Я хочу

Слэш
R
Завершён
279
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
3 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
279 Нравится 4 Отзывы 29 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Риск – он ржаво-кровяного цвета. Как запекшаяся кровь, как закат и как глаза Александра, когда тот смотрит в упор при свете. Вагоны поезда, на котором Рихарду предстоит ехать, тоже этого самого дрянного оттенка, и Байльшмидту кажется, что это пиздец как символично. Криво усмехнувшись, он кидает сумку на сидение и сам садится рядом – до поры до времени он будет тих, как какой-нибудь солидный отец семейства, не рискующий лишний раз вызвать гнев своей истерички-женушки каким-нибудь не тем поступком. Эта аналогия была бы чертовски смешной, если бы его родной законопослушный братец Людвиг именно так бы и не жил с этой стервой Софией. И это было бы грустно, если бы Рихарду не было, в общем-то, глубоко насрать. По вокзалу пронесся грубо-металлический дрязг невнятного объявления – дескать, поезд такой-то отправляется… Байльшмидт не стал дослушивать. Какая разница, он все равно не доедет до конца. Для него эти рельсы никуда не приведут. Но и этот поезд не остановить. Ожидание – оно безысходно-черное. Как лакированная крышка дорогого гроба, как глухая ночь и как любимое пальто Саши. И перчатки Рихарда, в которых он ходит на дело и в которых сидит сейчас, тоже. Байльшмидт смотрит на свои ладони с сомнением. На что он рассчитывает? Эти руки не согреют, не спасут, но они отлично умеют делать больно. И нож держат более чем умело. Так на что он надеется? Что он придет и скажет: «Я люблю тебя», не договорив при этом сакраментальное: и я хочу, я хочу, я хочу тебя убить, вулканически горячая ты мизантропичная сволочь? Ну, будет ведь неебически неловко, если Брагинский не оценит его откровенность. С другой стороны, у него чутье на любую фальшь такое же тонкое, как музыкальный слух, так что будет неебически сложно оправдаться и выжить. Или в другом порядке. Тут уж как получится. В их деле вообще всегда очень много неопределенности. Да что там, это гребанный хаос, а они в нем – размноженные под копирку экземпляры той из трех мойр, что регулярно щелкает ножницами, обрывая нить чьей-то жизни. Звучит до противного пафосно, но это, по крайней мере, красивее, чем с пофигистичной рожей сообщать: «Я больной ублюдок, патологически не способный соблюдать какие-либо законы, кроме закона силы и закона всемирного тяготения. Я ебал вашу мораль и сантименты, и пока вы будете с плакатом «У коровки и курочки тоже есть душа!» рыдать как сучки над слезодавильным сериальчиком, хлюпая своим блядским смузи, я нарежу себе колбасы на бутерброд тем же ножом, которым я до этого шинковал какого-нибудь уебка (потому что такое дерьмище заслуживает смерти от моего хозбытового тесачка, но никак не от благородного холодняка, с которым я отправляюсь на работу), и мне будет похуй на все, кроме того, что пивас не успел охладиться до состояния «впусти в рот ебанную Антарктиду». А если ты кому-нибудь захочешь рассказать, ты помни, что у меня есть выстрел для твоих друзей и полсотни способов мучительно сдохнуть для тебя. Ферштейн?» За окном поезда смеркается быстро. Люди в вагоне начинают дремать. За это Рихард и любит вечерние отправления. Люди так беспечны, скованные сонливостью. А сонливость – она бордово-каштановая, такого глубокого, благородного оттенка. Как рассыпавшиеся в траве каштаны, среди которых он недавно лежал с винтовкой на изготовке, борясь с усталостью, как двери особняка, за которыми скрывался до поры до времени объект, как волосы Александра, такие неожиданно мягкие для того, кто в качестве шампуня использует только кусок мыла в своей сумке. Байльшмидт поднялся и двинулся в другой вагон – туда, где за лаковыми панелями раздвижных дверей скрываются купе. Седьмое? Да, седьмое во второй купейном вагоне, если считать от конца поезда… В полутемном коридоре накурено и тихо. Рихард остановился близ дверей – не напротив, а чуть в стороне, втайне опасаясь получить прямо через дверь пулю. Как лекарство от всех обид, коих между ними с Алексом было немало. И чего он ждет?.. Ожидание имеет смысл, если убережет от опасности. Но сейчас это не поможет – опасность пропитала здесь всех и вся, она стеклянисто-прозрачная, как рассеивающий внимание утренний туман, как вонючий сигаретный дым, пропитавший вагон, как яичный белок, которым Брагинский смазывает рукоятки новых ножей, чтобы проверить, будут ли они скользить в руке от крови. Задержав дыхание, Байльшмидт постучал. Брагинский открыл сразу. За какие-то доли секунды идентифицировал, что это не проводница – ему тоже нужно до поры до времени сейчас быть паинькой - и что оружия тоже нет, и тут же ударил. Рихард отступил назад, уворачиваясь от кулака, который с силой удара Александра непременно отправил бы его в сон. С выбитой челюстью. Почему-то он был уверен, что Алекс, выкинув ему в лицо «расслабляющий» удар, зарядит еще и ногой. Он даже готов был поймать на подлете и вздернуть его длинную ножку вверх, роняя свою пассию на пол – ничего бы ему не было, максимум заработал бы пару синяков. Но Брагинский, как истинная беспощадная сука, промахнувшись, взял да и, крутанувшись всем корпусом, ударил той же рукой, но уже локтем. Рихард едва успел поставить блок. Вот тут-то Александр и долбанул ногой, да еще и с колена. Живот прожгло болью, слегка отдавая в грудь. Рихард, полузадушено ловя ртом воздух, упал на колени, но даже не ощутил соприкосновения с полом. Будь он каким-нибудь хлюпиком, это было бы сокрушительно. Благо что хлюпиком он не был, и напряженные крепкие мышцы пресса самортизировали удар. В голову пришла дурацкая, услышанная когда-то от Брагинского же фразочка: «здоровье в порядке, спасибо зарядке». - Любовь моя, - судорожно выдохнув, криво усмехнулся Рихард, поднимая глаза на отпрянувшего Брагинского, - да ты милосерднее ангела. Учитывая, что Алекс все еще злится на него из-за сорванного дела – Рихард виноват что ли, что того япошку заказали одновременно аж два недоброжелателя, и он успел первым? – коленом в солнышко было более чем милосердно. Байльшмидту физически больно было думать о последствиях, если бы Саша даже на четверть той же силы ударил по самому ценному. Тогда перед ним бы уж точно предстал Один, ну или Люцифер (апостол Петр ему, с его-то образом жизни, не светит точно) и туманно бы позвал с собою: «Приди, у меня есть то, что мимо всех дверей…» Хотелось думать, что это хоть что-нибудь да значит. - Какого хера ты тут забыл? – интеллигентно осведомился Брагинский, глядя на него сверху вниз. - Соскучился, - поднимаясь на дрожащих ногах, оскалился Рихард. Александр, фыркнув, схватил его за ворот, втянул в купе и захлопнул дверь. - Соскучился он… - пробурчал он, занимая диванчик и нахохливаясь там в привычной позе «сунешься – убью». – Ты еще скажи, что не спал ночами, меня вспоминая. - А может, и не спал? – Рихард не стал испытывать судьбу и сел напротив. – Водички не найдется? Выражение лица Брагинского красноречивее любых слов говорило, что воды нет, и для него отрывать задницу от сидения и топать за ней никто не собирается. Его глаза прямо-таки ехидничали: можешь выпить то, что плещется на дне, это называется яд. - Красиво сработано с тем американским бизнесменом, - заметил Байльшмидт, помолчав. Не говорить же ему: «Я хотел забыть, но это не по мне». Брагинский не любит сантименты, хотя сам сентиментален как печальная дева из XIX века. Правда, все его пылкие чувства в основном относятся к творчеству Уайльда, роялям и коллекции ножей, которую он любовно собирал сам и теперь постоянно возит с собой. И совсем немного – к собственной работе, которую он воспринимает с гордыней человека, творящего искусство и осознающего свое мастерство. - Гладко вышло, - скупо соглашается Александр, поглядывая на него исподлобья. Тот американец надеялся на телохранителей и пистолет у себя в кобуре и мнил себя чуть ли не неуязвимым суперменом. А смерть, от которой он ждал громкого заявления и эпичного сражения, пришла к нему в офис безмолвной черной тенью и в слепой для камер зоне резко и быстро, как кобра в броске, ткнула без объявления войны ножом в место, после тычка в которое героические мальчики засыпают навсегда. - Чего ты хочешь, а, Байльшмидт? – Александр обманчиво расслабленно откинулся на спинку сиденья. – Чего приперся опять ко мне? Рихард задумался. - Чего я хочу? Я люблю тебя и я хочу, я хочу, я хочу… - Я хочу… - в последний момент приходит осознание, что это не любовь, это ебанная болезнь Брагинским. – Я хочу пойти к врачу. - Я иногда тоже, - склонив голову на бок, сообщил Александр. – Но потом я вспоминаю, что не поможет. Когда ты психиатр по образованию и знаешь всю эту кухню, любые консультации бесполезны. Особенно когда знаешь, что не бывает в мире здоровых людей. - То есть просить тебя быть моим доктором бесполезно? – усмехнулся Рихард, внутренне замирая. - Ну, почему… - Брагинский посмотрел на него, как-то странно прищурившись, и Байльшмидт с удивлением понял – да он, блядь, флиртует! – Больной лечит больного. Это будет забавно.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.