По дружбе

Яркое мерцание экрана, кое-как освещающее тёмную комнату. Где-то смешное, где-то нелепое телешоу. Смотреть такое поверхностно — ещё можно перетерпеть. Актёры вызывают только смех и сочувственную улыбку своим поведением. Может быть, и над Связанными так потешаются где-то за монитором Казунао и Урушибара. Ну и гоморин с ними! Хисому нравится это шоу. Искусственный цветной свет играет на его лице, на лёгкой улыбке. Улыбающийся человек всегда красивее, не так ли? Рядом, на кресле, скучает Катсухира. Без эмоций, словно бы кукольное, застывшее лицо. — Чидори или Нори? — неожиданно спрашивает Агата. И снова без всякого признака чувств, как будто ему всё равно. Но это не так. Просто ещё не пришло понимание всей значимости этой истории. — Или! — Это как? — парень хмурит выцветшие брови, рука по привычке переминает прядь волос. — Зачем делать сложный выбор, если от него можно уйти? —  спрашивает Хисому. Катсухира в ответ на непонимающий взгляд встречает безмятежную улыбку. Странный парень, будто не от мира сего, лежит на длинном диване перед телевизором. — Но куда уходить? — усмехается Агата, предчувствуя новую метафору от мазохиста. Йошихару переворачивается, подпирает ладонями подбородок. Глаза, отливающие почти что золотом, в бликах от яркого экрана, поднимаются на него. — Рыжая Чидори — во всём правильная девочка. Комсомолка, — вставляет он любимое подкалывание Тенги. —Знаешь, она любит тебя без памяти. А ты? — Я? — кукольное личико, кажется, удивляется. — Нет… Она такая… Ну, без изъяна. Без особых интересов. Не за что даже и зацепиться. Хоть и добрая, и всегда помогала. — Ммм… Что насчёт Норико? Холодная, но ранимая красотка. Вы были друзьями в детстве. — Наверное, ближе к «да, люблю». Резкие тени на лицах, отсветы, минута без слов, начавшаяся реклама. — Это огорчает. У тебя нет чёткого мнения, и пока ты не решаешься на что-то одно, ты даёшь шанс другим. — Катсухира улавливает что-то двусмысленное в этой фразе Йошихару, отчего недоверчиво косится на собеседника. Ночь, время перелезло за черту полуночи. Только сейчас обыденные телепрограммы в состоянии выдать что-то интересное. — И поэтому ты до сих пор ошиваешься у меня на квартире. Спать останешься, или пойдёшь пытать удачу в подворотнях? — в словах Агаты поверх раздражения сквозит насмешка, совсем безобидная, но намекающая на некоторые обстоятельства. Йошихару молчит. Полуприкрытые в неясном блаженстве глаза изучают его, скользят по белым волосам, по их пушистому беспорядку. Наверное, он единственный здесь выглядит лишним, а почему?.. Потому что Связанных с ним нечётное количество — бред; потому что выделяется среди них чем-то особенным? Или это Агата ни с того, ни с сего его выделяет. — Ты ещё такой зелёный, — словно бы про себя говорит Хисому. — Скромный, нерешительный мальчик. Сонозаки кажется такой взрослой на твоём фоне… — Что хочешь этим сказать? — зевает Агата, понимая, что начинать с ним разговор о любви было глупой ошибкой. — Тебя надо ещё всему научить. В романтике нужна какая-то подготовка. Позволь предложить тебе свою помощь с Нори… я покажу, как надо. — И чему ты хочешь меня научить? Ты же себя предлагаешь, да? — И ни капли эмоций, всё то же безразличие, не вяжущееся с резкими словами, по которому и не понятно вовсе, что он хочет услышать. И потому Хисому лишь улыбается, приобнимая себя за тощие плечи: ни «да», ни «нет»… — Можешь проигнорировать. Можешь посмеяться. Но мне не нравится боль, когда она в сердце. — Ха-ха. — Слишком серьёзно для смеха. — Что такого во мне? Тебе бы к Юте липнуть, или к Тенге, если острых ощущений захочется. — Можешь назвать это дружеской помощью. Мы ведь друзья, Катсухира? — милая улыбка, совсем уже сладкий голосок. Пародия на кого? На Нияму? — Друзья. — Этот вопрос никогда не оставлял у него сомнений. Они самые, что ни на есть друзья: фотографии, мороженое в жаркий день, закаты на мостах, разговоры, квартира — всё вместе. Как ещё, кроме как дружбой, это называется? — Значит, ты согласен, Ка-чан? — спрашивает Йошихару с хитрым прищуром. — Согласен, наверное, если ты затеваешь это из дружеских чувств. — Парень чуть хмурится, снова перебирая пальцами белую прядь чёлки. Наверное, ищет оправдание своему ответу. Наверное, не найдёт. — Вот и прекрасно. А Нори или Чидори — решай сам! Фигура Йошихару заслонила единственный источник света, неожиданно вырастая перед ним. Кацухира вздрогнул, немного отстранился назад, упираясь в спинку кресла, но Хисому опередил его. Каре-золотые глаза, прикрытые в постоянном томном блаженстве, были совсем близко, напротив его глаз. — Чего ты так боишься? — мягко спросил парень. Агата схватил его за натертые локти опирающихся на мягкие подлокотники рук. — Я не боюсь, — хоть какая-то перемена эмоций, в испуге округлившиеся глаза. — Ну смотри. — Хисому легко и ненавязчиво провёл кончиком носа по щеке Агаты, проводя незримую линию до уголка губ. Облизнулся, возбуждаясь от такой близости с блондинчиком, и прикусил его верхнюю губу, чуть потянув на себя, проникая языком в приоткрывшийся рот. Кацухиро вмиг стал горячее печки, щёки так и запылали, тогда как мазохиста хватил лишь лёгкий румянец. Йошихару забылся, переносясь в чувства своего первого поцелуя, и в точности, как было тогда, накрыл его губы своими, забирая воздух и пытаясь достать до нёба. Выдохнув, Хисому уже просто чмокнул парня поверх готовых слов, прекращая желанную близость, вернулся обратно на диван и подтянул колени к подбородку. — Первый урок, — тихо сказал он. — Так нужно целовать Сонозаки.