***
Намджун был прав. Это странно. И вся странность, словно толщей воды, окутывает ноги Юнги, пока он неловко стоит перед деревянными ступеньками, ведущими к знакомой двери. Юнги требуется момент, чтобы оглядеться вокруг, прежде чем нажать на дверной звонок. Старый гибискус рядом с дорожкой выглядит уныло, тонкие ветви вот-вот треснут, стоит подуть суровому зимнему ветру, а покрытые снегом высохшие зародыши по иронии, кажется, вовсе не содержат жизни. В первую ночь, когда они переехали в этот дом, ужиная заказанной на дом лапшой с чёрным соусом из бобов и запивая бутылками соджу из круглосуточного магазинчика, Чимин рассеянно упомянул, что хочет посадить растение, полагая, что таким образом это сделает их более похожими на одну из тех по-мерзкому домашних парочек. На следующий день рождения Чимина Юнги испачкал сначала всю свою одежду в грязи, сажая гибискус в землю рядом с домом, а позже, и диван, когда Чимин показывал ему, как сильно понравился подарок. Юнги интересно, почему Чимин не срезал растение, как поклялся, когда они ссорились в последний раз. — Посмотрим, что из этого выйдет, — вздыхает Юнги, пока палец вжимается в красную кнопку рядом с деревянной дверью. Раздаётся тихое «иду», сопровождающееся звуком шагов. Юнги уже решает по-быстрому свалить в Тэгу и совершить очередную напрасную попытку не сбежать от отца в этом году. Дверь открывается, и перед Юнги предстаёт когда-то любимая улыбка. — Привет, — слишком поздно, чтобы передумывать, — ты здесь. — Привет, — отвечает Юнги чуть запоздало, слишком отвлечён немного исхудавшими щеками Чимина и тем, что его волосы больше не пламенно-рыжего цвета, — прости, поезд немного задержали. — Всё в порядке, — Чимин тянется к сумке Юнги, но старший отвергает его помощь с тихим «я сам». Юнги переступает порог и уже собирается снять обувь, как замечает полку для обуви и останавливается. Это та же полка, которую Юнги смастерил год назад — верхняя дощечка немного кривая. Как оказалось, ничего не изменилось по сравнению с последним разом, когда Юнги был в доме, пакуя свои вещи в один большой чемодан и две картонные коробки. Юнги не уверен, почему это так удивило его. Не то чтобы он думал, что Чимин устроит капитальный ремонт после их расставания, но видеть всё практически в том же виде, как когда они были вместе, заставляет что-то дернуться в груди Юнги. — Можешь кинуть свои вещи в гостевой комнате, — говорит Чимин, — а я пока заварю чай. Гостевой комнате. Что ж, кое-что всё-таки поменялось. — Окей. Когда Юнги возвращается в гостиную, на журнальном столике стоят две чашки, из которых исходит пар, а Чимин перелистывает с одного канала телевизора на другой. Юнги садится на противоположный конец дивана от Чимина. — Спасибо, что ты делаешь это, хён, — Чимин поворачивается к нему и улыбается, но почти незаметная хмурая складочка, словно выгравированная кем-то, появляется между бровями. Юнги ударяет себя мысленно за то, что заметил. — Итак, ты тоже ещё не рассказал своей семье? — «Тоже»? То есть, ты не… — Ну, понимаешь, мой отец… — А, точно… — Чимин обхватывает своими маленькими пальцами кружку и кивает, глядя на свои колени. — Просто, ты же знаешь, как Бора любит тебя. И она была так воодушевлена мыслью, что проведёт Рождество здесь, с нами… с тобой. У меня духу не хватает всё ей рассказать. Это всё равно, что сказать ей, что Санты не существует. — Ты хочешь, чтобы я соврал пятилетке, дабы ты мог остаться её любимым дядей? — ухмыляется Юнги. — Эй, не делай вид, что я не помогаю тебе избежать увиливания от пуль дома. — Я мог бы провести праздники с Джином-хёном и Намджуном. — По скайпу, пока они путешествуют по Европе? — Очередь Чимина натянуть дерзкую ухмылку на лицо. Если бы они всё ещё были вместе, Юнги прижал бы Чимина к дивану и защекотал бы до смерти. Но они не вместе, уже как два месяца. — Я… ладно. Но я делаю это только для Боры. — Конечно, — с триумфом улыбается Чимин. Спустя два часа бездумных проверок КакаоТока, побив собственный рекорд в Timberman три раза и пытаясь не задремать на диване (поверьте, это очень заманчиво; «идеален, чтобы вздремнуть» — было причиной, с помощью которой у него получилось уговорить Чимина сделать этот диван их первой совместной покупкой), Юнги понимает, что из него никудышный гость в месте, в котором он раньше жил. Чимину, кажется, тоже некомфортно быть хозяином для него, так как он прячется всё время на кухне, стуча тарелками и кастрюльками, занимаясь делами, в которых Юнги решает, лучше не предлагать свою помощь. Чимин был так безнадежно потерян в тот день, когда Юнги решил представить его своим друзьям, что рука Юнги казалась онемевшей, отпуская руку Чимина на полчаса во время ужина. Чимину сейчас, видимо, не легче, но его потные маленькие ручки больше не забота Юнги. Да и не то чтобы хотелось помочь, думает Юнги, лежа на диване, и снова включает Timberman. Юнги на сцене, пот струится по вискам, а глаза слепнут от прожекторов. Он кричит в микрофон, но звук кажется отдалённым, словно он находится под водой, и голоса поддерживающей толпы просачиваются через сотни волн. Внезапно слышится шепот, чётче, чем всё остальное — «Хён…». Голос, кажется, исходит откуда-то сверху, так что Юнги поднимает голову и… — ТВОЮ МАТЬ! Что-то, похожее на смертельное электричество проходится по всему телу, и Юнги подпрыгивает, а глаза резко открываются. Перед ним стоит улыбающийся самому себе Чимин с банкой колы в руке. — Ах ты, мелкий… Пак Чимин, ты же знаешь, что я ненавижу это, — ругается Юнги, потирая левую щеку, всё ещё влажную и раздраженную от контакта с холодным металлом. — Но мне нужно было тебя разбудить, — Чимин пожимает плечами и присаживается на освободившуюся часть дивана после того как Юнги садится. Глупое лицо, излучающее удовлетворение, так неимоверно бесит Юнги, что ему хочется запихнуть эту банку кока-колы Чимину в задницу и смотреть, как тот будет корчиться. — И заморозить моё лицо — единственный выход? — Ты похож на труп, когда спишь. Если честно, то я удивлён, что ты вообще что-то почувствовал. Но, так или иначе, — Чимин смотрит на часы на стене, — я разбудил тебя потому, что Бора скоро приедет. Через пять-десять минут. — Отлично, — вздыхает Юнги, — шоу начинается.***
— ДЯЯЯЯЯЯЯДЯ ЮНГИИИИИИИИИИ, — Бора оповещает о своём прибытии раздирающим уши криком, сбрасывает свои розовые ботиночки и срывается в сторону Юнги со скоростью света. Юнги улыбается, приседает и раскрывает руки, ловя маленькую девочку, которая прекрасно вписывается в его объятья. Она немного подросла — короткие ручки уже почти сходятся на его спине. Юнги проводит носом по её пушистым волосам в форме горшочка. Он скучал по ней, скучал по тому, какая она мягкая и тёплая, по тому, как она хихикает, когда он щекочет её шею своим носом. — Я, конечно, извиняюсь, — Чимин прочищает горло, притворяясь недовольным, — но что насчёт моих объятий? Бора выскальзывает из рук Юнги и идёт в сторону её расстроенного дяди. Обиженная моська Чимина зарабатывает ему объятие, а также дополнительный чмок в щеку от маленькой принцессы. В итоге, Чимин выглядит удовлетворённым, его глаза принимают форму полумесяцев, а щеки надуваются от растянувшейся на лице улыбки. Бора отражает его выражение лица, глаза пропадают в двух маленьких линиях трепещущих ресниц, а на лице появляется очаровательная улыбка, которая может растопить снег. Юнги думает, что даже он купил бы открытку от Hallmark с таким изображением и прикрепил бы её на холодильник (после того, как пририсует усы Чимину, скорее всего). — А! Прабабушка передала вам подарки! — Бора радостно поднимает свою ручку, снимает рюкзачок и начинает копаться в своём личном «волшебном мешочке Дораэмона». — ТА-ДА! — О боже, — ахнул Чимин. А Юнги начинает жалеть, что сел на поезд этим утром. Глядя на себя в зеркало, Юнги начинается сомневаться в своей памяти. Действительно ли бабушка Чимина сказала, что Юнги ей нравится, когда они виделись в последний раз, потому что, судя по её подарку, дела обстоят совсем по-другому. Юнги думает, что нечего больше прятаться, так что он открывает дверь и выходит из ванной. Возможно, если он будет стоять очень-очень близко к ёлке, никто ничего и не заметит. — Так, на всякий случай, — Юнги предостерегающе поднимает палец, прежде чем Чимин откроет рот, — о фото не может быть и речи. — Прости, хён, — хихикает Чимин, а глаза его увлажняются от попыток сдержать смех, — тебе нужно говорить громче. Не могу расслышать из-за твоего свитера. — И это говорит тот, на ком надет точно такой же парный свитер. — И всё же, каким-то образом цвета играют ещё ярче в сочетании с твоим счастливым, полным любви праздничным лицом. Чимин сверкает своей глупой улыбкой, и Юнги требуется вся его выдержка, чтобы не надрать Чимину зад. — Уи, вы вдвоём выглядите так мило! — подбегает Бора, потирая двумя руками выпирающие носы Рудольфа на их свитерах. — Бабушка хочет фото! Юнги готов поклясться, если бы Чимин засмеялся ещё хоть на чуточку сильнее, он бы сначала выкашлял лёгкие, а затем обоссался. Когда Чимин возвращается на кухню, Юнги становится товарищем по детским играм Боры в гостиной. Они лежат на животах на полу среди цветных карандашей, бумаги и семейства мягких игрушек. Бора, по доброте своей душевной, разрешает Юнги раскрасить половинку её любимой странички в раскраске, учит его, как складывать лягушек, и делает ему новую причёску со своим «самыми особенными» заколками-снеговичками. — Дядя Юнги, — говорит Бора-Парикмахер, пока берёт несколько прядей волос Юнги и завязывает их в косичку, — а сыграешь на фортепиано для меня? — Какую песню Вы хотите услышать, Мисс Бора? — А можешь сыграть любимую песню дяди Чимина? Ту, под которую, когда ты играл, дядя Чимин танцевал. Юнги неумышленно поворачивается в сторону кухни. Чимин, скорее всего, всё слышал, потому что звуки, раздающиеся из кухни, прекращаются на секунду. Юнги не может вспомнить, когда в последний раз играл эту песню. Было ли это на день рождения Чимина, или на их годовщину, когда Юнги сжёг пасту и попытался искупить вину чем-то, что немедленно подняло бы Чимину настроение? Юнги интересно, а поднимает ли песня настроение до сих пор. — М? Пожалуйста, дядя Юнги, пожалуйста, — Бора обхватывает ручками шею Юнги и раскачивается на нём так, что Юнги качается вместе с ней. — Я… — Бора, эй! — появляется Чимин в красном фартуке, — уже почти время ужина, не хочешь помочь мне накрыть на стол? — ДА! — Бора спрыгивает со спины Юнги и тянет того за рукав, — пошли, дядя Юнги! Супергерои спешат на помощь! Его маленький товарищ по играм забывает о просьбе в считанные секунды и спешит на зов своей судьбы, но что-то внутри Юнги всё ещё беспокоит его, что, возможно, любимая песня Чимина уже больше не его любимая, и, возможно, в части этого виноват Юнги. Время летит, когда ты занят домашними делами, и пролетает космической ракетой, когда тобой командует взбудораженная пятилетка, топливом которой являются рождественские сладости. Непрерывно накрывая на стол, проверяя пластиковую курицу в игрушечной духовке, убеждаясь, что у каждой столовой ложки есть красный бант, а на каждой тарелке лежит леденец в форме посоха. В одно мгновение ты учишь страстно желающее помочь тело как складывать салфетки, в другое — тебе уже приказывают написать имена гостей на табличках карандашами с клубничным запахом. Чимин изредка выскакивает из кухни, чтобы прокомментировать их старания, или, возможно, чтобы удостовериться, что они не натворят бардак на обеденном столе. Иногда их глаза пересекаются, Чимин просто трясет головой и улыбается. Юнги строит рожицу. Чимин показывает на его волосы и проговаривает ртом что-то типа «очень забавно», что заставляет Юнги нахмуриться и пялиться, отчего Чимин улыбается ещё шире. И этот маленький момент заставляет Юнги почувствовать себя внутри очень странно и озадаченно. Как будто он счастлив. Как будто они перенеслись на несколько месяцев назад, когда их жизнь была похожа на хрустальный шар, любое сотрясание которого просто заставляло всё блестеть и быть ещё красивее. Эта мысль также заставляет Юнги глубоко вдохнуть и отвернуться. В списке гостей осталось всего несколько имён, ему лучше сосредоточиться. Следующий — это… — Чон… Хосок? — Юнги прищуривает глаза, глядя на имя. Этого… не может быть. Оказалось, что может. И это может стоит на пороге, улыбается так же ярко, как светит солнце, и сжимает Чимина в самом крепком объятии, которое любой платонический друг себе может позволить, прежде чем получит в качестве реакции вопросительно приподнятые брови. Юнги использует слово «платонический» небрежно. Все знают, что Хосок уже как тысячу лет влюблён в Чимина до потери пульса. — Хён, ты выглядишь… просто замечательно, — Чимин лучезарно улыбается, рука всё ещё цепляется за плечо Хосока. — Спасибо, я старался, — Хосок похлопывает Чимина по груди. — Старайся сильнее. АЙ, — Юнги смотрит Чимину в шею, тот всё ещё улыбается Хосоку, словно не он только что исподтишка ударил Юнги по голени. — Привет, Хосок! — Привет, хён! — Хосок протягивает руку, и Юнги крепко сжимает её. Прошло уже много времени, но в глазах Хосока всё ещё есть этот маленький намёк на «оценивание конкуренции», стоит ему только встретиться с глазами Юнги. Тот факт, что Юнги потерял преимущество в этой маленькой секретной игре, немного убивает Юнги. Что ж, по крайней мере, Хосок не знает, что Чимин свободен. Юнги перекидывает руку через плечо Чимина, чем зарабатывает взгляд последнего. — Рад, что тебе удалось присоединиться к нам в нашем доме сегодня. — Спасибо, что пригласили! — говорит Хосок, и Юнги знает его слишком хорошо, чтобы понять, что тот не пропустил то, как Юнги искусно сделал акцент на словах. — Пойду поставлю шампанское на кухню. Как только Хосок покинул комнату, Чимин скинул руку Юнги и стукнул его локтём достаточно сильно, чтобы оставить трещины на рёбрах. — Ты что творишь? — Аайй! — Юнги морщится от боли и потирает свой бок. — Я делаю то, о чем ты меня попросил! Надел парный страшный свитер и веду себя как милый бойфренд! — Милый бойфренд Мин Юнги? — Чимин строит возмущенное лицо, — не помню, чтобы просил у Санты самую смешную шуточку века. — Я так рад, что заставил тебя смеяться, — ухмыляется Юнги, а затем наклоняется, чтобы прошептать Чимину в ухо, — сладенький. — ХЁН, КЛЯНУСЬ БО… — Я тоже люблю тебя. После того, как приезжает мама Чимина, привозя с собой её знаменитое рагу из говядины, которое заставляет каждый рот на расстоянии пяти метров наполниться слюной, все усаживаются за обеденным столом. Близкие друзья Чимина — Тэхён и Чонгук — занимают всё внимание Боры, так что Юнги приходится иметь дело с вопросами от семьи Чимина. Они всегда были очень милы к нему, считая своим долгом заботиться о нём так же, как и о Чимине. Особенно после того, как узнали, что отец Юнги отнёсся к отношениям сына с Чимином совсем не так одобряюще, как семья младшего. Так или иначе, это притворство, что они с Чимином всё ещё вместе, заставляет Юнги чувствовать себя ещё более виноватым. Когда он сидит напротив и слушает их истории, мысль о том, что однажды придётся рассказать правду, немного разбивает ему сердце. Когда Тэхён начинает показывать, как его коллега с непереносимостью лактозы вёл себя, после того как принял вызов проглотить кусочек сыра, все взрываются от смеха. Хосок стучит по столу, брат Чимина вытирает слёзы, а Чонгук почти сваливается со своего стула. И тогда, очень естественным движением, Чимин кладёт руку на бедро Юнги. Точно так же, как он делал каждый раз, когда очень сильно смеялся, словно ему нужна была поддержка, когда он терял дыхание из-за смеха. Точно так же, как он делал, когда они были всё ещё вместе и каждое прикосновение являлось инстинктом, говорящим наравне со словами. И внезапно Юнги чувствует себя пришедшим в себя из-за этого маленького физического контакта. О боже мой. Намджун был прав. Это было ужасным решением. Это странно. Всё, что происходит, странно и играет злые шутки с головой Юнги. Не то чтобы Юнги забыл все ссоры, все те моменты, когда он отчаянно желал, чтобы они с Чимином вообще не встречались, о той мучительной боли после расставания и обещание, данное самому себе, никогда больше не совершать подобную ошибку. Но что-то есть в этом моменте, что заставляет Юнги чувствовать себя живым больше, чем когда-либо за прошедшие два месяца. Это плохо. — Ой, точно! Десерт! — восклицает Чимин, а затем оборачивается к Юнги, — поможешь мне? Юнги следует за Чимином на кухню. Младший всё ещё посмеивается над историей Тэхёна. — Знаешь, — говорит Чимин, пока открывает холодильник и достаёт торт, — я слышал эту историю от Тэ уже три раза и каждый раз ржу как ненормальный. Всё кажется таким знакомым — они, стоящие на их кухне, и Чимин, увлеченно рассказывающий что-то, что услышал от Тэхёна. Всё так похоже на безмятежные времена, когда они ещё только съехались вместе, и воспоминания отдают уколами в груди. — Чимин, — Юнги прокатывает слова на языке ещё раз, прежде чем продолжить, — когда ты собираешься рассказать своей семье, что мы расстались? Чимин напрягается, словно его только что грубо разбудили, а затем ставит торт на кухонную тумбу. — Всего полдня прошло, а ты уже скучаешь по статусу бывших, ха? — Чимин открывает буфет, чтобы достать тарелки и вилки, всё ещё не глядя на Юнги. — Как же тебя, должно быть, убивали наши отношения. — Эй, это не… — Не переживай, хён, — Чимин оборачивается, его губы растягиваются в нечитабельную улыбку. — То, что ты здесь, тоже не очень уж и в радость для меня. Расскажу как только, так сразу. Чимин кладёт приборы на открытые ладони Юнги и добавляет, — сладенький. — Вау, ты соглашаешься со мной, — Юнги натягивает саркастичную улыбку, — Ну разве это не рождественское чудо? — Именно, хён, — Чимин похлопывает Юнги по плечу, — наслаждайся, пока оно длится. Последняя реплика, должно быть, была предупреждением, потому что Чимин, кажется, сделал для себя целью выбесить Юнги. Младший продолжает мило беседовать с Хосоком, глупо хихикая и проворачивая эту фигню с глазами-полумесяцами, как он обычно делает. Можно три раза завязать глаза Юнги, и он всё ещё будет в состоянии понять, что Чимин флиртует. Это не должно волновать его, не должно. Но по какой-то непонятной причине, кажется, что Чимин выигрывает, и проглотить кусочек торта становится гораздо труднее. — Итак, — Юнги перекидывает свою руку через плечо Чимина и притягивает последнего ближе к себе, — какие сплетни обо мне распускает мой парень на этот раз? Чимин улыбается с плотно сжатыми губами. — Что ж, милый, Хосок-хён как раз рассказывал мне о том, как он занят в последнее время на работе. Это немного напоминает мне о тебе, ну, знаешь, у тебя едва ли хватает времени, но ты всё равно помогаешь мне… ни с чем. — Что ж, — Юнги сжимает плечо Чимина, — ты же знаешь, какая трудная у меня работа. — Конечно, знаю! — на этот раз очередь Чимина сжать руку Юнги чуть сильнее. — До сих пор удивляюсь, как один человек может справляться с таким огромным количеством сна в день. Рот Юнги просто сводит. Это был низкий удар, Пак Чимин. — Спасибо, любимый, — но он всё ещё улыбается, — что позволяешь мне наверстать весь тот сон, что отбираешь у меня ночью, пока ворочаешься и пинаешься. — Вообще-то, — Хосок нервно смеётся, — я не так уж и… — О, как забавно, — Чимин игнорирует прерывание, — не ты ли говорил раньше, что мои «ворочаешься и пинаешься» — одна из причин, по которой ты любишь меня? — Да, говорил, милый. Именно за это я и люблю тебя так сильно. — Я тоже люблю тебя, хён, — Чимин улыбается Юнги. Но Юнги знает его слишком хорошо, чтобы понять, что, если бы никого не было рядом, они бы непременно начали очередную ссору. Юнги был прав. Стоило последнему гостю выйти за порог, как начались крики. — Хён, в чем твоя проблема? — В чем моя проблема? — Юнги выдыхает в неверии. — Ты попросил меня притворяться твоим парнем, а затем проводишь весь вечер, флиртуя с другим человеком? — Почему тебе вообще не наплевать? По-моему, ты сказал, что делаешь это для Боры. — Что ж, может, я соврал, — у Юнги чувство, что слова, слетевшие с языка, ужасно неправильные, но его трясёт внутри, и он не может заткнуться, — может, я согласился на эту тупую затею потому, что хотел увидеть тебя. Потому что мы так и не поговорили нормально ни разу, а когда ты попросил расстаться, я просто предположил, что сам во всём виноват, и даже не начал ссору. Может, потому, что не было ни одного блядского дня, когда я бы не спрашивал сам себя, а были бы мы всё ещё вместе, если бы я просто… сказал что-нибудь, или сделал что-нибудь. Сердце Юнги стучит в груди на бешеной скорости, и он чувствует, как удары отдают вибрацией по всему телу. Юнги и раньше хотел сказать всё это Чимину, но не думал, что это случится в разгар очередной ссоры. Чимин молчит, а эмоции на его лице невозможно прочитать. Кажется, словно он просто пялится на Юнги, не в состоянии подобрать слова. — То есть, ты хочешь сказать… — губы Чимина наконец-то начинают двигаться, — что ты… все ещё хочешь… этого… нас? — Я хочу сказать, что — Юнги тянется к руке Чимина, осторожно, и делает глубокий вдох, — я так сильно скучал по тебе, Пак Чимин, и в моей голове бардак — с нами бардак — но если Санта существует, я надеюсь, что он подарит мне второй шанс с тобой. Тихий всхлип срывается из уст Чимина, а глаза его наполняются влагой. Но вместо хмурости на лице широкая улыбка, и это всё, что нужно Юнги, чтобы понять, что желание взаимное. Юнги сжимает руку Чимина в своей и чувствует, как его грудь заполняется теплом. — Ну не знаю, хён. Ровно до ужина я действительно наслаждался этим псевдопарнем Мин Юнги, — губы Чимина растягиваются в несносную улыбочку, — он гораздо лучше тебя. — А теперь? — Юнги притягивает Чимина ближе, и их лица в сантиметрах друг от друга. Любопытно, что, когда они так близки друг к другу, дышат одним воздухом на двоих и губы почти соприкасаются, Юнги скучает по Чимину даже больше, так сильно, что хочет держать Чимина в объятиях вечность и никогда не отпускать. — А ещё мне кажется, твоя бабушка отпугнула его своим свитером. Чимин хихикает. — Может, это сможет его вернуть? — и он тянется вперёд, мягко чмокая Юнги в губы, и последний едва ли верит в происходящее. — Хм… Не думаю, что этого было достаточно, — Юнги смотрит в глаза Чимину, не в состоянии спрятать улыбку, — попробуешь ещё раз? И то, как Чимин говорит «да», и есть настоящее рождественское чудо.