Дочь Охотника

      И была ему длань Господняя самой верной из всех дорог.       Господин мой прослыл Охотником с лютым псом у хозяйских ног, — до сих пор в него трудно верится, по сей день о нём говорят, — и была у него наследница, ясноокая, как заря, с громким горном, леса тревожащим, в жаркий-яростный крик — «Вперёд!»       Дочь Охотника — невозможная и бесстрастная, чистый лёд, и в железе чужого имени слышно мне серебро креста, я когда-то свободу выменял на единый удар хлыста,       Говорили встарь: возрождается Неделимое от огня...       Дочь Охотника улыбается, крепко взнуздывает коня, и на солнце сверкает платиной закалённый в боях доспех. За спиной неживая рать её исторгает горгулий смех, грохот клича её негласного разлетается по лесам; дева манит ладонью ласковой исходящего пеной пса и даёт ему щедро вылизать зевы вражеских черепов.       Их встречает тропа тернистая, их встречают штыки шипов, дева держит в узде немёртвого, неотлучного ни на шаг, и целует устами гордыми холод-лезвие палаша. Тихо шепчет ему о пламени всех грядущих своих побед — пёс вздымается гербом-знаменем, нагоняя остывший след, — и клянётся ему расправами, что беснующийся пожар...       Да к чему же мне вам рассказывать это, милая госпожа?..       Да к чему ваше сердце смелое на цепи у легенд держать? — пусть цветут ваши сны омелою и блестят остриём ножа, пусть смежают рукой прохладной вам очи ливневой синевы,       Кто-то верит, что дева ратная из баллад моих — это вы,       Отголосками эха долгого дивный образ не воссоздашь, — спите, сэр, не берите в голову, это — сказки, пустая блажь! Пусть не слышится соколиный вам горн охоты со всех сторон: я баюкаю ночью длинною самый мирный ваш детский сон, я дарую вам, Одноликая, самый светлый Морфеев брод. Я давно бы забыл великое пекло битвы, да только вот       На пути моём в Преисподнюю горькой правды не превозмочь —       Я когда-то служил Охотнику.       У Охотника была дочь.