Осколки

Разбивается витрина, а ты хохочешь. Твой смех проносится в ночной мгле, как крик сумасшедшего. Под твоими ногами осколки стекла. А теперь представь, что все эти осколки – это я. Я, как и эта витрина, разбиваюсь от твоего взгляда, ведь он, как эта бита в твоей руке. Ты, как наркотик, течешь по моим венам, а я, чувствуя это наслаждение, схожу с ума. Причини мне боль. Ударь меня. Ударь. Ударь. Ударь. Ударь. Я знаю, что у тебя проблемы. Но и у меня тоже. Так позволь мне быть твоей главной и единственной проблемой. Подошва твоих кед шаркается об асфальт, а бита, закинута на плечо. На губах безумная улыбка, а в глазах застыла печаль. Ты рассказываешь, что они ожидали лучшего. Хотели, чтобы ты был, как твой брат. Еще одна витрина разбита. Ты берешь осколок и сжимаешь до такой степени, что на землю падают капли крови. Найл говорит: «Они не хотят меня слушать. Они вообще делают вид, что меня нет». Капот машины проминается под ударом битой. Ударь меня. Я в этом нуждаюсь. Заметь меня. Я здесь. Люби меня, и я буду для тебя всем. Он кричит: «Посмотри на меня! Что я сделал не так? Я так старался, но все пошло по пизде! Так посмотри же на меня». Я подхожу ближе, и Найл падает в мои объятия. Он плачет. Беззвучно. Не произнося ни звука. По его щекам текут слезы, а плечи судорожно то поднимаются, то опускаются. Пару минут спустя, он отстраняется. Заглядывает мне в глаза, а я касаюсь его руки, где зажат осколок. Ты расслабляешь руку, и осколок падает, а звон облетает всю улицу. Мы осколки. Разбитые вазы, витражные стекла, посуда. В прошлом это все было красивым и имело смысл, а теперь это разноцветные бесполезные осколки. Ты шепчешь прямо мне в губы: «Люби меня», и целуешь. Целуешь отчаянно, грубо, страстно. Как будто я исчезну, перестану любить тебя, ты станешь для меня такой же невидимкой, как и для всех. Ты льнешь к моим прикосновениям. Закрываешь глаза и стонешь в поцелуй. Ты маленький разочарованный ребенок, который только мой. И больше ничей. Ты значишь для меня намного больше, чем вся Вселенная. Ты тянешь меня за волосы, пачкая их в крови. Кусаешь мои губы, и я начинаю чувствовать вкус крови на языке. У нас заканчивается воздух в легких, но мы не можем отстраниться. Ты сжимаешь в руках мою рубашку и отстраняешься. Утыкаешься в мое плечо и до меня доноситься: «Никогда не уходи». Сломай мне ребра. Проломи мне голову. Выстрели прямо в сердце. Обескровь меня. Уничтожь меня, если я уйду. Где-то поблизости слышится вой сирен. Кто-то все-таки вызвал полицию. Хватаю за запястье и бегу куда вижу. Заворачивая в маленький проулок, замечаю пожарную лестницу. Толкаю вперед: «Поднимайся. Скорее». Вот мы на крыше. На улице светает. На горизонте небо и землю лучи утреннего неба разрывают на части. Тебе нужно было вернуться домой к одиннадцати. Но сейчас четыре часа утра, так что можно не волноваться. Ты стоишь на краю крыши, и мне кажется, что вот-вот ты расправишь крылья и взлетишь высоко в небо. Будешь лететь над этим городом, навстречу солнцу и с нисхождением смотреть на землю. Ты оборачиваешься, протягиваешь мне открытку, на которой изображена фотография места, которое я никогда, наверное, даже не посещу. Ты говоришь: «Напиши» Ты шепчешь, а ветер доносит до меня: «Откройся мне». И я пишу на этой открытке: «Я люблю тебя до боли в моих прокуренных легких». Выхватываешь из рук и, даже не прочитав, отдаешь во власть ветра. А ветер подхватывает несчастную открытку и уносит ее высоко в небо, к звездам, которые оставят от моих слов лишь пепел. Ты кричишь утреннему, еще не проснувшемуся городу: «Меня любят, и я люблю, а вы все дерьмо правильное».