Мистификация, или как оно было на самом деле.

Дождь кончился. Гроза уходила куда-то за горизонт, время от времени еще были видны сполохи молний, но раскаты грома становились все тише. Полная луна вышла из-за туч и осветила сумрачный лес. Порывистый ветер шелестел верхушками деревьев, стряхивая с них капли и создавая иллюзию дождя. Уже давно мужские голоса стихли за поворотом тропинки, а Консуэло все сидела в своем убежище, глядя вниз на тлеющие в очаге угли. Наконец она встряхнула головой, как бы отгоняя от себя печальные мысли, и стала спускаться вниз. Надо успеть вернуться домой до рассвета. Только что сделанное открытие повергло ее в смятение. Альберт, ее муж, жив! Это подозрение блуждало в ее голове уже давно, но она не давала ему оформиться во что-то более определенное, уж слишком оно было невероятно. Однако Консуэло привыкла полагаться на чувства, она слушала свой внутренний голос, и интуиция ее никогда не подводила. И мало того, кажется, он нисколько не огорчен ее мнимой изменой. Все складывалось как нельзя лучше, узел, который она тщетно пыталась развязать, распутывался без малейшего ее в этом участия. Но почему она не испытывает радости? Напротив — досаду, боль. Ее ясный всегда ум отказывался это понимать. Может быть, просто она в гораздо большей степени женщина, нежели всегда привыкла считать? Потому что каждая из представительниц прекрасной половины человечества, как бы благородна и прямодушна она не была, в глубине души всегда немного «собака на сене». За последнее время любовь Альберта стала неотъемлемой частью ее жизни. По началу она ее тяготила, порой ей казалось, что она его любит, или она любила память о нем. Встреча с Ливерани перевернула все. Один поцелуй в карете зажег в ней такой огонь, какой не смогли зажечь все страстные речи ее супруга. Только вот странно, теперь образ Ливерани отошел на задний план, она думала об измене Альберта, чувствами которого, чего уж греха таить, она так гордилась. Так кого же она на самом деле любит? Ведь невозможно любить двоих. Консуэло окончательно запуталась. А между тем, пробираясь лесными тропинками, она преодолела расстояние от развалин замка до своего домика гораздо быстрее, чем это сделала накануне вечером, отправившись в путешествие на лодке. В лесу было сыро после дождя, туфельки ее промокли, подол платья впору было отжимать, но Консуэло, кажется, не замечала этого. Она вспомнила причину своего столь стремительного бегства, она забыла о ней на время, события последних часов вытеснили из ее головы то, что недавно так волновало. Ведь действительно Консуэло бежала от Ливерани, он настойчиво просил, умолял о свидании, которого она боялась и вместе с тем страстно желала. Тем временем погода опять начинала портиться, на луну набежала тучка, и парк погрузился во тьму. Консуэло решила воспользоваться темнотой и незаметно проскользнуть в дом. Но через несколько шагов она буквально столкнулась с мужчиной, который стоял под деревом перед ее окнами. Лицо человека было закрыто маской, на груди его она разглядела крест, тот самый крест, некогда принадлежавший ее матери, который она, расставаясь, подарила Ливерани. Девушка вскрикнула от неожиданности. — Ливерани! Зачем вы преследуете меня! Ведь я же просила…. Мужчина, казалось, собирался что-то ответить, но в этот момент луна выглянула из-за тучи и осветила его фигуру полностью. Консуэло точно молния ударила. Этот камзол, эта шляпа! Все это она видела менее двух часов назад! А вычурный эфес шпаги, его она разглядела так хорошо, когда Альберт ворошил ею угли в затухающем очаге! Ко всему этому прибавился едва уловимый запах дорого парфюма, который она почувствовала, когда покидала развалины замка. — Альберт! Довольно! Я вас узнала! Прекратите эту нелепую мистификацию! Мужчина со стоном сорвал с себя маску. Это действительно был Альберт Рудольштадт. Несколько минут они молчали, глядя друг на друга. Наконец Альберт первый нарушил молчание: -Ну, что ж, так даже лучше! Хотя я сам собирался все вам рассказать, несмотря на то, что мне запретили это делать. Войдемте в дом, Консуэло, вы вся промокли и дрожите. Нам давно пора объясниться. -Нет! Последнее время, где бы я ни находилась, у стен есть уши. — Но вы простудитесь, я совершенно не хочу, чтобы вы схватили насморк. Не бойтесь ничего, здесь никого нет, хозяева уехали, я просто вернулся несколько раньше. Или вы боитесь меня? Помнится, вы без страха спускались со мной в подземелья Шрекенштейна. Что изменилось с того времени? Ни слова не говоря, Консуэло взяла его за руку и провела в гостиную, сбросив по дороге промокшие насквозь туфли и оставшись босиком, как некогда юная цыганочка, встречающая рассвет под небом Венеции на Корте-Минелли. — На всякий случай не зажигайте свечи, — сказал Альберт, — не будем привлекать внимания. Здесь достаточно светло от луны, ведь нынче полнолуние. Консуэло, вы сможете когда-нибудь меня простить? Я виноват перед вами, хотя у меня не было выбора, я не принадлежу себе, я связан клятвами. -Не знаю, — ответила она, хотя на самом деле простила его сразу же. — Вы поставили меня в глупое положение. Вы это понимаете? Влюбиться в собственного мужа, какая пошлая история, достойная маскарада! Альберт опустился перед ней на колени. Ей стало жалко его, но в то же время хотелось помучить. Она определенно становилась кокеткой, что было невозможно с тем, прежним Альбертом. -Довольно, встаньте. Она была смущена, она не знала, как вести себя с ним. Они оба стали другими. -Наверное, мне придется простить вас. Но не раньше, чем вы ответите на один вопрос. -Какой же, Консуэло? Я весь — внимание. -Где, черт возьми, вы научились так целоваться? Она все-таки спросила это. На мгновение Альберт опешил, он никак не ожидал от благовоспитанной и выдержанной девушки подобных выражений. -Консуэло, я не верю своим ушам. Вы что, ревнуете? Да, вот именно. Наконец он нашел название чувствам, которые она испытывала последние два часа. Она стояла, опустив голову и не находя слов. Властным движением Альберт привлек ее к себе, его губы коснулись ее губ. И опять, как тогда в карете, она ответила на его поцелуй. — Вы что-то хотели спросить, любовь моя? -Ах, нет, уже ничего. Я не помню. И снова поцелуй, от которого перехватывает дыхание. Все-таки этот человек имел над ней неоспоримую власть. Всегда, независимо от чувств, которые она к нему испытывала: жалость, сострадание, страх, любовь. Точно мотылек летела она на его свет, обжигая крылья. Когда-то она без труда могла противостоять страстным порывам Андзолетто, с Альбертом сейчас все было иначе. Почему? Неужели потому, что он так изменился, стал более смелым и светским? Наверное, нет. Просто она проснулась для любви. И ей стоило больших усилий освободиться из его объятий, чтобы сказать ему: -Мне хотелось бы все же получить от вас какое-то объяснение вашего чудесного воскрешения. Как вам удалось спастись? -Консуэло, это невероятно длинная и запутанная история. Кроме того в ней замешаны другие люди. Наберитесь терпения, и человек, который играет очень важную роль в моей жизни, все вам объяснит. -Друг мой, нам надо подумать о том, что будет с нами дальше. Вы нарушили приказ своих невидимых хозяев и, вероятно, понесете за это наказание. И я виновата в этом. -Любовь моя, — ответил Альберт, — я уже писал вам, что моя судьба в ваших руках. Одно ваше слово, и я брошу все, мы уедем туда, где нас никто не найдет. Выбирая между долгом и любовью, я, не раздумывая, предпочту любовь. Решайте. Консуэло подумала, что все-таки он лукавит, а возможно просто испытывает ее. Поэтому она сказала: -Нет, я не могу принять от вас эту жертву. Я никогда не прощу себе, если человек, которого я люблю, бросит к моим ногам дело всей своей жизни. -Тогда что же нам делать? -А ничего. Давайте оставим все, как есть. От меня потребуют принять на себя какие-то обязательства. Я их приму. Заставят произнести какие-то клятвы, я поклянусь. Мы будем с вами вместе, и никто не посмеет нас разлучить. А пока давайте продолжать эту мистификацию. Забудем, что сегодня произошло, или сделаем вид, что забыли. -Консуэло, и вы отдаете себя во власть совершенно незнакомых людей, обязуетесь служить делу, сути которого не знаете? -С меня достаточно, что вы служите этому делу, вы знаете этих людей. Вам я безгранично доверяю. -Но мы не сможем с вами видеться! Девушка вздохнула.  — Мы будем писать письма. Каждый день. Ведь до сих пор это удавалось. Ливерани писал мне, — добавила она с улыбкой, — нам так много надо сказать друг другу. — Я не могу с вами не согласиться, ангел мой. При всей вашей внешней беззащитности, вы — особа на редкость разумная и решительная. В чем я уже имел возможность убедиться. Я могу только позавидовать вашей выдержке, потому что вы не представляете, насколько трудно мне покинуть вас сейчас, ведь я так ждал этой встречи. — А вы не представляете, до чего трудно мне сейчас не сказать вам «останься», но пора. Близится рассвет, первые лучи уже золотят верхушки деревьев, еще немного и запоют птицы. Я не хочу подвергать вас опасности. Если с вами что-то случится, второй раз я этого не переживу. Прощайте, вернее, до свидания, надеюсь, скорого. -Еще один поцелуй на прощание! — Нет. Потому что тогда я скажу «останься». Консуэло долго стояла на крыльце дома, глядя на его удаляющуюся фигуру, пока она не растаяла в утреннем тумане….