Розенкранц и Гильденстерн

Пусть Розенкранц и Гильденстерн мертвы, Но живы мы, сегодня это важно. На пепелищах - ранах от войны - Мы пишем песни и хрипим от жажды. (с) Мировой пожар Они уже так часто переезжали, что Алекси научился не считать школы. Кажется, эта была пятая. Каждый раз они оставляли позади людей, книги (разрешалось брать с собой только несколько любимых, поэтому вскоре братья просто перешли на электронную). Зато каждый раз Алекси брал с собой целый багаж из воспоминаний, фотографий и привязанностей. Армину всегда это удавалось легче, тот, казалось, больше ценил людей, которые вместе с ним играли в сетевые игры, поэтому с ними он не разлучался — было достаточно просто зайти в игру и написать в общий чат. Реальные люди Армина интересовали редко, но когда тот все же выныривал из своего мира детективов, меча, магии и дворцовых интриг, то совсем не казался интровертом. Брат Алекси легко находил каких же гиков, как он сам, поэтому никогда не страдал от недостатка общения. Им не повезло всего один раз, когда новому классу они чем-то не понравились. Тот бойкот они стойко выдержали. По сути, ведь им и не надо было больше никого постороннего. Алекси давно понял, что мог бы обойтись вообще без друзей, если с ним рядом будет брат. Благо из той страшной школы они уехали достаточно быстро. - Думаю, ничего хуже уже быть не может, - заявляет Алекси перед первым днем в новой школе. Они только закончили распаковывать вещи, и Армин занялся неотложным делом — подключал приставку к телевизору. По негласному уговору, Алекси большим экраном не пользовался, смотря кино с экрана ноутбука, хотя братья иногда устраивали совместные просмотры. - Обычно после этой фразы начинается еще больший кошмар, - авторитетно заявляет брат, не отвлекаясь от настроек, - черт, если и тут данные не сохранились, я же почти прошел ту игру... - Ну, городок вовсе не выглядит недружелюбным... - Оставляю миссию по нахождению друзей на тебя, - игра наконец-то запустилась, поэтому Армин издает вопль победителя. На этот же звук прибегает Витория и спрашивает, кого режут. Но вскоре понимает в чем причина и сообщает, что модем придут устанавливать только завтра, поэтому сегодня придется обойтись мобильным интернетом. Алекси все равно, он проверяет новые сообщения на телефоне, ожидая, что кто-то из старых знакомых даст о себе знать. Новых сообщений нет. Отрицательная сторона легкости общения состоит в том, что потом эти же люди так же легко отпускают тебя. В такие моменты Алекси начинал завидовать Армину, но заметил, что с каждым новым переездом он все меньше и меньше вспоминает былых приятелей. Ведь впереди были новые интересные люди, новые впечатления. На карте памяти в его голове не хватало места, поэтому приходилось стирать старые файлы. Все как с приставкой Армина. Или с плеером. Когда памяти на нем нет, удалить жалко, а слушать уже и нечего. - Здесь даже галереи никакой нет, скукота, - Алекси валяется на диване, задрав ноги на стену. - Вот никогда не понимал, что ты там делаешь. Неужели тебе действительно это нравится? Армин бы и не понял. Алекси с детства привлекали картинные галереи, с тех пор, как Витория взяла его на презентацию современного художника. Бокалы со шипящим напитком (уже потом Алекси узнал, что это шампанское), нарядные женщины и мужчины, которые с умным видом говорят непонятными словами и что-то обсуждают. И картины. Яркие полотна со странными узорами. Иногда они изображали реальные вещи, иногда требовалось напрячь воображение и представить, что могло бы быть изображено. Но у него никогда не было недостатка воображения. В каждом новом городе Алекси находил галерею, покупал билет и мог часами ходить с играющей в ушах музыкой по коридорам, рассматривая картины. Фотографии тоже годились, но среди них часто были слишком остросоциальные, грустные. Голодные африканские дети с натянутой на кости кожей, плюшевый медведь на развалинах разбомбленного дома. Нет, картины нравились Алекси больше, особенно яркие. Он вообще любил яркие тона, что-то броское. Наверное именно поэтому выкрасил волосы, хотя Арно чуть инфаркт не хватил. Но Витория всегда принимала людей такими, какие они есть, поэтому до конфликта дело не дошло. - Это странно, вот что. - Сказал человек, который часами залипает на экран, не реагируя на окружающий мир. - Я твой брат, так что неудивительно. Если ты псих, то псих и я. - Вывод, который достоин гения. Алекси все же рад, что Армин не стремится общаться с другими людьми. Брат предоставлял своему близнецу находить ближайшее окружение, ведь Алекси практически не ошибался в людях. Поэтому они умели держаться подальше от конфликтов и драк. И плевать, что в итоге Армин часто оставался как будто бы в стороне, у него была своя компашка в сети. А в реальности рядом Алекси. И такой расклад всегда всех устраивал. Школа показалась маленькой в сравнении с теми, где они раньше учились. Но администрации также было плевать на новых учеников, поэтому пришлось бегать и решать проблемы с документами вместо того, чтобы идти спокойно на уроки. Армин предоставил своему близнецу решать все проблемы, забившись в угол пустой столовой с приставкой. Мол, позови, когда все решится. Вот тогда Алекси и встретил странного парня с отсутствующим взглядом. Тот сидел у двери учительской, подслушивая чей-то разговор на повышенных тонах. Алекси всегда был эгоистичен, хотя сам за собой замечал очень редко. А еще он считал, что хорошо разбирается в людях. Именно поэтому он решил, что именно этот парень станет им с братом хорошим другом. Ведь Алекси редко ошибается. - Приятно познакомиться. Матис. - Твои родители поклонники фовистов? - имя сразу же ассоциируется с коридорами картинных галерей. - Все спрашивают! Пишется Матис, с одной «с». Образовалось от древнееврейского имени Матфей. И Матис — это старое французское имя и обозначает «подарок Бога». Но Анри Матисса любила моя мать. Но на мой вкус, его картины слишком яркие. Не люблю такой стиль. Незаметно новый знакомый втягивает в беседу и Армина, удивительно, но он проходит тот чертов уровень и обращает внимание на Матиса. Близнецы незаметно переглядываются — теперь оба они решили, с кем стоит дружить в этой школе. Если нельзя прибиться к компании, то ничего не стоит создать свою собственную. Итак, решение принято, они не меняют его даже когда видят странную статью. Алекси доверяет своему чутью, поэтому просто отмахивается от девушки, которая советует «не общаться с этим чудаком, а вдруг он на самом деле наркоман?» Матис приносит альбом с работами прерафаэлитов. Странно, что Алекси раньше не обращал внимание на это направление. Закладками друг пометил свои любимые «Офелия», «Леди из Шалот», «Элейн из Астолата», «Прекрасная Изольда». На взгляд самого Алекси слишком сказочно, но Матис сам наполнен легендами и сказаниями. И Шекспиром. - Я бы хотел сыграть Гамлета, хотя он мне никогда не нравился. Парадокс, - улыбается Матис, прищуриваясь, потому что в данный момент снял очки, - Лучше всего я все равно смотрюсь в роли Меркуцио. Он надевает очки и по памяти выдает знаменитый монолог о королеве Маб. Как-то само собой Алекси рассказывает о старых школах, оставленных позади друзьях, о том, что всегда хотел младшую сестру. - Бери любую из моих, даром отдам, еще и приплачу, - смеется Матис, - Спорим, ты выберешь Клару? Он шутил, Алекси знает, что тот никогда не променяет своих сестер. Хотя Клара на самом деле в семье самая бесшабашная и веселая. Вот с кем можно погулять по магазинам, часами выбирая самую безумную одежду. Девушка будто бы наизусть знает расположение интересных торговых лавок в переулках Парижа. - А наши родители умерли, - сообщает однажды Алекси, как бы невзначай, - С отцом мы не общались, а наша мать покончила с собой. Я ее не помню. Странно, он совсем не собирался это говорить. Такую информацию не сообщишь кому попало. А если узнают, то начнется ненужное сочувствие, притворные слова соболезнования. Матис просто кладет свою руку на плечо. Он не произносит ни слова, но отчего-то становится легче. На выходные друг зовет к себе домой, и братья проводят суматошный день в окружении четырех девиц разного возраста. Возможно, что не так уж и плохо, когда у тебя брат. Но младшая сестра все равно бы не помешала. Но только одна. На следующий выходной Алекси предлагает поехать в картинную галерею. Можно и без Армина, он все равно не поймет. Уже потом, через некоторое время, Алекси замечает, что Матис на некоторые действия и фразы отвечает будто бы инстинктивно, иногда не задумываясь. Он может выплюнуть колкость, а потом извиняться за это. Причем всегда от чистого сердца. Глаза Матиса не улыбаются, даже когда он сам заливается смехом. Они втроем сидят в комнате, наконец-то удалось хотя бы на время отключать приставку Армина и завладеть телевизором. - Что-то я совсем ничего не понимаю... Странно очень. - Это постмоденизм, так и должно быть, - на экране Розенкранц и Гильденстерн снова играют в орлянку и монета в очередной раз падает «орлом». Алекси никогда не любил такие фильмы, никогда не любил Шекспира, а теперь они сидят и залипают на кино, которое лучше не смотреть, а читать в виде пьесы, ведь направление мысли не успевает за псевдофилосовскими диалогами героев. - Всегда было интересно, кто же из них Розенкранц, а кто Гильденстерн, - Матис поправляет очки и вдруг выдает, - Алекси будет Розенкранц, а Армин Гильдерстерн. Хотя какая разница, они же сами не могут решить, кто из них кто. - Молчи и не мешай смотреть, - как ни странно, брат отложил телефон и теперь всматривается в экран, - О, а вот это же был закон Ньютона, ну тот, с яблоком который. И все равно фильм скучен, диалоги нелепы, хотя понемногу Алекси и сам втягивается в это действо. Но какой смысл, если оба героя так или иначе умрут? «Гамлета» читали все еще в школе. - Вы понимаете? - когда начинаются титры, вдруг со своего места подскакивает Матис, - Весь смысл их существования был в том, чтобы умереть! Алекси и сам не знает, почему вдруг по спине пробегают мурашки. Алекси никогда не выказывает прямой неприязни. Конфликты всегда можно обойти, но от некоторых людей развивается настоящая зубная боль. Например, от Амбер. - Уже вся школа знает, что ты за ней бегаешь. - Я тоже знаю. Собственно, и не скрываю. - Так и она знает. - Еще лучше. Наверное, Алекси никогда не поймет таких отношений. Амбер кажется ему глупой куклой, которая строит из себя королеву, хотя на деле ничего из себя не представляет. Но конечно же он не говорит об этом Матису, осознавая, что тот с таким суждением не согласится. Точно также, как и насчет Гая. Тот будто бы специально приезжает в самые неподходящие моменты. Он кажется слишком взрослым, слишком надменным, слишком важным. Он гордится своей машиной, никого не стесняясь, закуривает сигарету, равнодушно кивает, когда Матис представляет новых друзей. Стоит отдать должное, этот Гай умеет располагать к себе людей. Он заводит беседу с Армином, вокруг суетится Мари, даже Элинор выползает из комнаты, чтобы послушать, о чем будут разговаривать старшие. Лишь Клара громко хлопает входной дверью. В этот момент Алекси понимает ее как никто. Нельзя не признать, что Гай умен, он действительно знает кучу разных вещей, может слегка присочинить, но звучит-то убедительно и складно. - Матис, скажи, - эта фраза уже просто бесит, как вообще можно так общаться? Но друг лишь встряхивает волосами и, хмыкая, отвечает: - Да, несомненно. На мать Матиса обаяние Гая тоже не действует. Женщина умело притворяется, но Алекси замечает, как она сжимает губы, предлагая молодому человеку чай. Тот отводит в ответ глаза, прекрасно осознавая, что его в этой квартире лишь терпят. В этот момент Алекси действительно хочется, чтобы парня выгнали, чтобы Матис был их с Армином другом. В конце концов здесь не Париж и не старая школа, значит не нужно таскать за собой багаж старых привязанностей. Гай лишь мешает. Но Матис острит в его сторону, смеется на ответные подколки, доходит до того, что эти двое чуть не кунают друг друга в блюдца с мороженым, потом на носах обоих остаются белые следы пломбира. В комнате Матиса стоит фотография в рамке — он в фиолетовом костюме Меркуцию, а Гай в красном цвете Капулетти. - Школьная постановка, - поймав взгляд Алекси, поясняет Матис, - Мы произвели тогда фурор. Весь зал плакал, когда меня убили. - Это были слезы счастья, - парирует Гай. Матис фыркает, в его глазах сейчас настоящие искры веселья, взгляд не похож на его фирменный, озабоченный, отчасти грустный. - Понимаешь, - говорит Матис уже потом, - Гая я знаю с детства, он мне как брат. Лучший друг на все времена. - Мне не понять. Людей лучше отпускать, оставлять в прошлом. - Просто у тебя не было такого друга. Но у тебя есть Армин, это же намного лучше. Розенкранц и Гильденстерн, когда не знаешь, кто есть кто. Алекси хочет сказать, что это совсем-совсем другое, но молчит. Каждый раз они оставляли позади людей, вещи и книги. Алекси, как и Армин, не считал нужным таскать за собой багаж из хлама и привязанностей. Но с томиком Шекспира в суперобложке, который напоминал ему заколдованного паренька с веселой улыбкой и грустными глазами, Алекси так и не смог расстаться даже спустя много лет. Единственный вход — рождение, единственный выход — смерть. Какие тебе ещё ориентиры? (с) Розенкранц и Гильденстерн мертвы.