Змей искуситель

Опьяненный своей победой над наемниками Ватикана, я с довольной улыбкой брел по темным улочкам Флоренции, избегая оживленных районов, прокрадываясь в свой в дом под сумраком ночи. Под моими ногами тихо шуршали крупицы каменных плит, а над головой то и дело сновали летучие мыши. Восхищенно наблюдая за их полетом, я даже и не заметил, как подошел к своей двери, как и того, что меня там поджидали. Осознание реальности вернулось ко мне лишь когда нечто тяжелое опустилось мне на затылок и трудно задышало. Боже, вот я кретин. Столько скрывался от этих ублюдков, и вот на тебе, попался, да еще и, как глупый мальчишка, не заметил ловушки. И какой я после этого гений? Черт, да даже Боттичелли бы заметил полдюжины стражников, а я, осел, не разглядел: засмотрелся на мышей, замечтался. Дерьмо. От неслабого удара перед моими глазами все поплыло, а ноги предательски подкосились. К несчастью, упасть на землю мне не дали. Подхватив меня под руки, швейцарские наемники поволокли несопротивляющуюся тушу прочь с улицы, в недра моего же собственного дома. Когда меня втащили в дом, я первым делом приметил человека, скромно стоящего чуть в стороне. И пускай света в моей скромной лачужке было немного - горели лишь пара свечей, я все же смог разглядеть своим замутненным взором точеные черты лица и горящий, словно у дьявола, взгляд. Джироламо Риарио. Вот, кого я сегодня точно не хотел видеть. Дотащив мое тело до центра комнаты, мерзавцы усадили меня на стул и отошли в сторону, не забыв перед этим хорошенько связать, скрутив руки так, что, без сомнения, пальцы неметь будут еще дня два. - Леонардо да Винчи, вы даже себе представить не можете, как я рад знакомству с вами. Слухи о вашем гении облетели всю Италию, - без толики лжи проговорил Риарио, опуская свой напыщенный зад на стоящий напротив меня стул. Рад встрече? Мило. Жаль лишь, что я его чувств не разделяю. Я вообще не терплю этих набожных римских крыс. Но все же, если сразу начать грубить, мое лицо или, что еще страшнее, руки точно не останутся невредимы. - Правда? Я и не думал, что так знаменит, и, уж тем более, не думал, что какая-то змея из Ватикана мною заинтересуется, - немного заплетаясь из-за недавнего удара, как можно вежливее бросил я эти слова, смотря на прославленного палача с нескрываемым отвращением. От моих слов его высокозадие ничуть не смутился, даже напротив, губы графа скривила улыбка. - Змея? Маэстро, вам, видно, незнакомо мое имя, раз вы смеете со мной так разговаривать, - сверкая в сумраке своими карими глазами, все с той же улыбкой произнес Риарио. Мне незнакомо твое имя? Ха, вот так сказанул. Меня называют одним из просвещеннейших людей Италии, и думаешь, я не знаю имени такой известной гадюки, как ты? - Мне знакомо ваше имя. Джироламо Риарио делла Ровере, граф и генерал-капитан Священной Римской Церкви, племянник Папы Римского Сикста четвертого, а также его личный подтиральщик зада, - дерзко сказал я, и тут же схлопотал сильную пощечину от прислужника графа. Обтянутая кожаной перчаткой рука хлестко прошлась по моей скуле, отчего она неприятно заныла. Увидев, как я скривился, граф Риарио переменился в лице. Он больше не выглядел "дружелюбным", теперь мужчина был похож на ястреба, готового порвать на куски кого угодно. - Стоять. Разве я приказывал трогать художника? - властно прикрикнул Джироламо, поднимаясь со своего места и почти что испепеляя наемника взглядом. Ого, а этот с виду хиленький змееныш и вправду страшен в гневе. Фух, воистину, с таким безумным взглядом ему бы в театре дьявола играть. Черт, тут даже грим не нужен. - Милорд, но он оскорбил вас, и я... - начал было оправдываться воин, но его тут же заткнули. - Что "ты"? Решил, что можно своевольничать? Может, этот человек и заслуживает наказания, но его ум бесценен для Ватикана, и если ты еще раз посмеешь действовать без приказа, я казню тебя своими же руками. Ты понял? - в голосе племянника Папы звучал металл, и на секунду я даже пожалел ударившего меня ублюдка. - Простите, граф. Клянусь, этого не повторится, - опустив голову, сквозь зубы ответил мужчина, стараясь спрятать свою дрожь. Бедняга, еще чуть-чуть, и он себе штаны обмочит. - Надеюсь, что вы сдержите обещание. Мне совершенно не хочется пачкать руки вашей кровью. А теперь оставьте нас наедине с маэстро да Винчи, нам нужно многое обсудить. Встаньте по периметру дома, и если кто-нибудь попытается проникнуть, тут же убейте, - все тем же ледяным тоном приказал Риарио, и швейцарские немники шустрым шагом ретировались прочь, не желая навлекать на себя гнев графа. Да, вот это дисциплина, а я еще своего отца считал тираном. Да папа ангел по сравнению с этим типом. Дождавшись, пока стража покинет дом, граф запер дверь и, вернувшись ко мне, сел на свой стул, улыбаясь как ни в чем не бывало. - Прошу, прости грубость моих людей, артиста, они бывают чересчур импульсивны, - чуть склонив голову набок, перешел на "ты" Джироламо, окидывая мое связанное тело неторопливым изучающим взглядом. - Не беспокойтесь об этом, граф, мой отец часто меня так...кхм, воспитывает. Я привык, - при воспоминании о папе в моей голове тут же прокрутились события недавного заключения. Сырое подземелье. Плесень. Бесчисленные удары. Невыносимая боль. Это было инферно на земле. Передернувшись от жутких воспоминаний, я вновь посмотрел на Риарио. - Так что же вы хотели со мной обсудить? - вопросительно вскинул бровь я, прекрасно зная ответ на свой вопрос. - Я хотел бы обсудить с тобой, Леонардо, условия твоего присоединения к одной из самых могущественных сил Италии, - закинув ногу на ногу, просто ответил Джироламо, берясь демонстративно стаскивать с рук перчатки. Ах, какие речи. "Одной из самых могущественных сил"... Да неужели? У Ватикана нет даже толики той славы и богатства, что таит в себе Флоренция. Этот город был и будет лучшим городом Италии. - Простите, но тут даже обсуждать нечего. Я никогда не примкну к Ватикану. Можете меня хоть кастрировать, но я все равно не склоню колени перед вашим восхваленным Папой, - твердо отчеканил я, совершенно не боясь последствий. - Примкнуть к Ватикану? Господи помилуй, мой дорогой маэстро, я не предлагал тебе примкнуть ни к Ватикану, ни, уж тем более, к Папе. - заливисто рассмеялся мужчина, и тут я впал в некий ступор. Не предлагал? Как? Да этот человек просто безумен, раз противоречит своим же словам. - Но вы же только что... - сведя брови на переносице, недоуменно начал было я, но, заметив, как Риарио закачал головой, заткнулся. Черт возьми. Чего же ему тогда надо? Если он не хочет, чтобы я помогал Папе, тогда, мать его, чего же он хочет?! - Ох, да Винчи, я предлагаю тебе примкнуть не к Ватикану, а ко мне, - Вот это неожиданность. - Видишь ли, я знаю, как рьяно ты ненавидишь этих заносчивых идиотов, что окружают Папу Сикста, и я тоже их не терплю. Все те связи, что я веду с этими кретинами, нужны лишь для моей репутации и богатства, не более. На самом же деле, я хочу стать выше всех их, обладать знаниями, о которых эти жалкие выродки даже не слышали. И я верю, что вместе мы с тобой сможем постичь тайны, что хранит в себе книга Жизни, - на одном дыхании провещал граф. Теперь все прояснилось. Хм, а он не обманул моих ожиданий. Все описывали графа Риарио как безжалостного убийцу, интриганта и шпиона, но я знал, еще даже не познакомившись с ним лично, что мужчина далеко не так прост, и его тянет к знаниям не меньше, чем меня. Сейчас, сидя напротив своего "похитителя", я смотрел ему в глаза и видел тот же блеск, что появлялся в моих глазах, когда я разгадывал загадку еврея. И лишь одно отличало меня от высокородного мерзавца - это то, что я не был так жесток. И именно эта жестокость подтолкнула меня к ответу. - Звучит заманчиво, я давно искал того, кто бы понимал меня и мои стремления, но все же, милорд, я говорю нет, - после недолгого молчания произнес я. Вид у Джироламо был такой, словно его окатили ледяной водой. Наверное, не каждый день ему кто-то отказывает. Что ж, я всегда отличался от других людей. - Нет? Почему нет? - чуть скрипя зубами, спросил он. На его лице заиграли желваки: он пытался всеми силами унять накативший гнев. - Потому что я верен Флоренции и буду работать лишь на ее благо, рисовать, строить, искать книгу Жизни лишь для нее и ни для кого больше, - поднимая выше голову, с гордостью за свой город, проговорил я. Вот бы сейчас здесь были Медичи. Они частенько сомневаются в моей верности, особенно этот придурок - брат Лоренцо. Их наверняка порадовали бы мои слова. Возможно, после этого они бы мне и платить стали по заслугам, кто знает? С полминуты Риарио молчал. Внутри мужчины шла борьба, и я не мог понять, что же он предпримет. Убьет? Изобьет?Отпустит? - Все ради Флоренции, Господи, да Винчи, ты действительно думаешь, что этот город тебя ценит? - прервав наконец тишину рассмеялся граф. - Ответь мне, Леонардо, только честно, сколько раз тебе недоплачивали за твои труды? Сколько раз тебя кидали в камеру, когда ты пытался добиться справедливости? А? - полным убийственного яда голосом спросил граф, прежде чем резко подняться с места и нависнуть надо мной. От слов Риарио мне стало немного не по себе. Черт. В чем-то он был все же прав. Народ Флоренции меня частенько высмеивал, но не весь же. Многие горожане мои друзья. И пусть большинство не на моей стороне, я буду биться ради этой маленькой горстки людей, которые всегда пустят меня в свой дом, поделятся вином и пищей. - То, как Флоренция относится ко мне, не имеет никакого значения, я... - закончить свою фразу я не смог. Теплый палец племянника папы коснулся моих губ, как бы запечатывая в них слова и призывая заткнуться. - Молчи, Леонардо, ты ничего не понимаешь. То, как народ города относится к тебе, имеет огромное значение. Я знаю, сколько раз тебя наказывали, сколько раз обделяли, тебя ведь даже однажды публично выпороли, так ведь? Да. Ты можешь отрицать это сколько угодно, артиста, но правда такова, что ты не нужен Флоренции, а мне вот твой ум нужен, - горячее дыхание змея опаляло мои губы, и будь на моем месте кто-то другой, он бы непременно смутился, но я - не кто-то другой. - А вы мне не нужны, - чуть подавшись вперед, выдохнул я эти слова в уста Джироламо, после чего отпрянул назад и довольно улыбнулся. Моя игра, судя по всему, понравилась Риарио, и на миг в его глазах заплясало пламя преисподней, такое жгучее и греховное, что я даже стал сомневаться, что этот человек мог ходить по божьему храму. - Я знал, что ты не сдашься мне, артиста, знал, что ты проявишь свой характер, - чуть севшим голосом прохрипел мужчина, касаясь моего подбородка кончиком большого пальца. Как нежно. Вот интересно, головы он сворачивает так же бережно? Или это исключение лишь для меня? - Я не продаю свои принципы, и теперь вам остается лишь убить меня, - ощущая, как вторая рука зарывается в волосы на моем затылке, слегка дрожащим голосом прошелестел я, уже готовясь к смерти. Теперь ему лишь нужно сделать одно короткое движение, и все: мой гений навсегда потухнет, как и моя жизнь. Почуяв мою дрожь, Риарио хищно облизнулся. Его мягкие пальцы заскользили по моему кадыку к подбородку, поудобнее пристраиваясь на волевой челюсти. - Последний шанс, да Винчи, последний шанс, - все с той же непонятной хрипотцой прошептал мужчина, но я лишь чуть качнул головой и растянул в улыбке губы. Да, не о таком конце я мечтал. Мне хотелось бы умереть будучи известным в окружении друзей, а что выходит? Умру я в одиночестве в сыром домишке, так и не закончив своих работ. Расслабив мышцы, я покорно отдался в руки палача. - Как жаль, артиста. Что ж, ты сделал выбор, - наигранно печально сказал Джироламо и впился в мои губы, словно хищник в кусок плоти. Властные упругие губы выбили меня из колеи, ведь ожидал я быстрой смерти, а никак уж не вот этого. Широко распахнув глаза, я от вскрикнул от удивления, чем и воспользовался граф. Скотина. Сволочь. Вот ублюдок. Он же и не собирался меня убивать. Твою мать. Как же я сразу этого не понял? Гений мой ему нужен, ха, не знал, что моя задница имеет такой титул. Придя в себя, я сцепился в драке с гибким языком Риарио, стараясь всеми силами вытолкнуть захватчика со своей территории. От моего пыла граф еще сильнее распалился. Просунув свое колено меж моих ног, мужчина прильнул ко мне теснее, с жаром отдаваясь борьбе. Секунды текли за секундами. Мне становилось тяжело дышать, однако Джироламо отказывался покидать мою обитель. Настойчиво игнорируя мои жалкие попытки, Папский племянник ласкал мой рот, скользил языком по зубам, небу, сплетался в диком танце с моим, принуждал меня проникать в его рот. Он, как суккуб, вытягивал все соки из меня, порождая во мне нечто новое и до одурения приятное. Когда мне стало совсем трудно дышать, и мое сопротивление ослабло, Риарио отлип от моих губ. - Ты очень вкусен, Леонардо, твой рот пропитан медом и вином - изысканное сочетание. Теперь я понимаю, почему так много женщин желают оказаться в твоей постели, - прикусывая свою нижнюю губу, хрипло произнес мужчина, нежно оглаживая большим пальцем мои припухшие после поцелуя уста. - Какого дьявола ты творишь? - после, фактически, изнасилования своего рта, я счел бесполезной напускную учтивость. - Пытаю тебя, мой дорогой маэстро, - убирая свою руку от моего лица, ответил граф. И я в который за ночь удивился. Интересная пытка. Если бы меня так пытал мой отец, я бы удавился еще в юношестве. - Ты только что трахнул мой рот. Что это еще за пытка такая? Может объяснишься? - дернувшись вперед, прошипел яростно я и тут же вернулся в исходное положение, шипя от немалой боли в мышцах, перетянутых веревкой. - Ну, ну, тише, артиста, не калечь себя, - успокаивающе похлопал меня по плечу Джироламо, а затем, не без сопротивления с моей стороны, заставил меня вновь посмотреть на него, приложив к моему подбородку лишь два пальца. - Спрашиваешь, что за пытка? Я тебе отвечу. Это самая надежная и лучшая пытка, придуманная человечеством - пытка страстью. А тот поцелуй был лишь ее началом, и когда я закончу, артиста, ты будешь умолять меня взять тебя всем твоим гением и естеством, - донельзя эротично проговорил Риарио, и жар от его дыхания особенно чувственно коснулся моих ресниц. Дьявольское пекло, этот посланник сатаны явно знает свое дело. Но я ему не девица и не жеманный дворянин, с какими он привык иметь дело, я - Леонардо да Винчи, и во мне тоже бушует огонь. - Думаешь, я тебе по зубам, римский аспид? Я не буду твоим, - сжимая крепко кулаки, произнес я, и кожу головы пронзила жгучая боль. Сильные пальцы сжали пучок волос на затылке, оттягивая голову назад. Черт, слишком больно. - Ты уже мой, - просто изрек Риарио, оттягивая мою голову все сильнее назад, обнажая смуглое испачканное пылью горло. Господи, он же не собирается... Ох, дьявол! Белоснежные зубы впились в мое горло чуть ниже кадыка, принимаясь терзать его и тут же зализывать мелкие ранки. Казалось, в голове случился яркий взрыв, гоня кровь по телу все быстрее и заставляя меня возбудиться. Черт. Шея всегда была моей слабостью. Девушке было достаточно лишь легонько чмокнуть её, чтобы получить мое расположение, а тут... Дерьмо, откуда он узнал об этом? Острые зубы и мягкие губы по очереди прохаживались по коже шеи без стеснений. Джироламо искусно изводил меня, и от такой невинной ласки я уже готов был закричать. Как же просто я сдаюсь, мне стыдно за самого себя, но, боже, как мне хорошо. Нет... Нет, нельзя так, черт, так нельзя! - Стой. Хватит. Остановись, - задыхаясь от накатившего удовольствия, простонал я, вновь напрягая мышцы рук, но не для того, чтобы порвать веревки, а чтобы болью унять накатившую дрожь. Услышав мой голос, Риарио остановился. Его губы замерли у адамового яблока, которое мужчина напоследок поцеловал, прежде чем отстраниться от меня. Зрачки Джироламо были расширены от возбуждения, и оттого глаза его казались черными, а губы, такие безупречные сейчас уста, порочно блестели от слюны. - Ты противоречишь сам себе, артиста, но не бойся, я помогу тебе найти себя, - голосом доброго наставника проговорил милорд и, не разрывая зрительной связи, опустился передо мной на колени. Действия мужчины были так неторопливы, что мое сознание тут же стало рисовать его замысел, и от увиденного я подавился воздухом. Боже милостивый. Нет. - Ты этого не сделаешь, - немного испуганно выдохнул я, впервые боясь минета, как страшного суда. - Да неужели? - с некой издевкой спросил Риарио, опуская свои изящные ладони на чуть выпирающий бугорок. Ловкие пальцы вмиг справились с узлами на моих штанах, выпуская на волю наполовину возбужденную плоть. Прохлада комнаты приятно защекотала меня, готовя к предстоящей пытке. - Не надо, - только и смог вымолвить я, когда дыханье графа обожгло мой член. - Какой прелестный голос, Леонардо, куда же пропала вся твоя дерзость? - легонько касаясь головки теплым пальцем, поинтересовался Джироламо, наслаждаясь моим бессилием. - Я не хочу, - сглотнув слюну промолвил я, на что Риарио вдруг закачал головой. - Ты хочешь этого, да Винчи, но ты боишься сдаться, показать мне свою слабость. Избавься от ненужных терзаний, и тебе станет легче, - выжигая меня своим взглядом, произнес мужчина, мягко массируя ладонью мой живот, расслабляя и распаляя меня еще сильнее таким простым массажем. - Избавься от страхов, - вновь повторил граф, но я яростно замотал головой из стороны в строну. - Я не могу! - не сдерживаясь прокричал я, и Джироламо понимающе кивнул. - Тогда я помогу тебе, - произнеся эти слова, Риарио широко лизнул окрепший член, заглатывая его затем наполовину. Проклятье. Губы обхватили плоть, и нечто жуткое случилось с моим телом. Казалось, меня одновременно охватил озноб и обуяло пламя. Такого раньше не было ни разу. Юркий язычок коснулся дырочки на вздувшейся головке, чуть проникая внутрь, дразня, балуя, заставляя плакать. Стоп. Плакать? Черта с два. Какого дьявола я вдруг рыдаю? От удовольствия? Нет, я плачу от того, что так легко сдался. Я ведь мог пнуть его, когда он только опускался на колени, но я этого не сделал, не захотел. Неужели я и вправду такой прогнивший садомит? Нет, я просто... - Ах, блять, - откинув голову назад, позорно для себя вдруг рыкнул я, когда треклятый язык Риарио скользнул по плоти вниз, к поджавшимся яичкам. Действия мужчины стали донельзя развязными, и в этой адской похоти я потерял себя, в его руках забыл себя. Со мной бывало всякое: через мою постель прошли десятки женщин и немало мужчин, но никогда и ни с кем я не ощущал себя так хорошо и, в то же время, плохо. Я плавился, как масло возле печки, под его пальцами, гибким языком и нежными губами. Я сдался врагу в руки и, черт возьми, в его объятиях я чувствовал себя свободным. POV Риарио Грудь артиста мерно вздымалась под тонким покрывалом. Сейчас да Винчи выглядел прекрасно. Освобожденный от своих терзаний, ненужной привязанности к дому, Леонардо стал собой, открылся миру, и это радовало не меньше, чем могла бы порадовать какая-то там книга Жизни. На моих губах еще блестели алебастровые капли, а вот от чудо-порошка не осталось и следа - да Винчи яростно слизал каждую его крупицу. Жаль, эта травка помогла мне немало. Она расслабила маэстро, позволила быстрее получить его. Неторопливо облизав потрескавшиеся от поцелуев губы, я собрал остатки семени артиста и, сыто улыбнувшись, опять взглянул на Лео, на его прямые ноги, скрытый под тряпицей торс и безмятежное, прекрасное лицо. Разглядывая спящего, я невольно вспомнил прошедшие часы. То, как я целовал упрямого маэстро, то, как он потом обнимал меня, когда я перерезал его путы. Ох, боже, что это были за объятия. Не нежные и ласковые, они были пропитаны страстью и пламенем. Да Винчи сжимал мои плечи, царапал спину, обнимал меня за шею, как в последний раз, когда я проникал в его горячее нутро раз за разом, когда наполнял его собой, когда зацеловывал мокрую дорожку от горла до промежности. Вспоминая прошедшую страсть, я не заметил, как артиста проснулся. В себя я пришел лишь когда его пальцы коснулись моего плеча. - Il serpente tentatore, - жарко прошептал мой Лео, выдыхая эти слова в мой загривок, а затем мягко касаясь его губами. - Как тонко ты подметил, - улыбнувшись, проговорил я, поворачиваясь к маэстро. Губы да Винчи вторили моим, улыбаясь мне искренне. - Ты мой личный дьявол, Джироламо, - все так же тихо произнес артиста, опуская свою ладонь на мою шею. Эти слова были сказаны с любовью, но не с той что мне была нужна. Эта грань прекрасного и незабвенного амура была лишь вызвана шикарным сексом, а истинные чувства мне предстояло еще в маэстро пробудить. - А ты мой личный ангел, - с подлинной любовью проговорил я, целуя мужчину так похожего на меня, углубляя вскоре поцелуй и вызывая новую волну возбуждения в нас обоих. Что ж, видно, эта ночь еще полна сюрпризов, и я продам свою истерзанную душу, чтобы она была не последней, чтобы мы провели тысячи ночей, там, за стенами Флоренции.