Холод.

      Алексу не холодно. Алексу теперь вообще никогда не будет холодно. С тех пор, как пропал Бриско, все его чувства словно отключили.       Алекс стоит на возвышении, на котором когда-то говорил с мёртвым королём, а белое небо плачет снежинками горя. Они опускаются на ресницы мальчика и не тают. Алекс неподвижен, словно скала, словно вмёрзшее в дорогу колесо когда-то быстрой, а теперь застывшей, повозки. Всё в нём застыло.       Где ты, Бриско? Помнишь ли ты? Плачешь ли ты или тебя, как и меня сейчас, разрывает сухое горе? Бриско, брат мой, друг мой, половина души моей и счастье моё…       Небо высокое и холодное. Не мелькают на нём силуэты птиц, не шевелятся подпирающие небо ветки деревьев, словно оно делит скорбь мальчика своей неподвижностью. Неизбежное. Безграничное. Такое ли небо над твоей головой, Бриско?       Алекс не чувствует ничего. Изо рта вырываются облачка пара и тут же улетают вверх. Пальцы из красных стали белыми, завёрнутый в тряпку камень остыл, а Алекс стоит, словно статуя самому себе — молчаливый серый мертвец, ещё живой по чьему-то недоразумению.       По щекам катятся слёзы, смешиваются со снежинками и застывают на лице. Ресницы обледенели. Бриско, ты тоже плачешь? Чувствуешь ли ты, как я умираю каждый день без тебя? Знаешь ли ты, как серы мои дни одиночества?       Замёрзшие губы еле шевелятся, очерчивая два слога: «Брис-ко». Алекс молча служит панихиду по брату. Воешь ли ты на луну по ночам, брат мой, Бриско? Небо роняет стеклянные осколки сожаления. Алекс умирает внутри, и ни мать, ни дядя Кетиль ничем не могут ему помочь. Алекс знает — отец Бриско не найдёт, поэтому не травит себя бессмысленной надеждой, но что-то в нём отчаянно цепляется: вот приедет отец, высокий и сильный, неуклюжий, как медведь, скинет тяжёлый меховой плащ, стащит сапоги, поглядит на Алекса и, хитро и счастливо улыбнувшись, скажет: «Смотри, Алекс, угадай, кто со мной?» — а из-за спины у него, не дождавшись ответа, выглянет брат.       «Бриско-о…» — вылетает с паром, и Алекс мгновенно замолкает. Звуки словно что-то разрушают, хотя мальчик не знает, что именно. Откуда-то в нём поселяется уверенность в том, что правильнее молчать.       «Бриско-о…» — склоняются на мгновение деревья под порывом ветра.       «Бриско-о…» — возносится к небу неосознаваемая молитва.       «Бриско-о…»       Камень ледяной. Ноги Алекса промёрзли уже давно, но он этого не чувствует, не осознаёт. Он стоит, прямо и скорбно застыв, глядя туда, где стоял гроб с королём. Гроб короля, который принял его за Бриско. Снежинки падают на лицо мальчика всё реже, слёзы уже не текут по обледеневшим щекам. Сзади слышится скрип, и дядя Кетиль застывает рядом с мальчиком, лишившимся даже не своей половины — самого себя. Они стоят, молча глядя на виднеющуюся Библиотеку, запорошенную снегом, и думают каждый о своём. Потом, когда стоять от холода становится совсем тяжело, дядя Кетиль подхватывает Алекса и молча и медленно идёт домой.       — Я не хочу его терять, — шепчет мальчик, уткнувшись в меховую накидку мужчины, но дядя Кетиль не останавливается, а только крепче прижимает ребёнка к себе. — Не хочу! — вдруг выкрикивает Алекс и, рванувшись, выворачивается из рук и бежит обратно.       Брат мой, жизнь моя, свет мой, почему мы не вместе? Разве может биться в моей груди лишь половина моего сердца?..       Алекс падает на колени, добегая до возвышения, а дядя Кетиль моментально оказывается рядом, поднимает мальчика на руки и почти бегом направляется прочь, с силой прижимая ребёнка к себе. Алекс не возражает — что-то в нём перегорело.       Равнодушное белое небо снова рассыпается холодными осколками снега, заметающими их следы.       Алекс точно знает: Бриско не вернётся. Он всегда раньше чувствовал, когда брат придёт, а теперь чувствует, что он навсегда останется там, куда его увезла высокая женщина с глазами волка.       Дядя Кетиль молча печатает шагами расстояние, отдаляющее Бриско от Алекса, и мальчик чувствует настолько нестерпимую боль в груди, что со всех сил стискивает зубы, чтобы не застонать, и ещё сильнее зарывается лицом в мех шубы мужчины.       Алекс молча хоронит брата.       Небо безмолвно и скорбно.