take my hand, please

Birdy — Shadow Помнишь, как мы с тобой встретились впервые? Тогда ещё ливень жуткий был, и небо было серое-серое. Ещё на улицах тогда ни единой души не было, даже бездомной собаки: все нормальные где-то прятались. А я был. И ты тоже был. Ненормальные мы с тобой, да? Помню, я так этой погодой проникся, или, может, это она прониклась мной, но тогда мы почти как единое целое стали. Я сидел и смотрел как капли с неба падают и в лужах растворяются. Мне так же захотелось: упасть и раствориться. И да, ты уже и сам понял, куда я пошёл тогда. На наш с тобой мост. Вообще-то я думал, что он только мой: никогда там никого кроме себя не видел и, честно говоря, думал, что не увижу. Я забрался на бортик и долго смотрел вниз. Честно тебе скажу — сомневался. Я стоял и смотрел как капли дождя падают на гладь воды, и как моё бледное отражение расходится мелкой рябью, превращаясь в замысловатый пазл. Тогда ветер дул мне в спину — толкал. Вот же ж психопат, своего не упустит, как ты думаешь скольких он уже столкнул так вниз? Он ведь меня почти уговорил. И он, и эти капли, и тучи эти - все они шептали мне одно. И я решился. Мне оставалось только сделать шаг. Шаг и нет меня. И вдруг, какой-то идиот хватает меня за руку и тянет на себя, да так сильно, что я действительно свалился ко всем чертям, но вот только не в мягкую гладь синего озёра, а на грёбанные доски этого чёртового моста. Я тогда себе весь зад и всю спину отбил. Но вообще-то тебе хуже досталось, ведь я прямо на тебя упал. А ты на меня кричать начал. Говорил, что я идиот полный и не нужны тебе трупы около своего дома, и чтоб топиться я шёл в другое место. Я правда не знаю, что именно так на меня подействовало, но я заплакал. И знаешь, я никогда до этого в своей жизни так не плакал. Ни тогда, когда в пять лет родители моего щенка усыпили, а сами сказали, что родственникам отдали, ни когда моя младшая сестрёнка умерла от болезни, и ни когда отец после этого пить начал и работу потерял, а потом нас с матерью стал избивать. В одном из своих пьяных угаров он ударил маму так, что она больше уже не очнулась. Я не плакал. Или когда меня забирали в детский дом и когда я сбегал оттуда. Не плакал я так, и когда для того, чтобы выживать в свои шестнадцать, мне пришлось начать торговать телом, стонать и разыгрывать наслаждение под мерзкими старикашками, голодными до молодого тела, готовыми отдать немалую сумму лишь бы осквернить собой чью-то, возможно, ещё невинную плоть и, конечно же, сделать это где-нибудь подальше от своей стервы жены, которую от старости не спасают даже деньги. Но знаешь, эти их жёны ни чем не лучше своих уродов мужей, и пока старпёры трахают очередную молодую особу в каком-нибудь из номеров гостиницы, вполне возможно, что их жёны в соседних номерах этой же гостиницы корчатся в сладостном оргазме, который давно не могли получить от супруга, под своими молодыми любовниками, которые, в свою очередь, с ними лишь из-за денег. Мерзко, не правда ли? А знаешь почему? Мы люди — твари. Чёртовы меркантильные и лживые твари. И я тоже. Я их не лучше. А вот ты — да. Ты не такой, ты чистый, даже если не хочешь этого признавать, но это так. И честно говоря, рядом с тобой даже подобный мне, хоть на минутку, но мог почувствовать себя другим. Да, я знаю, что меня уже ничем не изменить, но, чёрт побери, самообман штука до неприличного приятная. Но ты и вправду слишком хорош для меня. Хотя бы тогда, на мосту, когда я задыхался в истерике, ты сначала ругался, что-то мне кричал, а потом внезапно обнял. И прижал ты меня так крепко, что даже дышать трудно стало. Я уткнулся носом тебе в шею и всё никак не мог успокоиться, просто вдыхал твой запах. А ты гладил меня по голове и прижимал к себе всё сильней и сильней. Не знаю, сколько времени так прошло, но когда слёзы у меня кончились, ты поцеловал меня в лоб и сказал, что всё будет хорошо. А ты ведь даже меня не знал. Как и я не знал тебя. Но тогда я впервые почувствовал себя кому-то нужным. Спасибо тебе. Я люблю вспоминать этот момент как и многие другие, связанные с тобой. Но самые мои любимые, это когда мы с тобой уже спустя долгое время после этих событий возвращались на этот самый мост. Подумать только, что он принадлежал тебе. Как и всё, что вокруг него. Нет, я, конечно, видел тот большой особняк, но считал, что там живут какие-то богатенькие разожравшиеся уроды, вроде тех, с которыми на протяжении многих лет приходилось иметь дело мне. Я тогда так же предположил, а ты меня ударил. Я задел твои чувства. Прости. Мне правда жаль, теперь я понимаю, что у плохих людей не мог вырасти сын вроде тебя. Ты рассказал мне, что этот мост был важен для твоей семьи раньше. Он был важен и для меня, хотя ты этого и не знал. Он стал важен для нас. Мы так часто на нём бывали. Помнишь, как я вечно забирался на этот чёртов бортик и едва не падал с него, а ты, как и тогда, хватал меня за руку и стаскивал вниз. Потом подхватывал меня на руки, целовал моё лицо и руки, заглядывал мне в глаза и просил так больше никогда не делать. А я будто бы на зло, всё равно раз за разом туда вставал. Я знаю, что тебя это злило, но я в такие моменты чувствовал себя особенно нужным. А один из таких дней я помню особенно хорошо. Так, как будто бы я нахожусь там прямо сейчас. Помню, на тебе была белая футболка и чёрные драные джинсы, а ещё шапка на голове. Я так возмущался ещё, мол, кто носит шапку в такую жару, а ты всё отмахивался, что это стиль у тебя такой. Правда, не понимаю, как ты тогда не сгорел вообще. Солнце такое яркое было, казалось, его светом был залит каждый уголок. На мне тогда была белая рубашка, твоя, кстати, которая была раза в полтора больше меня и по-моему чёрные боксеры, да и всё, кажется. Я снова шёл по бортику, а ты опять меня оттуда снял. Как всегда. Но вот только ты поцеловал меня не как всегда. И обнял тоже по-другому. Вместо твоих нежных и лёгких поцелуев был страстный и горячий. А если совместить его с той жарой, которая тогда стояла, то мне и вправду не ясно как я тогда не расплавился или хотя бы не получил тепловой удар. Твои руки начали вынимать пуговицы из тех петель, которые я всё же, так и быть, соизволил застегнуть выходя на прогулку. Твои губы начали скользить вниз по моей шее, оставляя кое-где красные следы от лёгких укусов. Я откинул голову и стонал твоё имя. Ты немного прикусил мою ключицу и стал спускаться ниже к соскам. Когда на мне одежды уже не осталось я решил, что это уж слишком нечестно и, наконец, избавился от этой чёртовой, бесящей меня, шапки. Я вспоминаю этот день с особым трепетом. Для меня это было впервые. То есть, конечно же, не ты лишил меня девственности, ты знаешь об этом, и я никогда не пытался это скрыть. Но это был первый раз, когда мне не хотелось ударить человека, с которым я сплю, чем-нибудь тяжёлым по голове и убежать так далеко, как это только возможно. Поэтому ты вправе считать себя моим первым и единственным. Я был счастлив с тобой тогда. Я был счастлив с тобой каждый момент, пока мог находиться рядом. Счастлив каждой клеточкой своего тела. И я надеялся, что так может быть всегда. Я сказал ранее, что никогда больше ни плакал как тогда, на мосте? Что ж, пожалуй, это правда. Тогда был вечер, даже ночь уже. Была гроза, а я сидел один в этом большом доме и ждал тебя. Ты никогда так не задерживался. И когда раздался телефонный звонок, я думал, это ты хочешь предупредить, что придёшь позже. А оказалось — нет. Оказалось, тебя больше нет. Сквозь тонну поддельного сочувствия вперемешку с искренним безразличием можно было уловить обрывки фраз типа «авария» и «не справился с управлением». Я не плакал тогда, правда. Честно, я вообще не помню, что произошло, но, кажется, я потерял сознание, потому как очнулся только утром. С перерезанными венами. Не думаю, что пытался убить себя: раны были неаккуратные и не слишком глубокие, а проснулся я не, как принято, в ванной, а на полу гостиной. Не уверен, что я вообще тогда понимал, что делаю. Я не верил в произошедшее. Пытался забыться: девушки, парни, алкоголь, наркотики, деньги. Не помогало. Никак не получалось поверить. Не получалось тогда — не получается и сейчас. Стоит закрыть глаза и сразу же всплывает твой любимый образ. Твои глаза-улыбки, пухлые губы, острый подбородок, смуглая кожа и чёрные волосы. Боже, сколько же раз ты их перекрашивал, но тебе всегда, каждый сраный раз, шло. Знаешь, я сейчас снова на том мосту, на том самом бортике. Небо полностью серое и опять идёт чёртов дождь, как же я его ненавижу. А в спину мне дует гадкий психопат-ветер. Но знаешь, на этот раз я не сомневаюсь и не боюсь, потому что ты всегда спасаешь меня. Ты ведь спасёшь меня и сейчас? Я люблю тебя. -Чимин-а, пожалуйста, возьми меня за руку и на этот раз…?