Видеть, как он горит

      — Самое интересное в этом городе то, что ты можешь провести века в ожидании, но он всё равно способен тебя разочаровать, — сказал он, глубоко затягиваясь дымом, исходящим от окурка. Обнаружил что-то, скорчившись и испачкавшись, на заднем сидении машины и решил: сейчас или никогда. Раз есть сигареты, можно и закурить. Сигареты нашлись, поэтому он стоял, прислонившись к машине, и лениво затягивался этой гадостью, наслаждаясь новой привычкой.       — Ты проводишь всю свою жизнь (или что-то схожее с жизнью) строя город, обучая их выживанию, а в конце никто даже не оценивает того, что имел. Это истина, факт, который всегда существует, верно? — Он чуть обернулся, окидывая через плечо взглядом мужчину на заднем сидении. Но тот крепко спал и, возможно, ещё не скоро проснулся бы. Этот мужчина был превосходным слушателем.       — Ты знаешь их, а они — тебя. Чтят практически как бога, но ни за что не догадываются, что ты и есть бог. — Он снова повернулся лицом к машине, к спящему мужчине. — Хотя бы ты догадывался?       Мужчина, спящий на заднем сидении, ничего не ответил; этот вопрос и не нуждался в ответе. Конечно, он знал. Когда разорвалась безупречная кожа и сквозь трещины просочилась пустота, когда она срослась в толстые шнуры, которые туго его связали и крепко сжали в объятиях, когда они отыскали жар плоти и проникли глубоко внутрь, когда возгласы были наполнены удовольствием, как и всё тело, тогда он всё понял. Понял, что обнимал и любил не простого человека. Тогда его это вполне устроило. Устраивало и сейчас.       Он потянулся сквозь открытое окно и коснулся длинными пальцами небритой щеки. На ощупь она была не такой тёплой, какой должна быть, но и не такой ледяной, какой могла бы быть. И этого было достаточно.       — Карлос, — прошептал он, на мгновение сдерживая улыбку. До тех пор, пока хаос не отхлынул, словно волна, разбивавшаяся о края его сознания.       Машина стояла на пустынной дороге, далеко за пределами раскинувшегося позади безумия: воплей, запаха гари, смерти. Она была неисправной, всегда была такой, но это раньше не мешало. А сейчас — не имело значения. Уже некуда было идти, негде оставаться. Остался лишь тлеющий кончик сигареты, терявшийся рядом с языками пламени, которые лизали оставшиеся внизу здания. Они ведь этого хотели, не так ли? Это революция, только не такая, какую можно было бы ожидать.       — Самое интересное в словах то, что все могут использовать их значения, и эти значения никогда не изменятся. — Ещё одна затяжка, ещё один глоток ядовитого воздуха, ещё одно облачко дыма в ночной мгле. — Полагаю, в Стрекс тоже поняли, что такое «революция».       Рука, отчаянно вцепившаяся за запястье, привлекла его внимание, и он обернулся, чтобы увидеть уже не спящего, а испуганного мужчину, сидящего на заднем сидении машины. Заботливо успокаивая его, он наклонился к окну и погладил по щеке, всё ещё сжимая в пальцах окурок.       — Карлос, всё в порядке. Теперь всё в порядке, — сказал он, тепло улыбнувшись. — Я обо всём позабочусь. Никаких дверей, стен, зданий, никакого города.       — Но… — начал Карлос и запнулся. Голос его был хриплым и грубым из-за песка и дыма.       — И никаких заборов, любовь моя, я обещаю. Всё так, как было раньше, — продолжил он. — Сможешь снова заснуть?       Карлос кивнул; его страх уже отступал прочь, смягчаясь усталостью. В конце концов, было нелегко пройти сквозь пространство, будучи зажатым между реальностью и тем, что только считалось реальностью. Карлос необыкновенно смело справлялся с этим.       — Прости, милый мой, — проворковал он, целуя засыпающего мужчину в лоб. — Я просто хотел посмотреть, как горит город. Совсем чуть-чуть.       Он выпрямился и поднёс сигарету ко рту, искривляя усмешкой губы вокруг тлеющего кусочка бумаги, табака и смолы.       — Иногда хочется просто видеть, как он горит. Видеть их лица в то мгновение, когда они осознают свои ошибки.       Он щелчком отправил дымящийся окурок в сторону, где творился настоящий ад.       — Иногда хочется заставить их понять, что им следует слушать своего бога.