***
Поначалу каждый из них ненавидел друг друга. Во всяком случае, недолюбливал. Слишком перевозбужденный, слишком странный, да характер сложен — слишком не подходящий. Не годится в напарники. Всё, что творилось вокруг них, жутко парило. А люди, которых приходилось видеть на месте работы, раздражали. Интриги и страсти в личной жизни, слезы и пустые восклицания — никого это не касалось, всем наплевать на чужие проблемы. Итак, как псы скалились. Некоторые личности совершенно не радовали и, пожалуй, хорошо было, когда те болели. Или тот же вампир — Уля есть? Это замечательно! Ещё одни сутки без нападок чудища. Женщина играла роль щита, поскольку, как уже упоминалось, именно она первая заслужила его доверие. Или все-таки не заслужила, а Феликс свято верил, что его подчиненная не причинит вреда? Агенты видели, как он смотрел на неё, какими глазами. Влюбленными, но печальными. Они так и не поняли, что произошло между этими двумя в их, судя по почти незаметным перепалкам бессмертных и словам, проносившимся в эти моменты, общем прошлом, но явно что-то темное и плохое. А как себя чувствовала Ульяна, когда находилась рядом с главой агентства, никому не было дела. Впрочем, агентесса смиренно слушала его, выполняя любое взбредшее в голову вампиру желание. Вся ненависть, ушедшая если не в первый день, так в пятый, было чем-то слишком необычным. Казалось даже, что это происки старшей сестры… А потому ближе к себе подпускать мужчину и давать полное право распоряжаться собой эмоциям — нет. Он чужак в этом городе, он чужак и для неё. Но… знакомый чужак. Ох, не редкость было такое событие, как спор или ссора. Холодность к противнику и граничивший с ней взрыв из всего «наилучшего», что думал о нем. «Я. А ты — никто, чужак» — и эта точка, разделяющая два местоимения, преграда та ещё на пути к сотрудничеству. Два обрыва, пропасть. Но не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Возможность такова предоставлена, она есть. Никого не колышала судьба сослуживца. Будь их воля — они бы давно сменили профессию, но это их обязанность. Долг перед всем миром. И они готовы немного потерпеть. Хотя, со временем, каждому пришлось столкнуться с тем, что сотоварища нужно утешать, ему тяжело, он не справляется один. Грубая просьба перестать лить слезы и заниматься самобичиванием, затем, — голос дрогнул, — мягче, осторожно, касаясь плеча, заключать в нежные объятья. Вскоре, стражники стали привыкать к обществу в здании. Даже подружились. Конечно, дни, когда меняли напарника для эксперимента, они, мягко говоря, особо не жаловали, но зато это помогало узнать и других обитателей Пятой. Полезно, в общем. Постепенно, работники начали проявлять симпатию к коллегам. Такие родные, за которых душа металась, не всилах успокоиться, ведь они в опасности или их просто мучает мигрень. Да и начальство с «правой рукой» сблизились, позабыв старые обиды. Война, что была только между ними, и только для них, причины которой переступали столетия, канула в лету. Наконец, сработались. Да, пожалуй, это слово было созвучно только со словом «примирение». Или, всё же, смирение? Призраки прошлого отпускали, дышалось легче. Появилась возможность впустить в свою жизнь что-то новое. Кого-то. И они с удовольствием впускали. «Пары» — это то, чем окрестили агентов, говоря тем самом, что они будут вести следствие вместе. Но теперь, это значение имеет другой подтекст. Можно было сразу сказать — «начальство» подразумевало под собой двоих людей, в чьих руках была сосредоточена власть. Хотя, если быть честным, главным был здесь только один. И правление в их маленьком царстве не доставляло никаго удовольствия. Но теперь, когда самое последнее, их общее привидение «помахало им ручкой», значение приобрело действительность.***
Проработав в Пятой страже год, они превратились в сплоченную команду, стройный ряд, в котором не найти бреши, чтобы разорвать крепкую связь. Стали семьей. Не чужие — близкие. За год они стали друг другу поддержкой и опорой. Один, продолжение второго. Цепь, соединение которой не рушимо.