***
Салаты были съедены, Ирина встала из-за стола, чтобы подать горячее. Маргарита Павловна прочистила горло и обратилась к Зинченко достаточно громко, чтобы её могли услышать все присутствующие. – Лёнечка, а покажи гостям кубок, который для тебя выгравировал отец в честь победы в эстафете на соревнованиях с первым «А»! – Сейчас начнётся, – хихикнул Валера и подмигнул Гущину. – Маргарита Пална, может, не стоит? – немного застенчиво попросил Зинченко. – Леонид, я не узнаю тебя! Ты стыдишься работы отца? Зинченко взял бутылку коньяка, которую на торжество принёс Гущин, открыл, налил себе половину винного бокала, выпил и куда-то вышел. Вернулся он через несколько минут, держа в руках позеленевшую от времени медную плошку. – Из этого кубка, – гордо сказала Маргарита Павловна, – много лет пила наша любимая кошечка Наяда, которую нам подарил наш бывший сосед, знаменитый артист, ветеран Мосэстрады Аркадий Варламыч Велюров. А потом кубок, то есть тогда ещё мисочка, исчез из дома, и мы думали, что его потерял Хоботов, мой первый муж. А потом, представьте себе, я узнаю, что Савва подарил эту мисочку нашему дорогому Лёнечке! Посмотрите, посмотрите, какая гравировка, какая тонкая работа! Зинченко накатил ещё коньяку, крякнул и добавил: – Больштихелем сделано! Ведь, понимаете, штихель штихелю рознь… – Савва Игнатьевич был большой фанат своего дела! – поддержала Маргарита Павловна. – Натюрлих, Маргарита Пална! – воскликнул Зинченко и снял пиджак. – Ну вы посмотрите, настоящий сын своего отца! – растрогалась Маргарита Павловна. – Лёнечка, тебе только усы отпустить – и вылитый отец! В комнату вошла Ирина, держа в руках блюдо с огромной запечённой рыбиной. – Жужик, ты что, пил? – строго спросила она. – А кто не пьёт?! – театрально вскричал Зинченко и ослабил галстук. – Лёнечка, ты бы нам спел… – сладким голосом начала Маргарита Павловна – Яволь, Маргарита Пална! Валера! Тащи отцовский аккордеон! – Зинченко расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке. – Валера, стой! – закричала Ирина. – Жужик, ну ты же обещал больше никогда не петь, ну послушай меня… – Валера, я кому сказал – тащи аккордеон! – не унимался Зинченко. Валера снова подмигнул Гущину и побежал за аккордеоном. – Валера! Да что же это такое, да надо выкинуть уже этот аккордеон… – почти заплакала Ирина. Зинченко выпил ещё коньяка, снял галстук и бросил его на спинку стула. Из прихожей послышались грохот и лёгкий матерок, известившие собравшихся о том, что аккордеон покинул антресоли. Зинченко встал и, пошатываясь, двинулся навстречу сыну. Выхватив инструмент из рук Валеры, Зинченко вышел на середину комнаты, тряхнул головой и затянул:Розамунда, путь подытожили весь, Розамунда, делать нам нечего здесь, Розамунда, ждёт меня город родной, Час прощанья, Розамунда, Уезжаем мы домой!
Плечи и руки Маргариты Павловны пустились в пляс, Валера достал телефон и начал её снимать. Гущин молча налил себе коньяку и выпил. – Мы будем галстуки опять носить, – Зинченко снял свой галстук со спинки стула и бросил его в Гущина. – Без увольнительной в кино ходить, – Ирина покачала головой. – Мы будем девушек встречать, – Зинченко игриво пошевелил бровями и послал жене воздушный поцелуй. – И до зари их провожать, – Маргарита Павловна вскочила со своего места и схватила Гущина за руку. Зинченко вспрыгнул на стул и продолжил: – Розамунда, шенк мир дан херц унд дан я, – Ирина махнула в сторону мужа рукой и выбежала из комнаты. – Розамунда, фрак ду нихт мер ди мама, – Маргарита Павловна, отчаяннно стреляя глазами, оттащила Гущина подальше от стола и закружила в танце. – Розамунда, глауб мир аргер ди трай, – Зинченко слегко покачнулся. – Ден зур штунде, Розамунда, – Зинченко покачнулся ещё раз. – Ист майн херц граде нох их фрай, – грохот падающих тела, стула и аккордеона возвестил окончание концерта. Гущин, плотно прижатый к могучей груди Маргариты Павловны, сделал судорожный вздох. – Полный аллес капут, – Валера вылил остатки коньяка себе в бокал и немедленно выпил.