Где-то, где будешь и ты

- Хей, зацени! – Алекс шумно кидает на прилавок стопку пластинок, и Боб морщится. Мало того, что он едва-едва продезинфицировал столешницу, так еще и Алекс только что, скорее всего, разбил какой-нибудь винтажный винил. - Я едва закончил убирать кухню. Мне пора сваливать, а это значит – тебе тоже пора, - казалось бы, прямее сказать нельзя, но Боб не уверен: Алекс не понял или проигнорировал его слова. – И зачем тебе все это? – конечно, если он хочет все-таки попасть сегодня домой, ему следует замолчать, но, заметив конверт, напоминающий пластинку Pulp «Disco 2000», он просто должен убедиться, не подводит ли его зрение. - Я собираюсь познакомить тебя с одними из самых редких и прекраснейших чудес света, - Боб не может не отметить про себя, что, нет, Алексу положительно нельзя обладать бровями, - И тебе понравится. - У меня был тяжелый день, а сейчас три утра и я очень сомневаюсь, что мне хоть что-то может сейчас понравиться. Он это серьезно, день был не очень, и сейчас правда три утра, и ему надо быть на парах в одиннадцать, и он не в духе, и недоволен и вообще не в подходящем настроении, чтобы тусить с Алексом. Или наслаждаться холодной шотландской зимой, или его чертовым эссе о влиянии Веймарской республики на постмодернизм в Германии, или идиотским волынщиком – туристский аттракцион - который взял за обыкновение играть каждое утро перед дверьми его дома. Но Алекс широко улыбается ему, а часов в одиннадцать он, урвав перерыв, выпил капучино, а если это – действительно пластинка Queen, он в итоге окажется в гостях у Алекса, как бы он ни сопротивлялся. К тому же, в окна квартиры Алекса по утрам очень красиво светит солнце, а в общей квартире, где живет он сам, только два окна на четыре комнаты. - Пол одолжил мне иглу для проигрывателя , а Джордж – несколько своих пластинок, и меня не колышет твое нытье, - глаза Алекса смеются, но голос странно серьезен, - Да ладно, Боб, забей! Каждому парню иногда нужно побыть наедине с проигрывателем. И хотя Боб не особенно понял, о чем он, но тем не менее стянул передник, расхохотавшись в ответ на усмешку Алекса, и окликнул Мэри, сообщая, что закончил уборку и уходит. *** - Э-эй, - Алекс толкает его локтем в бок. Боб уверен, что это должен был быть легкий толчок, но вышло, скорее, что его ткнули. - Чего?.. - тебе; что происходит; сколько время; о чем я только вчера думал, когда соглашался. - Чай будешь? - Ахм, - бормочет он в подушку. - Чего-чего? - Ага, - повторяет Боб, более разборчиво. - Извини, что-то я тебя не слышу. - Да! – он отбрасывает плед в сторону и сердито смотрит на Алекса, который знай себе попивает чаек мелкими глотками. - Хорошо, - отзывается тот, чуть отступая, но снова делая шаг вперед, - Яичницу будешь? Все-таки он недостаточно проснулся, чтобы есть. - Не. Сколько время? - Почти десять. Ты еще успеешь перекусить, сбегать домой переодеться и не опоздать в университет. Хотя если не собираешься завтракать, можешь еще минут пять поспать. Боб думает, не стоит ли поддаться искушению, но он уже проснулся и видит усмешку Алекса. Ему кажется, этот день стоит сделать особенным, да стоит каждый день делать необычным – Алекс умеет так. - Не-е… может выпьем кофе и нормально поедим? *** Он приехал в Глазго из-за Belle and Sebastian. Об этом он предпочитает не распространяться, да и самому себе признался в этом только спустя некоторое время после переезда. Ему нравится Школа Искусств и свой факультет, и он встретил кучу крутых людей, людей, переполненных прекрасными идеями и мечтами, хотя и настоящих ублюдков тоже. Ему кажется, факультеты искусств притягивают таких – там обязательно будут дуры с мечтательным видом, ведущие себя странно, просто чтобы казаться необычными, и парни с крашенными волосами и пристрастием к экстази, и те и другие не особенно ему симпатичны. Он все еще помнит, как сидел в своей комнате, слушал Lazy Line Painter Jane и лепил коллаж (такие коллажи особенно нравились его родителям, и не особенно – учителю по рисованию), представляя, как будет учиться в университете. В Глазго будет много музыки, в Школе Искусств будут всякие интересные мероприятия, и как минимум часть их будет связана с музыкой. Будет классно. Он станет изучать искусство, конечно же, и слушать все группы, которые вот-вот прославятся, и, если ему повезет, встретит какого-нибудь симпатичного парня, который не будет знаком с кем-то из его родни. *** Алекс совершенно неожиданно звонит ему как-то. Он совершенно уверен, что хотя Алекс и помог ему устроиться на работе, симпатии к нему тот не испытывает – та шутка о мертвых детях была действительно мерзкой, но странно смешной. Он не хотел так громко смеяться и вообще пообещал Алексу, что никогда больше не будет так шутить. Хотя он и был убежден, что общение после такого знакомства не заладится, и уже подумывал о том, чтобы удалить номер из телефона, но в голосе Алекса звучит такой восторг и мольба, так что Боб не собирается испытывать удачу и пытаться узнать, почему Алекс его простил. - Хочу ли я что?.. – кажется, он что-то упускает. - Поехать в Эдинбург вечером! Будет круто, - энтузиазм просто зашкаливает, - Прогуляемся по барам в незнакомом городе. - Мне не до тура по барам. Я не могу, Алекс, сегодня точно, - так-то он бы точно не отказался, но ему назавтра надо сдавать проект, а дело к завершению даже не близко. - Да тут только минут сорок на электричке, - теперь в голосе Алекса (невероятно!) отчаянье, - Мы можем вернуться пораньше. Хотя насколько он знает по личному опыту и множеству историй, которые постоянно слышит, вечер в обществе Алекса никогда не может завершиться «пораньше». - Слушай, если хочешь просто напиться, заходи в гости – будешь тормошить меня, чтобы я побыстрее доделал проект, а потом пойдем. Я успею все закончить до того, как пабы закроются, - на самом деле, он на это и рассчитывал. Дома-то пить нечего. В ответ – тишина и вздох, и мысленно Боб уже вернулся к прежнему плану на вечер. - Окей. Рядом с тобой паб есть? Погоди, а живешь ты где вообще? Этот вопрос настолько в духе Алекса, что, рассказывая, как добраться, Боб широко улыбается. *** Когда звонят в дверь, он косится на часы, закрывает ручку и взъерошивает волосы. Он не думал, что так поздно. - Что-то задержался, - объясняется Боб, открывая дверь, - Что с тобой случилось? – присмотревшись к Алексу, спрашивает он. Алекс, кажется, пытается спрятать ссадины на лице за пакетом с продуктами, который обнимает обеими руками. Такие пакеты сейчас просто так не предлагают, и Боб уверен, что скорее всего, Алекс специально попросил упаковать продукты в этот пакет, чтобы так вот спрятаться. Проходя в прихожую, Алекс ничего не объясняет, но хитро ухмыляется, спрашивая, как у Боба дела, а, не получив ответ, просто говорит: - Надо все в холодильник убрать, - и показывает Бобу упаковку из шести банок пива. Тот направляется в кухню. - Нет, правда, дружище, - кстати, а как вообще Алекс попал в здание? – Что случилось-то? Алекс кидает пакет на стол, даже намек на улыбку исчезает с его лица. - Да пустяки, честно, - он не смотрит на Боба, сосредоточиваясь на вытаскивании овощей из пакета, - По пути в магазин заглянул. Что скажешь, если приготовлю суп? Боб и вспомнить не может, когда в последний раз кто-то готовил нормальную еду на этой крохотной кухоньке, да и вообще, он не уверен, что тут найдется достаточного размера кастрюля. - Готовь что душе твоей угодно, но я пойду, доделаю работу, - и он уходит. Если бы Алекс не захотел, он бы не пришел, но если Алекс собирается болтать – Боб лучше посидит в другой комнате. *** - Ну как ты там? Готов? – голос Алекса застает его врасплох, - Суп уже почти готов. Алекс почти висит на дверном косяке – иначе это не описать. Боб уже все доделал – и смотрит на картину, зная, что это ни то, что он хочет, ни то, что ждет преподаватель. А еще ему совсем не хочется спорить с Алексом – затевать с ним войну на кухне, значит сразу обречь себя на поражение. - Ага, всё, - кряхтя, он поднимается, а Алекс уже просто размазывается по дверному коробу. – Дерьмо, конечно, но у меня и хуже бывало. Зато осталось время до дедлайна. Он с удовольствием распрощался бы со всем этим – и рисунком и завалом университетских дел. Это не только не похоже на то, что он воображал себе, но и удовольствия абсолютно не приносит. Алекс все-таки заходит в комнату. - А что с этим не так по-твоему? Боб не готов искать оправдания своей работе, но Алекс уже стоит за его спиной. - Ну, линии надо было сделать почетче. И лучше было чаще использовать оттенки красного. Я не большой фанат акварели, но по заданию полагалось. Наверное, надо было больше работать над техникой. Звучит, конечно, не особенно убедительно. Боб молчит, надеясь, что этого хватит, а Алекс лишь встает ближе. Боб вздыхает. - Либо МакАдам плохо объяснил, либо я просто не понял. Не уверен, что это примут. - Ну, если все сделано по заданию и ты сможешь объяснить, тогда все в порядке. У тебя была четкая идея, когда ты начинал? - Нет. Думаю, что… ну, у меня было достаточно размытое представление. Но это мне нравится. Пошли, поедим. - Если ты с самого начала знаешь итог, ты ведь можешь сделать так, чтобы работа соответствовала тому, что ты представляешь, - Алекс проводит пальцами по краю холста и безвольно опускает руку. – Мы с Анджелой разошлись. Вот оно что. - Что случилось? – тихо спрашивает Боб, до неприличного довольный тем, что Алекс ему доверился. - Я не знаю точно. Думаю, можно сказать, у нас были очень разные представления о том, чего мы хотели. И никто из нас не желал, не мог согласиться на что-либо иное. - Мне жаль, - Боб легко касается локтя Алекса. – Ну что, суп? Алекс коротко стискивает его предплечье, затем кивает и идет следом. *** Как Боб понял, Алекс любит споры. Не просто обсуждение или дискуссию, а настоящие споры. Ему нравится, когда люди, разгоряченные, начинают повышать голос. Боб жалеет, что не может говорить громче, не может действительно затеять спор, но они с Алексом чаще соглашаются, чем расходятся во мнениях. Как-то Алекс попытался его подколоть на этот счет, когда они, вялые, валялись на полу, хихикая, потому что прикончили остатки травы, что хранилась у Боба, и полбутылки кьянти. - Окей, но мне сдается, ты, по сути, говоришь то же, что и я, - Алекс пытается выглядеть сердито, но скоро снова расплывается в улыбке - Ну, может быть и так, но, согласись, существует разница между… - Боб осекается, не уверенный, что понимает, что собирается сказать. Хотя, кажется, Алекс понимает, потому что отвечает, говоря немного в нос и заунывно. - Нет, вовсе нет, я ни с чем не соглашаюсь. Потому что разницы нет. потому что мы говорим одно и то же, - прервавшись, он машет руками в сторону Боба и кивает, - Что происходит, Роберт? Пожимая плечами, Боб плотнее заматывается в одеяло, которое стянул с Алекса, валяющегося на диване. Ему нравится валяться, когда он под чем-то, даже если валяться приходится на полу. - Может быть я не хочу соглашаться с тобой все время. - Ты называешь это «соглашаться»? – Алекс вытягивается во весь рост, едва не сваливаясь с дивана. - Ну, сейчас не называю. Потому что мы не соглашаемся, споря о споре, - Боб хмурится, переставая прижимать колени к груди и смотря на Алекса, который сейчас практически нависает над ним. – Но, да, так-то мы обычно практически насчет всего соглашаемся, - он вытягивает руку, чтобы взъерошить челку Алекса, - То, как ты говоришь, как объясняешь - думаю, по большей части я бы так же выразился, - его рука безвольно падает. - Ох, Роберт… - теперь уже Алекс тянется к нему, чтобы похлопать по груди, и ненадолго задерживает ладонь, когда начинает сползать с дивана, и Боб чувствует, что пульс бьется у него в ушах. Он не сразу это понял, но именно сейчас, когда он валяется на полу, укуренный в хлам, на него снисходит прозрение: ему нравится Алекс, не так, как бывает, порой, восхищаешься знакомым. Нет, ему очень нравится Алекс, а ладонь того покоится на его груди. Алекс просто отталкивается от него, чтобы встать на ноги и уйти, но когда он возвращается и предлагает Бобу чипсы со вкусом креветок, тот по-прежнему улыбается точно сумасшедший. *** Алекс затаскивает его на открытие выставки – одной из тех выставок, о которых преподаватели никогда не знают, такой выставке, где будут инсталляции из световых коробов с зеркалами и гигантскими фаллическими объектами. Он не может сказать ничего хорошего, но после того, как в ход идет бесплатное вино, это уже не так важно. Он таращится на нагромождение предметов уже минут пять. Он не может понять, как он может причислять себя к миру искусства, если не может оценить такие вещи. Да, он всегда подозревал, что это самая его большая проблема. Если он искренне ненавидит все это, зачем ему пытаться увеличить число «художественного» дерьма? Никто не верит в такую чушь – они просто хотят верить. Алекс вдруг обнимает его за плечи. Боб все еще в пальто, так что по идее не должен чувствовать исходящий от него жар – и все равно чувствует. - Ну так что, Роберт, что же тебя так волнует именно в этом предмете искусства? – интересуется Алекс, и Боб слышит в голосе насмешку, но именно это почему-то неописуемо раздражает его. - Это полная глупость, вот что, - он пожимает плечами, чтобы стряхнуть руку Алекса, и оборачивается к нему. Ему нужно объяснить. – Это глупость, но кто-то подумал, что это достаточно интересно, чтобы поставить здесь и рекламировать, и наделать кучу дешевых бутербродов и купить ужасное вино, и ты прослышал об этом, и поэтому я здесь, смотрю на это и оно абсолютно бессмысленно. Почему оно должно меня беспокоить? Здесь ничего нет! - Боб, Боб, - руки Алекса скользят по его предплечьям, и неожиданно становится слишком жарко. Боб жалеет, что забыл снять пальто. – Это просто повод собраться, пить дрянное вино и смеяться. Просто повод быть здесь. Общаться. Стоять тут, смотреть на какую-то фигню – вот оно, возможность быть частью чего-то, чего-то большего. - Я не желаю быть частью этого чего-то. Я едва могу вынести большую его часть, - он вырывается из объятий и быстро скидывает пальто, - Если бы я это сделал, если бы мне нужно было со всеми тут общаться – мне было бы только стыдно. - Но надо жить без стыда! – настаивает Алекс, цепляясь за него, - И если ты что-то делаешь, делаешь то, что тебе лично нравится, тебе нечего стыдиться. Боб, искусство – если тебе не нравится, что у тебя получается, надо перестать этим заниматься. Или найти другой способ, чтобы получалось лучше. - Что… как… - запинается Боб, уставившись на Алекса, - Тебе-то хорошо говорить, с твоей квартирой и кучей друзей, и музыкой. Но как ты… нет, как мне, попасть туда? Все не могут жить твоей жизнью, - он практически выплевывает слова, - Все не могут быть тобой и верить в то же, что и ты. И он знает наверняка – это больно слышать. Он никогда не видел Алекса настолько беззащитным и осунувшимся. Алекс толкает его в угол. - Это не просто, - он прерывается, встряхивая головой, - Нет, не так… не то, чтобы я не ощущаю стыда, но просто… - Алекс снова замолкает, в его глазах – отчаянье и страх, но не стыд, - Это просто привычка и время и то, что ты знаешь, что тебе подходит. Моя жизнь кажется тебе классной? А мне твоя жизнь такой кажется! Ты знаешь, что для тебя важно, и у тебя еще есть время, понять, и ты так молод… Боб, у тебя есть время передумать, вышвырнуть все к дьяволу и начать сначала. У меня время заканчивается, я уже со всем определился. Алекс уже не пытается прикоснуться к нему, но и не отстраняется, и Боб не может отвернуться, как бы ни хотел. - Послушай, ничья жизнь не идеальна – но мы должны пытаться, все мы должны пытаться делать то, что у нас хорошо получается, и даже то, что нам не нравится. Мы должны что-то делать! А не просто существовать! Сейчас Алекс выглядит измотанным. Почему-то, уставшим и выцветщим. - Роберт, я думал, ты понимаешь… мы исчезнем, если хотя бы не попытаемся… Прежде чем Боб сообразил, что бы ответить, Алекс скрывается в боковом выходе, а к тому моменту, как Боб напяливает пальто и выходит на улицу – Алекса нигде не видно. *** Он особенно не знает, куда пойти, так что идет домой. Идти долго, но вечер приятный – как ему нравится – прохладный и не ветреный, а если идти быстро, то и не замерзнешь. Алекс ждет его возле двери подъезда. Это было бы в порядке вещей, если бы то был какой-нибудь незнакомец. Кажется, он не знает, что сказать, как обратиться к Бобу, как сгладить то, что произошло между ними (что бы то ни было). Да пошло оно… Бобу остается пройти не более пяти футов до двери, когда Алекс наконец пытается заговорить, так что он бросается вперед, прижимает Алекса к стене и закрывает ему рот ладонью. - А сейчас помолчи, ага? Мне совсем не хочется почесывать твою самоуверенность и напоминать, что ты – тот, кто никогда не исчезнет бесследно, но, видимо, тебе это необходимо. Я никогда не встречал настолько не незаметного человека, и я вспомнить не могу, как я вообще мог рассуждать о мире, искусстве и жизни, до того, как встретил тебя. И я это в хорошем смысле. До этого момента Алекс и не дернулся, не попытался заговорить – ничего не сделал, - но его глаза уже весело поблескивают. Боб придвигается ближе. - Ты прекрасен, понятно? И я просто должен попробовать. Он прекращает закрывать Алексу рот и этой же рукой взъерошивает волосы на его затылке, пальцами вцепляясь в ворот. Алекс глубоко вдыхает и подается вперед. Он никогда не думал, что поцеловать Алекса будет так легко и это получится так скоро. Казалось, это никогда, никогда не случится – а вот уже Алекс, не особенно нежно прикусывает его нижнюю губу, втягивает в рот кончик языка и прерывает поцелуй, чтобы поцеловать подбородок, впиться яростным поцелуем в шею. Запрокинув голову, Боб смотрит в небо и пытается понять, какого черта он так долго ждал, прежде чем взять себя в руки и прижаться к Алексу. Дверь подъезда с грохотом открывается и они напряженно замирают, Боб не может оторвать взгляда от лица Алекса, а когда шаги затихают шепчет: - Зайдешь? Эти слова разрушают заклятие оцепенения. Алекс усмехается, кивая, и, пока Боб открывает дверь, сжимает его свободную ладонь. *** - Я не… господи… - он действительно не может поверить, что это происходит. Настолько невероятно. Угловатое тело Алекса под ним, не просто согласное, но желающее – тело, настолько же завораживающее как и он сам. – Алекс, Алекс… - Боб наклоняется ниже; господи, эта улыбка, так близко… - Уже сейчас… - Погоди, - Алекс шумно выдыхает, чуть сдвигаясь, и Боб уже не может смотреть, он утыкается лицом в подушку, рядом с ухом Алекса. Руки уже мучительно ноют, он чувствует, как ладони Алекса, лаская, протискиваются между ними: обещание, что приятно будет обоим. - Хорошо, хорошо. Пожалуйста, не останавливайся, - Алекс замирает, задыхаясь, - Просто… пожалуйста, Боб… - Да… - его голос срывается, и он не уверен, что Алекс его слышит. - Роберт… - Алекс задыхается, - Я хочу быть человеком, который чего-то добился. Боб понимает его, хотя и не понимает, зачем говорить об этом сейчас. Скользнув поцелуем по губам Алекса, он поднимается на руках. - И ты им станешь, - ладони Алекса скользят по груди Боба. Еще один громкий, прерывистый вдох, задыхающийся выдох, и Алекс, замирает со стоном: - Мне это нужно, пожалуйста… Боб это знает. Знает, пожалуй, даже лучше, чем сам Алекс. - Ты уже стал… - рычаще выдыхает он. Алекс под ним уже расслаблено обмякает. Боб снова поднимается на руках и с вызовом смотрит в его глаза, ожидая, что тот сейчас еще что-нибудь скажет. А Алекс смотрит на него и выглядит серьезным, и вялым, и… поверившим. *** - Хей! Он не может не расплыться в улыбке, каждый раз, как Алекс его так приветствует. - Хе-ей, - и он бы устыдился собственной неконтролируемой улыбки, но Алекс почти со всеми так здоровается, и ожидает такой же реакции от Боба. И Бобу небезразлично. - В общем, так, тебе это будет не по нраву, - Боб уже готов поспорить, что все равно в итоге согласится, - Но в итоге ты согласишься. Заглянешь ко мне сегодня? - И ты думаешь, я буду против? – господи, да неужели он пытается строить глазки? Алекс быстро показывает ему язык. - Ну, нет. Но тебе не понравится, что я собираюсь с собой принести. Это совсем не в твоем духе. Пока что. Но станет, - он заговорщически понижает голос, - Надеюсь, станет. Как он может устоять?.. - Хочешь, я что-нибудь принесу? - Не-е, приходи так. Ну, может, вина захватишь? Ничего больше не могу придумать. Думаю, сегодня ничего готовить не станем. - Хорошо. *** Алекс уже недели две как втайне дал ему ключи и он, должно быть, был идиотом – ему следовало понять, что означают эти ключи. Это новый, блестящий комплект, и он знает, те ключи, которые Алекс обычно одалживает, по-прежнему висят на стене в кухне. А это – его ключи. Тем не менее ему нравится стучать, если он не знает, дома ли Алекс, но когда он знает, что Алекс здесь и ждет его, обычно открывает дверь сам, потому что ему нравится выражение радости и удовольствия на лице Алекса, когда Боб снимает пальто и идет на кухню, чтобы налить себе чаю, чуть задержавшись, чтобы быстро поцеловать, но ничего не говоря при этом. Так что он не ожидал, что дверь будет закрыта на цепочку, и несколько раз дергает ручку, просто чтобы убедиться. Алекс, прося его подождать чуть-чуть, звучит немного встревоженным, и Боб понимает, что и сам немного нервничает. - Приве-ет, - Алекс наконец открывает дверь, - Быстро ты. Хорошо, что пришел! Заходи. - Это тот случай, когда мне не нужно будет, скажем так, снимать пальто, да? – ему сложно даже задать вопрос, но нет смысла всё затягивать. - Нет! Господи, Боб, я вообще не об этом, совсем не об этом. Давай, заходи уже. Алекс одним порывом тянет его в прихожую и снимает с него пальто и усаживает на диван, а сам скрывается в спальне. - Так, - Алекс выглядывает из-за двери, Боб видит только лицо, - У меня есть для тебя подарок, но я еще не знаю, как ты отреагируешь. Так что, давай, как пластырь снимаешь – быстро. Алекс выскакивает из спальни, держа в руках бас-гитару. - Это гитара?.. – вопрос совершенно излишен, он и так видит, что это гитара. - Да, Боб, это действительно гитара. И ты научишься на ней играть, - Алекс все еще протягивает ему инструмент, как будто это какое-то жертвоприношение. - Алекс, я не музыкант. Я художник, - Боб пытается улыбнуться, - Хотя иногда достаточно упрямый. - Это же тоже искусство. Зачем только заниматься фотографией или делать коллажи? – на лице Алекса замерло выражение неуверенности, как будто он пытается понять, как же заставить Боба сделать то, что ему хотелось бы. Боб находит это очаровательным, но музыкантом быть по-прежнему не хочет. - Но это легче, легче всего, наверное, - он пытается подобрать метафору, которая понравилась бы Алексу, - Как… электроны, да? Энтропия. Все стремится к наименьшему уровню энергии. Поэтому я предпочитаю искусство, поэтому я и буду им заниматься, и поэтому я всегда останусь художником. Он сразу понимает, что объяснение не принято. - Но люди так не живут. Потому и существуют эмоции, которые объясняют, почему мы не остаемся с наименьшим уровнем энергии, - Алекс уже не просто спорит, он действительно распалился. – Мы делаем глупости и что-то непонятное и классное и скучное. Поэтому есть и сплетники, и ленивые и наркоши. Мы стараемся всегда быть занятыми. Это не энтропия. А мы – не электроны. Просто попробуй. Пожалуйста. Дай мне шанс. Теперь уже Алекс выглядит отчаявшимся, отчаявшимся и испуганным и ранимым. Боб не может видеть его таким, но отвернуться тоже не может. - Я просто… - отвечает он хрипло, - Я не понимаю. Почему? Почему я. Тебя… тебя несомненно ждет что-то прекрасное, что-то огромное. Ты не ждешь того, что станешь кем-то, не ждешь какого-то времени. Ты уже стал. Алекс садится на диван, кладя гитару между ними. - Ох, Роберт. Это только тебе так кажется… пожалуйста. Ты пойдешь со мной. Я не уверен, что смогу осуществить это без тебя. Наклонившись над гитарой, Боб тянется к Алексу. Он так хотел это сделать еще с того момента, как подошел к двери. Он прижимает ладонь к груди Алекса, чуть щекочет его подмышками, опускает ниже, к бедру – не переставая смотреть только на свою руку. А Алекс не сводит с него взгляда. - Ты же не знаешь, что я скажу, так ведь? На меня нельзя особенно положиться, - и он снова смотрит Алексу в лицо. – Не думай, что сможешь своим очарованием заставить меня согласиться. Алекс пытается не выйти из себя. Это почти что весело. - Нет, ты таким никогда не был. И не станешь, для меня. - Спасибо, - он берет лицо Алекса в свои ладони. – Бас, говоришь? На нем тяжело играть? - Да легче некуда, - Алекс сглатывает. – Я тебя всему научу. Губы Алекса дрожат, поцелуй выходит скомканным, а его руки судорожно стискивают гитару, заставляя струны звенеть. Боб не может удержаться от того, чтобы податься вперед, прижаться к Алексу, так, как только ему дозволено – потому что сейчас невероятно ясно, что он сам уже давно принадлежит Алексу.