Мемуары мошенника

      Камера работает? Да? Отлично. Тогда, пожалуй, начнем.       Я родился в 1948 году в Бронксвилл, Нью-Йорк. Мой отец Фрэнк Уильям Абигнейл был бизнесменом – держал небольшую лавку. Мать – Паула Абигнейл была домохозяйкой. Я женат, есть двое детей – дочь Софи, три года, сын – Сэммюэль, полтора месяца.       Сегодня мне предстоит рассказать вам свою историю. Всю, от начала и до конца. Итак, моё имя – Фрэнк Уильям Абигнейл-младший. И я – мошенник в отставке. ____________________________________________________________       Всё началось, когда мне исполнилось шестнадцать лет. Самой первой моей работой стало проведение занятий французского языка в роли заменяющего учителя. Мы всей семьей переехали в новый город из-за самого страшного в нашей стране преступления, совершенного отцом – неуплата налогов и сокрытие доходов. Меня перевели в другую школу. Целый месяц я играл эту роль. Мне настолько было комфортно в ней, что я забыл об осторожности и стал выставлять отметки в журнал. Только спустя время директор школы понял, что я только ученик, но никак не учитель.       Затем мои родители решили развестись. Суд установил оставить меня с отцом. Я любил своих стариков, они были для меня примером идеальной пары, и принять новость о том, что семья разваливается, оказалось слишком сложным, и я подался в бега. С тех пор я встал на преступную дорогу. Мошенничество было у меня в крови – отец грешил махинациями (не такими, конечно, масштабными, какие проворачивал я). Первое время мне было крайне тяжело: я остался один, а в кармане ни цента. Только чековая книжка, которую мне на день рождения подарил отец. Но ни один банк не хотел мне обналичивать чеки. И вот тогда я впервые сделал шаг к своему будущему детищу – мошенничеству.       Мой отец не был красавцем, но обаяния ему было не занимать. Я видел, как он часто проделывал одну штуку с кассирами в банке или других учреждениях в случае, если ему было что-то срочно нужно: он доставал из кармана какую-нибудь безделушку и говорил: «Видимо, Вы не заметили, как это слетело с Вашей шеи/руки». Затем отпускал лучшую из своих улыбок, дамы млели и делали то, что он просил. Такая его уловка стала для меня основой в дальнейшей работе. Однажды, проделав трюк с безделушкой, я расположил к себе прекрасную девушку, имя которой мне сейчас уже и не вспомнить. Но именно она рассказала мне всё о чеках: что обозначают номера, какую дорогу они проделывают, как распознают фальшивки… Словом, всё то, что мне было необходимо знать. Должен сказать, что или Бог, или родители дали мне хорошую память, скрупулезность и усидчивость. Всё это нужно для качественной подделки чека. Опираясь на рассказы кассира, я стал делать такие чеки, о каких может мечтать любой человек моей сферы деятельности: с первого взгляда отличить оригинал от подделки практически не возможно. Для раскрытия фальшивки нужно не менее чем четырнадцать-семнадцать дней. Этого времени вполне достаточно, чтобы скрыться и перевоплотиться в новый образ. В этом деле я тоже огромный мастер. Следующим этапом в моей жизни стала «работа» в крупнейшей авиакомпании Америки – Pan America. Само собой, я не с бухты-барахты попал туда. Для начала я представился репортером школьной газеты и брал интервью у главного директора этой компании. Он выдал мне столько информации, сколько было необходимо. Кроме того, этот достопочтенный господин вручил мне маленькую копию самолёта авиакомпании, на боку которого красовалась эмблема Pan America. И именно с помощью этой эмблемы я попал в компанию, став штатным сотрудником и гордо называя себя летчиком. При этом мне ловко удавалось избегать управления судном: я ссылался на незначительное содержание алкоголя в крови, из-за чего меня не пускали за штурвал.       Почему именно летчик, спросите вы? Ну хотя бы потому, что для них имеется ряд преимуществ: все расходы покрывает компания, чеки обналичивают в любом банке страны и мира на сумму до трехсот долларов (а для середины шестидесятых это огромная сумма), форму выдают бесплатно… Думаю, дальше продолжать не стоит. Во время работы в Pan America я за счёт компании налетал свыше 1.000.000 миль в более чем на 250 рейсах по 26 странам мира. Это не мало. Даже не могу сказать с ходу, на какие деньги я разорил эту компанию.       Во время одного из полетов на судне Pan America полиция едва не сцапала меня, и мне пришлось скрываться, а значит, менять образ. Так я стал врачом. Для устройства на работу я подделал диплом о высшем медицинском образовании Колумбийского университета, отметки в котором были не ниже «отлично». Само собой, меня с удовольствием приняли на работу. В медицине я ровным счетом ничего не смыслил, но, просмотрев несколько десятков фильмов о врачах, я уловил пару фраз, которыми в дальнейшем руководствовался.       Работая в клинике, у меня завязался роман с медицинской сестрой по имени Брэнда. Она была необыкновенной девушкой. И, как всем известно, все беды в мире случаются из-за женщин. Черт возьми, я любил её. Хотел жениться, бросить всю свою грязную деятельность, но этому было не суждено случиться: в день нашей помолвки в дом Брэнды нагрянул Карл, и всё полетело к чертям. Она заставила меня рассказать, кто я такой и, самое страшное, назвать настоящее имя. «Скажи мне, умоляю, назови твое настоящее имя…» – сквозь слёзы шептала она. Я видел, как ей больно. Но моя боль была в разы сильней. Эта девушка перевернула всю мою жизнь. Только ради неё я хотел стать новым человеком, пойти на работу и быть добропорядочным, честным гражданином нашей страны. Мне было понятно, что правда может разрушить всё то, что я так долго прятал, но я и так рассказал ей куда больше, чем стоило. Она видела чемоданы, до отказа набитые деньгами. И всё же любовь затмила мой рассудок, и я сказал: «Абигнейл. Моё настоящее имя Фрэнк Уильям Абигнейл-младший. Теперь ты знаешь обо мне всё, Брэнда». Затем я взял с неё обещание встретиться во чтобы то ни стало в аэропорту Майями через два дня в 10 часов до полудня. И она приехала. Вместе с копами. Моя Брэнда была подсадной уткой. Столько времени я был разным человеком, столько раз лгал без зазрения совести и ни разу ни о чем не жалел. Мне казалось, что ничего меня не может сломить, но вот сейчас… Сейчас я был раздавлен, растоптан, уничтожен. Сожжен и развеян по ветру, если вам угодно. Было ясно только одно: мне нельзя останавливаться. Очередное перевоплощение и снова бега. Мне предстояло попасть во Францию, где мы снова встретимся с Карлом. Но на этот раз он будет хорошо подготовлен, ведь он знал меня в лицо. Мне кажется, что пора рассказать немного о моем друге – Карле Хэнрэтти. Это великолепный коп. Коп, который знает дело и не даром ест свой хлеб. С моих шестнадцати лет он гонялся за мной. Но я раз за разом ускользал у него между пальцев. Однажды, во время моей «работы» в Pan America, я жил в гостинице. Карл проделал неплохую работу и вычислил моё местоположение, однако портрета не видел, и это сыграло для него злую шутку. С ним было два человека из ФБР. Их он оставил у входа, а сам стал подниматься в мой номер. И вот тогда мы встретились с ним лицом к лицу. Замешкайся я или запаникуй, он взял бы меня с поличным: в моем номере на столе располагалась печатная машинка, эмблемы тех или иных университетов, компаний, банков. Но идея в моей голове родилась с такой быстротой, что я сам удивился дальнейшим своим действиям: я представился сотрудником полиции и под предлогом изъятия вещественных доказательств, направился к выходу, прихватив с собой «орудие труда». Параллельно с этим я указал Карлу на совершенно не виновного человека. Не знаю, как Карл клюнул на эту удочку, но он бросил все свои силы и внимание на указанного мной человека. У меня было время, чтобы снова перевоплотиться и бежать. Просить себя дважды я не стал. Спустя время я уже был далеко от Карла. Ох, как же он злился на меня! Даже представить страшно. Его хотели отстранить от дела. Видано ли: великий Карл Хэнрэтти, гроза преступников по банковским махинациям, уже который год не может поймать какого-то жалкого мальчишку. Но так уж случилось, что я оказался не таким простаком, каковым кажусь с виду. Будучи во Франции, я продолжал заниматься своим ремеслом. Но впервые в жизни – подпольно. Меня объявили в розыск, и действовать приходилось осторожно. Прошло уже тридцать девять лет, многих подробностей я не помню. Помниться, что во время судебного разбирательства прокурор зачитывал обвинение и сказал, что какой-то сотрудник Pan America опознал меня, о чем незамедлительно сообщил в полицию. Французская полиция потрудилась сообщить об этом в Америку. В общем, информация о моём аресте дошла до Карла. Думаю, что он тогда ликовал, громко хлопая в ладоши и напевая Марсельезу.       Должен сказать, что Карл был добр ко мне и всячески старался убедить французов вернуть меня в Штаты. Эта идея была мне по душе и в тоже время жутко пугала. Что меня ждало там? Многие годы тюрьмы? Электрический стул? Я не мог знать ответа на этот вопрос. Ни на один из них. Меня арестовали во Франции в канун дня благодарения. И так уж случилось, что с того дня, как я стал великим мошенником всех времен и народов, у нас с Карлом сложилась небольшая традиция: я звонил ему в канун праздника и просил прекратить гнаться за мной. Буквально за пару лет до событий во Франции мы снова говорили с Хэнрэтти по телефону. «Карл, – сказал я, – ты на работе? Завтра День благодарения, все люди готовятся. Неужели твоя семья простит тебе такую выходку?» «У меня нет семьи, – ответил он, тяжело вздохнув. – Точнее, была. Я развелся три года назад. К тому же, я сейчас не в лучших отношениях с руководством. Так что… Знаешь, что я заметил? Ты всегда звонишь в канун Дня Благодарения.» «И что? Что из этого, Карл?» «Ты одинок. У тебя на хвосте копы, тебя ждет тюрьма. Нервы на пределе…» «Останови гонку, Карл! Хватит гнаться за мной, – я не дал ему закончить. – Прекрати. Охотиться. За мной.» «Нет. Нет! Этого не будет. Никогда! Но, думаю, тебе было бы интересно узнать истинную причину твоих звонков мне: ты одинок. Тебе страшно. Ты – брошен всеми. Тебе просто больше некому звонить!» Он издевался надо мной, раскусив мое душевное состояние. А я слушал его, и по коже бежали мурашки, предательский комок стоял в горле. Как же он был прав!.. Мне было действительно некому позвонить. Страх тюрьмы, конец моему делу и потеря денег – все смешалось в кучу и давило мне на плечи страшным грузом. Хотелось бы позвонить отцу, поговорить с ним, но дома никто не отвечал. На письма тоже. Где была мама, я не знал. Так что, да – единственным человеком, которому я мог звонить, был только Карл. Итак, снова вернемся к Франции. Карл добился моей экстрадиции, и вот мы уже на борту самолёта, мчащегося в Соединенные Штаты Америки. Времени было много, и мы с Карлом просто болтали. Он дал мне ознакомиться с обвинением. Потом рассказал мне то, чего бы я не хотел слышать и по сей день: мой отец умер, пока я скрывался во Франции. Поэтому мне никто не отвечал на звонки и письма. Человека, которого я хотел бы слышать или прочесть пару строк от него, был в ином, лучшем мире.       Спустя некоторое время состоялось судебное заседание, и меня приговорили к двенадцати годам тюремного заключения. Брэнду я больше никогда не видел. Да особо и не хотел. Слишком много боли принесла наша с ней любовь. Но, как известно, жизнь полна сюрпризов. _____________________________________________________________       Я отсидел четыре года, когда меня вызвали в комнату для свиданий. Каково же было моё удивление, когда я увидел там Карла. Он пришел ко мне с просьбой, которая ошарашила бы любого. «Ты мне нужен, Фрэнк. Нужен, как специалист в подделке чеков. Твоя задача сотрудничать с ФБР, и ты выйдешь отсюда уже завтра, если согласишься на эту работу». И, понятное дело, я согласился. Карл сдержал слово: на следующее утро я был за периметром тюрьмы. До конца срока я работал с Карлом. Мне никогда в голову не приходило, как много и тяжело он работал. Но чеки, которые он мне приносил на экспертизу, и рядом не стояли с теми, что делал я. Глупые ошибки приводили меня просто в ужас, временами в ярость. «Слушай, Карл, я ведь за время твоей работы самый крепкий орешек?» «Не скажу, что самый крепкий, – говорил он, – но чертовски талантливый». Потом он мне рассказывал, что многие мошенники хорошо заметали следы, подавались в бега, но были слишком суетливы и делали ошибки, за что и платились. В чем было моё везение? Думаю, его не было вовсе. Просто аккуратность, дотошность и хорошо подвешенный язык. Грубо говоря: «ловкость рук и никакого мошенничества!».       После окончания срока я вместе с Карлом ещё очень долго боролся с преступниками в сфере банковских махинаций. Затем я ушел в свой бизнес и стал получать приличные деньги. Огромное количество банкиров, знаете ли, оказывают недостаточное доверие в отношении клиентов и готовы платить любые деньги, лишь бы профессионал убедил их в честности того или иного человека. Так, год за годом, я наращивал свой капитал. Карл, к моему огромному сожалению, вышел в отставку в 1995 году. А в 1997 он умер. Это стало огромным ударом для меня и всей полиции Соединенных Штатов. Мы остались без самого талантливого, напористого и грамотного работника полиции, но что важнее всего – от нас ушел хороший человек и верный друг (а для меня он был практически семьей). Только на похоронах Карла я узнал от его сослуживцев, что он был болен раком. Мы были с ним каждый день бок о бок, перезванивались по тысячу раз. Я понимал, что он неважно себя чувствует, и предлагал помощь. Но он лишь отмахивался и говорил, что всё пройдет, когда он выйдет в отставку и станет сидеть дома. Если бы он только сказал, какая беда заглянула в его дом!.. У меня была огромная возможность вытащить его с того света, но Карл до последнего вздоха оставался самим собой: Карлом, который никогда не попросит о помощи; Карлом, который всегда добьется всего сам; Карлом, который не любит быть обязанным; Карлом, который не хочет тревожить и огорчать друзей. С того времени я потерял всякую связь с полицией и ровным счетом ничего не знал о том, что твориться в той стезе, которую занимал Хэнрэтти.       В 2005 году, на восьмую годовщину смерти Карла, я стоял у его могилы и клятвенно обещал во что бы то ни стало продолжать выявлять преступников. Я видел, что наша полиция катится в пропасть и за круглую сумму денег закрывает дела, разоряя наше государство на огромные деньги. Это огорчало меня, и я с грустью вспоминал те времена, когда мы с Карлом отправляли негодяев в тюрьму. Не отрицаю, я был одним из них. Но Хэнрэтти перевоспитал меня, наставил на правильный путь и дал понять, что заработать приличную сумму можно и будучи честным перед страной и самим собой. Я решил, что буду делать то, что должен, и то, чего хотел бы Карл (благо, что я имел на то время некоторое влияние и по моему звонку в главное управление в отношении коррумпированных полицейских принимались меры, а мошенников наказывали за их дурные дела). С ещё большим усердием я рассматривал чеки, которые приносили мне работники банков Америки и мира в целом. Я много работал. Два года подряд я плотно занимался чеками, не делая перерывов на выходные и отпуск. И только когда меня схватил сердечный приступ, я решил предоставить себе пару недель отдыха. И именно в это время в моей жизни появилась Она… __________________________________________________________________       С ней я познакомился на дне рождения одного крупного нефтяного магната, имя которого по понятной причине я не буду называть. Он и представил её мне. Я был очарован ею с первого взгляда: эта улыбка, огромные голубые глаза, каштановые волосы, мелодичный глубокий голос, терпкий запах духов и безупречный вкус не могли оставить равнодушным. Но покорило меня даже не это: она знала себе цену и держалась так, будто ни один миллиардер, присутствовавший на этом празднике золотых слитков, не сможет дать ей того, что она попросит. Уже не помню, о чем я тогда думал, но во мне проснулся молодой и смелый Фрэнк Абигнейл, каким я был много лет назад.       «Бэла! – сказал я, – Вы отлично выглядите. Разрешите угостить Вас шампанским?» «Если Вам будет угодно!» – ответила она, глядя мне прямо в глаза. От этого взгляда я остро ощутил, что она, будто рентген, считает доллары в моем кармане и, видимо, решив, что их достаточно, позволила провести себя к столику в самом дальнем углу банкетного зала.       Мы сидели и болтали обо всем на свете. Бэла рассказывала о счастливом детстве, проведенном в Англии, о своих родителях и всех тех приключениях, которые с ней случились в Штатах (должен сказать, что это первая англичанка, которая приходила в восторг от нашей страны, и мне это льстило). Затем последовал мой самый нелюбимый вопрос: «Фрэнк, расскажите мне о себе. Предполагаю, что Ваша жизнь не менее интересная, чем моя». О, это правда! И я стал рассказывать. По мере моего повествования, Бэла всё шире распахивала глаза и всё громче смеялась. И только когда на нас стали оглядываться, я набрался смелости и, положив свою руку на её ладонь, спросил: «Я кажусь Вам смешным?» К моему удивлению, она не убрала руки, а только сильнее прижалась ладонью и ответила: «Нет. Я нахожу Вас великим человеком». Эти слова решили для меня всё.       На миг, такой короткий миг, мне показалось, что сердце пропустило удар, в ушах зашумело, как при повышенном артериальном давлении. Я был сам не свой. То ли огромное количество шампанского, то ли чары и обаяние Бэлы сделали своё дело, но назад пути уже не было. «Бэла, – шепнул я, максимально близко наклонившись к ней, – давай уедем? Прямо сейчас?» И она согласилась. Уже через час мы были в двухстах километрах от Нью-Йорка, в гостинице, где для меня всегда забронирован люкс. Я не помнил себя от красоты девушки, стоящей так близко от меня. От аромата её духов замирало сердце. Она была в кремовом вечернем платье в пол, с глубоким вырезом, по самую ложбинку на спине, а спереди красовалось достаточно аппетитное декольте. Волосы распущены и украшены маленькими, в цвет платью, розочками. Я смотрел на неё и понимал, что тишина просто разрывает меня на миллиарды частей и что просто вот так стоять и смотреть на неё я не в силах. Как в замедленном кино, я делаю к ней два шага. Одну руку запускаю в волосы и ощущаю, что они мягкие и шелковые. Другая рука робко ложиться на талию. Я смотрю ей в глаза. Секунда. Она облизывает губы и опускает глаза. Ещё секунда. Я беру её лицо в ладони и накрываю её губы своими. Ещё секунда. Затаив дыхание, жду толчка в грудь или звонкой пощечины. Но она разбивает все мои страхи и, словно пробуя на вкус, отвечает на поцелуй. И в этот миг я умираю.       Я опомнился только тогда, когда мы оказались в кровати. Я смотрел на неё сверху вниз – бронзовая кожа на ощупь была мягче бархата. Грудь вздымалась с каждым разом, когда я оставлял дорожку на её шеё от скулы до ключицы. Я жаждал осыпать её поцелуями всю, с ног и до самой головы, а она и не сопротивлялась…       Спустя несколько часов безумной страсти, Бэла откинулась на спину. Такой она была ещё красивее: волосы растрепаны, на щеках румянец, глаза горят. «Фрэнк, – нарушила она тишину, – ты великолепен! Прости за нескромный вопрос, но…» «Мне пятьдесят девять, если ты об этом. Дорогая, я и впрямь на очень много лет старше тебя.» «Фрэнк, – шепнула она сонным голосом, кладя голову на моё плечо, – давай ещё немного полежим?» И я согласился. _____________________________________________________________       Когда я открыл глаза, на часах была половина двенадцатого дня. Мы проспали достаточно долго. Я как раз собирался разбудить Бэлу, но рядом с собой на кровати её не обнаружил. Обойдя весь номер, я убедился, что она ушла. Одевшись, я спустился на рецепшен и навел справки о моей спутнице. Служащие отеля сообщили, что Бэла ушла примерно три часа назад, попросив ключи от моей машины. Следовательно, она ушла раз и навсегда. Кроме того, прихватила с собой ещё мою кредитную карту с приличной суммой денег на счету. Что ж, думал я, во всяком случае, это была лучшая ночь в моей жизни.       Должен сказать, еще пару недель я думал о Бэле, пытался её отыскать. Но она оказалась таким же большим мастером перевоплощений, каким был я во времена своей бурной молодости.       Прошло несколько месяцев. Сердце моё успокоилось, мысли о девушке исчезли. Но новый день принес мне сюрприз. _____________________________________________________________       Была зима. Выпал снег. Дело шло ко Дню Благодарения. Я сидел дома у камина, пил виски и смотрел свою любимую старую комедию. В дверь позвонили. Гостей на сегодня не планировалось, а открывать кому-либо жутко не хотелось. Но сердце екнуло, и дикая мысль посетила мою голову. Не спеша, я поплелся к двери и, распахнув её, оторопел. «Здравствуй, Фрэнк. Ты, видимо, не ждал меня?» На пороге моего дома стояла Бэла. Что-то в ней изменилось. Глаза не блестели, в них не было того азарта, который горел в день нашего знакомства. «Ты впустишь меня? На улице холодно». «Конечно! Проходи. Ты сильно замерзла? Может, тебе виски или глинтвейна? Ты любишь глинтвейн?» – тараторил я, проклиная свою заторможенность. «Нет, мне ничего не нужно. Спасибо. Если только кофе без сахара. – она улыбнулась. – Фрэнк, я приехала, чтобы попросить у тебя прощения. Я повела себя как последняя шлюха.» «Прекрати, – искренне возмутился я, – не смей говорить такие вещи! Тебе покажется странным, но много лет назад я тоже был молод и делал глупости похуже.» «И всё же, прости меня, Фрэнк. Я так виновата перед тобой.» На глазах у неё стояли слёзы. «Дорогая моя, – я обнял её за плечи, – я не смею на тебя злиться. Ты – прекрасна, молода и ещё не всё понимаешь. Прости и ты меня. Мне не стоило делать того, что мы сделали. Просто… Просто ты свела меня с ума, Бэла.» Она посмотрела мне в глаза, до боли знакомо облизала губы, и мы снова попали в руки витавшей в воздухе страсти. И только когда она расстегивала последнюю пуговицу моей рубашки, я надломлено спросил: «После ты снова исчезнешь?» «Нет. Теперь – нет. Если только ты этого не пожелаешь.» Говорить ещё что-то было бессмысленно. В тот день я брал девушку снова и снова. Она не сопротивлялась, а только всё больше разжигалась. Это было удивительно. С такой любовью она льнула ко мне, что на какое-то мгновенье показалось, будто она неравнодушна ко мне. Хотя я был на сто процентов уверен, что вижу то, что хочу видеть.       Мы остановились ближе к полуночи. Бэла лежала в кровати абсолютно голая, и я мог наслаждаться видом её молодого тела. «Фрэнк, – она снова нарушила молчание, – я для тебя что-нибудь значу?» «Дорогая, – я был удивлен её вопросом, – конечно. Конечно же, значишь. Что за глупые вопросы?» «Тогда ты должен кое-что обо мне знать. Думаю, после этого ты не захочешь видеть меня. Всё дело в том, что я не честна на руку. Я – воровка. Всё то, что на мне одето, все деньги, которые я заработала, достались мне преступным путем. Даже у тебя я стащила кредитку и машину. И абсолютно не понимаю, почему ты не заявил в полицию.» «Потому что я люблю тебя, – слова так неожиданно сорвались с губ, что я сам был удивлен сказанным. – Я безумно люблю тебя, Бэла. И мне плевать на всё то, что было с тобой до меня. Много лет назад я тоже был преступником. Но сейчас все сильные мира сего обращаются ко мне за помощью и знают как абсолютно честного и законопослушного гражданина. Я хочу, чтобы ты знала: пока мы вместе – тебе не о чем беспокоится.» «О, Фрэнк! Мне было так важно это услышать…»       Я посмотрел на неё и улыбнулся. Я был счастлив в тот момент не меньше, чем сейчас. Бэла – само очарование. Она не глупа, с ней есть о чем поговорить. Только с ней я могу чувствовать себя молодым душой. Моя физическая форма более-менее в пределах нормы: я подтянут, «пивной» живот отсутствует, и все мои предыдущие пассии говорили, что не прилично в моем возрасте быть таким спортивным. Я лишь отшучивался и говорил, что это наследственное. Бэла вдохнула в меня жизнь. Одно только смущало: она не хотела бросать свой промысел. Столько раз я предлагал ей место в своей компании, но каждый раз получал категорический отказ. Как бы мне не было тяжело убедить её бросить грязное занятие, но любовь снова взяла надо мной верх, и я сдался. Через полгода свиданий Бэл переехала ко мне. А ещё через полгода случилась неприятность, к которой я был и не был готов.       «Мистер Абигнейл? Вас беспокоит начальник полиции Нью-Йорка. Вы знакомы с особой по имени Бэла Талбот?» «Да, конечно. С ней что-нибудь случилось?» «Да. Мы задержали её. Она обвиняется в краже драгоценностей у одного влиятельного господина.» «Я буду через сорок минут, и, если хотя бы одна волосинка упадет с её головы, Вы лишитесь своей работы.» «Мы не с того начинаем знакомство, мистер Абигнейл.»       Само собой, что не с того. Но это было единственным, что я смог сказать ему в ту минуту. Затем я позвонил своему адвокату, и мы отправились в участок. Когда я зашел в кабинет к начальнику полиции, то увидел Бэлу. Моё сердце сжалось: передо мной сидела девушка, измученная, напуганная и уставшая, лишенная той уверенности в движениях и разговоре, и так похожая на маленькую девочку, потерянную в большом городе. Её глаза были красными, припухшими от слёз, тушь размазана по щекам. Но, к моему счастью, никаких синяков на ней я не обнаружил. Увидев меня, лицо её исказилось в мучительной гримасе, на щеках вспыхнул румянец, и она снова расплакалась. Я подошел, обнял за плечи, говоря, что вытащу из этой передряги. Она только рыдала и шептала: «Прости меня, Фрэнк!..» Я понял, что она впутала и меня в эту историю, но мне было наплевать, лишь бы её отпустили на свободу.       Затем началось следствие. Множество раз я приезжал в участок, давал показания. Против меня завели дело, но Бэлу я всё же спас, выплатив компенсацию за украденные ею драгоценности и внеся залог. Спустя два месяца я смог договориться о том, чтобы дело против неё закрыли. Что касается меня, то дело прекратили по факту отсутствия доказательств. Словом, всё закончилось хорошо.       Я никогда не спрашивал Бэлу, почему она решила ввязать меня в это дело. Мне было неинтересно, да и просто не хотелось тревожить её душу. Однажды ночью она задала мне вопрос: «Фрэнк, у тебя ещё есть место в компании? Я бы хотела устроиться на работу.» Я ответил, что, конечно же, есть и на утро она может приступать к обязанностям.       Так, она стала работать у меня секретарем. Со своими обязанностями она справлялась на ура, и я гордился ею. Никогда мои дела не шли так хорошо: я всегда знал с кем, в котором часу у меня встреча, какая из них отменяется или переносится. Кроме того, Бэла приносила мне некоторую информацию о клиенте: кто такой, чем занимается, сколько зарабатывает и некоторые сведения о его банке. Словом, к моменту встречи я мог выстроить тактику поведения с моим клиентом, а от этого зависел успех операции.       Мы продолжали жить и работать вместе. Бэла быстро влилась в коллектив, завела пару подруг, с которыми каждый вечер пятницы отправлялась в ресторан выпить хорошего вина и поужинать. Я не ревновал и только радовался, что у неё началась новая жизнь, что кто-то, кроме меня, относится к ней хорошо. Однако сегодня был необычный вечер…       Обычно Бэла возвращалась не позже 10 часов вечера, однако сейчас перевалило далеко за полночь. На звонки она не отвечала, а в ресторане сказали, что она уехала из заведения в обычное время, то есть около половины десятого. Где она была сейчас? Всё ли с ней хорошо? Я позвонил одной из её подруг, Молли Халливан, и спросил, не с ней ли Бэла. Та сказала буквально то же самое, что и в ресторане. Итак, оставалось самое сложное – ждать. Часы пробили три часа ночи. Дверь дома открылась, и в коридор с шумом ввалилась Бэла. Вид у неё был ужасающий: платье выпачкано, каблук любимых туфель вырван, ремешок сумки порван, а прическа пришла в негодность и была похожа на птичье гнездо. Бэла еле держалась на ногах. «Фрэнк, милый, я дома! – заплетающимся языком пролепетала она. – Прости, мы засиделись с девчонками.» «Ничего, дорогая, – я помог ей разуться. – Рад, что вы хорошо отдохнули. Сделать тебе кофе?» «О, Фрэнк, ты просто чудо!..» Она сидела на полу у камина и пила кофе. Глаза её слипались, но ей хотелось поговорить. Я расположился рядом на диване. Бэла положила голову мне на колени и заговорила. «Фрэнк, дорогой, мне нужно тебе признаться. Столько времени я жила в страхе, меня мучила совесть, хотелось объясниться, снять с себя груз вины… Но я не верующая и пойти в церковь не могла. А рассказать тебе было очень тяжело и практически не возможно.» «Но сейчас ты готова снять груз со своей души?» «Более чем, Фрэнк. Более чем, – она сделала глоток кофе, вдохнула и продолжила. – Помнишь тот день, когда меня арестовали за кражу бриллиантов? Тогда я тебя подставила. Я уверена, что ты задавался вопросом, для чего мне было это нужно. Если ты не будешь против, я не стану вдаваться в подробности. Просто скажу, что мне стало страшно. Впервые в жизни. Украсть эти бриллианты у простака Билли Стоуна было просто. Даже не так – это было привычным делом. Я могла стащить великолепные, дорогущие вещи из музея с лазерной системой охраны. Но мой мозг был ослаблен, ведь я была так влюблена в тебя!.. И я совершила ошибку. Прежде всего, я слишком поторопилась реализовать бриллианты, во-вторых, действуя в спешке, мои отпечатки пальцев были везде, на каждом дюйме мебели, к которой я прикасалась. Собственно, я одурачила сама себя. Никогда раньше я не заключала сделок с клиентами в телефонном режиме. Мы созванивались, встречались где-то на развалинах и только после того, как я видела клиента в лицо, принимала решение – браться за дело или нет. Но в этот раз всё было по-другому: мне позвонил человек, представился владельцем одного крупного концерна в Японии по имени Джейкоб Стивенс и предложил выгодное дело. Он сказал, что коллекционирует разные драгоценности, и ему не хватает одного набора – бриллиантового колье, кольца из белого золота с камнем в три карата и сережек, которые были у вышеупомянутого Билли. На мой вопрос, почему бы ему просто их у него не купить, клиент ответил, что предлагал Стоуну за них крупную сумму, но тот послал его куда подальше. Клиент предложил мне 5 млн. баксов за это дело и сказал, что даст половину сразу, а вторую часть – после того, как дело будет сделано. И я согласилась.       Фрэнк, милый, на тот момент я не думала, что у нас с тобой всё будет так серьезно. Да, я жила у тебя, любила и люблю всем сердцем и безмерно счастлива с тобой, но не могла быть до конца уверенной, что через какое-то время не наскучу тебе и не останусь за бортом. К тому же, воровство было для меня как воздух. Я чертовски хороша в этом. Ты же знаешь… Словом, первую часть гонорара я получила, как и договаривались, сразу: они лежали в конверте по адресу, по которому я прописана. В тот же день я отправилась к Билли. Наплела ему всякой ерунды, и забрала драгоценности под звуки венского вальса.       Но не успела я доехать домой, как заметила хвост за машиной. Меня преследовали копы. Стало страшно. Очень страшно. И я решилась на самый ужасный поступок в своей жизни – подставить любимого человека ради собственной свободы. Когда меня арестовали и привели на допрос, я сказала, что действительно стащила бриллианты, но автором этой идеи был ты. Я наплела копам о том, что ты вымогал у Стоуна деньги, которые лежали у меня дома в почтовом ящике. Я видела по глазам начальника полиции, что он не очень-то верит мне, но всё же огонь сомнения загорелся в его глазах. На вопрос: «Для чего это было нужно мистеру Абигнейлу?» я ответила, что мы любовники, ты сошел с ума от любви, и я, отвечая взаимностью, решила сделать это для тебя. А на утро приехал ты с адвокатом.       На очередном допросе коп мне сказал, что мой клиент Джейкоб Стивенс и Билли Стоун – одно и тоже лицо. Билли просто хотел затащить меня в койку, но я оказалась быстрой девочкой, которая уходит не прощаясь. Стоун был взбешен, что я отдала всю свою любовь тебе. Хотя в вечер нашего знакомства он там тоже был и даже старался за мной ухаживать. Кроме того, его драгоценности были застрахованы на крупную сумму, и в случае их кражи страховая компания выплатила бы четверть стоимости этих безделушек.       После такой своей выходки я была практически уверена, что ты вышвырнешь меня, как мешок с мусором, ведь из-за меня пострадала твоя репутация, которую ты с таким трудом восстанавливал много-много лет. Как же я была удивлена и в то же время сломана твоим поступком, когда ты вытащил меня из передряги и всячески оказывал помощь. Именно тогда, когда ты сказал, что дело против меня прекращено, я поняла, кто я, что я и сколько на самом деле стою. На самом деле я оказалась обычной шлюхой с душой демона, которая не стоит абсолютно ничего и ни капельки не достойна быть рядом с тобой. Первым моим побуждением было сбежать от тебя, так далеко, чтоб ты никогда не смог меня найти. Но при этой мысли на меня навалилась такая усталость, и я сама себя спросила: Бэла Талбот, сколько можно убегать? От проблем, от боли, от самой себя, в конце концов? И я решила остаться, начать новую жизнь, открыть для себя новую профессию и приложить столько усилий, сколько будет нужно, чтобы ты мной гордился.» «Так ты поэтому решилась устроиться ко мне на работу? Чтобы я тобой гордился?» Она подняла на меня свои огромные глаза, полные слёз, и ответила «Да».       Я смотрел на неё и не мог понять, что твориться в её голове? Стало ли ей легче? Может, только хуже от того, что рассказала? Больше всего на свете я желал ей добра и в настоящую минуту хотел, чтоб душа её не болела. «Бэл, родная, как ты?» «Плохо, Фрэнк. Очень плохо. Болит голова и жутко тошнит. Не следовало мне так много пить.» «О, да! – я не смог сдержать улыбки. – Что насчет того, что ты рассказала? Тебе хоть немного стало легче?» «Конечно. Ты не представляешь, как я мучилась. Мне так жаль, дорогой, что я тогда тебя подвела. Мне так жаль!..» – шепнула она и дала волю слезам. Она рыдала у меня на коленях так долго, пока всхлипы не стали тише, а затем и вовсе прекратились. А спустя ещё минуту её дыхание стало ровным – Бэла уснула.       Весь следующий день мы провели дома. Бэле нездоровилось – алкоголь давал о себе знать. Выпивая очередную чашку крепкого черного чая, она мне поклялась, что никогда больше так крепко выпивать не будет. Я в ответ лишь улыбнулся, вспомнив себя молодого. ____________________________________________________________________       Я проснулся от того, что услышал шум в ванной. Там была Бэла, набирала воду в ванную. Но ко всему прочему добавлялся ещё какой-то звук. Сначала я не мог понять, что там такое происходит. Постучав в дверь, я спросил: «Бэл, с тобой всё хорошо?» «Да, дорогой, всё в порядке!» Голос её был бодр и свидетельствовал о том, что мне просто показалось что-то странное.       Я уже опаздывал на работу, поэтому Бэлу пришлось поторопить. Она была бледна, но уже одета и накрашена. «С тобой точно всё хорошо?» «Да, Фрэнк, всё правда хорошо. Просто голова немного болит. Наверное, изменится погода.» Её улыбка была такой же обворожительной, что и в первый день нашего знакомства. Взяв женщину под руку, мы пошли к машине. Через сорок минут езды мы уже были на работе.       Должен отметить, что Бэла была сегодня очень рассеяна: забывала перенести встречу, не вовремя приносила документы и практически засыпала. Я решил, что она заболела, и отправил домой. «Кто же будет тебе помогать? Я нужна тебе тут!» – возмутилась она, но я видел, что моё предложение ей по вкусу. «Я возьму Молли в помощники. А ты езжай домой и постарайся поспать. Ты нужна мне здоровой».       День выдался тяжелым: было много встреч, переговоров, бумаг и всей прочей бизнес-волокиты. Молли, конечно, справлялась на все 200% и давала мне хотя бы десять минут передохнуть от людей, но даже этого времени мне не хватало, чтоб позвонить домой и узнать, как здоровье Бэлы. И вот в конце дня, ближе к восьми вечера, я смог выкроить время и поинтересоваться самочувствием любимой женщины. «Бэл, дорогая, как ты? Тебе немного лучше?» «Да, Фрэнк, со мной всё хорошо. Мне намного лучше. Как там на работе? Ты ещё долго будешь в офисе?» «Думал задержаться ещё на час-полтора, а что такое?» «Нам нужно серьезно поговорить». «Ну, тогда я скоро буду». «Спасибо, Фрэнк. Я жду». ____________________________________________________________________       Я не мог поверить в то, что мне сказала Бэла. Я глядел на неё во все глаза, а она в ответ только лучезарно улыбалась. Мне с трудом верилось в то, что такое могло произойти со мной, ведь мне недавно исполнилось шестьдесят два и моя жизнь шла к закату. Но теперь она, моя жизнь, наполнилась новым смыслом, чистым и ярким светом, от которого хотелось жить. От которого года, указанные в паспорте, уменьшались втрое, и я снова становился двадцатилетним Фрэнком Абигнейлом.       «Бэла, ты уверена? На все сто процентов?» «Фрэнк, – она села ко мне на колени, – я правда беременна. И уверена в этом не то, что на сто процентов, а на все миллион! Думаю, у нас будет мальчик». «Нет, дорогая, первая будет девочка, а уж потом – мальчик!». Я никогда не был таким счастливым. Мне стоило дожить до пятидесяти девяти лет, чтоб встретить любовь всей своей жизни, и до шестидесяти с хвостиком, чтобы впервые стать отцом. Но горечь всему этому счастью придавала мысль, что я не смогу увидеть внуков, ведь настолько долго мне жить не суждено. Но я успею посмотреть, как взрослеют дети, и это есть счастье. Я вспомнил Карла, который был так мне нужен сейчас! Он бы искренне за меня порадовался и дал бы дельный совет по воспитанию детей. Но его не было уже очень давно, и следовало справляться самому.       Бэла говорила, что я отлично справляюсь с ролью отца и даже немного помолодел внешне. Приходилось больше работать, но я старался появляться дома как можно раньше и больше баловать жену. Да-да, жену, ведь мы поженились через две недели после того, как Бэл сказала, что беременна. Спустя семь месяцев на свет появилась наша дочь, которая была названа в честь бабушки Бэлы – Софи. Софи Абигнейл… Звучит, правда? А через три года появился наш второй ребенок – Сэммюэль.       Думаю, на этом мои мемуары стоит закончить. Ведь я старался как можно точнее и лаконичнее передать свои жизненные приключения.       Моя жизнь, жизнь Фрэнка Уильяма Абигнейла-младшего, просто восхитительна. Я проделал большой путь от простого мальчишки до великого мошенника, а от него до знатного, занимающего 28 место в Форбс, бизнесмена, который смог свернуть с тропы, которая вела в тюрьму. Считаю, что лишний раз стоит напомнить об огромной помощи великолепного полицейского, отличного человека и бесценного друга – Карла Хэнретти, который увидел во мне достойного человека и дал путевку в жизнь. Я сумел помочь свернуть с такой же дороги великолепной, талантливой, красивой и умной женщине – Бэле Талбот, которую я имею честь называть женой.       Я уверен, что мы сможем дать нашим детям того, чего сами в детстве не имели, и оградим их от всего плохого, что могло с ними бы случиться. И уж точно не дадим стать им преступниками.       Спасибо за внимание. Ваш, Ф.У. Абигнейл.