Invasions

После всего, что случилось, он вернулся сюда вновь. Обратно к двери в кабинет Мадлена на фабрике в Монтрей-сюр-Мер. Нет – Жавер мысленно поправляет себя – не было никакого Мадлена. Мадлен не существует. И тем не менее он не может заставить себя сказать, что это кабинет номера 24601. Это немыслимо, что каторжник, нарушивший условно-досрочное освобождение, мог стать уважаемым всеми мэром. Даже после всего, что произошло: признания Вальжана ради спасения старика, схватки между ними, а затем преследования и неудачной попытки схватить Вальжана с девчонкой, - он все еще не может сопоставить две эти личности в одном человеке. Они кажутся полными противоположностями. Жавер с точностью может представить оба образа: грубый преступник, закованный в цепи каторжника, и добрый пожилой мэр. Как сильно бы он ни старался, он не может объединить изображения, чтобы понять, как действительно выглядит Вальжан. На самом деле, Жавер видел другого Вальжана, когда тот был с дочкой Фантины, отстававшей за ним; это был лишь проблеск, поскольку было темно, и Жавер гнался за ним верхом. В погоне все увиденное казалось лишь расплывчатыми пятнами, но Жавер увидел на лице Вальжана непреклонную решимость, словно мать защищает свое родное дитя, и этого инспектор никогда бы не смог представить у мэра или заключенного. Жавер задается вопросом, есть ли у Вальжана в запасе еще дюжина различных масок, которыми он сможет прикрывать свою истинную личность. Но это кажется нелепым, и Жавер отвергает эту мысль, сжимая ручку двери, и заходит в комнату. Все вещи по-прежнему на своих местах, кресло, деревянный стол со стопкой бумаг, сложенных на нем, которая, кажется, никогда не уменьшается независимо от того, как усердно мэр работает с документами каждый день. Сквозь окно, выходящее на улицы Монтрей-сюр-Мера, проникают солнечные лучи, наполняя комнату мягким светом. Стоя в этом офисе, кажется, что ничего не произошло, и в любую секунду сюда зайдет мэр и, как обычно, скажет ему своим мягким голосом: «Доброе утро, инспектор». Жавер смотрит на закрытую дверь и понимает, что хочет, чтобы все действительно так и было. Он хочет, чтобы все это оказалось лишь сном, и Мадлен не был Вальжаном. Они продолжат работать на своих местах, мэр и инспектор, делая все возможное, чтобы сделать этот небольшой город процветающим. Этого не может быть, - говорит себе Жавер, отрывая взгляд от двери, и вновь обращает свое внимание на стол, чтобы исследовать его содержимое. Человек никогда не может измениться – вор не может стать мэром, не на долгое время. В столе обнаруживается ящик, и Жавер протягивает руку, чтобы открыть его. Он здесь в поисках доказательств, говорит себе инспектор, хотя понимает, что еще до приезда он не собирался обнаружить здесь что-либо, относящееся к делу. Ему это уже не нужно, не сейчас, когда Вальжан лично поехал в Аррас и объявил судьям, что он – настоящий Жан Вальжан, заключенный номер 24601. Тогда для чего он здесь? Жавер не может ответить. Внутри ящика обнаруживается еще одна стопка бумаг. При ближайшем рассмотрении Жавер узнает свой доклад, который он представлял Вальжану. Инспектор не сдерживает вздоха. Это не имеет смысла, он должен вернуться в полицейский участок и вернуться к работе, а не стоять здесь и рыться в вещах Вальжана. Неужели это то, что он хотел найти? Что-то в ящике бросается ему в глаза. Там, выглядывая из-за стопки бумаг, виднеется угол книги с коричневой обложкой. Он откапывает ее и тщательно рассматривает. Размером она всего лишь с ладонь Жавера, не очень толстая, в кожаной обложке. Она хорошо сохранилась, но имеет явные признаки того, что ею часто пользовались. Пролистав ее, Жавер обнаруживает в ней записи Вальжана, написанные от руки. Книга не исписана полностью: около половины книги пустует. Жавер никогда не позволял кому-либо вторгаться в его личную жизнь и старался не вторгаться в личную жизнь других. Он повторяет себе, что Вальжан каторжник, заключенный, а заключенный не имеет право на неприкосновенность личной жизни. Тем не менее, он испытывает некоторое чувство вины, когда открывает случайную страницу. Инспектор чувствует себя ребенком, пытающимся стащить кусок хлеба с обеденного стола без разрешения матери. Он начинает читать. «…Безусловно, сегодня самый холодный день в этом году, хотя снега еще нет…» Жаверу приходиться щуриться, чтобы разобрать почерк Вальжана. «…Я думаю о предоставлении рабочим нескольких выходных, если погода станет холоднее. Некоторые женщины сказали, что из-за холода их пальцы коченеют, и они не могут продевать нить через бусины. Направляясь домой, столкнулся с Жавером, который патрулировал улицы…» Жавер невольно вздрагивает, когда видит собственное имя. «…Как ему удается переносить эти ледяные ветры в течение всей ночи, расхаживая по улицам, я не представляю. У него даже нет шарфа! Удалось уговорить его, чтобы он сопроводил меня, а затем сам бы пошел домой. Он сказал мне, что у него нет необходимости в шарфе, хотя я подозреваю, что он просто не может позволить себе его. Обидится ли он, если я подарю ему один? Может, в качестве благодарности за то, что он поддерживает порядок в городе?..» Жавер хмурится от идеи Вальжана подарить ему шарф. Он помнит эту ночь: Вальжан настаивал на том, чтобы они вместе пошли домой, ведь оба их дома расположены в одной части города, а затем настойчиво выяснял, достаточно ли у Жавера одежды, чтобы перенести жестокий холод зимы. Жавер пытался убедить его, что он может выжить и со своими пальто и перчатками, но он не удивлен тем, что Вальжан понял истинную причину. Хорошо известно, что у полицейских такое же низкое жалование, как и их популярность. Однако Вальжан так и не подарил ему шарф, как он написал. Вероятно, к тому времени, как выпал снег, Вальжан забыл про этого из-за болезни той шлюхи и своего признания в суде. Жавер переворачивает страницу. «…Доклад Жавера длился более часа. Интересно, знает ли он, что бесполезно говорить мне, что он сделал и то, что следует сделать. Я не в силах помочь ему в любом случае. Не могу представить себе, как бы он выглядел, если бы я сказал ему, что меня никогда не интересовало то, о чем говорит. Нужно только кивать, когда он делает паузы…» После прочтения этого у Жавера дергается глаз. «…и одобрять все его планы о том, как понизить уровень преступности. Должен признать, что я не испытываю какие-либо неудобства, когда просто сижу и слушаю его голос. Это довольно приятно для слуха, в отличие от высоких писков женщин на заводе, вечно жалующихся обо всем…» Как смешно, - думает Жавер. В то время как Вальжан в образе Мадлена вечно носил любезную улыбку и выслушивал всех независимо от того, что они говорили, он не был полностью лишен личного мнения о других. Конечно, он был слишком вежлив, чтобы выразить его где-либо, кроме своего дневника, и поэтому приятно осознать, что он не был таким уж святым и благочестивым. Жавер несколько раздражен тем фактом, что Вальжан не уделял внимания его отчетам – господи, он потратил столько сил, составляя их! – и он не может понять, как Вальжан мог счесть его речь приятной. Он знает, что у него низкий и грубый голос, но ведь люди должны обращать внимание на то, что он говорит, а не оценивать его. Страницы слипаются, и он облизывает кончик пальца, чтобы перевернуть их. «…В доках состоялся небольшой разговор с одной из прекрасных дам после того, как я дал ей несколько франков на хлеб. Она сказала, что заметила, как я обычно задерживаюсь в присутствии Жавера, всегда пытаюсь найти какой-либо вопрос или тему для спора…» Жавер сдвинул брови. «…а затем подмигнула и спросила меня, стоит ли инспектор всех этих хлопот. Конечно, я прогнал ее, но эти слова заставили меня задуматься. Безусловно, это чувство…» Жавер чувствует, как краснеет его лицо. «…между мной и Жавером не может быть любовью. К тому же могу ли я быть уверен, что он не узнает меня, ведь он все еще Жавер. Разве вор не должен бояться инспектора, а каторжник держать зла на надзирателя?..» Жавер уставился на страницы дневника. Кажется, его разум был не в состоянии обрабатывать полученную информацию. Замерев, он просто сидел там, в старом кресле Вальжана. Все это время, что он был инспектором Монтрей-сюр-Мера, он не замечал влечения Вальжана к себе. Хотя он действительно несколько раз приглашал Жавера к себе на ужин, но тот ни разу не согласился, поскольку не хотел омрачать дом мэра своим присутствием. Да и на улицах он натыкался на мэра слишком много раз для того, чтобы это было абсолютно случайно. Неужели Вальжан намеренно делал это, чтобы у него было больше шансов идти бок о бок с инспектором, разговаривая о городе, людях, их работе и фабрике? Он задается вопросом, что бы чувствовал к нему Вальжан, когда понял, что Жавер узнал его. Он листает дневник до последней исписанной страницы. На ней находится огромное пятно от чернил. Возможно, Вальжан случайно опрокинул их, - думает инспектор. Под слоем чернил он видит свое имя, написанное печатными буквами. Жавер переворачивает страницу, но на ней ничего нет. Инспектор осторожно кладет дневник во внутренний карман своей шинели. Он клянется, что найдет Вальжана и посадит за решетку, но ему кажется, что пройдет еще много времени до того, как они встретятся вновь. - Что ты читаешь? – голос Вальжана раздается прямо над ухом Жавера, напугав его. - Ты, наконец-то, нашел радость в чтении книг? Жавер сидит на кровати, скрестив ноги. - Я стараюсь изо всех сил избегать чтения, когда у меня нет необходимости в этом, поэтому нет, - отвечает Жавер. - Я давно хотел спросить тебя об этом, - он показывает кожаную обложку книги, которую он только что читал. Вальжан садится рядом с ним, его длинные ноги свисают с кровати. Прошло три с месяца с момента отставки Жавера из полиции. Он передал в письме, что ночью баррикада пала, а затем Жавер оставил Вальжана и ушел. Бесцельно блуждая по улицам, он обнаружил себя стоящим у парапета Сены. Глядя вниз на мутную воду, Жавер не сомневался, что в тот момент у него появилось желание броситься вниз с моста и больше никогда ни о чем не думать. Но затем он вспомнил про дневник Вальжана и вопрос, на который он так и не получил ответа. Вальжан все еще ожидал его на пороге; он увидел, в каком потрепанном состоянии находился Жавер, впустил его в дом и отвел в спальню, где колени инспектора подкосились, и он рухнул без сил. Как они пришли к этому, Жавер не мог ответить. Он даже не знает, как описать их отношения. Это нечто большее, чем просто очень хорошая дружба, но недостаточное для того, чтобы быть парой. - Неужели это… - Вальжан хмурится, глядя на книгу. Он берет ее из рук Жавера и рассматривает. - Да… - отвечает инспектор. Он забирает ее обратно и пролистывает до страницы, где брызги чернил закрывают его имя. - Господи, я и забыл про этот дневник. Как ты его нашел? - Это неважно. Почему здесь написано мое имя? Ты написал это до того, как раскрыл себя? Вальжан внимательно смотрит на страницу. - Ты что, читал все, что здесь написано? – спросил он, улыбнувшись. - Я мог… - ответил Жавер, склонив голову. – Не меняй тему. Вальжан молчит некоторое время. - Я был в смятении в то время. Я не знал, должен ли я раскрывать себя. Я был обязан спасти Шанматье, но все же там была моя фабрика, мой город. Если бы меня отправили в тюрьму, семьи рабочих стали бы голодать. Я все время спрашивал себя, разве Бог не хотел бы, чтобы я оставался мэром и занимался процветанием города? Я мог бы многого достичь, спасти столько жизней бедняков. Разве моя жизнь не могла бы пойти на служение Ему, если бы я оставался Мадленом весь остаток своей жизни, а не гнил в Тулоне? Краем глаза Жавер смотрит на Вальжана. Опустив голову, тот глядит на свои руки, слегка улыбаясь, и пересчитывает на пальцах каждый момент своего шумного прошлого, каждое свое жизненное испытание. - Я был в растерянности, усталый и измотанный. Я молился всю ночь, но Бог так и не ответил мне. Поэтому я решил сделать запись в своем дневнике, как я делал каждую ночь, пытаясь лгать самому себе, что не произошло ничего неправильного. Конечно, это не помогло, - Вальжан усмехнулся. - Я действительно не помню, как пролил чернила, ведь тогда я делал все бессознательно. Тогда я думал о тебе, как и на протяжении всего времени, что я вел этот дневник. Я задался вопросом, что ты будешь чувствовать, когда я раскрою себя. И это озадачило меня… я думал… это будет эгоистично, ведь если я раскрою свою личность и сбегу, ты будешь преследовать меня всю свою жизнь, постоянно пытаясь найти меня. И я подумал, возможно, между нами были более близкие отношения, чем между мэром и инспектором? Вальжан поднимает взгляд и видит, как Жавер с недоверием смотрит на него. Он хмурится. - Я знаю, что это глупо, знаю. Но, если бы ты прочитал его, ты бы узнал, что я… восхищался тобой все это время. Видимо, это была эгоистичная и ничуть не благородная причина, по которой я наконец принял свое решение. Жавер изо всех сил старается игнорировать это приятное чувство, которое возникло после слов Вальжана, и медленно спрашивает: - Полагаю, ты не такой благородный, каким кажешься, не так ли? Вальжан смеется. - Думаю, что нет.