disintegration

что важнее - стать звездою или найти свою? Шокк.

Утром дождливого августовского понедельника Ваня открывает шкаф под мойкой, достает бутылку бомбейского сапфира, полоскает единственный стакан и начинает планомерно напиваться. Съёмная квартира на Обводном канале, до отвращения сладковатый запах мочи, загнивающих стен и затхлой воды. Стакан наполовину полон. Глоток. Сжатые губы. Джин пахнет свежестью, можжевеловым лесом, странствиями и свободой. Ване кажется, что его, как степного волка, приручили железными капканами татуировок, намордником из жутковато-бесовского оскала Охры, нежными хозяйскими руками Мирона. Он гладит каждый из сигаретных ожогов на руках, снова сглатывает, остро ощущая, как прокатывается внутри горячая волна, и закрывает руками глаза. В первый день их знакомства Мирон напивается. Ваня везет его на такси в чертову съемную хату, попутно фотографируя чужое лицо. Пьяный Мирон выглядит моложе лет на десять. Спящий Мирон молодеет на двадцатку. Мирону с бодуна трудно дать меньше сорока пяти. «Это бесконечная череда признаний, – думает Ваня – я слишком долго это держал в себе». Ваня нащупывает на столе айпад – он купил его года три назад на Юноне, случайно наткнувшись – мутного вида продавец достал последнюю на тот момент модель буквально из кармана безразмерного пальто и отдал практически даром. Странно, но планшет оригинальный, не глючный и на удивление удобный. Ваня думает, что прошлого владельца прирезали в подворотне. Ване, на самом деле, все равно. Он смотрит в пустой черный экран и видит в нем свое лицо – кривое, отвратительное, измученное безответным обожанием. Он – отражение. Он – тень. Он – всего лишь пустота под черным капюшоном, бездна внутри него затыкается лишь ударной порцией алкоголя и парой порезов на правом бедре. Ваня любит свои шрамы. Ваня не любит боль, но любит ее чувствовать. Ваня не любит курить – он любит давиться дымом до головокружения. Ване кажется, что с таким раскладом, ему нужно лишь перекрыть кислород. Вопрос лишь – на время или навсегда.