Яблочный аромат детства

      Топот ног, ужас, застрявший где-то в горле тугим комом и кровь, стучащая в ушах. Бежать, нестись сломя голову, куда угодно, только бы не оставаться здесь, бежать, не оглядываясь и стараясь не споткнуться на скользком после дождя майском разнотравье. Маковый дурман, лекарственный запах ромашки и окутавший поле покрывалом аромат сырости и дождевых капель. Вдруг захотелось набрать в лёгкие побольше воздуха и рассмеяться. Нет, не рассмеяться. Разразиться таким громогласным хохотом, что бы стёкла в домишках с покосившимися заборами и прохудившимися крышами дрожали от этого заливистого и задорного смеха. И рядом бежит на всех порах такой же братец-шалопай, карманы брюк оттягивают наливные яблочки из сада соседки тёти Маши, вихры на голове растрепались и колышутся на ветру, а ноги нещадно горят от стеблей крапивы, которыми их рьяно отхлестали, крича вслед что-то о «наглой молодёжи» и «бесстыжей шпане» Ну, а что… всё прям как в детстве! не важно, что они бегут с заседания, а назавтра назначен ещё один саммит. Неважно, что все документы остались валяться где-то под вишней, рядом с обувью. И уж точно не важно, если их увидят коллеги-страны и что-то там себе подумают. Главное, это слёзы, выступившие на глаза от смеха, шило в одном месте и невообразимое ощущение радости и какого-то детского восторга, когда летишь сквозь поле, вперёд, к вашей древней избушке, сидя в которой не одно поколение ребятни лопало кислые-кислые зелёные яблочки, морщась от того, что сводит челюсти. А знаете, дверь всё так же бесшумно открывается, сколько бы сотен лет не прошло!       Прохладно идти по хлипким древним ступеням, когда ладони заняты только что сорванными трофеями. Удивительно: проходит столетие за столетием, а дом всё не разваливается, хоть и обветшал очень сильно. -Россия, айда на самый верх, под крышу, где у нас своя звёздная наблюдальня была! -Скажешь тоже, наблюдальня! Польша, а ты вроде серьёзная взрослая страна. Пора бы уже запомнить, что консерватория это называется! — с умным видом поднял палец к небу Морозов. -Да-да-да, а главный учёный в ней Бетховен. А меня всегда удивляло, почему «Лунная соната» так называется. Теперь ясно всё! — хихикнула и перепрыгнула сразу через три ступеньки, при этом чуть не поскользнувшись и не скатившись кубарем лестницы, — Ой! Догоняй, Федерация! -Господи, да постой же! Подо мной эта лесенка совсем обвалится. Агнешка, приём, ей больше тысячи лет, как она в пыль ещё не превратилась? -Вот мне тоже интересно. Да куда ты прёшь, зубр разнесчастный! Танк на полевых работах! Пришли ведь. Смотри-ка, и сено тут настелено, и ветками от дождя укрыто. Неужто бегает ещё сюда ребятня? — Лукашевич с блаженной улыбкой растянулась на импровизированной подстилке -Вань, как думаешь, там, у остальных, нормально всё? А то мы разругались у всех на виду, чуть не подрались, ушли и… как-то это некрасиво вышло, что ли. -А с каких это пор нас волнует, что кто-то там подумает? К сожалению, нас давным-давно считают врагами, мол, сестра ополчилась на брата и наоборот. Грустно, если честно. Особенно здесь, особенно сейчас…       Над лохматыми макушками деревьев поднималось огненной короной солнце, отражаясь в каждой песне жаворонка, в каждой росинке на траве. Тихо кругом, только где-то там за полем, лают собаки и нет-нет, да столбится дымок над одной из землянок. И вдруг из-за лохматого бугра с грохотом, треском и звоном, под залихватские куплеты вываливается компания из нескольких детей-непосед. Ноги перемазаны в дорожной грязи, в руках букеты пахучих трав, полевых цветов и какие-то другие интересные вещицы. И не подумаешь, что страны идут, горя да беды не зная: -Э, Сербия, ну ты смотри, куда тащишься! Все ноги отдавил! Скачет он тут, понимаете ли. Тоже мне, — фыркает забавный лопоухий паренёк, попутно безуспешно пытаясь захватить какой-то диковинный цветочек. -Ай, что б тебя! Коляется! -Ой, да чья бы корова мычала! И вообще: Сербия, Сербия, Сербия. Если кто-то что-то учинит, то всё, Сербия! Словно и слова другие позабыли! -Ну как не знаем? Я знаю одно хорошее слово, на «Рос» начинается, на «Сия» заканчивается, — ехидно хихикает курносая девчоночка, теребя в руках маковый венок. -Польша, а Польша, ты ягоду ела, кажется? Ну вот и продолжай! — ворчливо отозвался, по видимому, названный Россией. -Да без проблем! С Сестрицами Чехией да Украиной сами объясняться будете, куда ягоды дели! -Ты хоть в ручье умойся, а то лицо как у чёрта, ей Богу! Польша-Чёртик, Польша-Чёртик, Польша-Чёртик! — откуда-то выкатился мальчишка с очень шаловливым личиком и, припевая дразнилку запрыгал по кругу. -Ай, больно-больно! Ну я же пошутил, чего подзатыльник-то сразу? -Словакия, бери Беларусь и айда домой, а то рушником получать на орехи ещё больнее! Долго ещё шелестела потревоженная долина вслед охламонам-детишкам, удивляясь их непоседливости. Ничто не предвещало того, что спустя несколько десятков, а может сотен лет несколько сорванцов отделятся от семьи, поселившись на прогретом берегу солнечного Чёрного моря.       -Эй, Агнешка, очнись! Ты тоже это видела, да? Ну, Сербию там с Болгарией, корзинку с изничтоженными ягодами и… -Представь себе, это коллективная галлюцинация. Точнее… это же было, правда? Ну, значит не страшно. Хотя… кого я обманываю? Это странно и пугает. Давай уйдём отсюда, а? — беспокойно озирается, словно пытаясь отыскать причину недавнего наваждения, но взгляд натыкается лишь на недоумевающее лицо Морозова. -Нет, нельзя отсюда уйти, правды не узнав. Ведь почему-то стоит этот хлипкий домишко более тысячи лет, и вещи тут странные творятся! Ну и где же твой дух приключений? — после этих обнадёживающих слов Россия резво поднялся и принялся мерить комнату широкими шагами, не обращая внимания на то, как красноречиво польская сестрица закатила глаза и тяжко вздохнула. -Итак, начнём расследование. Нам нужны улики и доказательства, а начнём мы с… О, фуражка Шерлока Холмса! Надо надеть, ага? — и, с лицом нашкодившего пятилетнего дитя, Федерация гордо водворил себе на голову нечто, гордо именуемое фуражкой Шерлока (и откуда она только взялась в полуразрушенной древней избушке?) К сожалению, довести расследование до конца не удалось, комната вновь окуталась в сизый туман старых воспоминаний…       Солнце яркой кляксой расплывалось по полуденному небу, где-то у речки работники затягивали свои удалые работничьи песни. И опять ребячьи макушки выныривают из-за лесной чащи. Если постараться, в них можно даже усмотреть тех самых сорванцов, спешащих домой с корзинками, полными ягод. С той только разницей, что теперь ребята стали старше, их стало меньше, а в корзинке теперь яблоки. И идут, молчат, всматриваются, вдумываются, внюхиваются, словно что-то недоброе, угрожающее в прозрачном воздухе повисло. Перепрыгнули ручеёк по камушкам, минули поле, а вон уже и избушка родная. Только ни слова не сказали, ни разу не засмеялись, сами не зная, почему. Наконец не выдержал самый младшенький гнетущей тишины, дёрнул старшого брата за рукав: -А давайте хоть песню споём, али в салочки поиграем! Скушно так идти, мочи моей нет больше! -Да угомонись ты, Словакия. Тебе лишь бы в салочки поиграть, да спеть. Не так что-то кругом: птицы притихли, облака сгустились, цветы поникли. Тревожно мне, не хочу играться-веселиться — прервала его девушка чуть повыше да постарше, задумчиво глядя куда-то вдаль, на дым своей избушки. -Так, что за настроение, хватит бояться непонятно чего! Оттого и кажется небо тёмным, цветы завядшими, а птицы молчаливыми, что боитесь много! А, ну ещё дождик собирается, — задорно заключила старшая сестрица, однако получилось как-то наигранно, а в лазах так и засела тревога. Да только меньшим об этом знать не следует! -Права Агнешка, айда поторопимся, сейчас как зарядит дождь, перепачкаетесь все, Чехия с Украйной оценят! — натянуто рассмеялся доселе молчавший брат, и вся честная кампания последовала его совету, припустившись к дому. Только старшие дети перекинулись долгим тревожным и недоумевающим взглядом. Словно предчувствовали, что некоторое время спустя с безмятежным детством придётся расстаться. Ещё меньше станет семья, расколовшись на две части. Уйдут трое в леса, поля да горы на западе, близ Карпат, меж Вислой да Одрой. А трое отправятся искать своё счастье дальше, на восток, к лесным пущам да дальним озёрам. И придётся уже жить по-взрослому, воевать, отгонять от жилья своего кочевников племена безжалостные, да народ уму-разуму учить…       -Господи, Морозов, да что же это за хрень такая! Зачем и кто нам такую засаду устроил? Чего хотят от нас, а, Федерация? — заметно побледневшая Польша вскочила на ноги и принялась метаться по комнате, словно заведённая. -Спокойно. Мне кажется, не так всё и плохо. Ну, то есть… Не так всё и плохо. Нам просто хотят что-то сказать, объяснить. Понимаешь, ведь нам пока не сделали ничего плохого. Просто фрагменты нашего детства. И как-то это всё странно. Сядь-ка да посмотрим, авось ещё чего нам приготовили? — Россия задумчиво почесал в затылке и потряс затёкшей рукой. Кажется, в белобрысой голове роились какие-то мысли, вероятно даже похожие на правду. Ну что же, пока их не пытаются прикончить, можно и посидеть. Что, собственно, Лукашевич и сделала. -Давай, нечисть, показывай, что там осталось. Шляхта готова! — и опять уже знакомый сизый туман заволок комнату с пола до потолка.       На этот раз на всё небо пожарищем полыхал закат, отсвечивая в глазах двух молодых людей, стоящих на краю обрыва. Один и них нервно теребил в пальцах сигарету и что-то тихо, но рьяно вещал. Другой же просто внимательно слушал, чуть склонив голову набок. Немного поодаль, сгорбившись, сидела у реки и бултыхала ногами в речке. -Болгария, мы должны что-то делать, война на носу, а остальные делают вид, что всё нормально, всё как всегда! — сигарета выскользнула из побелевших пальцев. -Сербия, я всё понимаю, но давай же обсудим это дома, без лишних ушей, где нас не подслушают всякие подозрительные личности. Да и остальных пугать не хочется. Словению, например, она вон и так сидит испуганная, расскажет ещё Боснии или Македонии, будем все бояться. Не дело это. — тяжкий вздох. — И да, Драган, не думал, что попрошу, но… дай закурить, пожалуйста.        Вихрь красок, звуков и запахов, и вновь несколько молодых людей под костровищем неба. В воздухе разносился запах волнения, тревоги и борьбы. Где-то за горизонтом хлопали выстрелы и разносились крики, а над помятым котелком поднимался пар. -Вот и здравствуйте, вот и проехали, вот и докатилась, — с горькой усмешкой девушка, сидящая ближе всех к котлу и что-то делающая с отваром и отрезок марли, подняла взгляд на троих своих спутников. -Украина, тише, не переживай ты так, скоро всё окончится. Последний бой — он трудный самый! — Словакия с измученным лицом и покалеченной ногой устало облокотился о ствол берёзки и принялся жадно вдыхать запах булькающей сестры в казанке ухи. -Эх, Милош ты Милош, вот вырос вроде, а ума пока не нажил. Война-всегда беда, когда бы она не началась и когда бы не закончилась. — к разговору присоединилась ещё одна девушка с усталым тёмным взглядом. -Чехия, тогда пусть и не будет войн этих! Их надо искоренить. Как-не знаю, когда-не знаю. Но на то же мы и станы, разумные существа! -Тшшш, Словакия, не буди Россию, умаялся поди, по окопам под пулями с Агнешкой скакать. Кстати, а где она? -А, да в лес пошла, сказала, что ягод поискать хочет. Не знаю, что найдёт, но пусть прогуляется. Затухла заря. Уснула планета. Сон прерывали лишь болезненные выстрелы откуда-то справа…       -Всё, я надеюсь? Или ещё что-то будет? Вань, мне кажется, надо к нашим пойти, извиниться за тот скандал и сорванное заседание, м? — Агнешка беспокойно обернулась и нахмурила светлые брови. -Надо, надо. Знаешь, кто бы ни завёл нас сюда, кто бы ни ухаживал за этим домиком, я хочу просто сказать ему «Спасибо!». И, мне кажется, не надо нам его искать. Захотел бы — сам показался. -Идём-идём, айда с перил скатимся. Ой, смотри, не обвалились! А яблоки где? Слопали? — и вновь Польша шумно и с грохотом отправилась вниз по лестнице, поднимая тяжёлые клубы пыли и пачкая всё кругом. -Постой! Я тоже хочу, вообще-то! — и поскакала вслед за сестрой, доедая последнее яблоко. Как же удивятся остальные страны, заприметив идущих им на встречу заклятых друзей, брата с сестрой, с ног до головы перемазанных пылью, босоногих и до неприличия счастливых!       И никто никогда не узнает, что за таинственная «болезнь» настигла Словакию посреди июля и почему на самом деле он пропустил очередное заседания. Хотя… кто знает, может быть когда-то Милош и решит поведать им эту историю. А ещё то, что стыбженные яблочки оказались той ещё кислятиной!