Полукровки

      Дым от неугасающих костров за стенами столицы Преисподней вздымался вверх и заволакивал то, что в людском мире было небосводом, едкой темной пеленой. Запах тлена и серы пронизывал воздух в Пандемониуме, стелился удушающим одеялом над пустыней, что окружала его, и растворялся в несуществующем пространстве за ней. Сложно было сказать, где заканчивалась выжженная пустыня из пепла и скал и начиналось ничто; казалось, оно было нигде и повсюду. Не было горизонта, верха и низа, земли и неба — лишь островки мертвой тверди, плывущие и замершие в пустоте; лавовые реки, перетекающие водопадами с одного обломка погибшего и никогда не жившего мира на другой; и облака, скрывающие их друг от друга.       Давящая тишина смешивалась с пронзительными криками и разносилась глухим эхо по улицам из гранита и мрамора. Пандемониум мог бы быть прекраснейшим из городов в подлунном мире: зеленый, красный и светло-серый гранит, разноцветный мрамор, драгоценные камни, венчающие башни и инкрустированные в колонны и арки, играли бы жизнью и красками на солнце, отражая его свет. Но чертоги Сатаны располагались в верхнем круге Ада, были его жемчужиной. В Преисподней не было неба и Луны, сюда не проникал свет Солнца, а цвет крови был единственной яркой краской для большинства кругов.       Демоны привыкли к атмосфере Пандемониума: многие из них тысячелетиями не покидали его стен, большинство находили особую красоту в мрачном облике Ада и его столицы. Во всяком случае, за пределами чертогов Сатаны было либо хуже, либо не было вообще ничего. Но после длительного пребывания в мире людей, где свет звезды падает на живую землю даже ночью, отражаясь от Луны, где мир полон запахов и звуков, где все находится в вечном движении и повсюду кипит жизнь, даже приглушенный магией запах серы казался слишком резким и раздражал чувствительные рецепторы, краски столицы виделись слишком мрачными, а звуки — мертвыми. Тьма пронизывала Пандемониум, как и каждую клеточку существ, его населяющих; она наполняла порождения Ада и исходила от них, стремясь повергнуть все миры в бесконечную ночь, перекроить их по образу и подобию Преисподней.       Воздух на широком балконе административного здания исказился, уплотняясь; от возникшего из пустоты силуэта повеяло живой свежестью. Внешне юная девушка поморщила нос, поправила густые черные волосы, ниспадающие на оголенные плечи, струящиеся вдоль кремового льняного платья и ровной линией обрывающиеся немного не доходя голеней, и подняла взгляд туда, где в подлунном мире находилось бы небо, а в Преисподней лишь грязные облака цвета пепла и крови, скрывающие остальные круги бесконечного и пустого Ада. В Преисподней нет неба, нет Солнца и совершенно нечем дышать. Демонам незачем дышать.       — Дом, милый дом, — иронично прошептала она, обводя взглядом столицу, стоя на широком мраморном балконе. За тысячи лет она так и не привыкла к этому месту, предпочитая жить среди людей, незаметно, по чуть-чуть питаясь их жизненной силой. Остатками жизненной силы — мертвым же она ни к чему, они не заметят.       — Миледи, — раболепно зашептал материализовавшийся с глухим щелчком за спиной демонессы бес, — Господин ожидает Вас.       Одного взгляда темных глаз, подчеркнутых толстыми черными стрелками, было достаточно, чтобы бес поспешил исчезнуть, оставляя синеватую дымку, которая медленно развеивалась в затхлом воздухе Ада, поднимаясь вверх. Демонесса зажала нос когтистыми пальцами — необычная брезгливость для урожденного исчадия Преисподней — и прошла сквозь остатки магии беса внутрь. Низшие порождения Преисподней воняли просто омерзительно, да и она сама уже начинала источать ненавистный ей запах.       Звонкие шаги отражались от мраморных стен, пола и свода, разносясь по всему коридору. Демонесса вышагивала нарочито громко, не скрывая своего раздражения. Никакие духи и косметические процедуры сразу не вытравят вонь Преисподней из нее; платье так вообще придется выкинуть. Черные волосы развевались траурной фатой за ее спиной. Прежде чем распахнуть двери в кабинет, она разгладила замявшуюся при переходе в иной мир ткань и выправила внешнюю ауру, скрывая свои секреты от посторонних глаз.       — Эрик, как ты посмел!.. — договорить ей не дала фигура в капюшоне, проплывающая мимо нее. Она инстинктивно отшатнулась. Черных крыльев не было видно под плащом, как и лица, но демонесса знала наверняка, кто посещал начальника отдела кадров Преисподней. Собственно, он и не скрывал свою ауру. Никогда.       — Еще увидимся, — деланно безразлично сказал Азраил, покидая кабинет. Демонесса проводила его глазами и перевела взгляд на спинку кресла, где, отвернувшись к окну, сидел хозяин вычурного светлого помещения.       — Какие у тебя дела со Смертью, брат? — раздраженно прошипела она, выплевывая последнее слово, отстукивая неровный ритм хвостом по белому мрамору пола. Ее гладкие черные волосы стали заплетаться в мелкие тугие косички, пока еще отдаленно напоминающие цепи, а на макушке появились длинные рога, закручивающиеся вниз, повторяя контур головы. Клыки с когтями она и не прятала.       — Тебя это не касается, Ибони, — спокойно ответил демон, разворачивая кресло. — Я приказываю, — его голос завибрировал древней магией и связал демонессу узами подчинения высшей власти быстрее, чем она успела среагировать, — покажи мне свой последний контракт.       Внутри нее клокотала чистая ненависть — последние пять сотен лет к нему она питала лишь ее одну — подкрепленная необходимостью подчиниться этому демону. Как бы ей ни претило происходящее, но начальник отдела кадров имел право ознакомиться с любым контрактом, заключенным со смертным, пока тот пребывал в мире живых. Власть, увы, была не у нее.       Ибони скрыла истинную форму, устраняя угрозу и тем самым снижая давление на себя; в ее руке возник свиток — слишком длинный, чтобы быть стандартным договором. Она протянула его через стол демону и только после этого взглянула на него, из последних сил сдерживая гнев: кремовый костюм, короткие волосы, серые — цвета ртути — глаза с вертикальным зрачком, сжатые в прямую линию губы, прерывистые черные полосы на шее, частично скрытые воротом шелковой рубашки, и светлый пиджак…       — Эрик… — Хоуп резко села в кровати, не до конца осознавая, чье имя она произнесла, кого позвала.       Во сне она часто переносилась в Преисподнюю, что несказанно усложняло ее и без того непростую жизнь с порой чрезмерно насыщенными буднями. Кому охота треть земного срока проводить в Аду? Ее о предпочтениях никто не спрашивал, и гены демона с наступлением ночи все чаще давали о себе знать.       Но такое с ней было впервые: Хоуп видела глазами демонессы, ощущала себя ей, вдыхала тлен жуткого места через ее нос, слышала приглушенные крики потерянных душ, осязала пергамент в руке исчадия Ада. Это был почти полный перенос сознания, и девушке потребовалось несколько секунд, чтобы все понять. Что-то в ее защите дало трещину…       Подобные вещи оставляли следы, незримые нити, которые могли к ней привести. Хоуп не для того всю жизнь пряталась от потусторонних сил, подавляя демоническую половину сущности, чтобы так глупо разоблачить себя.       Руки девушки стали порывисто чертить в воздухе символы, которые едва заметно светились от каждого произнесенного ей слова. Древние руны на спине покалывали кожу, а чары врезались все глубже в металл пирсинга, нагревая его, обжигая язык, восстанавливая поврежденную печать. Кто или что ее нарушил, времени разбираться не было — Хоуп уже чувствовала, как натягивается нить между ней и демоном, и направляла все свои знания древней как человеческий мир магии на разрушение этой связи.       Тончайшая нить растворилась, стоило Эрику прикоснуться к ней. Можно было допустить, что ему показалось, но он не был наивным и слышал свое имя слишком отчетливо, а Ибони провела достаточно времени в мире смертных, чтобы случайно привести кого-нибудь в Пандемониум, в обход всех барьеров. Быть может, нарочно.       Демонесса с широко распахнутыми глазами смотрела на руку Эрика, уходящую прямо в ее грудную клетку, но перспектива потерять сердце ее не страшила: терять было нечего — большинство урожденных демонов были лишены этого дефекта. А вот полыхающие синим печати на полуголом демоне в истинной форме, черное пламя меж коротких пар рогов и Ниджеригнес во второй руке пугали многих обитателей Преисподней. Эрик пробивался к власти силой, и все знали об этом. Черный меч мог не только запечатать демона в нижних кругах на добрую сотню лет — об этом некоторые догадывались. Ибони давно желала скрестить с ним оружие, но не сделала этого пятьсот лет назад и не планировала вступать в бой сейчас. Слишком мало сил она собрала, недостаточно контрактов заключила, не готова была к полному уничтожению своей сущности…       Утробный рык угрожающе прокатился по кабинету, вырвавшись из испещренной шрамами груди, и Эрик вновь оказался в своем кресле, облачившись в идеально подогнанный по фигуре костюм. Кто бы ни следил за ними, он тщательно скрыл все следы своего присутствия, ставя демона в тупик: слишком неосмотрительно выдал себя для профессионала; слишком быстро ускользнул для случайного медиума или чернокнижника, по глупости или неосторожности заглянувшего в Ад. Последние обычно расплачивались рассудком или жизнью за такие оплошности.       Ибони так и не ощутила постороннего присутствия — гнев приглушал ее чувства. Она продолжала неподвижно стоять, наблюдая за быстро перемещающимся кончиком хвоста, на котором все еще вспыхивало черное пламя. Это раздражало и настораживало.       Эрик стал нервным, и вся Преисподняя знала о причине столь человеческих перемен в нем, но все осмелившиеся высказаться надолго застряли в нижних кругах Ада или исчезли в пламени Хаоса. Глупцы. Ибони была умнее и терпеливее. Настолько терпеливее, что позволила Эрику прощупать свою внешнюю ауру и забрать для ознакомления контракт, на который возлагала большие надежды, — одаренные чернокнижницы встречались не так уж и часто.       «Не сейчас», — уговаривала себя демонесса, удерживая напускное спокойствие, маскирующее гнев и первобытный страх перед погружением в небытие. Ниджеригнес несет не смерть — полное уничтожение в этой реальности и всех прочих. Ее подобные перспективы ничуть не манили. Она жаждала мести, но была достаточно эгоистична, чтобы не платить за нее жизнью.       — Свободна, — бросил Эрик, убирая контракт в ящик стола. Демонесса могла бы поспорить, но все еще вырывающаяся из демона Хаоса тьма отлично способствовала сдержанности и покорности. — Проследи, — приказал он духу, когда Ибони растворилась, переносясь в мир людей. Лучший шпион в подчинении Эрика последовал за ней, не выдавая себя и малейшим искривлением пространства или утечкой ауры.       Уже стоя в своем кабинете, примыкающем к большой лекционной аудитории-амфитеатре, Ибони позволила себе проявление накопившихся эмоций. Единственной эмоции — гнева. Длинный меч с кроваво-красной рукоятью разрезал мощный дубовый стол одним взмахом и изрубил его в щепки, даруя хозяйке долгожданную разрядку. Винеагвинем был сильным оружием Преисподней, но не чета Ниджеригнесу — демонесса прекрасно это понимала. Как и то, что Эрик приставил к ней шпиона. Она могла бы вытянуть духа из его пространства — манипулировать духами и использовать их силу она научилась еще во времена правления Хатшепсут — и сковать, добавив новое звено к своим цепям, но подобная дерзость обошлась бы ей слишком дорого.       Ее когти пробежались по цепям на голове, и кабинет заведующей кафедры патологической анатомии приобрел первозданный вид за считанные секунды. Демонесса снова приняла облик молодой девушки и, подойдя к зеркалу, медленно состарила себя, скрывая сущность печатями, впаянными в длинные цепи, что стали черными волосами с проседью, заплетенными в тугую длинную косу.       «Доктор Сафия Нишпиру», — гласила надпись на двери ее кабинета. Очередное имя и новое лицо, которое Ибони являла жалким смертным, считавшим ее коллегой и преподавателем. Пациентам демонессы было уже все равно, кто вытягивает остатки жизненной силы из покинутых ими тел.       Ибони была осторожна, столетиями пребывая в мире людей, избегая Охотников, не привлекая внимания сил света, не совершая ошибок. По крайней мере, она считала именно так. Тщеславие не обошло ее стороной.       Охотники на демонов действительно не замечали ее присутствия в мире смертных и мало знали о древней врачевательнице, вскользь упомянутой в некоторых бестиариях, которая щедро делилась познаниями о человеческой анатомии и болезнях, поражающих бренные физические оболочки, — демоны всегда потворствовали прогрессу и человеческим желаниям. Но сильные темные медиумы, некоторые демоны и полукровки замечали тьму, которую она источала. Хоуп не заметила, избегая пользоваться иным зрением в слишком людных местах, чтобы не выдать себя ненароком. Она чувствовала слабые колебания тьмы в университете, но не могла сказать точно, от кого они исходят, так как источников было несколько. Во всех сферах науки присутствовали демоны, и медицина не была исключением, но пока они не несли реальную угрозу для смертных, обнаруживать себя смысла не было.       Неизвестные демоны волновали Хоуп куда меньше начальника отдела кадров Преисподней в светлом костюме с широкими полосами на шее, которого она так опрометчиво назвала по имени, неосознанно призывая. Она встречала его и раньше, но не видела лица или не запомнила. Высший демон в мире людей — редкость. Демон, просто так сидящий напротив церкви, — совсем необычное явление для Вселенной.       Убедившись, что замела все следы своего невольного присутствия в Пандемониуме, Хоуп стала перебирать коробки — после переезда в очередную съемную квартиру она так и не разобрала их все — в поисках старых рисунков. Одного единственного рисунка, где был изображен тот самый демон без лица. Спроси ее кто, она бы не смогла объяснить, почему это так важно для нее.       Она встретила рассвет, закопавшись в старых вещах, но нашла лишь истертый и подпорченный влагой лик своего Ангела-хранителя на рисовой бумаге, что, видимо, выпал из блокнота, который был ей необходим. Его нигде не было, а потеряться он просто не мог — к своим вещам Хоуп относилась бережно и, переезжая, ничего не оставляла на старом месте из соображений безопасности.       Мысль пришла неожиданно, а решение сформировалось молниеносно. Она надела первое, что попало под руку, и, перебросив сумку через плечо, выбежала на лестничную площадку.       Хоуп бежала слишком быстро, не глядя под ноги, не замечая прохожих, и потеряла равновесие слишком неожиданно, столкнувшись с мужчиной в черном спортивном костюме, совершающим очень раннюю пробежку по пустынному парку.       Судьба. Рок. Неизбежность.       Он подхватил ее, не позволяя упасть, но сумка соскользнула с плеча и содержимое разлетелось вокруг: ключи, телефон, кошелек, блокнот и карандаши.       — Извините, — запыхавшись проговорила Хоуп, пытаясь рассмотреть своего спасителя и, по совместительству, жертву ее неосмотрительности, но мужчина словно специально отворачивался и избегал ее взгляда.       — Ничего. Вы в порядке? — отпуская ее, спросил молодой мужчина с отросшими черными волосами и короткой бородой — все, что успела заметить Хоуп. Она кивнула, краснея то ли от стыда, то ли от смущения. — Я помогу, — добавил он, когда девушка стала собирать свои вещи, разбросанные по дорожке.       Телефон. Ключи. Кошелек. Карандаш… Девушка застыла на месте, сидя на корточках, озираясь по сторонам в поисках блокнота, но на земле его уже не было.       Даниэль внимательно разглядывал ангела с недорисованным черным крылом, вцепившись в блокнот мертвой хваткой. Его челюсть сжалась, и вежливо-отстраненное лицо исказилось напряжением и болью. Хоуп неуверенно смотрела на него снизу вверх, ощущая, как сгущается воздух вокруг, а дышать становится все сложнее.       — Похож, — прошептал он, не отрываясь от изображения Азраила.