чертовой матери.» *** -Они никогда не найдут Карнавал, Клэр. Обладай эти люди хоть сотнею Пригласительных Компасов, путь им сюда навеки заказан. Как ты думаешь, почему за три десятилетия нашего существования Компании так и не удалось прибрать нас к рукам? – выдернув из кожаного гнезда портсигара длинную, свернутую из плотных темно-коричневых листьев сигару-самокрутку, Самуэль небрежно щелкнул зажигалкой. – В конце концов, мои люди теряли свои путевые Компасы бессчетное количество раз, да и отступников, поверь, у нас тоже хватало… Клэр, к тебе это, кстати говоря, никоим образом не относится. Что бы там не случилось, после твоей блистательной «явки с повинной» я уже не считаю тебя отступницей. Ты с честью выдержала свое непростое испытание, и я… счастлив, Клэр. Знаешь, впервые за много-много лет, я, кажется, по-настоящему счастлив… Его худое, сосредоточенное лицо в синевато-сизых клубах сигаретного дыма было как-то не по-привычному серьезно, и Клэр вдруг захотелось поверить, что ее запоздалое раскаяние, ее воистину чистосердечное любовное признание и вправду смогло осчастливить этого немолодого человека. Хотя бы на самую-самую малость… …Сладкое воздушное веретено сахарной ваты прямо-таки тает во рту. Она тщательно вытирает липкие пальцы о бумажный кулек и крепко берет за руку подругу- выходной, на Карнавале полно народа, и можно запросто потеряться в такой толпе. -А ведь он на тебя глаз положил, этот твой Самуэ-эль,- насмешливо тянет Гретхен, и Клэр тут же меняется в лице. -Вечно ты говоришь всякие глупости, Грета! Он… я…у него ко мне сугубо деловой интерес, вот! И вообще, по возрасту я ему в дочери гожусь, так что не надо «ля-ля»! -И это совершенно не мешает ему пялиться на тебя безо всякого стеснения,- усмехается Гретхен,- Клэр, это, конечно, твое личное дело, но все же- за каким-таким интересом мы сюда приехали? Чем тебя так привлекает этот бродячий цирк? -Странствующий Карнавал,- машинально поправляет ее Клэр,- а зачем мы сюда приехали… Грета, спроси что-нибудь полегче. Я и сама еще толком не понимаю, зачем. -Зато я все прекрасно понимаю,- хмыкает в ответ Гретхен,- и ты знаешь, так смешно наблюдать со стороны за вами обоими! Этот Самуэль… А вот и он, легок на помине! Хозяин Карнавала уже спешит к ним, пробираясь сквозь толпу, и в руках у него трепещет на ветру связка воздушных шаров всех цветов радуги. -Приношу вам глубочайшие извинения, милые дамы, за столь длительное отсутствие,- улыбается он им своею развязною улыбкой,- понимаю, что воздушные шарики- не самый удачный подарок для таких взрослых и красивых девушек, как вы, но все же… Выбирайте, прошу вас! Гретхен не заставляет себя долго ждать. Она ловко тянет из связки большой красный шар, и Самуэль аккуратно прикрепляет тонкую нить к петлице ее темно-синего пиджака. Словно завороженная, Клэр наблюдает за тем, как сплетают прочный узел его загорелые пальцы, как, склонившись к Гретхен, крепкими белоснежными зубами он перекусывает кончик нитки и поспешно выпрямляется. -Теперь твоя очередь, Клэр… Она выбирает ярко-желтый, перевязанный малиновой ленточкой шарик, и, улыбнувшись, протягивает его Самуэлю. Цепкие пальцы Хозяина Карнавала, чуть дрогнув, с силой сжимают ее ладонь. Быстрыми, точными движениями он обматывает шелковую ленточку вокруг ее запястья, стягивает тугим узлом, и, отступив на шаг, склоняется перед ней в галантном полупоклоне: -Карнавал счастлив приветствовать вас, мои дорогие! -Так, и на чем же мы с тобой остановились, радость моя? Ах да, на Пригласительном Компасе,- ровный, негромкий голос Хозяина Карнавала прервал ее ностальгически-сладостные воспоминания.- Видишь ли, Клэр, этот Компас- вовсе не пустая, бездушная жестянка, как ты, должно быть, думала до недавнего времени. Он- сердце нашего Карнавала, живое, пульсирующее сердце, острыми стеклянными гранями разбитое на множество осколков. Когда-нибудь я расскажу тебе историю его создания, надо сказать, чертовски печальную историю… Эх, ладно, не будем о грустном! Приторно-сладкие клубы древесного дыма волнами плыли над скамьей, неспешно растворяясь в уличной прохладе, неровно вздрагивал под резкими ветряными порывами тревожно-красный огонек на конце сигары, что нервно сжимали его артистически изящные пальцы... -Наш Компас, Клэр, далеко не так прост, как кажется,- продолжил он после очередной затяжки.- Он никогда не допустит в Семью тех, кто идет к нам с недобрыми намерениями. Он очень хорошо чувствует таких людей, и станет водить их по бесконечному кругу, до тех пор, пока бедняги окончательно не выбьются из сил, и не оставят, наконец, свою нелепую затею. И потому я так спокоен за Карнавал, радость моя! Он мягко обнял ее за плечи, и бешеная тайм-перекличка в голове, этот лихорадочно-безумный временной отсчет замер, взорвавшись на прощание пульсирующе-красным «00.00». Время вышло. Пора возвращаться домой. -Пора возвращаться на Карнавал, моя принцесса!- усмешливо подмигнув ей, Самуэль вынул из-за пазухи старый жестяной компас. Привычно-уверенно сдернули рычажок смуглые сухощавые пальцы, хищною гюрзой метнулась в сторону чернильно-черная, огнеголовая стрелка, и мир вокруг нее дрогнул, стремительно меняя свои очертания… *** Нагретая солнцем плоская вершина валуна жгла обнаженные плечи не хуже раскаленной сковородки. Неловко запрокинув затылок, Клэр осторожно-ерзающими движениями сползла чуть левее- туда, где орошая алтарь-камень серебряной родниковой прохладой, фонтанами били из широкой расщелины прозрачные хрустальные струи. Мягкое, змеино-вкрадчивое шуршание воды, что жадно всасывал песок у гранитного подножия. Слепящие стрелы безжалостных лучей полуденного солнца, пронзительно синее небо, бескрайним шатром раскинувшееся над головою… -Ты действительно хочешь этого, Клэр? Учти, обратного пути уже не будет!- бесстрастно улыбаясь, склонился над каменным алтарем ее темноволосый жрец-исповедник.- Одно только слово, и я… Его «любезно предоставленная» возможность передумать была, вне всякого сомнения, лишь данью традициям вольного Карнавала, и в полном соответствии с ритуалом она отрицательно мотнула головой. Нет, она не отступится, она по-прежнему полна решимости влиться в Семью. В горе и в радости, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит их… Господи, да что же он медлит, в самом-то деле? Легкий взмах рукой, едва уловимое движение- и стальное жало стилоса, черное от намертво въевшихся чернил, с мерзким, хрустящим звуком воткнулось в раскрытую ладонь, словно бабочку на булавку пригвождая ее к гладко-каменной поверхности. «Это ведь твой выбор, не так ли? Ты сама этого хотела, моя дорогая!» Улыбчиво-спокойные глаза Хозяина Карнавала. Белые от напряжения костяшки пальцев, прочно стиснувших тонкое древко. Кроваво-черные брызги на снежном кружеве воротника его парадной шелковой рубашки. «Да, это мой выбор, Самуэль. Путь, который я хочу пройти до конца, яд, который будет выпит мной до последней капли.» …Все, как во сне, ее чернильно-черном видении-обманке. Блестящее антрацитом змеиное тело, извилистыми петлями-дорожками прокладывающее себе путь глубоко под кожей, жаркое, по-звериному частное дыхание Хозяина Карнавала на щеке ее, мокрой от пота и слез. Его каменно-напряженные руки, удерживающие ее на весу, впившиеся в бедра до синяков сильные худощавые пальцы. Густая, маслянисто-черная отрава, расплавленным свинцом льющаяся в ее жилы... Ее настоящее, подлинное приобщение к Карнавалу. Истинное посвящение в Семью. …Когда наслаждение, и без того болезненно сильное, стало уже совершенно невыносимым, змеино-тесные, стальные объятия-тиски вдруг неожиданно разжались. Безвольной тряпичною куклой скользнула она к ногам Хозяина Карнавала, не веря еще, что все наконец-то кончилось. -Ты счастлива, моя дорогая?- он протянул ей руку, помогая подняться.- Я очень надеюсь, что да. И Странствующий Карнавал… Взгляни на них, Клэр, взгляни на свою Семью- они тоже счастливы, они радуются вместе с тобою! Тесным полукругом замерли они у камня-алтаря, ее новая Семья, ее бесчисленные братья и сестры. Серьезно-сосредоточенные, безулыбчивые лица, бело-розовый грим, потеками плывущий под яркими лучами полуденного солнца пустыни Мохаве… -Мы счастливы, что ты с нами, сестра! Мы очень, очень счастливы… …Колючий песчаный ветер аризонских равнин, тысячью мелких иголочек впивающийся в обнаженную кожу. Янтарно-карий, усмешливый взгляд ее крестителя-колдуна. Его жаркие, захватнически жадные губы. Да, сейчас она тоже была по-настоящему счастлива- впервые сладкие и одновременно мучительно-болезненные поцелуи Хозяина Странствующего Карнавала не несли с собою ядовито-черной горечи, ведь ядом была насквозь пропитана плоть ее, и мутная чернильная кровь струилась теперь в ее венах… *** 2000 год, террариум нью-йоркского зоопарка. Она ненадолго останавливается у входа, над затянутой прочной металлической сеткою ямой, полной темных, извивающихся тел. Нетерпеливо дергает отца за рукав: -Пап, а они очень опасные? Пап, а почему они не кусают друг дружку? Па-ап! Ной устало вздыхает. Любопытство маленькой дочери порой так утомительно… -Запомни, Клэр - змеи никогда не жалят змей, - назидательно произносит он, поправляя очки на переносице,- практически… никогда.