Отмеченные шрамами

Нагашима Ариса искренне ненавидит каждый участок своей кожи, что хранит на себе следы болезненных воспоминаний о ее прошлом. Поэтому она носит платья с воротниками, длинные перчатки и облегающие ее тощие ноги черные колготки. Не помогает. Ариса ощущает, как метки на ее теле будто бы горят под влиянием пустого и мертвого взгляда серых глаз, нервничает и кусает до крови нижнюю губу. Азуса знает. Он чувствует в ней это, натянутую до предела струну, как и в нем самом, что звонко вибрирует, когда боль смешивается с наслаждением.

Не смотри. Не смотри на меня так. Я не такая же, как ты.

В комнате темно и сквозь небольшую брешь между задернутыми шторами проникает лишь слабый лунный свет, что скользит по лишенному каких-либо эмоций лицу вампира вниз, засияв на металле кинжала в его руке. Ариса втягивает в грудь побольше воздуха, тихо выдыхает и сглатывает образовавшийся в горле ком. Зачем она вообще к нему пришла? Он сумасшедший.

Даже больше, чем я сама. Мы совершенно разные.

Азуса подходит ближе, протягивает вперед руку и толкает ее в плечо достаточно сильно, чтобы девушка смогла потерять равновесие и рухнуть спиной на кровать. Садится сверху, зажав ее ноги своими. Нагашима замирает, когда к коже шеи прикасается острое лезвие и с глухо и часто бьющимся в груди сердцем чувствует легкую боль от неглубокого пореза. — А-ри-са, — по слогам произносит Муками и губы его едва изгибаются в улыбке, а глаза внимательно изучают лицо девушки, ищут в нем что-то. — Тебе же… нравится?

Как такое может нравиться? Такое не должно... Нормальным людям. Но я не нормальная.

Ее веки прикрывают зрачки темного фиолетово-лилового цвета и перед внутренним взором всплывают лица родителей, а точнее, их искаженные ненавистью и презрением звериные облики. Ариса была слишком маленькой, чтобы помнить, с каких именно лет ее начали бить. Но она точно знает, что впервые порезать себя ее заставили в восемь: отец с обманчиво-ласковой улыбкой вложил в детскую руку нож и заворковал о том, что хорошая девочка должна слушаться старших. А Ариса всегда была «хорошей девочкой».

…и безвольной дурой.

— Когда это делаешь ты, — шепчет она, прежде чем медленно открыть свои глаза. — Мне нравится. Губы у Азусы шершавые и сухие, он неловко касается ими уголка рта девушки, слегка промахнувшись мимо ее губ, и тогда Ариса обхватывает ладонями его лицо и целует первая. Муками вздрагивает, как от удара током, слизывает языком засохшие капли крови, а затем проникает им глубже, ласково проводя по небу. И тогда уже разряд бьет по самой девушке, заставляя выгнуться в спине под прижавшим ее к кровати телом. Лезвие опасно впивается в горло глубже, а Ариса цепляется длинными тонкими пальцами за плечи Азусы. Границы допустимого начинают терять для нее очертания.

Больно. Приятно. Плевать. Хочу.

Вампир скользит ниже своим ртом по подбородку девушки, убирает в сторону кинжал и языком слизывает с молочно-белой кожи выступившую кровь. Девушка откидывает голову назад. — Почему-то… когда касаюсь… внутри что-то трепещет… и болезненно рвется куда-то, — шепчет Азуса ей на ухо, слегка прикусывает за мочку, дразня. — А-ри-са, — вновь по слогам. — Люди так... любят? Ариса не знает. Любить ее не учили, учили только не любить. Никого. Ни других, ни себя саму. Учили ненавидеть, презирать и бояться в стенах собственного разума, а снаружи покрываться льдом безразличия и молчать, терпеть и зажимать зубы.

А люди вообще любят?

— Наверное, да, — говорит она больше не из желания соврать, а из желания поверить в это. Ариса действительно хочет, чтобы ее кто-то любил. Азуса приподнимается, садится снова сверху, снова смотрит на ее лицо все тем же изучающим взглядом, а затем протягивает одну руку и начинает медленно, одну за другой, расстегивать пуговицы на ее платье. Девушка замирает, словно не живая и съеживается в оцепенении внутри. Холодные пальцы скользят по обнаженной коже ее живота, очерчивают шрамы один за другим. — Ты не даешь им имен… — Нет. — Ты… их ненавидишь… — Да. Муками улыбается почти нежно, но Ариса этого не видит, она отворачивает голову и смотрит в сторону, мечась между желаниями сбежать и остаться. — Они — часть тебя, — слышит она голос Азусы. — Значит… их я тоже буду… любить. В носу начинает неприятно щипать, а на глаза наворачиваются первые за долгие годы слезы. Ариса позволяет снять с нее перчатки и колготки, позволяет рассмотреть все ее поблекшие высеченные в коже уродства, а затем приподнимается и, взявшись за край кофты парня, стягивает ее через голову. У него шрамов не меньше, но к ним девушка отвращения не испытывает. Они — не следы позора и грез былого унижения, у каждого — свое имя, каждый — воспоминание. Азуса свои шрамы любит, они для него — подарки, символы того, что этот мир о нем не забыл. Ариса наматывает на палец край бинта с шеи вампира и мысленно пересчитывает в уме все их сходства и различия.

Я и ты. Какое же там слово... Наивное такое... Точно. Судьба?

Азуса и вполовину с виду не кажется таким сильным, каким является, но Ариса знает, что ему ничего не стоит сломать ей кости одним незначительным движением. Муками рвано вздыхает, когда ладонь Нагашимы касается его обнаженной груди, скользя вниз по торсу и клацая невинно ногтями по пряжке ремня. Он вновь опрокидывает девушку на спину, заглядывает в почти черные в полумраке и из-за расширившихся зрачков глаза и жадно целует, попутно пытаясь справиться с застежкой на брюках так внезапно задрожавшими руками.

Шутишь? Больше ста лет минуло. Неужели… тоже впервые?

— Только… не кричи. Братья могут услышать, — когда препятствия между ними уже сняты, предупреждает Азуса, попутно проводя губами по щеке Арисы и пробуя на вкус соленую влагу непрошенных слез. — Хорошо, — выдыхает девушка с почти что испуганным выражением лица. И надо бы что-то ему сказать, как-то предупредить, но она не может подобрать нужных слов. Азуса обхватывает свою возбужденную плоть и направляет между раздвинутых ног девушки. Опирается руками о кровать и входит в Арису одним мощным неосторожным толчком, прорывая преграду на своем пути. Нагашима помнит, что кричать нельзя, поэтому сильно кусает себя за палец одной руки, в то время как вторая комкает ткань одеяла.

Больно. Приятно. Близко. Еще ближе.

Азуса не спрашивает ее вслух, все ли в порядке, лишь смотрит неотрывно в глаза, делая несколько пробных движений. Ариса облизывает пересохшие губы. Ее изнутри сжигают противоречия, но все они сводятся в конечном итоге лишь к одному плотскому желанию. Муками медленно продвигается все глубже внутрь нее и издает приглушенный стон от того, как тесно и тепло сжимается его член. Нагашима, наплевав на боль, сама приподнимает бедра и провоцирует первый толчок, который тут же подхватывает вампир, начав двигаться. Азуса набирает темп, но сбивается каждый раз на мучительно-медленную пытку, когда его губы прикасаются к ее губам. Ариса вплетает пальцы в темные волосы парня, отпускает, руками гладит его спину, чувствуя все его напряжение, впивается острыми ногтями в кожу, оставляя длинные красные борозды и тогда Муками стонет от удовольствия, проникая в нее глубже и резче. Когда все подходит к завершению, Нагашима не испытывает ничего сверхъестественного, не теряет чувство реальности от приступов наслаждения, а лишь смотрит на удивленное и взволнованное лицо Азусы и ощущает, как внутри приятно разливается тепло. Муками ложится рядом с ней, укрывает краем одеяла и обнимает рукой. Ариса поворачивает к нему голову. — Ты меня больше… не боишься? — спрашивает вампир. Девушка нерешительно пожимает плечами.

Теперь еще сильнее боюсь.

Азуса вздыхает, глядя на нее немигающим взглядом серых глаз. Его рука прикасается к ее щеке. — Я думал, что если это сделаю… то трепет угомонится. Но, кажется, все стало только хуже.

Неужели… И правда любишь?

Протянув руку и нащупав лежащий неподалеку кинжал, Ариса приподнимается и внезапно проводит кончиком лезвия по коже у самого сердца, не слишком глубоко, чтобы причинить себе существенный вред, но достаточно для того, чтобы пополнить коллекцию своих шрамов. — Я дам ему имя. И он будет единственным, который я постараюсь полюбить, — загадочно говорит она.

Азуса.