Учась принимать других такими, какие они есть, мы постигаем… искусство быть гибкими и уступчивыми, но зачастую это происходит очень болезненно.
Кагеяма всегда трудно сходился с людьми. А после случая в средней школе стал реже раскрываться перед кем-либо, попросту боясь сближаться с другими. Редко кому-то доверял. А без этого какая может быть дружба? Кроме того, он всегда считал, что ничего вечного не существует. Взять ту же дружбу: рано или поздно его бы предали и бросили. А он опять остался бы один с вдребезги разбитым самолюбием. Иначе и быть не могло. Следовательно, в подобные связи больше влезать не стоило. Старшая школа подарила ему потрясающую команду, с которой ему удалось создать гармоничные отношения, и друга, «сравнявшего с землёй» его застаревший страх рано или поздно остаться в одиночестве. И однажды Кагеяма вдруг осознал, что в его жизни образовался своеобразный треугольник: он, Хината и волейбол. Такое заключение настолько ошарашило его, что он не сразу сообразил, что с этим делать… Поступив в университет, перед Тобио возникла новая проблема: продолжать жить с родителями и отказаться от самостоятельной, независимой жизни, или же делить комнату с другим человеком, а значит - впустить его в своё личное пространство, что для Кагеямы изначально было неприемлемо. Ведь выдержать его «ангельский» характер, как показывала практика, могли лишь единицы. Его привычный мир был для него слишком удобен и уютен, и потерять то с чем он сжился, с чем научился сосуществовать, не хотелось. Поэтому сразу пришло беспристрастное решение: будет легче снимать небольшую квартирку, чем делить комнату в общежитии с малознакомым человеком. И выбирая соседа, он ни секунду не сомневался, кому отдаст предпочтение. Квартира, которую он снимал с Хинатой, оказалась небольшой, но весьма уютной. Все было просто – две небольшие комнаты, оборудованные под спальни, и общая гостиная, которая одновременно выполняла функцию и прихожей, и кухни, и зоны отдыха. Несмотря на перемены к лучшему, жить с Хинатой оказалось весьма непросто, будто находясь рядом со спящим вулканом, который мог взорваться в любую секунду. Приходя домой, Кагеяма заблаговременно ожидал каких-то сюрпризов, больших или маленьких, будто подводных камней, пытаясь представить хотя бы приближённо, что же его ждёт сегодня. И источник апокалипсиса не заставлял себя долго ждать. Чаще всего доводилось наблюдать такую картину: развалившийся на полу перед телевизором напарник и разбросанные по всей комнате конспекты вместе с попкорном. (Шое часто разбрасывал свои вещи где попало, например: носки он упрямо клал посреди комнаты, а его брюки по утрам часто оказывались на люстре, и все потому что вечером произошло что-то «очень хорошее»). Хината всегда куда-то торопился, бурно реагировал на происходящее. После очередного изматывающего экзамена мог с лёгкостью заснуть на пороге квартиры, и Кагеяме приходилось укладывать его спать. Размахивая руками и издавая нечленораздельные звуки, метался по комнате, опрокидывая все, что встречалось на пути, радуясь или переживая за ходом очередного волейбольного матча. В последний раз он устроил такой погром, что Кагеяма не мог убраться на протяжении недели: Хинату наконец-то взяли в основной состав. И тогда, прыгая до потолка, он пытался донести до своего напарника эту головокружительную новость. В то время как он, не слыша его, стоял с головы до ног заляпанный майонезом, облепленный листьями салата, будто в замедленной съёмке, продолжая наблюдать, как медленно растекается кетчуп по его любимой футболке. Список «О Боже, Хината» был весьма внушительным. Он мог часами таскать Кагеяму по улицам, смотреть до полуночи телевизор, сидеть в углу, обняв себя и уткнувшись лбом в колени, расстроенный из-за неудачно сданного экзамена или совершённого паса. Не задумываясь, запрыгивал ему на спину, обнимая руками и ногами, радуясь, в то время как он пытался удержать от падения бутерброд с колбасой в руках. Но в тоже время он по-своему проявлял заботу. И Кагеяма привык: Хината укрывал его одеялом, когда было холодно; залечивал раны, когда он на тренировках разбивал колени или сдирал кожу с ладоней, не щадя себя, отрабатывая подачи; в который раз стирал его белые футболки со своими красными, после сверкая своими умоляющими, виноватыми глазами, чуть выпятив при этом губы. На него долго злиться было просто невозможно. Шое был добрым, уверенным, защищающим тех, кого любит, и единственным, кто в полной мере мог выдержать его сложный характер. И связующий постепенно даже привык есть кашу, сваренную по утрам напарником, которая хронически хоть немного, но пригорала. Поначалу они часто ругались: Кагеяма раздражался по пустякам, прямолинейно высказывая все, что он думает, но потом первым и шёл мириться. Постепенно они перестали ссориться по малейшему поводу, научились взаимодействовать между собой без слов, разве что иногда немного спорили. И вот спустя полгода их совместной жизни, Хината вдруг резко изъявил желание жить самостоятельно и, больше ничего не объяснив, собрал вещи и съехал. И Кагеяма никак не мог понять, что же он такого сказал или сделал? И с каких это пор единственный важный для него человек стал относиться к нему натянуто? Или он просто привык, что тот был всегда рядом, как что-то само разумеющееся? Сначала он даже подумывал, что это какая глупая шутка в духе Хинаты. Но после того как на протяжении недели мелкий начал избегать его ещё и на тренировках, Кагеяма чётко осознал, что лишился всего: ночей, которые они весело проводили вместе за учёбой или просмотром интересного фильма; часов, потраченных на тренировки. У него резко отобрали все, к чему он так привык: к улыбкам напарника, шуткам, прыжкам на спину. И самое страшное, что жить без коротышки оказалось невозможно, как без дыхания. Кагеяма глубоко и прерывисто вздохнул, переводя взгляд на нового соседа по комнате. Тот по-прежнему полулежал на диване, умудряясь одновременно слушать музыку и читать книгу. В отличие от Хинаты, Цукишима был аккуратным, требовательным к себе и, конечно же, к другим. Редко выходил из своей комнаты. Избегая лишних вопросов, лишь гневно сверкал своими прожигающими глазами. В основном читал книги или разгадывал кроссворды. Но даже с ним, на удивление самого Кагеямы, он каким-то образом научился сосуществовать под одной крышей. В течение нескольких дней привык к новым правилам и порядкам. Это оказалось несложно. Сложнее было разобраться с причудами Хинаты и справиться с неизвестными чувствами, которые в последние время одолевали связующего и до сих пор оставались неопределёнными. - И почему я живу с тобой? Кажется, он сказал это вслух, потому что Цукишима резко повернулся, полоснув по нему укоризненным взглядом. - Потому что тебе нужен был сосед, поскольку вы, Ваше Величество, не в состоянии оплатить жильё самостоятельно. – Последовал незамедлительный ответ. - А почему тогда ты согласился?- Сосед перевернул страницу, возвращаюсь к чтению, видимо довольный своим мрачным ответом, и Кагеяма решился присесть рядом. Ещё никогда он не был так близко к этому парню, всего лишь в миллиметрах от него. - Потому что на данный момент мне негде жить, и в целях экономии я считаю, что целесообразно снимать жилье с кем-то, даже если это зарвавшаяся царская особь. Кагеяма откинулся на спинку дивана, даже ругаться больше не было сил. Хотя желание пихнуть Цукишиму под бок ногой едва удавалось сдерживать. Последние силы были потрачены на вылавливание коротышки в университете. И после того как он буквально припёр мелкого к стенке, все чего он смог добиться на своё: «Нам нужно поговорить» – « Нет, не нужно». Хината вёл себя неловко и сковано. И Кагеяма не знал почему. Складывалось впечатление, словно сейчас тот его боялся: боялся прикоснуться к нему, боялся даже смотреть на него слишком долго. А как просить прощение у человека, если даже не знаешь, в чем провинился? - Матч смотреть будешь? – Связующий взял пульт от телевизора, ища нужный канал. - Ну, уж нет. Мне на сегодня и тренировки хватило. Пойду, позанимаюсь в своей комнате. А ты не стесняйся, сублимируй. Кагеяма тяжело вздохнул, наблюдая, как его новый сосед скрывается в своей комнате. Если бы сейчас с ним был Шое, он бы прыгал, кричал, раскидывал попкорн, излучал сильное тепло, от которого бы его бросило в жар… Всё-таки жить с Хинатой было легче и … намного приятней.***
Хината подтянул колени к груди и, обняв свои ноги, уткнулся в них подбородком, продолжая издалека наблюдать, как на противоположном конце площадки Кагеяма продолжал отрабатывать подачи. Вот он подбросил мяч на небольшую высоту и с глухим шлепком ударил по нему, отправляя точно в угол поля. Хинате показалось, будто все его нутро полетело куда-то вперёд, вслед за мячом. Захотелось провалиться сквозь землю, но вместо этого он ещё больше сгорбился. - Ей, креветка, что такая кислая? - Ойкава сдул нависшую на глаза мокрую чёлку и присел рядышком, не забыв хлопнуть по спине, так, что он чудом не полетел на пол. Цукишима рядышком ухмыльнулся и, поправив очки, продолжил дальше тренировку. Но судя по всему, выбирал лучший момент вступить в разговор. Порой Шое все ещё трудно было поверить, что они вместе учатся в одном университете, состоят в одной команде и влезают в его личную жизнь, как всегда, раньше него в курсе всего происходящего. – Слышал, ты решил отступить. - Решил, - буркнул Хината, закусив нижнюю губу, чтобы она не дрожала. Не хватало ещё расплакаться, хотя и очень хотелось. Но ни одна царская особь не достойна его невыплаканных слёз. - Что у вас вообще происходит? Вы разве не помирились? - А мы и не ссорились. - Что тогда? – Ойкава схватился за ворот футболки, оттягивая её вниз и обнажая липкую вспотевшую грудь. - Я просто идиот. Больше не могу: чувство такое будто сидишь на пороховой бочке, слова лишнего не скажешь, - пожаловался Хината и тут же затих под насмешливым взглядом парней, будто кто-то бросил мокрую тряпку на разбушевавшееся пламя. По ходу с первым высказыванием те были согласны стопроцентно. Хината протяжно застонал и плашмя завалился на пол. - Да, я давно осознал к нему свои чувства. Да, я боюсь расслабиться и показать их. И вообще как признаться человеку, видящего в тебе лишь напарника, что думаешь о его коже, его сильных руках, красивых аквамариновых глазах, в которых так хочется утонуть, губах… От услышанного Цукишима закатил глаза, а Ойкава насмешливо кашлянул в кулак, прерывая чужую неудержимую фантазию. - Ну да, конечно. - Я ведь не глупый, хотя так многим и кажется, и прекрасно понимаю, что мои шансы на взаимность равны нулю. С чего бы Кагеяме вообще любить меня? Сколько же уже продолжается это безумие? Хината задумался, озадачено сдвинув брови. Наверное, последние полгода стало уж совсем невыносимо: между ними все просто искрило от напряжения и настороженности. Или это только он так думал, потому что со стороны друга по-прежнему не происходило никаких изменений, разве что тот стал чуточку сдержанней. А так казалось, что парень вообще ничего не замечал, если это конечно не касалось волейбола. В последние время Хинату все чаще преследовал кошмар: вдруг увидит он его виноватую улыбку, услышит сбивчивое объяснение: «Извини, у меня появилась девушка». И что тогда – все. Останется он один в целом мире. Они ведь с ним до сих пор даже не пара, а так соседи. Но если он для Кагеямы всего лишь напарник или мелкая заноза, то тот для него – все. Поэтому Шое старался по возможности избегать «летальных исходов», просто наслаждался совместно проведённым временем, в душе лелея надежду, что когда-нибудь парень посмотрит на него не только как на напарника или друга. В то время как он страдал, королевское величество, делало все, чтобы вывести его из себя. Последней каплей, стали события двухнедельной давности. Тогда Кагеяма лично поджёг фитиль на пороховой бочке… Хината тогда спокойно смотрел телевизор и когда услышал хлопок двери, перевёл взгляд в сторону звука. Боже, ему этого только не хватало: Кагеяма вышел из ванной в одном только тоненьком полотенце, оставляющее слишком мало места для воображения. Шое широко открыл глаза, до конца не веря в происходящее: друг раньше никогда не позволял себе ходить голышом по квартире. «Почти голым», - поправил себя Хината, с большим рвением уставившись на мешающую тряпку. Но Кагеяма видно не видел его замешательства: он спокойно прошлёпал босыми ногами к холодильнику, достал бутылку воды и... Хината закрыл глаза, спасая своё сердце от слишком большой нагрузки. Напевая мотив какой-то песни себе под нос, просто пытался заглушить раздающиеся в квартире шаги, лишь бы не думать, лишь бы не смотреть. Но лишь застонал, признавая своё безоговорочное поражение, потому что остановить поток картинок в своей голове уже не мог. - Хината? – неуверенно спросили со стороны. – Ты в порядке? - Нормально, - тугой ком в горле мешал говорить, но, кашлянув, парень попытался выдавить из себя вразумительный ответ. По ходу ему не поверили, потому что чужое, тёплое дыхание разом коснулось его щеки. - Точно? « Ты не должен смотреть на него, не должен…», - мысленно повторял он одни и те же слова, будто читал заклинание, пытаясь при этом зажмуриться ещё сильнее. Но остановить себя не смог: он открыл глаза и наткнулся взглядом на чужие губы. - Ей, - чужой голос раздавался рядом, но будто сквозь толщу воды, и Хината заставил себя скользнуть взглядом вверх, чтобы встретиться с обеспокоенными синими глазами. Щеки пошли пятнами, и чтобы спастись от позора, Шое закрыл глаза уже руками. - Просто оденься, ладно? - Напарник дотронулся до его плеча, и кожа в этом месте вспыхнула огнём, поэтому он быстро скинул чужую руку, дёрнув плечом, - Пожалуйста… Кагеяма молча отстранился и скрылся в своей комнате. А Хината после того дня просто не мог смотреть ему в глаза. Ведь они видели друг друга голыми много раз на тренировках, когда кто-то из них одевался или принимал душ. И как теперь прикажете объяснять другу, что он не может смотреть на него обнажённого лишь потому, что осознал, что хочет чего-то большего. Хината очнулся от своих мыслей, коротко и невесело рассмеявшись. - Да пусть любит, кого хочет, все равно кто это будет. – Теперь уж точно вся надежда на возможную симпатию лопнула, словно мыльный пузырь. - И на что я надеялся? - Тебе надо на тренинг психологический сходить. Самооценку собственную повысить. А вообще в чем проблема – просто соблазни его? Цукишима на подобное заявление лишь насмешливо фыркнул: - Слушайте, а кто-нибудь из вас видел, чтобы он с кем-то встречался? - Нет… – в подтверждении своих слов Хината покачал головой. - Правда что ли? – Подозрительно переспросил Цукишима, откладывая мяч и полностью погружаясь в беседу. - То есть ты никогда не видел его с девушкой, я уже молчу насчёт парня, но хочешь соблазнить Короля, который зациклен только на волейболе и, думаю, даже не знает, что такое банальная дрочка в душе? - Ты знаешь, наш четырёхглазый друг прав, могу с вероятностью в 99.9 % предположить, что наш Тобио-чан асексуален. Ребята с сочувствием переглянулись, а Хината на это лишь махнул рукой. Какая теперь разница. Он с самого начала знал, с кем имеет дело, а теперь какое вообще имел право лезть в чужую жизнь. Он ведь его предал, съехав.***
Хината топтался на пороге своей уже бывшей квартиры, не решаясь войти. Он пришёл сюда специально, чтобы наконец-то объясниться с напарником, разрядить это предгрозовое напряжение, что повисло между ними, надеясь, что тот больше не злится. Господи, о чем он думает, конечно злится, ещё бы. Когда узнает причину, по которой он избегал его неделями, то сначала будет долго пытать его, а затем убьёт. Парень сердито тряхнул головой и сжал кулачки, сделав очень решительное лицо. Нет, он просто обязан простить его. В конце концов, их ведь тянет к друг другу. И пусть это замечают только другие, но не Кагеяма. Хината медленно выдохнул, несколько раз с силой похлопал себя по щекам, напоследок для верности ещё потёр лицо ладонями, расправил плечи и решительно толкнул дверь в квартиру. - Доброе … утро. – Кагеяма лишь на секунду оторвал взгляд от конспекта. Цукишима кивнул и продолжил хозяйничать у плиты, лишь казалось, стекла его очков насмешливо поблескивали. И вся его прежняя и казавшаяся неколебимой решимость исчезла в один миг. – А я вот зашёл забрать свою почту. В ответ раздалось лишь молчание, а в комнате повисла тяжёлая пауза. Хината бросил быстрый взгляд в сторону напарника. Он ожидал если не открытого гнева, то хотя бы недовольства или упрёков, пусть отрицательных, но всё-таки эмоций, а не открытого безразличия. Конечно, проще молчать и злиться. Хотя сам виноват: бегал и игнорировал его на протяжении недели, вот и добегался. Шое физически ощутил, как его окутывает беспросветная тоска, омерзительное уныние и обречённость. Рассеяно заморгав, пытаясь хоть так избавиться от плохого настроения, он перекатился с пятки на носок и потянулся к столику около двери, но тот оказался пуст. - А где почта? - Вон там, на столе лежит. – Кагеяма махнул рукой в сторону, не отрываясь от конспекта. - Ты же всегда держал её на этом столе. - Нет. – Друг пронзительно посмотрел на него, будто обжёг взглядом. - Цукишима любит, чтобы она там лежала. Хината прикусил нижнюю губу, пытаясь сдержать эмоции. Отвернувшись от парней, подошёл к столу, начиная просматривать отложенную почту. Хотелось расплакаться. От обиды, от страха, что они больше не смогут и поговорить нормально, от ожидания расправы со стороны Тобио. Хотелось вскочить, броситься к Кагеяме и крепко обнять. Хотелось потереть глаза, которые начало пощипывать от поступающих слез. Прикрыв глаза на миг, он отчаянно старался удержать безразличное выражение лица. - Все, кушать подано. – Голос Цукишимы вырвал его из оцепенения. Блондин поставил тарелку перед Кагеямой. Тот отложил в сторону конспекты, взяв приборы, отломил кусочек и незамедлительно положил себе в рот. - Мм, потрясающе. – Хината даже подпрыгнул на месте от возмущения. Напарник никогда не хвалил его еду. А про чужую и речи не могло быть. Он быстро подошёл к столу, выглянув из-за плеча напарника, привычно оперившись на него рукой. - Что? И это «что» повисло в воздухе как туча перед грозой. Хината закусил щёку изнутри. - Ты же по утрам любишь есть кашу? - Да, люблю. Но блюдо приготовленное Цукишимой дико вкусное. Хината закрыл глаза, пытаясь совладать с эмоциями и надеясь, что реальность сейчас рассеется, будто сухой лёд. Он отдалённо слышал, как попрощавшись, Цукишима отправился в университет на занятия. Открыв глаза, он снова посмотрел на тарелку, но та никуда не исчезла. - Ну как вы с ним? Нормально? - Хината говорил тихо, моля, чтобы голос не выдал ту бурю эмоций, что клокотала внутри. Он обошёл Кагеяму, остановившись напротив, уцепился за край стола побелевшими пальцами, не замечая, как они мелко подрагивают, опустил голову, не сводя взгляда с ненавистной тарелки. - Да лучше не бывает. - Слава Богу, рад за тебя. Теперь Хинате стало все предельно ясно, и его выдержке пришёл конец. - Так понятно. Он сюда въезжает, перекладывает почту, готовит тебе завтрак по-новому. А что прикажешь, делать мне? - А при чем здесь ты? - Да ни при чем. Не в этом дело. - Тогда в чем? - Как ты мог, я съехал всего две недели назад, а ты уже нашёл нового соседа. И как погляжу, вы прекрасно сжились друг с другом… Хината уже не сдерживаясь, кричал, кричал во весь голос. Уже забыв, что хотел поговорить спокойно, попросить прощение. Боль, которая заполнила его сердце, не давала вдохнуть, звенела в ушах. В очередной раз, взмахнув руками, он стукнул от досады кулаком по столу… Внезапная тишина обрушилась на него, как будто кто-то поставил тонкую стеклянную стенку между ним и Кагеямой. Как в замедленной съёмке Хината видел, как перевернулась тарелка, и все её содержимое вывалилось прямо на Тобио. Хината сразу отскочил назад, виновато посмотрел на напарника, в ужасе прикрыв рот рукой. Буквально за одну секунду в синих глазах промелькнуло столько эмоций, что его чуть не расплющило. Сначала это было возмущение, гнев, досада и злость, потом непонимание и страх, а затем равнодушие. Будто Кагеяма запретил себе думать, отключил эмоции, стал пустым. - Ты? – Только и смог выдавить он из себя, медленно поднимаясь из-за стола. Снял повисшую на его футболке яичницу, кладя её обратно на тарелку. - Всё хватит. Я не пойму, тебе какая разница? Тебя здесь больше нет. Ты отсюда смотался. Или думаешь, я не могу себе найти нового соседа? Сейчас я пойду в душ, а потом ты расскажешь мне то, что я сочту нужным. А теперь сядь и успокойся, кстати, можешь поесть. И больше не говоря ни слова, скрылся за дверями ванной. - Ох, дурак недоделанный, - Хината схватился за голову. Он услышал, как щёлкнул выключатель, как Кагеяма включил воду, как капли, словно галька застучали по керамической стойке. Сейчас или никогда. Он сделает все: даже землю остановит и вернёт время вспять лишь бы больше не видеть грусть в любимых глазах. Резко сорвавшись с места, дошёл до ванной и замер на пороге, облокотившись на дверной косяк, все ещё надеясь, что сейчас растеряет остатки храбрости и уйдёт, и тогда можно будет вернуть хоть видимость дружбы. Внутри все заполыхало и сдавило, ещё чуть-чуть и его бы разорвало изнутри. Хината последний раз взглянул на тёмную тень, стоящую по ту сторону непрозрачной занавески, и решился. - Прости, правда, - по ту сторону все ещё молчали. Шое нервно выдохнул, не замечая, как задержал дыхание. Ощущения были такие как будто сейчас он нырял в реку, очень глубоко нырял, к самому дну. – Я люблю тебя… Занавеска в душе резко сдвинулась, открываясь. И Хината увидел за ней Кагеяму: обнажённого, мокрого, со стекающей по телу водой, с прилипшими к голове волосами, его руки, его пах… Хината подавился слюной, ощущая, как вмиг запылало лицо. Кровь бешено понеслась по венам, а все что он видел перед собой - гладкую смуглую кожу, к которой он так давно хотел прикоснуться. Кагеяма нахмурился. Его глаза потемнели. - Ты не перебивай меня, ладно. Я и сам собьюсь, - продолжал лепетать Хината, не в силах отвести взгляд. - Понимаешь, я не могу так больше. Я постоянно думаю о тебе. Я очень хочу большего. Черт, я хочу тебя. Прости меня. Я… я не знаю, что ты можешь ответить на это. Я просто хотел, чтобы ты знал. Надеюсь, это не изменит ничего между нами. О Боже, что я говорю. Конечно, изменит. Наверное, ты разочарован, и вообще тебе неприятно все это слушать… Кагеяма нахмурился ещё больше, если это только было возможно. - Мне уйти? - тихо спросил Хината. Кагеяма сделал к нему шаг. Шое попытался отодвинуться, но ещё большее впился в дверной косяк. Подушечки пальцев напарника прикоснулись к его щеке, и Хината зажмурился в ожидании удара. Но его не последовало. Вместо этого Кагеяма с жадностью и страстью припал к его губам. «Что? Что!» Хината задержал дыхание, до сих пор не веря в происходящее: Кагеяма целовал его. Сначала он поглаживал его сомкнутые губы, уговаривая открыться, а потом будто пожирал их. Он медленно лизнул его нижнюю губу и скользнул внутрь. Его руки блуждали по телу, обжигая кожу даже через тонкую ткань футболки, притянули ближе, и Хината перестал себя сдерживать. Он целовал его в ответ так, как будто каждый поцелуй продлевал ему жизнь. Сладкое желание пробуждалось изнутри, скручивалось в тугую спираль, заставляло дрожать колени. Кровь бешено забурлила, понеслась по венам, пронзая тело вспышками удовольствия, поднимающие его все выше к небесам. Хината обхватил Кагеяму руками за пояс, чтобы не упасть. Кожа под его руками была тёплой и нежной, и сейчас он молил только об одном, чтобы парень никогда не останавливался. Он так давно мечтал почувствовать на своих губах вкус его губ, оказаться в его объятьях, и сейчас наконец-то мог раствориться в них сполна. Даже если упадёт метеорит на Землю, или обрушится землетрясение, и все перевернётся с ног на голову, он ни за что не отпустит Кагеяму. Хината ухватился за его запястье, постарался посильнее вжаться в его тело, будто боялся, что тот уйдёт, испарится подобно сновидению. Тобио лишь слегка отстранился, взял его лицо в ладони, погладил порозовевшие скулы и провёл пальцем по нижней губе. Такая нежданная нежность. Вновь наклонившись, поймал его губы своими губами и пососал; прикоснулся к уголку рта, затем к изгибу шеи - голова Хинаты пошла кругом; пальцы нежно провели линию до горла - и он задрожал, подавив зарождающийся в горле всхлип. Это настолько было правильно прикасаться друг к другу, их тела так подходили, словно были кусочками одного пазла, а их сердца бились в унисон. Хината пытался зацепиться сознанием за этот стук, но его мозги полностью отключились. Казалось, Кагеяма что-то говорил ему, продолжая ласкать его кожу. Но Хината не реагировал на слова. Он, задыхаясь от страсти, цеплялся за его плечи, будто утопающий, толкался бёдрами вперёд, проходя возбуждённым членом по его голому бедру, полностью отдаваясь мощному, всепожирающему желанию, вспыхнувшему как пожар. Было все равно, что сейчас пытался донести до него Кагеяма. Все, что имело значение: губы, дарящие поцелуи, руки, ласкающие его тело. Его не волновало все эти «что будет и если», не хотелось думать о завтрашнем дне или последствиях. Главное что сейчас он близко, что рядом. А большего и не надо. Хината выгибался под короткими, лёгкими поцелуями, покрывающими его шею, и стонал от ощущений, что были в сотню раз сильнее тех, что он мог себе представить. И он полностью отдавался во власть Кагеямы, позволяя делать с собой все, что тот хотел. Кагеяма протиснул коленo между его ног и на Хинату обрушивались бесконечные поцелуи - один глубже другого, каждый последующий требовательней предыдущего. Сердце периодически замирало в груди от смеси страха и возбуждения. Казалось, каждый нерв горел огнём. И когда Кагеяма стал подаваться навстречу, окружающий мир, словно треснул и разбился вдребезги. От каждого его движения бёдрами жгло так, будто вот-вот внутри разгорится пламя. От вспышек наслаждения перехватывало дыхание: движение навстречу – и его накрывало волной удовольствия, движение назад – и эта волна отступала, как при отливе. Снова, и снова, и снова. Накрывая с головой, раз за разом. Стало жарко, слишком жарко. Одежда раздражала тело, но он не мог заставить себя отстраниться от Кагеямы, чтобы избавиться от неё: Хината шипел и впивался ногтями в спину друга, прижимая его к себе ещё ближе. Хинате казалось, что это может длиться вечно – это красочное наслаждение, это удовольствие. Это даже длилось дольше, чем он ожидал. Движения становились все быстрее, резче, жёстче. Все, что он слышал – своё собственное имя, коротко и хрипло срывающееся с губ друга. Все, что он чувствовал – горячее дыхание Кагеямы и твёрдую плоть. Хината стиснул зубы, а затем застонал – гортанно, тихо, с придыханием, и тогда показалось, будто время остановилось, или он все же умудрился потерять сознание…***
- Солнышко, я пришёл тебе помочь! Входная дверь резко распахнулась от мощного толчка, с силой ударилась об стену и угрожающе наклонилась, слетев с верхней петли, являя миру улыбчиво-невозмутимое лицо с взъерошенными волосами. Кагеяма изумлённо приподнял бровь, отрываясь от чашки с кофе, которую он крепко сжал в руке. Цукишима бросил беглый взгляд из-за спинки дивана и вернулся к чтению книги, всем своим видом показывая незаинтересованность в происходящем. - Вот, - Ойкава вынул из рюкзака журнал с красивой девушкой на обложке и положил его на стол перед Кагеямой, - это самое ценное и дорогое, что у меня осталось после ревизии Ива-чан, так сказать единственный спасённый экземпляр, изюминка моей погибшей коллекции, спрятанный мною не огранённый алмаз. А это вообще моё сокровище, только если Ива-чан вдруг спросит - то ты не в курсе, что это такое и откуда у тебя это взялось. – Теперь на обложке свежего номера журнала, который Тоору бросил на стол, пролистав для наглядности пару страниц, были парни. Кагеяма заледенел взглядом и выпрямился, чашка в руках опасно накренилась. - В крайнем случае, я готов помочь тебе лично, как семпай своему кохаю, разумеется. Так сказать, на практике закрепить с тобой уроки любви. На лице парня теперь была обычная угрюмая гримаса, а в тяжёлом взгляде читалось яркое и неутолимое желание убивать. Но Ойкава, казалось, не замечал этого, продолжая широко улыбаться. - Ему уже это не нужно. – Раздался ужасно спокойный и отрешённый голос со стороны дивана. - Это ещё почему? – Ойкава повернулся лицом к Цукишиме, насмешливо рассматривая его. - Он практиковался сегодня уже раза четыре. Слушать это в пятый раз даже у меня не хватит выдержки. Он так увлёкся, что даже не заметил моего присутствия. Или же просто не предал ему значение? Поэтому продолжал делать это. В конце концов, это не моё дело, но по ходу он всё-таки нанёс мне тяжёлую психологическую травму. Ойкава отступил на пару шагов назад, театрально схватившись за сердце. Секундный шок на лице сменился злостью. - С кем? Что же ты творишь, Тобио-чан. Тебе похоть так застелила глаза, что ты готов делать это с первым встречным. А как же волейбол, а как же я, а как же… Дверь ванны отворилась и из-за неё показалась рыжеволосая макушка. Коротышка в одном полотенце на бёдрах прошлёпал босыми ногами по паркету, нерешительно остановился: - Великий король, - Хината кивнул, щеки покрыл лёгкий румянец, и скрылся в комнате Кагеямы. Ойкава округлил глаза и широко открыл рот, словно хотел что-то сказать, но потерял дар речи. - Я так рад, мой мальчик наконец-то потерял свою девственность, - прочистив горло и заломив руки, запричитал Тоору. – Молодец, креветка! - Уже как двадцать четыре часа назад, двадцать три минуты, восемь секунд, девять, десять…, - Вон! Пошли все вон! Убирайтесь! Кагеяма тяжело шагнул в сторону Ойкавы, его лицо побагровело от злости. Семпай, разразившись диким хохотом, отступил к двери и стремительно скрылся за ней. Тобио развернулся к Цукишиме. Сейчас от разъярённого соседа можно было ожидать любой выходки, поэтому рисковать не стоило. Цукишима медленно встал, он даже вскинул ладони в примирительном жесте. Злить Кагеяму ещё больше в его планы сегодня не входило. Он потом отыграется, кстати, и за бессонную ночь тоже. Дверь захлопнулась за их спинами, щёлкнул замок. А Ойкава продолжал хохотать как одержимый, не в силах остановиться. - Как думаешь, они там надолго? Ойкава вытер выступившие от смеха слезы и посерьёзнел. - Думаю, и вечности им не хватит…