Вишневая Девочка

Для Бабси Кристиана — Вишневая Девочка. Ее кармазинная куртка с нашивкой «Боуи» была первой вещью, которая бросилась в глаза на забитом людьми стадионе. Потом — губы, все того же невозможного оттенка красного. Бабси была очарована. Она беззастенчиво, чуть приоткрыв рот, рассматривала севшую рядом и, даже не затянувшись, на автомате протянула ей переданную подругой сигарету, которая тут же перешла в трясущиеся руки рыжего наркомана, пришедшего с девочкой в куртке с нашивкой. Второй раз они встречаются в «Саунде». Кристиана не ищет компании, и Бабси подсаживается к ней сама. «Вишневый сок» — отвечает Кристиана на вопрос о напитке. Бабси готова поклясться всем святым, что у нее еще осталось, что знала ответ заранее. — Не знаешь, где я могла бы переночевать? — спрашивает она. — Не хочу домой идти, достали они меня уже, — говорит она. А в мыслях надежда на то, что Кристиана пригласит к себе. И Кристиана оживает, выражение апатии исчезает с ее лица, а полные вишневые губы даже прорезает слабая улыбка. Но смотрит она не на Бабси, а в спину прошедшего мимо нее парня в джинсовке и подскакивает с места вслед за ним. Он тоже узнает ее. Он кричит на Кристиану, а та срывает голос в ответ. «Ты делаешь все, что делаю я!». Бабси тоже делает все, что ей скажут. Съест любую дрянь или отдрочит за двадцать марок в темном салоне чужого автомобиля, что угодно. Бабси обидно, почему эмоции Вишневой Девочки направлены лишь на него? Почему в сторону самой Бабси она не поворачивается даже при диалоге, а смотрит будто бы поверх толпы меланхоличным взглядом человека, которому нет дела? Он проводит пальцами вдоль ее подбородка. Она улыбается, глядя на него, а не сквозь. Багряная кровь, сцеживаемая из шприца в провонявшем дерьмом и мочой туалете на станции, теперь тоже часть Вишневой Девочки. Нельзя не начать колоться, когда колется каждый вокруг тебя. — Можешь вставать, моя мать ушла, — говорит Кристиана и полушутливо бросает низ клетчатого пледа в лицо сонной Бабси, обнажая ножки-спички и живот. С сегодняшнего дня Кристиане 14, она теперь взрослая. — Слушай, как классно, — понизив голос почти до шепота, восторженно произносит Бабси, наблюдая, как Кристиана расчесывает только что выкрашенные в светло-вишневый цвет волосы. — Вот, наденешь чистое. Можешь надеть мою куртку «Боуи», — Кристиана заходит в ванную и укладывает стопку вещей справа от сидящей в теплой пене с очередным куском праздничного торта (торта, подумать только!) Бабси. — Правда? Здорово, — она улыбается. — Вот тебе, — Кристиана поднимает в руке две пачки таблеток. — Взбодриться. — Слушай, а у тебя герыч есть? — наивно спрашивает Бабси, чуть отклоняя лицо от дымящейся сигареты в незанятой тортом руке. Кристиана медленно разворачивается. — Ты сумасшедшая? — спрашивает спокойно, но от голоса вода в ванной резко перестает казаться такой уж теплой. Ее лицо снова принимает выражение отчужденности, от которого отвыкла Бабси, а в глазах застывает почти что презрение. Младшая девочка опускает глаза на кусок кондитерского изделия в руке, жалея о сорвавшемся с языка вопросе. Действительно, слишком много она болтает, правду все говорят. С вызовом вновь вскидывает взгляд к Кристиане и демонстративно откусывает от торта побольше. — Вообще к этой штуке не прикасайся! — Я просто попробовать хочу, у меня все под контролем, — Бабси хлопает ресничками в темпе ударов своего сердца, вот же глупая мышца, из-за чего так разогналась. Кристиане правда не все равно? — Брехня! — уже из коридора. — Все так говорят. Слышно, как именинница возится на кухне, стучит ножом, отрезая торт, шуршит бумагой, упаковывая сладость не для себя. Снова для него. Но ведь она предложила встретиться Бабси снова. — Конечно, я приду, — наигранно равнодушно отвечает она, облизывая липкие пальцы и затягиваясь все еще тлеющей сигаретой. Мыльная вода смыкается над головой, заглушая хлопок двери. Бабси старается не смотреть на то, как Кристиана усаживается в чужую машину с очевидной целью. Бабси знает, ради кого Кристиана этим занимается, и это явно не она. Они встречаются снова возле оживленного перекрестка. Кристиана сидит, наваливаясь на прозрачную витрину, стекло подрагивает вместе с ее ломающимся телом. Вишневые волосы спутаны и засалены, а губы слились с лицом. Она судорожно сжимает руки на предплечьях Бабси, обтянутых кожей пальто, которое больше нужного размера и сидит не на первом владельце, спрашивая, не даст ли чего-нибудь. Чуть шатаясь, вцепившись друг в друга, они идут к метро. — Обязательно чего-нибудь раздобудем. — Да не болтай ты. Они провожают взглядами, собравшими всю мировую скорбь и тоску, кучку весело переговаривающихся девушек. — Через год они будут такие же, как мы, — говорит Бабси, глядя в никуда. — Я завязываю. Вот только завтра. Завтра точно начнет соскакивать. — Я или завяжу или умру. — Ты завяжешь, это точно, — ища что-то на ее лице, приободряет Кристиана. Они говорят о жизни после терапии, на которую непременно пойдут вместе, и рука Кристианы перекинута на хрупкое, чуть сильнее надави — сломаешь, плечо мертвенно бледной в неживом свете ламп подземки Бабси. — Вот увидишь, у нас получится. Спорим? — Бабси лишь кивает и прячется от мельтешащих людей за вишневыми волосами. А потом Кристиана задыхается, читая заголовок статьи «Самая юная жертва наркотиков в Берлине». Черно-белая копия Бабси смотрит на нее с плохо пропечатанной фотографии, а пар изо рта вырывается маленькими клубками вместе с хриплым дыханием. Кристиана потерянно бредет сквозь огни города, чьей жертвой стала маленькая Бабси. Ближайший общественный туалет, игла входит под кожу рядом с синим пигментом и десятком таких же проколов. Под веками вспыхивают ярко-красные звездочки, но завтра Кристиана точно завяжет. Ради нее.