Greenie

Смотрю на тебя. Наверное, слишком долго. Оно и неудивительно: в Лабиринт еще никогда не присылали девчонок. Кроме меня, наверно. Я первая. И последняя, как думало большинство Глэйдеров. Что ж, они ошибались. И я тоже, что несколько прискорбно. Ты другая. Не такая, как я. И дело не в любопытстве, с которым ты осматривала стены Лабиринта так, что я уже думала, не придется ли мне позже искать тебя за его пределами. И не в улыбке, которой ты одаривала каждого встречного, который подходил с тобой познакомиться. Дело даже не в страхе, хотя, он и не удивителен, ибо по прибыванию в Лабиринт мы все напоминали скорее запуганных потерянных волчат, чем каких-нибудь смелых воинов. Дело в тебе. И это важней всего. Дело в твоих глазах — напоминающие темный шоколад, они скорее привлекают, чем отталкивают чей-то случайно брошенный взгляд. В твоем слишком спортивном теле — сразу видно, что для готовки кулинарных шедевров ты определенно не создана. В твоей уверенности — ты напугана, но внутри тебя твердый стержень. Мне его пришлось взращивать в себе годами, пережив при этом не самые лучшие деньки в Лабиринте, пришлось учиться выдержке и воле, пришлось проверять себя на прочность, повышая уровень риска каждый чертов раз. Глядя на тебя и не скажешь, что ты способна на нечто подобное. И все же… Ты необычная, другая. Ты здесь определенно не зря. И в этом я точно уверена. — Что это, Нью? — Ты смотришь на странную жидкость, булькающую в грязной бутылке. Я хочу засмеяться, но сдерживаюсь, потому что как-то боюсь тебя задеть. Даже странно. — Не знаю, — честно признаюсь я. Наверно, стоит умолчать о том, что как только я прибыла в Глэйд, мне тут же всучили это пойло. Не знаю, чего добивались парни, но у них в любом случае ничего не вышло. Данный «вид алкоголя» на меня никак не подействовал, вызвав лишь неприятную головную боль и тошноту. Только ты отпиваешь из бутылки, как тут же с отвращением выплевываешь все обратно. Тут уж я не выдерживаю и смеюсь, потому что твое лицо в этот момент поистине бесценно. Шанк — и этим все сказано! — Фу, ну и гадость! — восклицаешь ты, вручая мне вышеупомянутую «мерзость». Дабы тебя поразить, я с полным безразличием приникаю к горлышку бутылки и делаю самый большой глоток, на который только способна. Ты неотрывно следишь за мной, словно я — волшебник, который показывает удивительные фокусы с исчезновением какой-нибудь безделушки: сколько бы ты ни всматривался, а секрет так и не разгадаешь. Вот и тут почти то же самое. — И как тебе не противно? — удивленно спрашиваешь ты. А я не знаю. — Привыкла, — пожимаю я плечами. А потом снова смотрю на тебя, словно от этой гадости что-то в твоей внешности изменится. И замечаю. Твои шоколадные глаза, темные короткие волосы, веснушки, которые при тусклом свете костра так сложно разглядеть. Я другая. У меня волосы светлые и намного длиннее, чем твои, глаза скорее голубые, чем серые или зеленые, взгляд потухший, в котором не сыщешь и намека на надежду, в отличие от твоих. Я другая, и это сразу заметно, это напрягает, но ничего не поделаешь. Хотя можно пытаться поверить, что все дело всего лишь в освещении. Мы сидим у костра — твоя первая ночь в Глэйде должна быть поистине незабываемой, и я рассказываю о том, как все устроено, как кого зовут, и все остальное, что обычно втюхиваю новичкам. За нашим, так сказать, лежбищем, в виде огромного старого бревна, на который мы облокотились, и который и является небольшой преградой от парней, во всю празднующих твое прибытие в Глэйд, ведется веселая попойка. Внезапно ты прерываешь меня именно в тот момент, когда я завожу разговор о Кураторе бегунов, который даже не замечает твоего брошенного в его сторону взгляда, и спрашиваешь: — Как его зовут? Я смотрю туда же, куда и ты, и мне становится искренне жаль парня, потому как он даже не подозревает о том, что мы за ним так бесстыдно подсматриваем. — Это Минхо. И, как ты видишь, он просто насилует эту бедную кашу. Я указываю пальцем на тарелку в руках азиата, а ты словно и не замечаешь, как он ест — к слову, совсем непривлекательно — а только произносишь слегка мечтательным тоном: — А он симпатичный. — Ага, — чисто по инерции отвечаю я, пока до меня не доходит в полной мере смысл твоих слов. А потом мой почти вскрик на всю округу: — Прости, что?! Ты пожимаешь плечами, словно это все вообще не имеет значения. Надо же, ты смущена? — А что, разве нет? — слегка покраснев, спрашиваешь ты. А я не знаю, что ответить. Отпиваю еще из бутылки и еще, словно это поможет мне опьянеть. Надо же! За все время в Глэйде я даже не обратила внимания на «привлекательность» тамошних парней. У меня были дела поважнее, чем глупые любовные романы. Например, земледелие. Карты, лабиринт, новенькие, которых нужно было научить здешним законам и порядкам. Я никогда не обращала внимания на то, что эти люди, в общем-то, противоположного пола, и что они, кроме всего прочего, обладают вполне неплохими внешними данными. Стоило мне попасть в Лабиринт — я точно и понятно обозначила свое личное пространство, так что ни один из парней даже не пытался делать какие-то шаги на пути к моему неприступному сердцу. А может и пытался — я никогда особо не обращала на это внимания. Но что же изменилось сейчас? — Ты чего, не пей столько этой дряни! — Отбираешь у меня полупустой бутыль и бросаешь куда-то в траву. Ответ один. Всего две буквы. Настолько простой, что хочется смеяться: ты. В голове странное помутнение, мысли кажутся легкими и воздушными, а окружающее мягко плывет перед глазами. — Ты… ты в порядке? — Икаешь, когда я легко толкаю тебя на землю, подминая под себя. — Согласись, что я намного лучше, чем этот Минхо, — шепчу я, прикусывая мочку твоего уха. Ты выдыхаешь, наверное, слишком громко. Но кому сейчас какое дело до громкости нашего дыхания? — Нью, что ты делаешь? — Пытаешься оттолкнуть меня, но у тебя не получается. А я просто не знаю, что на меня нашло. Можно все списать на алкоголь, но я же знаю: дело вовсе не в нем. Дело в тебе. И это важней всего. Я целую тебя. Пытаюсь быть нежной, но ничего не выходит. Я почти ненасытна, словно за время в Глэйде взрастила в себе невыносимый голод. И только ты можешь его утолить. Пальцами пробираюсь тебе под одежду и ласкаю податливое тело. Ты уже не отталкиваешь меня, а наоборот, словно притягиваешь ближе. Отвечаешь на поцелуй, сначала слегка неуверенно, а потом, словно заражаясь моей ненасытностью, начинаешь кусать мои губы, стонать мне в рот, и от этого просто сносит крышу. Просто. Мать его. Сносит. Гребанную. Крышу. Мы отвлекаемся лишь на секунду — чтобы глотнуть воздуха, а потом ты вдруг говоришь, тихо, словно собираешься признаться в какой-то великой тайне. Я ожидаю услышать твою злость. Или удивление. Или еще что-нибудь. А ты тихо говоришь: — Нью, я вспомнила свое имя. Я удивленно смотрю на тебя, не веря своим ушам. От этого даже «продолжение банкета» уходит на второй план. — Что? — Томи. Меня зовут Томи, — радостно шепчешь ты, ожидая моей реакции. И тут мои губы расплываются в мягкой и счастливой улыбке. — Томи, — тихо повторяю я так, чтобы только ты могла меня услышать. Наши небеса осыпаются прямо у нас на глазах. Но что-то подсказывает мне, что это начало новой истории. Новой жизни. Только нашей. И никак иначе.