***
Девушка просыпается в простой светлой комнате под белым одеялом. В инвалидном кресле возле кровати сидит мужчина. — Здравствуй, Беатрис, — говорит он, ехидно улыбаясь. Это имя ей кажется странным и незнакомым. — Что ты помнишь? Ответить нечего. Она даже не знает своего настоящего имени, если это не Беатрис. Может быть, и оно. Она пытается с помощью мыслей достучаться до своей памяти, но её мозг словно коробка, в которой нет ничего внутри. Тем не менее, она нутром ощущает, что этот мужчина не заслуживает доверия. — Что произошло? — спрашивает она, положив руку на свою голову и наклоняясь вперёд так, что волосы скрывают ее лицо. — Где я? Она не хочет ничего ему говорить, но, кажется, он понимает все без подсказок. — Интересно, — что-то в его лице одновременно нетерпеливое и жестокое, когда он делает пометки в своём блокноте. — Создается впечатление, что ты неустойчива к любой сыворотке, которую мы создаём. Беатрис осматривает комнату в поисках выхода, каких-нибудь предметов, имеющих стратегическое значение. Она должна выбраться отсюда. Как бы то ни было.***
На протяжении недели он почти ничего не ел, но заброшенных зданий сменил достаточно. Видел много отчаянных, вооружённых людей. По крайней мере, из его руки больше не идёт кровь. Четыре покидает разрушенное жилище и оказывается на улице, замечая девушку, кружащуюся вокруг своей оси и размахивающую ножом. Всё, о чем он думает, — он не собирается на неё нападать. К её плечу приклеен пластырь, который ему так необходим, и Четыре сосредотачивает свой взгляд на нём. Он сделал всё, что мог, чтобы отыскать хоть какие-то медикаменты, а эта девушка явно знает, где их можно раздобыть. Засовывая свой нож в карман, он поднимает руки. — Пластырь, — если парень когда-нибудь знал, как обращаться за помощью, память испарилась вместе с его именем. — Пожалуйста. Выражение её лица не меняется, но Беатрис быстро кивает и показывает головой в сторону переулка. Она поворачивается и начинает быстро идти, а он следует за ней. — Я Четыре, — говорит он ей. — Как цифра. — Это, возможно, вопрос, но он не отвечает на него. У него есть только имя и никакой истории, откуда оно появилось. Но она произносит: — Трис! — Трис, — повторяет он с такой лёгкостью и комфортом, что ощущает себя дома таким образом, будто не было того, что он очнулся лежащим на дороге неделю назад.***
В нём есть что-то привычное, когда в других людях — странное. По этой причине она позволяет ему остаться с ней. «Только и всего», — говорит она себе. Ни его золотисто-коричневой кожи, ни голодных глаз или привлекательности она не может вспомнить. Ей не нужен лишний рот. Теперь, когда его рана зажила, она должна послать его подальше. Но она не хочет. Взамен, когда холодный ветер задувает с болота через отверстия в их разрушенное убежище, Беатрис опирается на него и разрешает обнять себя руками. Он тёплый, и Четыре хорошо себя чувствует, когда находится близко к другому человеку. Что волнует её, потому что ей кажется, что его объятия таят в себе какую-то историю, что-то обусловленное. И даже сквозь грязь и неопрятность этого места запах его кожи принуждает её чувствовать себя в безопасности. Его руки обнимают Трис за талию, и она прижимается к нему ближе, притягивая затхлое покрывало, лежащее рядом с ними, когда снежинки кружатся и собираются в углу комнаты. Четыре кладёт свой подбородок на её голову, и она дрожит, а её нижняя губа трясётся. Это только вопрос времени, прежде чем она запрокидывает голову и встречается с его губами в поцелуе, который оказывается более нежным, чем она предполагала. Трис не может ничего вспомнить из более чем нескольких недель назад: ни дома, ни семьи, ни друзей. Она не знает, девственница ли она или целовалась когда-нибудь вообще. Но почему-то губы этого жилистого, полуголодного парня ей знакомы. Словно они делали это раньше. Его губы плавно мнут её, и Беатрис не колеблясь наклоняет свою голову, углубляя поцелуй, хотя не особо вдумывается в то, а умеет ли. Рука Четыре проскальзывают под её рубашку, горячая на её спине, и девушка дышит ему в ухо. Он жадно начинает целовать её шею, посылая дрожь по её коже и заставляя задыхаться. Ледяной ветер по-прежнему дует в стены, но Трис перестаёт это замечать. Пульс отдаётся в ушах, в груди, животе и бёдрах. Она выгибает спину и прижимается своей маленькой грудью к Четыре, а он касается её своими длинными пальцами. Этого недостаточно. Она хочет больше, больше, больше. Несмотря на холод и опасность, она поднимает руки и стягивает с себя рубашку через голову. Четыре отодвигается, проводя пальцами по её ключице, мозоли на них мягко царапают её кожу. — Птицы, — говорит он тихим голосом. Затем, дотронувшись сначала до одного плеча, а потом и до другого, он произносит: — Огонь. Руки. Трис не обращала особого внимания на чернила, которыми украшено её тело, несколько раз переодеваясь и поспешно купаясь. Тщеславие не казалось важным, когда они изо всех сил пытались выжить, но восхищение в его голосе и вспышка желания в его глазах заставляют чувствовать жар во всём теле. Охваченная внезапным отчаянием девушка берётся за его тонкую футболку, обтягивающую его грудь и мышцы. Четыре улыбается, когда его тело оголяется дюйм за дюймом. Он поворачивается спиной и разворачивается, отбрасывая свою одежду, и Трис мельком замечает слой чернил на его оливковой коже. — Можно посмотреть? — спрашивает она, её руки трясутся от мощной волны воспоминаний, которая проносится через неё. Раньше она предполагала, что он казался ей знакомым. Теперь она знает: они были здесь раньше, так или иначе. То, что она видит, подтверждает это. Четыре вновь поворачивается к ней спиной, неловко заглядывая через своё плечо, пытаясь увидеть свой позвоночник. — Я даже не помню, что там, — говорит он. — Что это? В комнате есть только одно неразбитое окно, и лунный блик отражает резкий серебряный свет от выпавшего снега снаружи. Трис берет Четыре за руку и подводит его к окну, а затем прикасается к каждой татуировке по очереди: — Дерево. Весы. Глаз, — она замолкает и глубоко вздыхает, до того как дотронуться до следующих двух символов: — Огонь. Руки. — Они идентичны с татуировками на её плечах. — Мы похожи, — проговаривает она. Если она честна с самой собой, она знала это с самого начала. — Да, — соглашается Четыре, и нет никаких сомнений в его голосе.***
После того как снег перестает идти, они оставляют свой временный дом. Рука у Четыре уже не болит, и Трис ни на что не жалуется, хотя… Ей хочется избавиться от пятнышка грязи на своём лбу. Странная таинственность и любопытство, которое кипело в его жилах, поскольку он очнулся и не знал ничего из своего существования, ослабело. Парень до сих пор не помнит имён и дат, мест и фактов в своей истории, но у него есть Трис. Его разуму теперь легче от её присутствия. Что бы ни случилось — они принадлежат друг другу. Это единственное, что он знает с уверенностью, и этого достаточно. Вдалеке они видят самые высокие здания города, простирающиеся вверх к небу, окружённые массивным забором. По длинной темной дороге проезжают военные машины в сторону Чикаго. Когда они приближаются к ней, Четыре замечает, что каждый грузовик помечен определенным круглым символом. Трис указывает на ближайший автомобиль. — Я узнаю этот знак, — произносит она хмуро. — Бюро. Там я… была раньше. — В теперешних их жизнях есть не так много событий, и это означает то, что он понимает, что она пытается до него донести. Она очнулась там. Только спустя мгновение слышится эхо криков у занесённой снегом площади. Длинные фуры продолжают своё движение. Четыре оборачивается и смотрит на Трис, находя её серые глаза, ярко освещённые зимним светом. Ни один из них ничего не говорит. Он поднимает одну бровь, и Трис решительно кивает головой. Вместе они начинают бежать. В город.