Моя страшная мстя

— Здравствуйте, дети! Акха-гкха-гкхаю, — жизнерадостно вещала директриса, но вдруг сорвалась на жуткий кашель, больше похожий на злодейский смех. — И вам не сдохнуть! — да, смеяться над возможным туберкулезом не очень этично и чуть-чуть цинично. Надеюсь, меня не услышал никто из взрослых. Впрочем, ничего необычного. Все идет своим чередом. Люди, дети, Вий с прислужниками с вилами…то есть наша завуч с историчкой и физичкой. Впрочем, и от ее взгляда все живое умирает, но не сразу. Помню, как-то в запале ора на нас у нее вставная челюсть на парту вылетела. Мокрая, склизкая, проскользив по парте, упала одному парню на колени. Судя по тому, как он побледнел, она его еще и укусила. Челюсть, а не завуч. Прошепелявив еще несколько проклятий на наши бренные головы, она поняла, что чего-то не хватает. В тот момент ей в рожу прилетела ее ненаглядная челюсть. Забыв про членораздельность и заливая слюнями пространство вокруг, она орала ультразвуком, беря короткие передышки для вдоха. Тот день я запомню навсегда. — Сегодня чудесный день, первое сентября — день знаний. Позвольте от всей души поздравить Вас с этим прекрасным… замечательно отдохнули и набрались сил. Наступает осень — очаровательное, поистине потрясающее…в школу спешат дети, а родители… провожают их. Первый звонок — несомненно волнительный праздник. Волнителен он как для первоклассников, так и для…успел соскучиться по учителям и одноклассникам. Школьники стали на год старше, а учителя…жизненными наставниками…встречают своих учеников на пороге школы. — Каждый год. Каждый. Сука. Год. В ночь с 31 августа на 1 сентября в ней просыпаются духи Цицерона, Исократа и Ксенофонта, которые завладевают ее телом и душой на сутки… — И позвольте вам представить нового учителя — Соколова Матвея Сергеевича, — кто-кто, блять?! — Я очень рад, что пришел в эту школу, несомненно прекрасное место. Еще я рад, что беру под свое руководство 11 А, — Матвей? Он учитель? Мда… Докатились. — А сейчас у нас классный час, — а сейчас мы видим интереснейшее событие- заселение муравейника. Муравьи ползут, ползут, ползут, ломая лапки и топча других муравьев. А мир был чудесный, как сопля на стене А город был хороший, словно крест на спине А день был счастливый, как слепая кишка А он увидел Солнце Прохожу в свой класс. Обгрызенная парта так и стоит первой во втором ряду, черт с ним, сяду за нее. Там-то он меня не сможет не заметить. После того, как все расселись на места, наш новый классный решил познакомиться со всеми. — Я Иван Карелин. — Я Марина Каракатина. -А я…- Вася Пупкин. Хрен знает кто, я за четыре года так тебя и не запомнил. Мда. Вот очередь дошла и до меня. — Дмитрий, — Матвей ожидал фамилию, но, так и не услышав ее, посмотрел на меня. Повис, секунд тридцать смотрим друг на друга. — Соломин? — Хмм… Смог подавить удивление. — Угадали, Матвей Сергеевич. — Хмм… Продолжим. А ты? — Спросил соседа по парте. Конюхов кто-то, или нет. — Петр Конюхов! — Громко аплодирую. В классе уже привыкли к моему гм… асоциальному поведению. Школа у нас небольшая, находится в Мухосранске. И к тому же директор прозрачно намекнула, что школу должны закончить все, статус поддержать. Вот и издеваюсь с девятого класса, как могу. Кнопки на стульях, воск на доске- это все в прошлом. Детсадовские шуточки не для меня. — Ну что ж, все представились. Теперь представлюсь и я. Я, как вы поняли, ваш классный руководитель, а еще учитель литературы и русского в вашем классе. Так как ваш класс является социально-гуманитарным, русский у вас будет пять дней в неделю, а литература три, — есть! Да! Да! Да! Теперь-то я ему отомщу! — Ну все, завтра жду в классе. Класс начал пустеть с такой скоростью, как будто в нем бомба заложена. Остались только я и учитель. — Соломин… Блять, ну как так-то! — В сердцах сказал Матвей Сергеевич. — Привет, братик! То есть, гхм-гхм, я тоже очень рад вас видеть, Матвей, — выдерживаю паузу. — Сергеевич, — и весело скалюсь. — Так, давай расставим все точки над i. Это была ошибка. Такого больше не повторится, — спокойно сказал Матвей. — Ты. Увел. Моего. Парня! Этот год будет для тебя адом, мой любимый двоюродный братик… — Иди нахер, — не думал, что шепотом можно орать… — Где же ваша выдержка, учитель? Я бы пошел, а потом можем поменяться, если хотите… — Дмитрий, только выкинь какую-нибудь гадость, я тебя сгноблю. — Ну не зарекайтесь, Матвей Сергеевич, не зарекайтесь, — ехидно говорю. — Я тебе устрою, — говорит после долгой паузы. — Вы же знаете, что одиннадцатые классы исключать нельзя? А меня тем более, я на золотую медаль иду, — наклоняюсь и целую Матвея, а после, озорно смеясь, отпрыгиваю на безопасное расстояние. — Пиздец тебе, Соломин, — сказал Матвей, потиря щеку. — Учтите, я вас сильнее, учитель, — бросаю, уходя. *** 2 сентября — Итак дети, у нас урок русского языка. Домашнее задание проверять не будем. Его пока что нет. — Ура! — дружный хор ликования раздался в классе. — Пишем диктант, к доске идет Соломин, — с готовностью встаю и марширую к позиции. — Итак. Теперь конец сентября, но ветлы ещё не пожелтели. Зато… — Стойте-стойте-стойте, щас, мел выберу, — выбираю кусок известняка по больше. — Вот теперь говорите. — Хм. Теперь конец сентября, но ветви ещё не пожелтели. Зато из-за домов, с задворков, проглядывают верхушки жёлтых и багрово-красных деревьев, — начинаю писать, то есть карябать на доске слова. Половина учеников скривилась и заткнула уши. Матвей стоит, не шелохнувшись. — Дописал? — Да! — Травка, которой заросло всё село, тоже, как и ветлы…-думаю, никому не интересно что он там диктовал. Проскрежетав половину предложения мел сломался. Развалился на мелкие кусочки. — Знаешь, Дмитрий, сходи-ка ты, за мелом. — Конечно, — так, фокус не прошел. Ладно. *** 16 сентября — Соломин, что ты делаешь? — а что я делаю? Облизываю учебник по русскому. Не видя моей реакции, решает действовать по-другому, -Соломин, дневник, — откладываю учебник, начинаю слюнявить дневник. — На стол… На стол положи! — глаза огнем сверкают. *** 17 сентября — Соломин, пойди-ка сюда, – мы одни в классе, а он оставил меня убираться. Третий раз подряд. — Слушаю, — выдыхаю ему в ухо. — От уха ушел. — Я вам мешаю? — Напрягаешь! — на последок я куснул его хрящ. Получил локтем под дых. С братцем лучше не шутить. — Ну так что? — Скажи мне, умник, это что за…что это?! — удивленный возглас. — Пример, — объясняю, как ребенку. — Я понимаю! Но почему прописными буквами? Скажи мне, Соломин, ты идиот? — Я директору пожалуюсь. — Не пожалуешься. Ну так? — Что такого? Вы же вообще русский и литературу ведете. — А мне это учитель по математике принесла! И попросила проверить твое психическое здоровье. Идем? — А гомосексуальность и максимализм болезнями считаются? — Вон! — иду к двери. — Стоять! — встал. — Пол домыл, и вон! *** 2 октября — Саш. Саааш. Саааааашааааа. — Да что тебе надо?! У нас самостоятельная вообще-то! — Ты только сейчас не бойся, мне надо. — Ты что это заду… Ты в конец ебануся?! — орет шепотом. — Хули меня лапаешь? — Не волнуйся, дальше не зайдет. Я думаю, понятно, что я начал самым наглым образом лапать соседа Сашку. Наконец-то меня замечает Матвей Сергеевич. Его зверский взгляд направлен прямиком на меня. Показываю ему язык, закатываю глаза, и… — Не ревнуйте, Матвей Сергеевич, — выдавливаю из себя. Остаток урока провел в коридоре…мдя… *** 10 октября — Пишешь ручкой подчеркиваешь карандашом, а не наоборот, Соломин! — впрочем, ничего необычного. *** 10 ноября — Ну что ж, дети, надеюсь, все прочитали «Отцы и дети»? Сейчас мы пого… — Они-и-и не должны-ы-ы были умере-е-е-е-еть! — мой крик разбил атмосферу умиротворенности, как кувалда керамическую тарелку. — Гхм… Сейчас мы поговорим об этом произведении. Соломин, расскажи нам сюжет. Только без истерики. *** 21 ноября — Сегодня мы рассказываем стих Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный». Дмитрий, скажи мне одну вещь… Зачем ты слюнявишь бюст Александра Сергеевича Пушкина? — на третий раз не выдержал. Сегодня на урок я принес, как уже сказал Матвей Сергеевич, бюст Александра Сергеевича Пушкина. И основательно его целую в губы, лоб, шею… Впрочем, ничего необычного. — Я выражаю свое уважение! — Посредством облизывания его бюста? — Вам не понять! Мужлан! В классе послышались смешки. — Соломин, у тебя, что, мозги в магическим образом в стуле оказались? — Нет! — Я люто запротестовал. — Тогда где же находился твой мозг, если он так быстро перетек в стул? Ну что ж, Соломин, пользуйся мозгом посредством стула. — Не могу! — Что, мозги от сидящего положения атрофировались? — Нет, они же в стуле! Перетекли! — класс ржал над диалогом. — Жаль, придется принимать крайние меры. Давай-ка прогуляемся до психолога. Мда, прикол не удался… *** 15 декабря — Сегодня мы ответим на вопросы к книге «А зори здесь тихие». Соломин, к доске. — Так точно! — Ну, — поудобнее усаживаясь в кресле. — Давай! — говорит Матвей, — за кого мстили Женя Комелькова и Рита Осянина? — Женя врубала за моталку! А Рита за мужа, которого замочили автоматные рожи фашистов. (Женя мстила за семью. Рита за мужа, которого убили фашистские солдаты) — Т-а-а-к… Ладно, играем по твоим правилам… — пробормотал Матвей Сергеевич. — Как погибли Лиза Бричкина и Соня Гурвич? — Лизка в болоте пустила пузыри, Соня за лисичками пошпарила и на рожи автоматные наскочила. (Лиза в болоте утонула, Соня побежала за кисетом с табаком и наткнулась на немцев) -сразу же отвечаю. — Ладно, последний вопрос. Почему у Гали Четвертак была такая фамилия? — Да, епть, в хлевнике она кепкой ширяла! (В детдоме она была меньше всех ростом) — Садись, пять, к сожалению, — пробормотал он Иду к парте под ничего не понимающие взгляды одноклассников. А все на самом деле элементарно, я на тюремном жаргоне говорил, специально всю ночь учил! А он, скотина, понял, наверное интуитивно! Ну, я так думаю… *** 29 декабря — Дим, иди к классу повеселись. — Что мне в этом актовом зале делать? И вообще, там Вий! — Это, Дмитрий, не Вий, а ваш глубокоуважаемый завуч. — Нет, это Вий! — Съебался! — мда… Я щас сам на бал уйду. Ладно, есть у меня идейка. *** — Заходи Ромка! — Дай угадаю, недотрах? — Спросил меня Рома. Ученик 11 Б, отличник, староста класса и просто отличный парень (и даже симпатичный). — Как узнал? — По интонации. Всегда, когда ты со мной перепихнуться хочешь, такой веселый, приветливый. — А что, обычно не такой? — Обычно ты пессимистичный циник. — Эх, жаль. Но! У меня для тебя три новости. — Знаем, какие. — Ну так чего тянуть? — Я не хочу. — Плохо, я ведь хочу. А давай поиграем в изнасилование? — Я не хочу играть в изнасилование… — Так в этом и весь смысл! — закрываю дверь. — Так, ты серьезно? — Совершенно, — достаю презерватив и смазку. — Я буду кричать, — предупреждает меня, когда я прижимаю его к стене. — Кричи, милашка. — А-а, — его крик утонул в поцелуе, не успев и начаться. Знаю, что он на меня не заявит, я уже чувствую его эрекцию. Схватив под бедра, я понес его к парте. Но этот чертенок успел прихватить со стола учебник. Поставил Рому в небезызвестное положение жопой кверху, не с первой попытки, правда. Сначала он убежал от меня, потом ударил меня, как оказалось, химией по голове, и только тогда позволил стянуть с него штаны. Дальше я провел руками по ребрам, опустился на ягодицы. Следом сползли и трусы. В ход вступили смазка и презерватив. — Рома-а-а, — грозно протянул я. — А? — наигранно непонимающе. — Я тебя вообще-то насилую, Кондратьев, — мои пальцы сильнее сжали его ягодицы, чтобы ему было неприятно, но он даже не поморщился. — И? — Рома спрашивал так, будто не он стоит раком, облокотившись на парту, и не его задница с похабными звуками принимает мой член. Я увидел, что эта сволочь раскрыла на парте учебник химию и нагло в него смотрит, пока я пытаюсь доставить нам удовольствие. — А ты химию читаешь! — гневно рыкнул я, хватая его за светлые волосы так резко, что его спина выгнулась дугой, а он издал свой первый за время нашего совокупления стон то ли боли, то ли наслаждения. — Не играй с огнем, — выдохнул ему на ухо. Я укусил его за мягкие губы, проводя языком по небу, ощущая приятный привкус. — Ай-яй-яй, — протянул я, держа его за волосы. — Шоколаду, значит, едим, а со мной не делимся? — Т-ты и, ай, и н-не просил, — он сбивался из-за постоянных толчков в нем. Аккуратно разворачиваю его лицом к себе, целую в шею, нежно поглаживая его тело, смотрю на него. Какой же этот чертенок красивый. Наклоняюсь и начинаю лизать его соски, пальцем проникая в тугое кольцо мышц. Держу его лицо, целуя каждый миллиметр нежной кожи, от него пахнет чем-то сладким. Поглаживаю его член, пальцем задевая головку. Начинаю, оттягивая крайнюю плоть, дрочить ему, проводя другой рукой по его соскам, сильно их щипая. Опять вхожу в него, закусывая губу от удовольствия. Такой узкий… — Вы охуели! — разрывает нашу уединенность в клочья крик Матвея. — Трахаться в моем, – выделяет интонацией слово, — классе! — Потом придешь. Не бойся, сперму уберу, — Сказал я, не прекращая толчки. — Дима, по-моему, не надо говорить так с учителям,– попытался вырваться Рома. — Он мой двоюродный брат. Который увел моего парня! Если бы не уводил, то сейчас я мог трахаться дома, а не в твоем храме, извините, классе, – я притянул Рому за живот и окончательно сосредоточился на половом акте. — Пиздец, блять, такой наглости я в жизни не видел! — сказал Матвей, но из класса все же вышел. Тут у меня перехватило дыхание, это было великолепно. Держать его в своих руках, кончая в него, совершая последние глубокие толчки. У него до сих пор стоит. Сажаю его на парту, сажусь на колени перед ним, и его член оказывается у меня перед лицом. Высунув язык, нежно прохожусь по розовой головке, на кончике которой блестит капелька смазки. Он зажмурился, когда я вобрал его небольшую головку в рот, а затем облизал весь его член. Помогая себе пальцами и активно работает языком, проходясь кончиком по каждой венке, смотря снизу вверх совершенно по-блядски. Этого оказалась достаточно. Он с громким стоном излился, капли спермы попали на мое лицо, и я поспешно их слизнул. — Классно. Наконец-то нормально потрахался, — сказал я, вставая с колен. — Ты… Ты обращайся, если что, поможем… — сказал Рома, переводя дыхание. *** 24 февраля — Итак, как мы знаем, Пушкин был убит… — Извините! — прервала его завуч. — Да? — У нас контрольная в 37 кабинете, посидите там пару минут, пока учитель не придет. — Без проблем, — сказал Матвей Сергеевич, выходя, но напоследок грозно зыркнув на меня. Пока в классе все увлеченно говорили, я взял степлер, проверил количество скрепок и подошел к подоконнику. По всему подоконнику стояли растения. Ух, главное- вовремя убежать. Дверь открылась, и класс замолчал. — Оплачиваем за проезд, — протянул я, на ходу простепливая все растения в классе. — Вы тоже, молодой человек,– я сомкнул степлер на носу у одноклассника. Мне показалось, или у Матвейки глаз задергался? Дааа… Сложно работать учителям. Я раскинул руки и, жужжа, как самолет, покинул класс, вручив степлер Матвею Сергеевичу. *** 23 марта — Соломин! Ты охренел в конец? — врывается в кабинет Матвей Сергеевич. А глаза злющие! — А, что? — голос учителя отвлек меня от размышлений о нелегкой моей судьбинушке. В квартире у Ромы я был всего лишь раз, но зато имею еженедельный секс в школе, с охрененным партнером! — Ты что на географии сделал? — Что? — прикидываюсь дурачком. — Ты нахрена съел мел, заявил, что известняка в России еще много, и вытер рот атласом? — Ну и что такого? — Пффф! Да ничего! Ладно. А англичанку до заикания зачем довел? — Я ничего не делал! — Да-а-а, совершенно ни-че-го! Посмотрел на часы и заявил, что время молитвы! И весь класс совершенно случайно, опустился на колени, включая тебя. Положил руки на колени и начал раскачиваться, бормоча что-то непонятное! — Ну-ну! — обиженно заявляю. — Я ведь тебе говорил. — Я тебе устрою, гаденыш… — сквозь зубы шипит Матвей. 30 апреля — А-а-а-а-а-а-а! Господи! Помогите! — бешено кричу, вися на канате под потолком. — Слезай оттуда! — орет мне в ответку физрук. — Я боюсь высоты-ы-ы-ы! — Как так? Соломин, как так?! — Надо позвать Матвея Сергеевича. — во! Правильно! Спустя пять минут пришел Матвейка. — У нас тут проблема… — начал физрук. — Я знаю, по пути рассказали, — ответил Матвей. — Слезай давай! — крикнул он мне. — Не могу-у-у! — взвыл я, весьма натурально, кстати. — То есть ты забрался на канат и уже с потолка бешено кричишь, что боишься высоты?! — Да-а-а-а! Я забыл! — шмыгаю носом с такой громкостью, что даже внизу меня слышно. Жаль только, слез нету. — И что ты хочешь? Что бы я залез и снял тебя?! — Не знаю-ю-ю… — Аккуратно перебирай руками и ногами, чтобы слезть, – советует мне физрук. Ослабляю хватку и соскальзываю на пару метров вниз. — Аккуратно! — рявкает Матвей. Постепенно я слезаю, падаю Матвею Сергеевичу на руки. После чего он взваливает не легкого меня себе на плечо и тащит в медпункт, попутно матеря на чем свет стоит. *** 11 мая — Соломин, все нормально? — ну да, сегодня на уроке все спокойно. Я решил поиграть по другой схеме. Сижу тихо, смог покраснеть, выпучив глаза, и еще сжал губы и тужусь. — Соломин! — Я вспоминал. Маргарита Пушкина, Тысяча сто! Не дотянем мы до полночи-и-и, Нас накрыл зенитный шквал. Смысла нет взывать о помощ-и-и, Жжёт руки штурвал! Режет небо луч прожектора-а-а, Рядом — черные кресты, Обгораем в этом пекле мы-ы-ы, А штурман просит высоты-ы-ы… Наш стрелок был сущим дьяволом, Он не думал умирать. «Чёрный крест» заходит справа нам, Но некому стрелять! То ли пламя, то ли ненависть Ослепляет тех, кто жив, Нам в такой конец не верилось, А штурман твердит, как мотив. Чего тут вообще творится? А давайте я вам объясню! Сегодня 11 мая, и Матвей Сергеевич задал на учить стих ко дню победы, да не просто стих, а длинный! От 4 четверостиший! Но зря супостат надеется на победу! Я так просто не сдамся! Вот стою, пою песню Арии… — Ладно, выкрутился — перебивает меня учитель. — Садись, пять, – сквозь зубы сказал Матвей. 31 мая — Ну быстрее! — Лифт быстрее не поедет… — Ну хотя бы сумку возьми, она тяжелая! — Ты меня на голову выше! Какой нахер возьми?! — Бука… Лифт спасительно дзынькнул, и мы вышли на площадке. Матвей подошел к левой двери и открыл ее. Я сразу же оттеснил его и прорвался в квартиру сквозь его сопротивление. Только он зашел, я помчался изучать квартиру. — У-у-у! У тебя киса есть! Ай, блять! — Теперь у меня живет еще одно домашнее животное! И нахрена я тебя к себе в квартиру жить пустил?! — Моя мама попросила твою маму пустить меня жить, я же такой ня-я-я-шка! И тем более вуз, в который я пойду, через дорогу стоит! — Хоть бы эта квартира простояла хотя бы года три… — И кстати, ко мне будет заезжать один чувак. Рома из 11Б. Теперь он мой парень. — Да ты серьезно?!