***
Чонгука Пак знал с детства. В одной песочнице играли, в младшую и среднюю школу одну ходили, за одной партой сидели, и, вроде были хорошими друзьями — на выходных друг к другу ходили, и родители обоих с радостью поддерживали эти отношения. Но Чонгук в последнее время сильно изменился — отдалился от мальчика, и без особой причины: этот приказной тон в его голосе временами, несмотря на прежнее «Минни» — он делал буквально все, чтобы их дружба перешла в статус «приятелей». Они уже не ходили друг к другу в гости почти каждые выходные, или же не переписывались ночь напролет как какие-то влюбленные — Чон сохранял дистанцию, после того как стал старостой, и списывал себя всего такого напряженного и раздраженного на то, что сейчас ему просто нужно готовиться к экзаменам. Пак пытался наладить отношения, предложить свою помощь, но безрезультатно — и пока они все меньше и меньше общались, Тэхен наоборот, хотел сблизить их с Чимином тушки до крайности. Записки, приглашения погулять, смс и звонки, на которые Пак не хотел отвечать — в этом был весь он, предводитель школьной шайки, Ким Тэхен, который контролировал не только школьную территорию, но и всю молодежь район. Влияние его было огромным, а людей, которых он хотел видеть с Паком — минимальным. Может быть поэтому с появлением Кима Чонгук и отдалился — просто испугался, что и ему достанется. Его нельзя в этом винить, но все равно обидно. Хосоку просто Чимин никогда не отказывал — в принципе Пак — безотказный малый, но Чону особенно, и дело даже не в его природном обаянии и наглой натуре. Дело в том, что Хосок просто так не попросит его, Чимина, об одолжении, без веской на то причины. Этот парень ненавидит быть кому-то должным. Поэтому Чимин сейчас стоит перед дверью и нервно мнется, но все же жмет на звонок — дверь открывает удивленная госпожа Чон, и, с улыбкой, с которой она всегда его встречает, проводит на кухню. Чонгук сидит в гостиной и корпит над учебниками, но поднимает голову, когда слышит: «Минни пришел!». На его лице нет улыбки, он лишь кивает Чимину, откладывает тетрадку и проходит вместе с ним на кухню. Печенье, молоко — все, как в детстве, и эти детские привычки Чонгука до сих пор не покинули, что нельзя сказать о его детском, хрупком теле, которое постепенно стало превращаться в тело взрослого мужчины. Когда Чонгук взял Чимина за руку и повел к себе в комнату, госпожа Чон лишь умилилась, а Пак — вздрогнул. Его запястье было крепко сковано цепкими пальчиками, от чего оно начало побаливать, но тот не проронил ни словечка. — Зачем ты пришел? — Тебя увидеть. Разве я не могу увидеть своего друга? Мы общаемся только по учебе, и больше никак. — Тебе мало? — Да. Чон удивился такому честному ответу, но он лишь сел на стул возле компьютера, отвернувшись, чтобы больше не смотреть в маленькие глаза-щелочки. Ему тоже было мало, но он понимал, что если потребует большего — того, чего хочет на самом деле, то Чимина навсегда потеряет. Пусть хоть эта недодружба будет, если на большее он не способен. — Ты боишься? — Чего? — Ким Тэхена. Все знают, что любой, кто приближается ко мне больше чем на пару метров, уже труп. — Я не боюсь этого выскочку. И тебе советую не общаться с ним. Ты же этого не делаешь, надеюсь? — А что, если бы делал? — Твое право. Но мне он не нравится. — Почему меня должно волновать, что тебе нравится? Тебе же все равно. Чон минуту подумал, и тихо, почти шепотом пробормотал: — Мне далеко не все равно. — Я уйду через полчаса. А-то госпожа Чон подумает, что что-то не так. — Ты обиделся? — Ты издеваешься, да? Зачем, Чонгуки? Что я тебе сделал? Разве ты сам не видишь? — еще немного и слезинки покатятся по его пухлым щекам от такого вот обращения. Ледышка Чон и с ним ледышка — его показная нежность лишь маска, чтобы сохранить былое, что стало уже «ничем». Совсем ничего не осталось от прежнего, его любимого друга — только взгляд щенячих глаз и голос, который был мягок и нежен. Руки крепко обвили тело Пака, не давая тому никуда не сбежать. Выдохнув ему в ухо что-то нечленораздельное, брюнет лишь сильнее прижал к себе парня, до боли сдавливая грудную клетку. Это было очень давно — именно так в детстве Чон, который считал себя намного сильнее и смелее старшего, утешал Чимина, когда ему было грустно. Нет, где-то в глубине все-же живет его Чонгуки, который пока просто спит. Но, может, года через два, он снова станет прежним. Чимину не сложно будет подождать и пять лет, лишь бы они снова стали хорошими друзьями, как прежде. — Ты мой друг и всегда им будешь, Чонгуки. И если что-то не так, то скажи мне об этом. Мы решим проблему вместе, не нужно держать все в себе. — Это мы не решим, Минни. Это во мне проблема, не в тебе — и пока я ее не решу, то все не сможет быть как прежде. — Просто скажи мне. — Не могу. Они просидели так минут десять, пока Пак не сослался на то, что ему нечем дышать. Сидя и смотря, как Чонгук рубится в очередную игру, он потихоньку приходил в себя, мирясь с мыслью, что это было первое, и, возможно, последнее за все время проявления нежности от «Чон-холодное сердце-Чонгука».***
Ким Тэхен устал от всего, что только возможно: устал исправлять косяки парней, которым он доверил «то и то», и на выходе получил абсолютно другое. Устал притворяться и строить из себя кого-то. Устал от того, что его пассия его игнорирует — и даже когда они встречаются в школьных коридорах, то проходит мимо с высоко поднятой головой. А его сердечку, между прочим, от этого больно. Когда именно у него появилась эта идея фикс — сделать Пак Чимина своим, он не помнит. Помнит только, что множество моментов с ним сложились в одно когда-то и создали ту самую идею. Что его привлекает в нем? Да все, начиная от потрясающей даже для парня внешности, закачивая мягким характером и улыбкой. Особенно, конечно, привлекает то, что он не падает под его чарами — его приходится долго и методично добиваться, как какую-нибудь особу королевских кровей. И пока что игра стоит свеч. Каждую ночь он представляет, как Чимин сам к нем приходит, раздевается, покачивая бедрами и сливается с ним в жарком поцелуе. Его кожа приятна на ощуп, и их горячие тела сплетаются вместе в самых различных местах. Он делает со своим Минни все, что захочет — а тому все это нравится до глубоких и протяжные стонов. Устал Тэхен за ним бегать — вот уже полгода как он нещадно избивает тех, кто, по-его мнению, слишком близко подходит к его сокровищу. Только старосту не трогает, потому что, это, наверное, деловые отношения, да и времени они не так уж и много проводят вместе — какого-то живого интереса он к его Минни не испытывает, лишь только улыбается своей чертовой улыбочкой, ну и пусть. Пусть живет, пока слишком ревнивая душенька Тэхена не отправила и его красивое личико и тело на койку в больнице. — Ви. — Что опять? — К тебе… пришли. — Кто пришел? — Пак Чимин. Сказал, что хочет с тобой поговорить. Пак Чимин. Сам пришел к нему. Поговорить. Сегодня начало Апокалипсиса, и все они умрут? — Привет. Я поговорить с тобой хотел, — оглядев заброшенное здание изнутри, которое выглядело почти так же неприглядно как и снаружи, он уставился на сидевшего на куче матрасов Тэхена с бутылкой пива в одной руке и сигаретой — в другой. — Я понял. Но знаешь, для человека, который избегает меня вот уже полгода, это… немного неожиданно. Садись, — указав на место рядом с собой, он отодвинулся и предложил Паку закурить. Тот, снова его удивив, не отнекивался, а молча и со знанием дела взял в руки сигарету, но закашлялся при первой же затяжке — хорошие мальчики не курят. — Так что тебя привело сюда? — Мне нужна твоя помощь. — Я никогда за «просто так» ничего не делаю. — Давай сходим на свидание. Для начала. А потом уже как пойдет. — Если твоя услуга будет стоить намного больше, чем просто пустяк, одним свиданием ты не отделаешься, понимаешь же? — Давай встречаться. Мне все равно. — Короче, что ты хочешь? — У меня есть друг… лучший. Но с ним что-то творится в последнее время, но он ничего мне не говорит. Я волнуюсь за него. Выясни, что это, и если сможешь, то помоги решить проблему. — Просто друг? — Просто друг. И не надо его отправлять в больницу, ни в коем случае. Иначе ты вообще больше никогда меня не увидишь. — Как зовут? — Чон Чонгук. Староста. Мы давние друзья. Ох, этот маленький гаденыш оказался к нему ближе, чем когда-либо был сам Тэхен. Такого ножа в спину он от него не ожидал. — Хорошо. Я постараюсь… выяснить и решить твою проблему. Взамен я хочу, чтобы ты со мной встречался, как ты сам и предложил. — Ты серьезно? Это же пустяк. — Ты и сам в это не веришь, иначе бы не пришел ко мне сюда, — вот молодец Ким Тэхен, запугивай бедного котенка, пока он не согласится абсолютно на все твои условия. Хоть он и был бешеным и ненормальным, но без подвешенного языка вряд ли бы смог управлять большим количеством народа. Не только же братцу быть невероятным гением. — Ты прав, наверное. Я согласен, только… — Что? — Я пока не могу. Это… спать с тобой. Прости. — Я что-нибудь говорил про это? Если бы я хотел просто переспать, то нашел бы путь полегче, нежели добиваться тебя и бить зубы каждому поперечному. — Не знал, что тебе так нравлюсь… я же парень. — Теперь знаешь. Ну, меня это не напрягает — и тебя не должно. Какая разница, парень или девушка — сердцем же не выбирают, кого любить. Если выбрало тебя, пусть оно так и будет. Чимин залился краской и отвернулся. Он никогда бы не подумал, что такой человек как главарь их школьной банды, от которой каждая шавка пищит и жмется по углам, сможет говорить… такие смущающие, романтичные вещи. Может быть, он не такой уж и мерзавец — ну, во взгляде хотя бы он не видит, что ему хотят причинить боль или какой-нибудь вред. Красивые глаза у Тэхена — нос большой только, да брови широкие. Это с Чоном у них общее. — Тогда, раз мы встречаемся, могу ли я узнать, где ты живешь? — Хорошо, — Ким встал с матрасов и помог Чимину подняться — руку он его опустил почти сразу же, зная, что тот итак смущен всей этой ситуации, но надеясь, что он привыкнет довольно быстро. Они шли в полном молчании — только пару раз Тэхен осторожно дотронулся до плеча Чимина, чтобы предупредить о проезжающем автомобиле или велосипедисте. Держа руки при себе, он смотрел под ноги, боясь даже вздохнуть — такое с ним впервые. Пак тоже не знал, куда себя деть — ему было бы намного проще, если бы Ким вел себя так, как он о нем думал, а не в сто крат лучше и порядочнее. — Мы пришли. Маленький дом семьи Чимина был расположен за низеньким забором, дальше которого Тэхена он пускать не хотел — но мать, увидев друга сына, без его особого желания, дружелюбно позвала Кима внутрь, выпить чаю. И на все отнекивания отвечала с улыбкой, не требующей возражений — хотя, даже такой человек, как Ким Тэхен не может устоять перед чьей-нибудь мамой, которая отчаянно от него что-то хочет. Семья для него всегда была важна и уважаема — своих собственных родителей он почитал как богов, и с не меньшим чувством относился так же и к другим родителям, особенно к тем, кто родил и воспитал его пассию. Внутри было чисто и уютно, но малолюдно — отец был в командировке, а брат на дежурстве — он приходился Чимину сводным и работал в одной из престижных клиник Пусана. — У вас тут все очень красиво. Спасибо за угощение! Накрытый в гостиной стол ломился от вкуснейшей еды, где было совершенно все, и вечно голодный Тэхен уплетал блюда за обе щеки, не забывая при этом о каких-нибудь манерах и вежливости. Было около семи часов, когда они наконец-таки смогли вырваться из-под надзора матери Чимина и подняться наверх — Тэхену очень хотелось взглянуть на комнату Пака, так что он упрашивал его без какого-либо стеснения, теребя чужой рукав под столом и делая грустные, щенячьи глаза. — Ну покажи ты мне ее, жалко что ли? — Достал. Комната была маленькая — письменный стол, стеллаж возле стены, с низу доверху набитый различными книжками, да с противоположной стороны такой же шкаф, только уже ломившийся от разной одежды. И, конечно же, зеркало, высотой от пола до потолка, в котором они оба отражались, стоя возле двери. — Это бывшая комната брата. Поэтому тут там много… розового. Действительно, стены, да даже постельное белье были розовыми, и даже постеры любимых Чимином хип-хоп исполнителей, да какие-то гранджевые игрушки на полках не могли выбить браткий дух маленькой принцессы. Хотя, не такой уж и маленькой — всего лишь три года разницы. — Все посмотрел? — Можно мне остаться на ночь? — Тэхен повернулся и снова включил свое супер обаяние, которое позволяло решать ему почти нерешаемое, а девушек заставляло, само собой, терять почву под ногами. На Чимина оно не действовало, почему-то, и уверенный в себе Ким начал немного сам падать — в кресло, стоящее у стола, не сводя зоркого озорного взгляда. — Ну пожалуйста, Чимин. — Тебя искать-то не будут? — Не будут. — Спать на полу будешь. — Хорошо. — И никаких… -… приставаний, обжиманий и прочего. Ясное дело, домогаться не буду. — Ты слишком сговорчивый. В чем подвох? — Ни в чем. Просто хочу быть с тобой рядом. Да и устал я, а в школу завтра все равно не надо, так что… Кинув в него одеждой и наказав ничего не трогать, Чимин ушел в ванную, коря себя какой уже раз за то, что позволяет собой помыкать — не умеет он говорить «нет», божий одуванчик. И злиться он не умеет. Тем более, Тэхен какой-то магический — ему не хочется отказывать, это даже кажется каким-то неправильным, что ли. Глупости. Тэхен покорно сидел в комнате, прижав к груди розовую братскую пижаму, думая, что она младшенького — но увидел смешок во влажных глазах, осмотрев свеженького и пока еще мокренького Чимина, нервно сглотнул и моментально вышел, уже где-то за дверью слыша крики и звонкий смех. — Идиот.***
Встречаться с Тэхеном оказалось просто удовольствием — да и на нормальные отношения между влюбленными это было не похоже. Новый статус давал Чимину неограниченные возможности — он мог попасть на крутой концерт или футбольный матч, билеты на который было достать невероятно трудно. Люди Ви были всюду, пытаясь всячески угодить Чимину — но остальных, конечно, отпугивало то, что такой примерный мальчик вдруг стал слишком близок с главарем местной шайки. Если его обходили стороной, то сейчас — переходили на другой конец улицы, лишь бы их пути случайным образом не пересеклись. Но никто не знал, конечно, что они якобы встречаются. С Кимом было легко и весело, и люди, которые знали его так близко, наверное могли видеть, что за человек на самом деле так называемый «монстр» — парень, который не может уняться, пока с ним не поиграют, любит постоянно развлекаться, и чуть ли не на голове стоит каждую секунду. Энергия так и прет из всех щелей, а когда заканчивается, то это чудо лежит на кровати Чимина и читает комиксы в очках и с умным видом. Он не брезговал знакомить свою пассию со своими друзьями, приглашать на вечеринки или просто так, оторваться — пьяные вдрызг друзья залезали девчонкам под юбки, пока Тэхен крепко сжимал маленькую ладошку. Чимин бы тоже был бы не прочь развлечься, только вот целомудренный Ким был против — и он слишком хорошо помнил, что таких ревнивцев еще поискать нужно. Их отношения были похожи на приятельские — Тэхен не делал ничего предосудительного ни в присутствии, не в отсутствии своей компании, так что Пак постепенно начал успокаиваться и терять бдительность. Страх отступал, уступая место теплым и нежным дружеским чувствах. Пока Тэхен одной ночью не обнял Чимина со спины, что-то бормоча в ухо, упираясь стояком в пятую точку, лишь больше смущая. Тонкие руки и ноги обвили его, как ядовитый плющ — дерево, да еще и одеяло, в котором тот запутался напрочь — чужие губы переместились уже на затылок, легонько касаясь обнаженной кожи. Когда парень начинает толкаться вперед в таком положении, а ты ничего не можешь сделать — чувствуешь себя крайне неловко, да еще и под аккомпанемент чужого сопения вперемешку с легкими касаниями пальцев под футболкой. Может, Тэхен не спит, и давно уже ждал этого. Может, ему сниться что-то слишком эротичное — и Чимин, который уже давно сжалился над бедным мучеником и пустил в свою кровать спать на расстоянии вытянутой руки тут совершенно не причем — лишь жертва обстоятельств. Все бы ничего, только вырывавшиеся звуки складывались в приторное «Минни», от которого мурашки по спине бегали. На утро Чимин сделал вид, что ничего не было. Тэхен не помнил нихренашеньки, все так же глупо улыбаясь, протягивая руки-палочки, чтобы прижаться с теплому телу — и заодно ущипнуть под шумок за пухлую щеку, смеясь. Киму нравилось висеть на нем, как какая-нибудь обезьянка из зоопарка. И Пак посмеивался про себя, видя, как этот домашний питомец отличается от того, что он видит в школе. И уж точно от того, что он увидел, лишь заикнувшись о том, с чего начались их отношения-сделка. — Тэхен, ты узнал что-нибудь про Чонгука? — была большая перемена, которую парни любили проводить на крыше. Тэхен стоял рядом, дожевывая гамбургер — но поперхнулся, лишь услышав чужое имя. Его глаза потемнели, и взгляд стал жестче — именно такой Ким выбивал зубы тем, что на метр приближался к его сокровищу. Вроде бы эта практика после Чиминова «я буду с тобой встречаться» прекратилась, но знать все наверняка нельзя. — Пока еще нет. А если узнаю… нашем договору конец? — Какому договору? — Ты — мой. Ты со мной встречаешься. И ничто на это не повлияет. — Я не могу разорвать с тобой отношения? — Пока я этого не захочу — нет. — Это больше на принуждение похоже. Какая тут симпатия… Чужие пальцы обхватили его лицо, а губы прикоснулись к его — мягким, смазанным гигиенической помадой. Поцелуй получился со вкусом гамбургера с кетчупом, солеными огурцами и жареной курочкой, глубокий и влажный — первый в жизни с мужчиной. И в первый раз, когда этого самого мужчину вроде бы и хочется оттолкнуть, а в тоже самое время как-то не очень — Тэхен настойчиво притягивает к себе, зарываясь пальцами в волосы, прикрывая глаза с длинными ресницами. Чимин пытается отстраниться, но выходит из рук вон плохо — у Кима, кажется, опыта побольше его будет. — Чимина… Тэхен оборачивается одновременно с Паком на голос — мужской и глубокий, принадлежавший их однокласснику. Чимин покрывается краской, пытается выбраться из захвата цепких рук, которые схватили его сразу же за края школьной рубашки. В глазах настоящая паника, потому что он не ожидал, что Тэхен себя так поведет при ком-либо — ведь он уже забыл, что он с ним встречается, а значит и любые проявления нежности и ласки входят в перечень тех, чем они должны заниматься. Только не на глазах Чона. — Чонгуки, это не то, что ты подумал… — Паку все равно, лишь бы не упасть в глазах близкого друга. Он ведь все это затеял ради того, чтобы узнать, что с ним случилось — но все будет коту под хвост, если сейчас из-за одной ошибки, одного непонятого и необъясненного поступка все будет бесполезно. — Тэхен сам меня поцеловал. Послушай… — Это не мое дело, с кем и где ты обжимаешься. Но посоветовал бы тебе в следующий раз делать это не в школе — вместо меня мог быть преподаватель или другой студент. Не его дело. Он — его лучшие друг, и такие слова, сказанные еще его обычным в последнее время холодным тоном больно ранят, как и руки, сжимающие его тело до синяков. Тэхен злиться, и понятно почему — он не ожидал, что Чимин его так легко примет. Возможно, пытаться сделать все так, как надо, было глупостью, ошибкой, которую он исправит. Чимин полностью его, и правда — никаким Чонгукам и дело быть не должно до их отношений. Ведь если дело есть — значит, не все равно, значит есть какие-то чувства к его Минни. Так и хочется размазать прямо сейчас его сексуальные мозги по стенке. — Спасибо за предупреждение. Мы будет осторожнее, — подчеркивая слово мы, он притягивает своего парня еще ближе так, что тот носом упирается в широкую грудь, все еще затравленно смотря на стоящего перед ними старосту. Никакой эмоции — словно каменное изваяние, а не человек вовсе. — Мне нужно будет поговорить с тобой потом, Чимин, по поводу работы. Найдешь меня после занятий. Прости, что помешал вам. — Ничего. А теперь бы тебе лучше уйти, — Ким вскипал все больше и больше, чувствую, как его мальчик дрожит всем телом — еще немного, и он побежит от него к этому придурку, пытаясь убедить, что ничего не было, и от одной мысли этой ком к горлу подступает. Когда Чон ушел, Пак, наконец-то выбравшись из объятий Тэхена, отошел от подальше. А тот и не двигался — но в глазах его была такая грусть и тоска, что еще секунду, и он сиганет с этой чертовой крыши, просто потому что. — Прости. Это неловкое слово повисло между ними в воздухе, и они еще минут пять стояли в полнейшем молчании — Чимин не знал, что делает, а Ким боялся, что если он пошевелиться, то спугнет итак потерявшего доверие к нему Минни. И сколько бы он не говорил ему, что он только его, видя, как тот смотрел на старосту, каким взглядом просил о прощении, готовый был сделать для него все, что угодно (и совсем не в дружеском плане), ему хотелось действительно со всем покончить. Он не понимал, когда именно в голове засела эта глупая пластинка, и любовь ли это — он не понимал частенько своих собственных чувств, но понимал чувства других — и, может быть поэтому, люди ему верили. Чимин любит этого придурка — это то, что маленький Пак пытается отрицать, всячески отгораживаясь словами «дружба» и «столько лет знакомы». Но что прячет Чонгук под маской полнейшего спокойствия и неприязни, внезапно возникшей — Киму знать не хотелось, но он понимал, что это неизбежно. Да и в любом случае, он всегда сражался за свое до последнего вздоха, так что отдавать так просто Минни он не хотел — даже думать об этом ему было противно и больно. У него есть шанс, потому что сейчас он с ним встречается. И он может в связи с этим позволить себе намного больше остальные в его отношении.***
Сидя вечером в комнате Чимина спустя пару дней после инцидента на крыше, Тэхен упорно делал вид, что увлеченно читает новый томик Slam Dunk, украдкой поглядывая на мокрого после душа парня, который что-то искал в интернете. Они почти не разговаривали, и Тэхену это не нравилось — Пак отдалился, ставя между ними невидимую преграду, которую ему уже почти удалось разрушить. Он верил, что если бы не появление Чон Чонгука, то Чимин бы спокойно отреагировал на поцелуй, а потом и на нечто большее, приняв наконец не только номинально их отношения. Тэхена грызло чувство неудовлетворенности — влажные волосы и футболка, которая липла к влажному телу, выглядели до ужаса возбуждающе, а то, что он уже давно не получал желаемого, еще больше подстегивало его злость на Чона. Пак обернулся, выключил компьютер и повернулся к нему — рядом с кроватью лежал матрас Тэхена, и этот многозначительный взгляд, бросаемый на него, означал, что пора бы уже ему освободить мягкую, заправленную как всегда розовым покрывалом постель. — Почему ты на меня злишься? Что я не так сделал? — не выдержав такого издевательства, он уже окончательно отодвинул от себя томик манги и сел напротив по-турецки, наблюдая за не меняющимся лицом брюнета. — Ничего не сделал. Но спать будешь на полу — меня достало, что ты по ночам на меня свои конечности сбрасываешь. — Врешь ты. Мы с тобой встречаемся — а значит, и целоваться, и делать что похуже можем без зазрения совести. Почему ты смущаешься, почему не смотришь на меня и со мной даже не разговариваешь толком? Знаешь, это жутко бесит. Я не могу так, черт — я люблю тебя, втюрился в тебя по уши, а ты даже прикоснуться к себе не даешь. Я же не железный, в самом деле. — Я тебе сказал сразу — я не буду с тобой спать, пока не буду к этому готов. Что тебе еще нужно? И если ты не заметил, то мы с тобой сейчас вполне нормально разговариваем. Не игнорирую я тебя… — Лжешь. Почему ты смотришь мне в глаза и нагло врешь? Ты действительно ко мне ничегошеньки не испытываешь? Даже капельку симпатии? — Нет, — говоря это, он смотрел вниз, на свои ноги, находя их ужасно увлекательными, чем сидящий в одной футболке и трусах Ким на кровати. — Опять врешь, — встав, он прижал к себе сидящего на стуле, все еще на него даже глаза не поднимавшего Пака, вдыхая сладкий запах шампуня, — я тебе немножечко все-таки нравлюсь. И если ты постараешься, то могу понравится немножечко больше, чем сейчас. Верно? — наклонившись, он прижался к нему губами, не давая отстраниться, схватил его тонкие руки и уперся бедром в пах, не давая свести ноги вместе. Чимин не знал, что с ним вообще творится — он не хотел этого, но играющие гормоны юноши, и сводящий с ума, какой-то пленительный Тэхен на него странно влияли — он отвечал на поцелуй, впуская чужой язык к себе рот, прижимаясь сильнее к Киму, прикрыв глаза и абсолютно потеряв счет времени и месту — он не заметил, как они плавно переместились на кровать, а Тэхен уже без всякой футболки нависает над ним, одной рукой поглаживая через ткань нижнего белья, снова как ненормальный присасываясь к его губам. — Тэхен, не надо, — только и смог он выдохнуть, когда чужие пальцы обхватили головку его члена, нежно поглаживая, — Тэхена. Бросало то в жар, то в холод, пока чужая рука плавно скользила по всей длине, методично надрачивая ему, не забывая покрывать поцелуями его шею, ключицы и грудь, обхватывая губами сосок и лаская его языком, прикусывая. Чимин выгибался от новых, доселе неведанных ощущений, не зная, что его тело такое податливое, и может так отдаваться кому-либо. Тэхен с такими горящими глазами, которых Пак у него еще никогда не видел, ублажал его долго и размеренно, не давай кончить быстро, растягивая момент на полчаса или час, пока уже сам не почувствовал, что ему тоже надо — и когда Чимин прикрыв глаза, громко застонал, то запустил руку в своих тонкие шорты, желая тоже поскорее кончить при виде Чимина, корчащегося в сладострастных судорогах оргазма. Когда он все-таки лег подле него, тяжело дыша, с опухшими губами и влажными от пота волосами, положив голову на грудь своего Минни, то тот даже не сопротивлялся — запустив свою руку в чужие, уже отросшие патлы, он начал медленно их перебирать, пропуская прядки между пальцами. На любые слова не было сил — комнату наполнило лишь только тяжелое дыхание, которое плавно перешло в сопение — и Ким, уставший, морально и физически вымотанный, заснул, придавив своим небольшим, но и не маленьким весом.***
Чонгук сидел в библиотеке, отмечал нужную информацию для работы, которую ему предстояло сдать в конце четверти, когда к нему нагло, без спроса подсел недовольный Ким Тэхен — гроза школы и всего района, сегодня — в голубой рубашке и потертых рваных джинсах. Рубашку он сразу узнал, поэтому, наверное, его и так кислая мина переросла в нечто еще более кислое. — Что тебе нужно? — Чего ты так сразу? Может, пообщаться с тобой решил, подружиться там… — Что тебе нужно? — Чона трудно было вывести из себя, тем более, что это уже произошло не так давно — после того случая, на крыше, он уже наколотил дров выше крыши. — Ох, ну и зануда ты. Я о тебе реально побольше узнать хотел, особенно о том, почему ты так странно ведешь себя в последнее время. — О чем ты? Я не понимаю. Мы с тобой вообще не общаемся. — Ты стал угрюмым, замкнутым и скучным, почти ни с кем не разговариваешь. Но, как я узнал, оборвал не все контакты — а только с одним, конкретным человеком, который очень переживает о тебе… — Ты о Чимине? Это он тебя подослал? — Я сам пришел. Потому что беспокоюсь о нем. Потому что он для меня важен, и я не хочу, чтобы ему приносило что-либо дискомфорт… или кто-либо. Я не в восторге от той мысли, что ты близко общался или когда-нибудь будешь общаться с Чимином, но… если ему так хочется — его желание — закон для меня. — Ты слишком много говоришь. Я уже с ним обо всем поговорил. Я не могу с ним общаться, как раньше. — Почему? — Не твоего ума дело. — Моего ума дела все, что касается его. Я не могу понять, ты фишку что ли не сечешь? — Секу. И я тебе уже все сказал. Отвали. — Если бы все было так просто, — он пододвинулся почти вплотную к его лицу, и Чон, который до этого не смотрел на него, увидел, насколько он сейчас был зол — наверное, этот разговор его радует намного меньше, чем самого Чонгука, но он старается — безумно старается его не убить прямо здесь и сейчас, — я бы тебя где-нибудь закопал, и дело с концом. Но я не могу — я дал чертово слово, и если я его не буду держать, то буду еще большим говном, чем ты. Ясно выражаюсь? Поговори с Пак Чимином прямо сейчас, или я правда за себя не отвечаю. — Так ударь меня. Только не думай, что я сдачи дать не смогу. — Ха. Думаешь, я ничегошеньки о тебе не знаю? Я знаю о тебе все — где ты родился, где учился, чем владеешь, когда домой возвращаешься… даже с кем твой первый поцелуй был, знаю, на кого дрочишь в ванной целыми днями. Ты меня недооцениваешь, мудила, и очень сильно. И он прав — он действительно его недооценил. Не думал, что такое глупое увлечение перерастет в отношения с предметом его воздыханий — маленьким и глупым Паком, который и слова плохого тебе не скажет, а только лишь мило и невинно обиженно надует пухленькие губки. Чонгук недооценил, что его Минни признает такого, как Тэхен и будет с ним так же беззаботно улыбаться, как и с Чоном когда-то, несколькими месяцами раннее. Он не думал, что будет так ревновать его — ведь знал, что поцелуй на крыше у них не первый и не последний. А он, из-за своих глупых страхов, даже приблизиться к нему не может — только лишь поговорить о нуждах класса или передать что-нибудь от преподавателей. Может помочь ему, если попросит — но Чимин уже давно в этом не нуждается, ведь у него есть теперь Тэхен. И он намного лучше его, Чона, во всех отношениях. — Я поговорю с ним. Доволен? — Не очень. Я бы желал, чтобы этого разговора никогда бы и не было — кто знает, что ты ему там скажешь, но да, доволен. Только у меня одно условие: говорить вы при мне будете. И точка. — Я не соглашался на такое. — А Чимин согласился. Он не против — заждался, наверное. А у нас билеты в кино на сегодня, между прочим — опоздаем еще из-за тебя. — Где он? — А вот не скажу. Со мной пойдешь, одного я тебя к нему и на метр не пущу. — Ты боишься чего-то? — С чего бы это? Он — полностью мой. Во всех отношениях. И мне уже нечего бояться, — с этими словами он подождал, пока Чон соберет учебники и выйдет вместе с ним в коридор. Чонгук почти сразу понял, куда они идут — в классы западного крыла, где располагалась лишь пара секций, в которых почти не было народу — так, чисто номинально, они пока существовали, а верхушка школы так и не думала их расформировывать, откладывая это на более поздний срок. Чимин ждал их в пустой комнате, сидя на пустом столе и болтая голой ножкой в белом носке и темном ботинке. Сегодня на нем были черные шорты — словно персонаж манги, ей богу — и черная кепка, надетая козырьком назад. Белая растянутая футболка оголяла худое костлявое плечико, и выглядела эта сцена вообще жутко вызывающе — Тэхен вот не выдержал, подошел к нему сбоку и поправил непослушную ткань. Чимин никак не отреагировал — не засмущался, не отстранился, словно это было в порядке вещей. Как и чужая рука, сжимавшая его маленькую ладошку — тоже совершенно обыденным, никаким не выдающимся явлением вовсе не было. Чонгуку было хреново — хреново видеть, как Чимин — такой же, как пару месяцев назад, сидит сейчас перед ним с легкой улыбкой на устах и блестящими темными глазами — глубокими, как далекий космос. Но не его — рука Кима уже хозяйски переместилась на голую коленку, очерчивая ее острые углы тонким пальцем. — Ну, и о чем ты хотел поговорить? — понимая, что явно тут третий лишний, он как можно скорее решил закончить этот неприятный разговор и уйти куда-нибудь подальше от этих двоих. — Ты решил свою проблему? — Да, решил. — Теперь ты мне можешь сказать, в чем она заключалась? Мы можем снова стать друзьями, как прежде? — Не можем, Минни. Никак уже друзьями мы не можем быть. — Почему? В чем твоя проблема? Раз ты решил ее, почему ты тебе не рассказать мне все? — чужие пальцы уже нагло залезли под футболку, пересчитывая ребра под тонкой кожей, проводя по упругому животу с намечающимися кубиками пресса, — Тэхен, перестань. — Я руки грею. Мне холодно. — Сейчас лето, +30. Не пори чушь. — При виде тебя мне всегда холодно, — положив голову на чужое плечо, он уставился на Чона, лицо которого ни на йоту не изменилось — все такая же холодная маска полнейшего отчуждения. Аж досадно, что не бесится. — Чонгуки. Скажи мне, пожалуйста. И не обращай внимание на этого придурка — у него это, кажется, просто возрастное. Мне сейчас важно с тобой поговорить. — Тогда пусть он прекратит тебя лапать. Пусть руки свои уберет. — А что, тебя это волнует? — Тэхен явно показушничал, прижавшись губами к тонкой бледной шее аки какой-нибудь вампир, томно прикрыв глаза. Чимин дал ему подзатыльник, от которого он все-таки, нехотя, отстранился. — Достал уже. Хватит. Сказал — не лапать, так потерпи, мать его. Тебя дрессировать как собаку что ли нужно? — Тэхен обиженно отвернулся и присмирев, убрал свои руки к себе на коленки. — Теперь ты можешь мне сказать? Так хотелось подойти к нему и сжать в объятиях — все бы ничего, но Тэхен явно был тут некстати, исподлобья бросающий гневные взгляды в сторону брюнета. — Вряд ли это что-нибудь изменит… — Да скажи уже, придурок! И вали отсюда поскорее, — новая затрещина, и Ким трет больное место, как-то даже посмеиваясь — новые агрессивные привычки Чимина ему даже немного, мазохисту, нравятся. — Изменит. Я сейчас тоже тебя стукну, если не скажешь, — он уже стоял возле него, почти вплотную — он мог чувствовать, какой Минни на самом деле хрупкий ребенок в этом своем странном прикиде, с влажными от слез глазами — такой, что он больше никак не может сдерживать себя и свои чувства. И пусть земля разверзнется, а Ким Тэхен его закопает где-нибудь у школы, но он признается ему, потому что правда — он сам себя ударит, если будет и дальше вести себя как истеричка. Поцелуй получился как-то сам собой — Чимин от удивления выпучил глаза, но не отстранился, отвечая — впуская внутрь своего рта, теснее прижимаясь и вконец даже обхватывая чужую шею руками — такой красивый, стоящий на носках, потому что ниже Чона на голову — с трепещущими ресницами, с румянцем на пухлых щеках. Его, тэхена, он сейчас был словно в другой Вселенной с собственной гравитацией и временем, текущем в своем особом ритме — он отдавался Чону полностью, а, отстранившись, пьяно посмотрел на Кима — таким он был только вечерами, когда лежал под ним, распластавшись на кровати, возбуждая донельзя одним только взглядом с поволокой. Только от такого вот Чимина он мог за секунду кончить, без какой-либо помощи — потому что в такие моменты он был одновременно жутко милым и развязным, оживляющим самые пошлые и мерзкие желания. Ким не знал, что ему делать — бить сейчас по морде чертова Чонгука, хоть он и прекрасно понимал, что это было ожидаемо — или же валить сейчас на пол помятого немного Чимина и снасильничать прямо на месте, потому что нельзя быть таким — это чертово, мать его, преступление, за которого кто-то должен нести полную ответственность. Он не знал, что делать, но Чимин знал — еще одной рукой держа за шею брюнета, он прижался губами к Тэхену, беря полностью на себя инициативу, что было впервые. Бесстыдно вторгаясь в чужой рот, он терся пятой точкой о пах стоявшего позади Чона, пока Тэхену еле-еле хватило сил оторваться и снять с него футболку. Он было снова хотел его поцеловать, но Пак лишь покачал головой, ехидно, как дьяволенок, улыбнувшись. — Сначала помиритесь. Такая просьба в такой момент, когда все возбуждены и уже на грани, казалась просто нелепой и ничтожной — но Пак, закинув голову на чужое плечо, поманил к себе Кима пальцем. — Поцелуй его. Должно быть это шутка — но не видно было, чтобы Паку было весело — скорее, тесно в темных шортах, и отстранившись, он сел на место, занимаемое минутой назад Тэхеном, похотливо глядя на их удивленные лица. — Поцелуйтесь. С языком. — Ты придурок, что творишь? — Пожалуйста. Чонгук тоже не понимал, чем заслужил такое, но смотря на Пака, который избавлялся от последнего ненужного и ладошкой обхватил свой набухший член, поглаживая головку, сглотнул. Он не шутит. Чон сглотнул, выдохнул и, закрыв глаза, прикоснулся к Тэхену, расстегивая на рубашке маленькие непослушные пуговицы, отрывая уже последние с нетерпением. Ким попытался отстраниться, но увидев Чимина, передумал сразу же — ради такого поцеловать старосту — меньше из всех возможных зол. Снимая с него пиджак, он думал, что это не так уж и противно — Чонгук вкусно пах цветочным запахом, в которых он не слишком и разбирался, но ему нравилось — поэтому проводя по загорелой упругой груди, он даже получал удовольствие от этого процесса. И от стонов своего Минни, наблюдающего с расставленными ногами сие маленькое представление еще больше, если такое возможно, возбуждался, трясь о ткань чужих брюк своим возбуждением. Чимин почти кончил, но остановился, понимая, что нужно еще немного подождать. Вид ублажающих друг друга парней, которые срывали буквально друг с друга одежду, оставляли своими языками мокрые дорожки, и постоянно на него плотоядно глазеющие, готовые сожрать в любой момент — возбуждал невероятно. Каждый из них был ему дорог — и мысль, которая родилась в его глупой и наивной голове, была одной из самых сумасшедших, что приходили ему когда-либо — если он не может сделать выбор, то получит двоих и сразу же. Облизывая и запуская внутрь себя палец, растягивая, Чимин поморщился от неприятных ощущений, пытаясь отвлечься на то, как Чон, положив на пол Тэхена, навис над ним, стаскивая чужие брюки с тонких ног, а затем долго и глубоко целуя — Ким уже не скрывает, что для него эта прелюдия немного затянулась — и быстро срывает с себя остатки одежды, поворачиваясь к Чимину, который вводит в себя уже третий палец, продолжая протяжно стонать. Чон, видя это, сглатывает, чтобы не остановить мучающегося с непривычки брюнета, но подходит вместе с Тэхеном и запускает руку Паку в мягкие волосы, проводя другой по внутренней стороне бедра, встречая чужую руку уже на члене Чимина — которая так по-хозяйский проводит от основания до головки, пальцем снимая выступившую смазку. — Расслабься. Сейчас будет немного больно, но ты должен расслабиться. Вобрав в рот, Тэхен вводит четвертый палец, от которого Чимин начинает извиваться и брыкаться. Давясь немаленьким размером в глотке, он наблюдает как Чонгук убирает слезы с лица и нежно, почти трепетно целует Пака в губы, вводя пятый палец, от которого Чимин уже протяжно стонет в чужой рот, впиваясь ногтями в чонову шею. Тэхен не знает, как это делается правильно — он первый раз отсасывает парню, но старается изо всех сил, вспоминая все видео, которые смотрел — заполняет рот полностью, давясь от нехватки воздуха, облизывает плоть языком, посасывая и постанывая от непривычных ощущений. Оторвавшись, чтобы сделать вдох, он решает, что пора — Чимин уже на грани, и чтобы ему было не так больно, нужно уже сделать что-нибудь. И делает — надевая презерватив, смазывает кремом член и входит в узкий проход, убирая перед этим маленькие пальцы Чимина, но оставляя свой собственный, добавляя вместо Чона еще один — от напряжения Пак выгинается в спине, стараясь открыть глаза, но не может — ему страшно и больно от вторжения, потому что он с мужчиной первый раз, хоть Ким и предельно осторожен. Чонгук недовольно хмурится, видя, что сейчас предстоит самое опасное из их затеи и уже хочет сдать назад, зная, что будет нестерпимо больно, но Чимин его останавливает, замечая страх в глазах — его словно током ударило, и он сейчас мало что соображает, но читать Чона за столько лет прекрасно научился — если не подтолкнуть его, то момент будет, как и сам Чонгук, будет им упущен. А он этого допустить никак не может. Поднимаясь на локтях, он шепчет ему на ушло что-то отрывистое, срываясь на крик, потому что Тэхену повезло так быстро задеть простату — запомнив примерный угол, он вбивается еще и еще, и Чимин словно в судорогах, мокрый от пота, извивается на деревянном столе, обхватывая ногами тонкого Кима. Поняв намек, Чон помогает ему насадиться на основание, и полностью повиснуть на Тэхене, прижав того к шкафу у стены. Придерживая его, он подходит сзади и входит, слыша утробные крики, которые срываются на фальцет — если бы он увидел сейчас его, искаженное гримасой боли лицо, то выпрыгнул из окна сию же секунду. Но он входит, растягивая непослушное тело и чувствуя чужой пульсирующий кровью член внутри, соприкасаясь с ним, заставляя Чимина откинуться назад, ему на грудь — он сильнее будет, чем слабенький и хиленький Тэхен, которого почти ноги не держат. Толкнувшись в узкое нутро пару раз, он чувствует, как Пак постепенно слабеет и уже не держится, полностью повиснув в его сильных руках — кончив почти одновременно, они оседают на пол и аккуратно выходят поочередно из растянутого ануса, крепко прижимая к себе с каждой стороны еле живого брюнета. У них не осталось сил даже на банальные слова, но им он и вовсе не нужны.***
пару лет спустя
В аэропорту было много народу — рейс был хоть и ранний, но люди, которые до ужаса соскучились по родным и близким людям, уже облепили коридор, ожидая, пока двери не откроются и не выйдут пассажиры, с чемоданами или легкими дорожными сумками, с радостными, но немного уставшими от перелета лицами. Тэхен как всегда сидел в телефоне, будто бы не ждал его — хотя, Чимин знает, что этот парень вообще любит не признаваться окружающим в собственных маленьких слабостях. Не ждал — и не проверял на десять раз точный рейс и время. Хотя, Чимин беспокоился намного больше, звоня каждый вечер и утро, как по расписанию, в течении такого долго срока — год, проведенный заграницей, казался ему целой вечностью, и Чонгук, выпускник с отличием, должен был приехать сюда уже навсегда — или на долгое-долгое время, пока Пак пинком его не отправит обратно. Но это вряд ли. — О, вот он, идет. Чонгуки, — счастливое лицо Чимина озарила яркая улыбка, и Чон, извиняясь, пробрался к ним — стоящим где-то в хвосте очереди, крепко обнял и подняв в воздух легкого Пака — он стал намного сильнее, и ему претило, что тот от неожиданности покраснел и смутился. Так и хотелось его поцеловать — но люди, стоявшие вокруг, вряд ли одобрили такое бурное проявление чувств. Нужно иногда вспоминать, что разница между Кореей и Америкой — прежде всего, менталитет. И официально легализованные однополые браки, конечно. — А сам доехать не мог, что ли? — Тэхен, недовольный с виду, получил свою долю обнимашек, и даже немного после них успокоился — ну, брыкаться так точно перестал, вереща как девчонка. — Куда поедем? — Домой. Сейчас четыре утра — я спать, мать твою, хочу, придурок. — Я тоже бы не прочь. Чимин, ты как? Не поверишь, как я по тебе соскучился. — Он тебя сейчас убьет за такое. Знаешь же — мы с ним официально встречаемся. — Со мной ты тоже встречаешься. — Так то да. Но дай ребенку немного насладиться моментом. Ребенок в надетом на изнанку свитере пнул какую-то банку под ногами и нажал на брелок — забравшись на водительское сидение, он подождал, пока пассажиры усядутся сзади, прижавшись друг к другу в дружеском мокром поцелуе с языком. Всегда у них так, впрочем. — Теперь ты точно дома.