Две недели

Тусклые фонари тоннельного света мелькают в окнах, призраками скользя по салону автомобиля. Полоса света то и дело выхватывает тусклый блеск золота, которым переливается платье. Дорогая изысканная ткань и больная фантазия дизайнера вкупе являют собой вечерний туалет, который на прошедшем приеме запомнили многие. Да что там, многие. Его запомнили все. Но вовсе не потому, что платье так привлекало взгляд. Все дело было в соблазнительных изгибах тела, которое облегала легкая ткань. И обладатель этих изгибов сейчас дремал на заднем сидении автомобиля, положив голову на плечо мужчине. Михаил держал в руке тонкие пальцы, увитые кольцами, и рассматривал длинные ноготки с абсолютно женским маникюром. Если бы он сам не знал, что у обладателя этой внешности член под юбкой, то и сам бы принял его за девушку. Длинные светлые волосы, большие голубые глаза, макияж, хрупкая и гибкая фигура, манера держать себя, даже улыбка – все это буквально подталкивало к тому, чтобы обмануться. На это и было рассчитано. - Николас, - голос неожиданно хриплый, когда он зовет юношу по имени, склонившись к его виску, - Мы почти приехали. Юноша сводит брови на переносице, хмурится. Шампанское явно дало ему по голове, и просыпаться совсем не хочется. - Можно я останусь спать в твоей машине? – спрашивает он тихо, явно не собираясь ни открывать глаз, ни отлипать от широкого плеча. - Что? Ну нет, - тихо рассмеялся русский и дернул ручку двери со своей стороны, открывая ее, - Чтобы твой босс потом выставил мне счет за то, что я неуважительно отнесся к его любимому заместителю? – он выбрался из машины и потянул блондина за тонкое запястье, заставляя передвинуться по сидению ближе к двери, - Иди сюда, красавец. Вооот так, - Михаил подхватил своего спутника на руки, словно пушинку, и отправился с ним в дом, неторопливо поднимаясь по широкой парадной лестнице. На улице, как и в доме, было тихо, словно в склепе. Огромный трехэтажный особняк в пригороде Москвы был практически необитаем, если не считать четырех прислуг. И то, кухарку мужчина отослал на время, возложив священную обязанность готовить еду на своего гостя. Никки даже не следит, куда его несут. В сильных руках Михаила спокойно и тепло, надежно. И не нужно ни о чем думать. И когда его ставят на пол, юноша еле слышно стонет и хватается за широкие плечи, чтобы удержать равновесие. Снова слышится тихий хрипловатый смех. Низкий, приятный. - Хель, перестань, - на свой американский манер зовет его блондин, но сам улыбается. - Перестать? Я ничего не делаю. Ты сам за меня держишься, - все еще посмеивается русский, а потом проводит ладонями по бокам Ника и подцепляет пальцами собачку молнии на спине, - Давай, я тебе помогу. Ты в курсе, что столько пить на приемах вредно? Если бы меня там не было, эти похотливые старикашки раздевали бы тебя не только взглядами, но и руками. - Но ты же там был, - возразил блондин, обнимая мужчину за шею и утыкаясь носом куда-то в воротник его рубашки, вдыхая запах дорогого терпкого парфюма. Как всегда, неизменный Армани. Нику он очень нравится, буквально пленит. Звук расстегиваемой молнии заставляет юношу проснуться. Горячие пальцы скользят по коже спины, просчитывая выступающие позвонки. Никки замирает, пальцы ноготками скользят по плечам, затянутым в плотную ткань пиджака. Михаил тоже молчит, только дышит глубоко и спокойно, еще раз проводя обжигающе горячими пальцами по обнаженной коже, заставляя волны мурашек разбегаться в разные стороны. - Хель… Что ты делаешь? – тихо осторожно спрашивает юноша, сглатывая, предпочитая пока что не шевелиться. - А на что похоже? – Михаил склоняется ниже, практически касается губами его уха, шевелит движением губ вьющиеся прядки длинных волос. Ответ на этот вопрос не требуется. Он висит в воздухе настолько явно, что только глупец бы не понял. - Ты ведь понимаешь, что мы деловые партнеры. И у меня есть парень, - тихо прошептал Ник и сам не понял, для кого он сейчас приводит доводы – для мужчины или для себя. - Да-да, твой рыцарь на белом коне, - хмыкнул русский, а потом резко развернул юношу и толкнул вперед, заставив упереться руками в массивный старинный письменный стол, - Когда он последний раз прижимал тебя к стене и трахал, скажи мне, Никки? – юноша еле слышно вскрикнул, когда мужчина одним резким рывком сдернул с его плеч платье сразу до бедер и прижался сзади, впиваясь острым поцелуем-укусом в беззащитную шею. - Хель, нет! – юноша пытается выбраться из стальной хватки, дергается, болезненно стонет и прогибается в спине, послушно отставляя задницу. Он просто не может по-другому реагировать на такие ласки – тело все помнит, тело хочет, тело жаждет, просто сходит сейчас с ума от желания заполучить этого мужчину, - Прекра…ти…. – он срывается на тихий стон, беспомощно опуская голову вперед, когда новый укус приходится на шейный позвонок. Что, черт возьми, было в этом шампанском, раз он так реагирует? Или все дело просто в том, что у него действительно давно не было вот так – со звериной страстью и огнем в глазах. Никки понимал, что сейчас Михаил – царь и Бог. Это его страна, его город, его дом, и судя по столу, даже гребаная комната – его. Если он захочет трахнуть своего делового партнера, он его трахнет. И судя по твердому члену, который юноша задницей ощущал через все слои одежды, Михаил ох как хотел. - Ну стой же ты… - блондин тихо всхлипнул, прикусывая губу, когда властные пальцы прошлись по его телу вниз и дернули платье еще раз, теперь заставляя ткань упасть на пол, - Что мы будем делать потом? – судя по подрагивающему голосу, он уже готов был сдаться, и лишь этот последний предлог отделял его от края. - Потом я отвезу тебя на набережную, - хриплый голос раздался над ухом, заставив вздрогнуть, - И накормлю самым вкусным в твоей жизни мороженным. А сейчас я собираюсь тебя трахнуть… Ты даже не представляешь, насколько сексуален в этом белье и на каблуках, - горячие пальцы русского прошлись по тонкому кружеву на бедрах блондина, прослеживая полоски ткани. Как ни странно, этих слов было достаточно для того, чтобы сдаться. И Никки сдался, медленно закинул руку за голову, обнимая мужчину за шею и запуская пальцы в его каштановые короткие кудри, и притянул к себе для поцелуя. Не было никакого легкого прикосновения губ, переходящего в медленную ласку. Это было столкновение. Губы в губы, зубы на зубы, язык за язык. Больно и сладко одновременно, до металлического привкуса во рту, когда уже не разберешь, чья кровь на языке, когда уже все смешалось. - Трахни меня, - прошептал он еле слышно в губы мужчины, когда их поедание друг друга наконец закончилось, и тут же подчинился давящей между лопаток ладони, склоняясь над столом и прогибаясь в пояснице. Михаил раздвигает длинные стройные ноги коленом так резко, что каблуки царапают бесценный паркет. Никки закусывает губу, когда на его ягодицу с размаху опускается тяжелая ладонь, оставляя мгновенно наливающийся кровью отпечаток. А потом еще раз, еще и еще, до тех пор, пока с припухших губ блондина не срывается приглушенный всхлип, и он не утыкается горящим лбом в холодное дерево. Его услужливо подставленная под чужой взгляд задница уже вся алеет от беспощадных ударов, и смотрится до ужаса развратно, особенно когда Михаил подцепляет пальцами полоску кружева, уходящую между ягодиц, и отводит ее в сторону, чтобы увидеть вход в тело. Сказать, что у Никки голова шла кругом – значит ничего не сказать. Он словно пребывал где-то в другой вселенной. Где на утро не будет неловкости и стыда, не будет желания запереться в чулане и никогда оттуда не выходить. Где есть он, есть Михаил, и есть буквально зудящее в заднице желание, которое нужно как следует запихать подальше внутрь большим и твердым членом. - Когда у тебя было в последний раз? – тихо интересуется русский, и Нику даже оглядываться не надо, чтобы понять – улыбается, - Перед отъездом? – юноша вздрагивает, когда что-то теплое и жидкое падает каплями на кожу, стекает тягучей струйкой между ягодиц. И Михаил услужливо сжимает одну половинку в пальцах, отодвигает, чтобы масло – а по запаху это было именно оно – попало вовсюда, коснулось поджатого колечка мышц, перетекло на гладкую мошонку и дальше вниз, по внутренней стороне бедра, - Ну же, Никки, - он вводит сходу сразу два пальца, заставляя блондина изогнуться и запрокинуть голову, ухватив ртом воздух, - Я же должен знать, к чему мне тебя готовить. Может, я могу уже сейчас? – шепот волной колючего возбуждения с примесью страха прямо по спине, пробирая до костей, и малыш Никки тут же качает головой, зажмуриваясь. - Две недели, - слова даются с трудом, потому что воздуха не хватает и сложно собрать в кучу разбегающиеся мысли. Ответ удивляет мужчину настолько, что он даже останавливается на мгновение, но потом снова продолжает, надавливая, вводя пальцы до самых костяшек и прокручивая, сгибая внутри, заставляя блондина прогнуть поясницу под немыслимым углом и снова уткнуться лбом в стол. - Куда смотрит твой парень, Никки? Уж явно не сюда, - Михаил добавляет третий палец, вырывая из легких блондина длинный стон. - Стив много работает, он… - юноша всхлипывает, скребя аккуратными ногтями по баснословно дорогой столешнице. Михаил усмехается, пользуясь тем, что юноша его не видит. И ухмылка эта действительно выглядит устрашающе. Уж ему то прекрасно известно, как может работать хакер, который когда-то позаботился о том, чтобы русского посадили в тюрьму, а затем под дулом пистолета сделал все возможное, чтобы его выпустили. Действительно талантливый работник. Настолько, что Михаилу стало лично интересно, чем живет этот, казалось бы, непримечательный компьютерщик. И кто же знал, что он наткнется на такое сокровище. Что он разложит это сокровище на своем любимом антикварном столе. Что он будет представлять, как исказится лицо хакера, когда тот узнает, кто именно так близко подобрался к его милой принцессе. И что он с ней делал. Гибкое тело дрожит, его раз за разом прошивают волны острого удовольствия, когда пальцы внутри задевают простату. Прогиб в пояснице приглашает, а красные и влажные от масла ягодицы выглядят настолько непристойно, что встало бы и у импотента. И Михаил больше не церемонится, высвобождает свой налившийся кровью член, приставляет головку к судорожно сжимающемуся входу в тело, и толкается вперед одним резким сильным движением. Неумолимо, жестко, до шлепка бедер о ягодицы, до хруста в позвоночнике. Слишком горячо… Как будто сверху вылили кипяток. Никки выгибается, не сдерживается больше, кричит от боли и удовольствия сразу, слишком ярких ощущений, от страсти, которая буквально сжигает изнутри. Он лопатками чувствует жадный взгляд Михаила, который ни на секунду не отпускает его тело. Дышать совсем нечем, воздух словно раскаленное железо, плавит легкие. Юноша вскрикивает с каждым толчком, цепляется за стол, пытается удержаться на грани, но у него не получается. Михаил рушит все сопротивление, когда хватает за длинные волосы, наматывает их на кулак, заставляет выгнуться еще сильнее и начинает вбиваться по животному быстро, так что перед глазами темнеет. У Никки уже нет сил стонать, он лишь еле слышно поскуливает, зажмурившись, позволяя откровенно драть себя и получая от этого постыдное удовольствие. Позже он будет готов наложить на себя руки за эти жгучие ощущения и желание, за эту преступную податливость и грязные желания. Но сейчас хотелось еще, сильнее, громче, чтобы стол ходил ходуном, чтобы внутри все горело, жгло от трения, чтобы поясницу на следующий день ломило, а сидеть было вообще невозможно. Возбуждение концентрируется внизу живота тугой спиралью, скручивается до боли. И юноша судорожно проводит языком по губам, опускает одну руку вниз, чтобы коснуться себя, но потом пальцы меняют траекторию, как будто он передумал, и касаются сначала поджавшихся яичек, а потом растянутого гладкого входа в тело. Михаил приглушенно рычит, когда чувствует, как подрагивающие кончики пальцев проходятся по кольцу мышц, касаясь его напряженной до предела плоти. Словно испугавшись чего-то, Ник отдергивает пальцы и прикусывает губу, сжимая свой собственный член, начиная ласкать его резкими движениями, почти в одном ритме с толчками внутри, от которых хочется лезть на стенку. Михаил дерет его без презерватива. Он понял это только когда коснулся члена мужчины. И когда он кончит, то сделает это… Никки коротко стонет, проводя большим пальцем по головке, и сжимается настолько, что мужчина коротко шипит ему на ухо от боли и невозможности двигаться. Но юноша ничего не может с собой поделать, переживая, пожалуй, один из самых запоминающихся оргазмов за последнее время. - Маленькая сучка, - рычит русский, дергая блондина за светлые пряди и снова начиная двигаться. Еще несколько сильных толчков, и он впечатывается в гибкое тело в последний раз, изливаясь глубоко внутри и запрокинув голову с хриплым низким стоном. Минута, вторая, третья… В комнате слышно лишь частое сбитое дыхание. Никки упирается руками в стол, низко склонив голову, и не издает ни звука, лишь крупно подрагивает. Мужчина медленно выходит из него, сжимает на ягодицах пальцы, разводя их в стороны, и опускается, чтобы провести языком по ложбинке, по раскрытому входу, заставляя юношу дернуться. - Не надо, - жалобно стонет, почти молит блондин, не поднимая головы. Михаилу даже не надо видеть его лицо, чтобы знать – оно сейчас красное, как маков цвет. Русский тихо хмыкает и поднимается, приводит себя быстро в порядок, а потом приближается к юноше снова, опираясь руками о стол по бокам от него. - Ты знаешь, мы только что трахались на письменном столе Николая второго, - он легко тянет блондина за волосы снова, заставляя поднять голову. Никки некоторое время молча смотрит на семейный портрет императора, с которого на них в свою очередь смотрят множество пар глаз как гордых родителей, так и кучи отпрысков знатного семейства. Смех прорывается сам собой сквозь смущение. - Гребаный ты извращенец, - он не может сдержаться, действительно смеется, весело и в голос, пока русский не подхватывает гибкое тело на руки.